Но я и понятия не имел, какая история там завяжется.

Левитан Тим

Дом на Выжженной равнине

Пролог

Я открываю свои глаза и вижу, как какой-то полный мужчина скалит свои зубы, глядя мне в глаза. Лоб его покрыт мощными градинками пота, короткие усы вздымаются под дыханием, а полные щёки порозовели от лютого гнева. Он был красным и мокрым, как помидор, только что вымытый водой из-под крана. Его тело бешено вздымалось, наряду с тесным пиджаком телесного цвета и белой рубашкой под ним. Всё, что было ниже — загораживал уютненький маленький столик, обклеенный плёнкой коричневого цвета. В руках сеньор Помидор* держал какие-то бумаги, которые хранились в розовато-прозрачной папке, чью прозрачность нарушала лишь небольшая заклёпка белого цвета. Всё было в дыму, словно бы помидор загорелся. Я не чувствовал своего тела, и даже не понимал, где нахожусь. Отдалённо играла музыка. Я хотел осмотреться, но понял — я не хозяин своему телу. Громкая музыка, что ритмами била по сонному мозгу, сотрясала всё моё тело. Я понял. Я хотел спать.

 

 

— Мистер. Подпишите…кхм — и тут я заметил на белой рубашке фиолетовый галстук, который, Помидор, бросился поправлять, чувствуя, как он его душит. Красота требует жертв, толстячок, — Подпишите бумаги, заплатите ещё тысячу и мы с вами разойдёмся как в море корабли! — вещал здоровяк, яро пытаясь меня в чём-то убедить. Но я, если говорить честно, даже не мог тогда вспомнить своего имени.

 

 

Я взял ручку, и почувствовал, как моя голова перевешивает тело. Позже, я впечатался в этот деревянный столик, прямо на кипу бумаг. Дальше я ничего не помнил, но на утро проснулся там же, в жутко неудобной позе, но на мне уже лежали бумаги в папке. Только теперь, прозрачность, помимо заклёпки, убивала белая бумажка, на которой было два адреса: Юр. Контора: Паланик двадцать три и земля: Пограничников сорок шесть.

 

 

В мозг моментально врезала музыка, которая уже была очень громкой. Я недовольно завопил, рыская за пультом от аудиосистемы, когда я нашёл его — убавил музыку до допустимых пределов, всё думая, сколько же соседей убивало мою дверь этой ночью. Затем я вновь сел над бумагами, стараясь понять, что произошло до того, как я вновь “ включился ”.

 

 

Знаете, жить с жуткими провалами в памяти и постоянным расстройствами сна — просто адски. Вы только представьте как трудно человеку, который даже не знает имен своих родителей. Но думаю, чтобы прояснить всю ситуацию, которая создалась вокруг меня — мне стоит перечислить те сведения о себе, которые я ещё помню, ну-с начнём.

 

 

Я — обычный студент, вышедший на каникулы, и учащийся в вузе на некую специальность (название которой, выйдя на каникулы, я, как и все студенты, моментально забыл), подрабатываю расклейщиком разнообразных ярких и бесполезных листовок, дабы хоть как-то оплачивать снимаемое жильё и с трудом питаться. Вечерами, после работы, я сижу и громко слушаю музыку, иногда, смотрю телевизор. Единственное что я знаю о своих провалах в памяти, и бессоннице — они начались этим летом с выходом на каникулы. Дальше я ни черта не помню. Такое ощущение, будто я всё никак не могу отойти с мощной пьянки. И вот, кульминация моей беспамятности — я начинаю вести этот дневник после того как сеньор помидор заявляется ко мне домой и кидается в меня разными документами, чьё содержание такое монотонное и объёмное, что мне лень осилить хотя бы титульный лист.

 

 

Не удивлюсь, если сейчас за мной кредит в несколько миллионов, или этот помидор — мошенник, и я, этой ночью — подписал документы, которые никакой юридической силы иметь не будут, потому что я — не владелец этого жилища. Ибо я даже и понятия не имею, зачем мне нужен этот документ, ведь в первом из них, как кажется, говорится о владении мною земли на улице Пограничников сорок шесть. В конечном счёте, мне остаётся только съездить туда, дабы наконец-то узнать, что находится по тому адресу, а если там не окажется ничего полезного, то я поеду в юридическую контору разбираться с сеньором помидором.

 

 

Слишком гладкий и простой план. В любом случае — сегодня, пожалуй, я возьму выходной. Наскребав деньги из общака, я заметил, что там исчезла та самая солидная тысяча, которую я отводил на отдых вне четырёх стен. И вот, я, сопровождаемый лучами утреннего солнца поехал на участок земли, указанный в документе.

 

 

Поборник.

Мы с Доном видели лишь красную, немного обгоревшую крышу дома, и часть верхних этажей с окнами, что забавно выглядывали из-за белого металлического забора, словно бы провинившееся перед родителями дети. Я, вцепившись левой рукой в документы, открыл дверь машины, навстречу этому дому, и сразу почувствовал, что в воздухе витало какое-то странное напряжение, которое буквально наэлектризовывало всё вокруг. Казалось, что если я сейчас притронусь к этому белому забору — то моментально сгорю от тока.

