Волнения и беспорядки в СССР

 

Я уже писал выше о беспорядках и волнениях, которые произошли в городах Чимкент и Фрунзе в 1967 году и в подавлении которых принимали участие не только органы КГБ и МВД, но и войска. В 1968 году массовые волнения и беспорядки имели место в Нальчике. Оружие здесь не применялось, но 33 участника беспорядков были осуждены, в том числе трое приговорены к высшей мере наказания. В 1968 году волнения на межнациональной почве произошли в Степанакерте. Толпа армян бурно протестовала против мягкого приговора убийце девочки-армянки. В мае 1969 года антирусские манифестации узбекской молодежи произошли в Ташкенте. В 1971–1972 годах — волнения на национальной почве в Тбилиси и Каунасе. В литовский город пришлось вводить войска, были задержаны 400 человек, из которых 8 осуждены за участие в «уличных беспорядках». Тысячи ингушей приняли участие в манифестациях, состоявшихся 16–19 января 1973 года в Грозном. В октябре 1977 года крупные волнения под лозунгами «Свободу Литве!» произошли в Вильнюсе. В апреле 1978 года массовые манифестации студенческой молодежи проходили в Тбилиси. Студенты протестовали против дискриминации грузинского языка: в новой Конституции Грузинской ССР этот язык не был выделен как второй государственный. Но в это же время абхазские студенты протестовали против дискриминации абхазского языка. В 1978 году милиция разогнала манифестацию школьников-эстонцев в Тарту, а в 1980 году еще более крупную манифестацию эстонской молодежи в Таллине. Казахское население в Целинограде протестовало в 1979 году против создания в Казахстане «немецкой автономии». Крупные волнения осетинской молодежи прошли в октябре 1981 года в Орджоникидзе в Северной Осетии. Мы видим, что почти все общественные волнения в Советском Союзе в 1960— 1970-е годы были связаны с этническими проблемами^[165]. Это был серьезный симптом, но он не привлек должного внимания советского и партийного руководства. К тому же печать почти ничего не писала о перечисленных выше волнениях.

Советская общественность не получала никакой информации и о стихийных забастовках, которые происходили в СССР очень часто и расследованиями которых занимался в первую очередь КГБ, хотя и не без участия партийных и профсоюзных организаций. Еще весной 1968 года Ю. Андропов отправил в ЦК КПСС специальную записку «О случаях коллективного невыхода и отказа от работы в 1967–1968 гг.». Здесь читаем:

«6 мая 1968 года Секретно ЦК КПСС

По имеющимся в Комитете госбезопасности данным, в 1967 и начале 1968 года в некоторых регионах страны имели место случаи коллективного невыхода и отказов от работы отдельных групп, бригад и смен рабочих. На территории Украинской ССР в прошлом году отмечено 29 групповых невыходов и отказов от работы, в Узбекистане — 11, Эстонии — 8, Литве — 5, Таджикистане — 4, Свердловской области — 9, Костромской — 8, Пермской — 7, Карельской АССР — 5, Красноярском крае — 4. В Казахской ССР за два последних года было 49 коллективных невыходов или отказов от работы, кроме того, около 40 аналогичных случаев предотвращено.

Такие проявления чаще всего наблюдались на предприятиях легкой промышленности, в шахтах, рудниках, различных автохозяйствах и строительных организациях.

Расследование показывает, что причинами возникновения подобного рода проявлений являются главным образом серьезные недостатки в нормировании труда, невнимательное отношение отдельных руководителей предприятий и профсоюзных организаций к нуждам и запросам трудящих- ся, а также отсутствие с их стороны необходимой разъяснительной работы. Конфликты, как правило, заканчиваются удовлетворением требований рабочих.

Так, 14–15 марта этого года на Курганском механическом заводе две смены рабочих в количестве 70 человек, среди которых было 4 коммуниста и 10 ударников коммунистического труда, отказались приступить к работе в знак протеста против введенного скользящего графика вместо пятидневной рабочей недели. Конфликт был ликвидирован после отмены приказа директора завода о переходе на новый график работы.

На Минском заводе стройдеталей 9 апреля с. г. отказалась от работы, выдвинув требование о повышении зарплаты, смена лесопильного цеха в количестве 22 человек и приступила к работе лишь в 15 часов 10 апреля. Как показала проверка, на этом заводе месткомом профсоюза поднимались вопросы о ненормальностях в оплате труда рабочих, однако должного реагирования на них со стороны дирекции не было.

10 апреля в городе Балашове Саратовской области на комбинате плащевых тканей с 19 до 24 часов не работала вторая смена рабочих ткацкого производства. На следующий день полностью отказалась работать первая смена, а вторая приступила к работе лишь в 21 час 30 минут. В итоге 708 человек не работали 19 часов рабочего времени. Отказ от работы был вызван значительным снижением заработной платы рабочим в связи с переводом ткацкого производства с тарифной системы на сдельно-премиальную оплату труда. Рабочие приступили к работе после того, как им было объявлено, что зарплата за март будет выплачена по тарифным ставкам.

Партийные организации и администрация предприятий с участием органов КГБ принимают необходимые меры по локализации подобных конфликтов, предотвращению возможного перерастания их в более серьезные эксцессы.

Однако, как показывают факты, на местах все еще недостаточно принимается мер для устранения причин, вызывающих эти явления, которые отрицательно сказываются на состоянии трудовой дисциплины, порождают нежелательные ситуации и могут быть использованы подстрекательскими и враждебными элементами в преступных целях.

Комитет госбезопасности полагал бы целесообразным после изучения этого вопроса рассмотреть его в ЦК КПСС.

Председатель Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР Андропов»^[166].

Подобного рода записки Андропов отправлял в ЦК КПСС примерно каждые полгода. Серьезного беспокойства в Политбюро и в ЦК КПСС эти стихийно возникавшие в разных частях страны короткие забастовки не вызывали. В отличие от крупных рабочих волнений в Польше, которые привели даже к отставке Первого секретаря ЦК ПОРП Владислава Гомулки. В СССР срочно пересмотрели задания по пятилетнему плану на 1971–1975 годы по производству товаров народного потребления.