 

 

— Ты куда это? — с интересом спросил Дон, глядя на меня, но как ни странно — на лице его зияла улыбка.

 

— Выходи из машины и пошли со мной, пока я и сам не знаю, куда и зачем я иду, но твоя помощь мне вполне может пригодиться, — двигаясь к забору, сказал я. В голове было пусто. По-настоящему пусто.

 

 

Я чувствовал, как Дон был смущён, но знал бы он, каково было мне с моею пустой башкой, потому что я даже и не понимал, что мы в этом месте потеряли. Когда Дон закрыл машину и подошёл ко мне, я решился открыть стальную калитку забора, чувствуя холодный металл на кончиках своих пальцев, и мигом оказался в приятном дворике, который был уложен из подгоревших квадратных каменных плит. Справа от меня стояла пустая будка и толстая цепь, к которой, к моему счастью, никто прикован не был. По левую руку от меня был гараж, построенный из тех же материалов, что и дом. Прямо перед нами стоял сам двухэтажный приятный дом из красного кирпича, который теперь я видел полностью, не ограничиваясь видением из-за забора. Безмолвные окна дома пусто на меня смотрели. Всё было миленько и уютно, исключая сгоревшую в округе траву. Абсолютно ничего не предвещало беды, но этот самый дом и стал тем самым жопным геморроем для меня и Дона. К нам навстречу из дома вышел человек, которого сразу я и не заметил.

 

 

— Здравствуйте! Это вы тут с бумагами по поводу этой земли? — кричал, выйдя из-за дверей, человек в клетчатой рубашке и синих джинсах, его загорелая кожа и русые волосы говорили о том, что он, предположительно, часто работает на воздухе. Может, он строитель?

 

— Да, наверное, это я, — подняв папку, выкрикнул я, при этом чувствуя некоторое смущение. Мужчина тем временем подошёл вплотную к нам с Доном и после чего пожал нам обоим руки, затем он отошёл от нас на шаг назад, словно от неминуемой гибели, и деловито посмотрел на папку, а потом на меня.

 

— Давайте без формальностей. Вы мне документы — я вам ключи, — сказала клетчатая рубашка, скрестив руки на груди. От этих слов я впал в шок. Наверное, этот парень говорит мне о владении той будкой, и то без цепи, подумал я. Как бы там оно ни было — мне нельзя показывать ему свой шок, а уж тем более — задавать глупые вопросы, которых у меня в голове роилась просто туча. За спиной я чувствовал косой взгляд Дона.

 

— Да. Давайте так и поступим, — сказал я, передавая ему папку в руки, после чего Клетка взял её и просмотрел внимательно все бумаги, перебирая их одну за другой и вглядываясь в каждую без особого интереса. Просмотрев все бумаги в папке, он сделал весьма удивлённое лицо.

 

— Здесь одной не хватает, — сказал Клетка, после чего я почувствовал толчок и жжение в районе затылка, меня толкнуло вперёд, на землю тут же упал небольшой, серый окровавленный булыжник. Булыжник, который перелетел за другую сторону забора. Мне, внезапно для самого себя, захотелось засмеяться.

 

— ВАЛИТЕ СУКИНЫ ДЕТИ АДА! — донеслось из-за другой стороны забора, после чего послышалась машинная сигнализация.

 

— Ща кому-то придёт пиздец, — оскалившись, произнёс Дон, после чего он тут же вышел через калитку. Я и Клетка пошли вслед за ним.

 

 

По другую сторону забора мы застали женщину престарелого возраста, которая пыталась открыть двери машины, неистово дёргая за ручку. Эта старушка очень контрастно выделялась на фоне белоснежной машины: чёрные неаккуратные волосы, длинные ногти, чёрная шаль из извалявшейся шерсти и старая чёрная юбка. Увидев нас — женщина начала пятиться в сторону от нас.

 

 

— ОТОШЛА ОТ МАШИНЫ, СЕЙЧАС ЖЕ! — заорал во весь голос Дон, приближаясь к женщине, и предварительно подобрав булыжник с земли.

 

— Уходите, исчадия адские! — после чего женщина достала серебряное распятие, от чего Дон и остановились. Мы в тот момент оба поняли, что она просто “повёрнутая”. Женщина к тому времени уже начала спешно от нас убегать, всё так же направляя в нашу сторону крест. Мы решили не бежать за ней вдогонку. Скорее всего, она ведь даже и знать не могла, что булыжник попадёт мне в голову, ведь забор был достаточно высоким, дабы увидеть моё местоположение из-за другой стороны.

 

— Ёбнутая. Черт возьми, я бы ей голову оторвал, повреди она мою малышку, — сказал Дон, поворачиваясь к нам с Клеткой и бросая на землю коричневый булыжник.

 

— Так, вот ваши ключи, — сказал Клетчатый, после чего я оторвал руку от своего затылка, дабы взять их, но увидел руку, обильно облитую кровью.

 

— Вот дерьмо. Я возьму ключи, — сказал Дон, перенимая ключи у Клетки.