Случались в СССР события и посерьезнее стихийных забастовок. Так, например, 8 и 9 ноября 1975 года части морских пограничников КГБ совместно с подразделениями ВМФ, ВВС и ГРУ участвовали в пресечении, а позднее в расследовании мятежа на большом противолодочном корабле «Сторожевой», входящем в состав Балтийского флота. Это был странный мятеж. Его готовил в полной тайне всего один человек — заместитель командира корабля по политической части капитан 3-го ранга Валерий Саблин. Еще 7 ноября «Сторожевой» участвовал в морском параде на полноводной Даугаве в Риге. На корабле не было оружия, боевое судно готовилось не к выходу на боевое дежурство, а к долгому стоянию в доке. Вечером 8 ноября Саблин вывел корабль из парадного строя и двинулся к Балтийскому морю, объявив, что он идет в Кронштадт и Ленинград «делать новую коммунистическую революцию». Перед этим на «Сторожевом» был объявлен сигнал «Большой сбор». Саблин сумел запереть и изолировать командира корабля. Он обратился с речью к собравшимся на нижней артиллерийской палубе морякам и к офицерам, собравшимся в мичманской кают-компании. Он предлагал очистить от коррупции государственный аппарат, изменить систему выборов и покончить с всесилием партийных верхов. Горячая речь замполита, который служил на флоте на разных постах более 15 лет и пользовался авторитетом, встретила поддержку моряков и большинства офицеров. План действий был прост: идти в Ленинград к «Авроре». Моряков «Сторожевого» поддержат военные моряки Кронштадта и Ленинградской военно-морской базы, а после — рабочие ленинградских заводов и фабрик. Получив право выступить по всесоюзному радио и телевидению, «Сторожевой» получит поддержку всей страны. Ночью 9 ноября «Сторожевой» вышел в Рижский залив, но в сопровождении пограничных катеров с расчехленными орудиями и пулеметами. О мятеже сообщил комсорг корабля, сумевший перебраться в темноте на соседнюю подводную лодку. В Москве не спали не только в штабе ВМФ, но и на Лубянке. Была распространена информация о том, что корабль захвачен изменниками и направляется в Швецию. А в это время радиостанции «Сторожевого» передавали по всем доступным для них частотам некодированный текст: «Всем! Всем! Всем! На БПК "Сторожевом" поднято знамя грядущей коммунистической революции!» Дальнейшее было нетрудно предсказать. В воздух было поднято более десятка самолетов с полным боекомплектом. Бомбы ложились в 300–400 метрах по курсу корабля. Вскоре было повреждено рулевое устройство и «Сторожевой» потерял ход. Большая часть команды «передумала». Командир корабля был освобожден, а Саблин арестован. На палубу стали подниматься десантники. Следствие шло недолго, и вело его КГБ. Наказание для экипажа не было особенно суровым; 8 лет тюрьмы получил только матрос А. Шеин, отказавшийся раскаиваться. Остальные матросы, старшины и офицеры были освобождены и дали подписку о неразглашении всего того, что произошло на «Сторожевом». Офицеров при этом разжаловали или уволили со службы. Валерий Саблин был приговорен к расстрелу. В одно из последних писем к родным Саблин вложил рисунок, изображающий Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами. Здесь же были слова этого рыцаря: «Намерения мои направлены всегда к хорошей цели: именно — делать всем добро и никому не делать зла». О ходе следствия Андропов регулярно информировал Политбюро КПСС. Предложение о смертной казни за «измену Родине» было принято после поименного голосования всех членов Политбюро. В 90-е годы прозвучало несколько предложений о реабилитации Саблина. Однако Военная коллегия Верховного суда Российской Федерации изменила лишь формулировки обвинительного заключения, заменив статью об «измене Родине» статьями о воинских преступлениях. Коллегия «дала» Саблину 10 лет тюремного заключения, помогавшему ему матросу А. Шеину — 5 лет (вместо полностью отбытых им восьми)^[167].

 

Аварии и катастрофы

 

При участии КГБ проводилось также расследование всех крупных аварий на промышленных предприятиях и других объектах — о подобных трагедиях обычно ничего или почти ничего не сообщалось в советской печати. Например, в Минске 13 марта 1972 года взрыв большой силы полностью разрушил один из главных цехов завода по производству телевизоров. Погибли десятки рабочих. Тщательная проверка показала, что взрыв произошел из-за грубейшей ошибки проектировщиков: в новом большом цехе не имелось хорошей системы вентиляции, что привело к недопустимой концентрации, а затем и взрыву полиэфирной пыли. Взрывы газа, вытекшего из труб, проложенных в подвальных помещениях, привели к разрушению нескольких жилых домов и промышленных цехов в разных частях страны. Все это заставило изменить в городах все прежние схемы размещения газопроводных линий. После нескольких крупных пожаров на предприятиях со значительными человеческими жертвами было решено запретить использование для покрытия промышленных объектов разного рода легковоспламеняющихся материалов. Это решение, однако, не соблюдалось даже при строительстве атомных электростанций, включая Чернобыльскую АЭС.

Комитет государственной безопасности должен был расследовать и тяжелую трагедию, случившуюся вечером 25 февраля 1972 года, — пожар в гостинице «Россия». Это был самый большой пожар в Москве за несколько десятилетий. Так как в «России» живет обычно немало иностранцев, то у властей возникло предположение о диверсии. Как раз в день пожара в столице проводилось крупнейшее совещание работников пожарной службы. Начальник московской пожарной охраны, генерал-майор, докладывал о плохом техническом оснащении пожарной службы. У московских пожарных не было машин с выдвижными лестницами для высотных домов, лучшие из лестниц достают только до 9-го этажа. «Случись когда-либо пожар в гостинице "Россия", — заметил докладчик, — тушить его мы не сможем». И почти через несколько минут совещание было прервано, так как в президиум поступило сообщение: горит гостиница «Россия».

Пожар начался странно: загорелись лифты, вернее, шахты для движения лифтов. Легко воспламенялся и пластик в коридорах, выделяя при этом ядовитый дым. Огонь охватил верхние этажи, и огромное число пожарных и пожарных машин не могло погасить огонь. Погибли 42 человека, более двухсот человек пострадали от огня и дыма. Пожар почти полностью уничтожил блок «Север», в котором размещались не иностранцы, а главным образом советские и партийные работники из регионов, прибывшие на большое совещание в Москву.

Расследование, проведенное под руководством Генеральной прокуратуры и КГБ, показало, однако, что причиной пожара была не диверсия, а небрежность радиста, забывшего в одной из комнат радиостудии гостиницы включенный кипятильник. Огонь начал распространяться по вентиляционной системе. При этом все противопожарные правила, которые можно нарушить, были нарушены. Более того, оказалось, что и строительство здания велось с грубейшими нарушениями правил пожарной безопасности. Поэтому акт о его введении в строй отказались подписать как раз представители пожарной службы и некоторые другие члены комиссии. В сущности, новую гостиницу следовало бы не вводить в строй, а коренным образом переделывать, заменяя, например, большую часть облицовочных материалов. Однако по личному распоряжению «шефа» Москвы, первого секретаря горкома и члена Политбюро В. В. Гришина «Россия» начала работать.

По окончании следствия Ю. Андропов поручил участникам расследования совместно с кем-либо из писателей подготовить материал для «Литературной газеты». Очерк «Пожар» — на целую страницу — был написан и уже набран. Но Гришин, естественно, возражал против его публикации. Возник конфликт, который пришлось разбирать на Политбюро. Статья о самом крупном пожаре в Москве так и не увидела свет. Только через 15 лет автор материала смог опубликовать ее в сборнике «Закон и совесть»^[168].

 

Изменение статуса КГБ

 

В 1976 году был изменен статус КГБ. Из Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР он превратился в Комитет государственной безопасности СССР. Не все даже заметили это отнюдь не малозначительное изменение. Ю. В. Андропову было присвоено воинское звание генерала армии. Он позвонил, узнав об этом, Олегу Трояновскому и, по свидетельству последнего, спросил:

«— Олег Александрович, что же вы меня не поздравляете?

— С чем, Юрий Владимирович?

— Ну как же? С тем, что мне присвоили звание генерала армии.

Я набрался духу и говорю:

— А мне кажется, что тут нет предмета для поздравления, вы ведь политический деятель, а не военный. Зачем вам генеральские чины?

Он задумался, а потом сказал:

— Пожалуй, вы правы, Олег Александрович, предмета действительно нет»^[169].

Все же Андропов иногда надевал военную форму, главным образом на военные праздники или в День Победы. Те, кто видел его в форме, говорили, что на Андропове военная форма сидела гораздо лучше, чем на министре обороны СССР Д. Устинове, который стал генерал-лейтенантом еще в 1944 году и был по профессии военным инженером.

Постепенно Ю. Андропов стал сам расширять сферу своей деятельности много дальше, чем этого требовали служебные интересы КГБ. Все больше и больше Андропов включался в решение политических и внешнеполитических вопросов. Это было бы невозможно при таких лидерах, как Хрущев или Сталин. Но Брежнев даже поощрял Андропова. Брежневу нравилась власть, но он не любил работать, вникать в проблемы, даже читать документы. Отдельные эпизоды, связанные с отношениями Андропова и Брежнева, следует поэтому рассмотреть более внимательно.