 

— Бегите срочно в дом, аптечка — в уборной за зеркалом. По поводу отсутствующей бумажки — не переживайте, всё и без неё ясно. Мне нужно бежать, — ответил Клетка, и ушёл вперёд по дороге, оставив нас с Доном наедине. Выглядело это всё очень странно и совсем неясно. Папки Клетка унёс с собой.

 

 

Дон простоял немного, мешкаясь, а я схватился за голову, чувствуя себя так, словно бы за какой-то участок моего мозга резко ущипнули и продолжали держать. Дон быстро перехватил меня и повёл меня к заветной аптечке, которая, как я понимал, ничем мне не поможет.

 

 

— Охренеть, теперь весь этот дом — твой? — продолжал Дон, заводя меня в дом.

 

— Похоже на то, — говорил я, придерживая рану на затылке, дабы задержать кровотечение.

 

 

Дон завёл меня в дом, в котором ещё, кстати, горел свет. Всё же, выходит, Клетка ждал нас тут довольно долгое время, но это пока никак не даёт мне ответа на вопрос о том кто он. Тут наши с Доном пути разошлись, и я пошёл в уборную, дабы немного подлатать себя.

 

 

Рана оказалась не такой уж и серьёзной, как я предполагал по наличию крови. Просто небольшая царапина. Я немного обработал её и вытер кровь с волосяного покрова, а затем и вышел обратно в коридор.

 

 

Голова жутко трещала, и меня не покидало головокружение, поэтому я и решил выйти на улицу “проветриться”. Когда я доходил до двери, то чувствовал, как ноги мои подкашивает, я ощущал это и не понимал, почему же так происходит, я точно знал, что виновата в этом не только лишь недавно полученный камень по затылку. Выйдя за дверь, я понял, в чём же была причина.

 

Смог, окутавший даже небо. Я нереально смутился, увидев его, казалось, что вот-вот на Землю грянет апокалипсис. Даже солнце заметно блекло на фоне всего этого. Из-за смога небо казалось отвратительно жёлтым, а солнечный свет словно бы доносился до меня сквозь песчаную бурю. Долгое время я стоял и наблюдал за небом, стараясь отследить на небе хотя бы небольшое облачко. Но нет, у меня ничего не вышло — всё небо было постельно-жёлтым, и лишь в одной его части светилась блеклая круглая точка. Я стоял и думал, “Через сколько минут сюда прибудут все четыре Всадника Апокалипсиса?”. Но пока ко мне из дома вышел только Дон.

 

 

— А вот ты где! А я тебя по всему дому ищу, думал, что тебя в унитаз затянуло, — сказал Дон, растопырив руки в удивлении, — Я тут анекдот вспомнил, — продолжал он, облокачиваясь к кирпичной стене дома, — Знаешь, как будет слово ‘унитаз’ наоборот? ‘Затину’! — после чего мы оба громко расхохотались. Затем мы переглянулись, и Дон начал доставать сигарету из пачки. Он закурил.

 

— Знаешь, Дон, прежде чем обосноваться тут, я хотел бы съездить опять домой, за вещами, — сказал после небольшой паузы я.

 

— Конечно, я могу тебя подбросить.

 

— Если хочешь — можешь вообще со мной остаться. Мне, почему-то, даже с потерянной памятью хочется тебе верить лишь спустя несколько часов пребывания рядом с тобой. Настоящий друг мне в освоении этого дома совсем не помешает.

 

— Ахах! Чёрт! Ты ещё спрашиваешь? Сейчас я докурю, и прямо после этого можем поехать. Ты в норме после этого камня?

 

— Вполне. Я тоже готов уезжать прямо сейчас, — сказал я, чувствуя, как рана на затылке до сих пор немного жжёт.

 

 

После чего Дон выбросил окурок в сторону, и мы с ним двинулись обратно к машине, дабы собрать все свои вещи и переехать сюда. У меня была куча вопросов по поводу этого дома. Но сейчас, в этот странный период моей жизни я действовал по правилу “Меньше знаешь — крепче спишь”. И думаю, что это было вполне верным решением. Оставаться одному мне никак в это время не хотелось. Трудно жить, не зная, кто ты, особенно, когда на тебя кидаются с камнями бешенные местные жители, а так, мы с Доном точно прикроем друг другу спины. Не знаю почему, но я уверен — ему можно доверять. Дон первым вышел из-за забора к машине, и нам обоим тут же ударил в нос запах гниющей плоти, доносящийся полевую сторону от нас.

 

 

— Ебануться, — единственное, что вымолвил Дон, когда смотрел на железный забор.

На железном заборе была распята чёрная ворона с распоротым, полностью, животом, в котором до сих пор можно было увидеть внутренности, и при большом желании — обед той же самой вороны. Два чёрных крыла, величественно растянувшихся во всю ширину, были грубо прибиты гвоздями. Голова вороны была опущена, а рот был открыт в глухом истязающем крике. Под вороной была надпись, начертанная кровью, и немного поплывшая из-за крови, вытекавшей из вороньего брюха: ”СЪЁБЫВАЙТЕ ОТСЮДА, ИНАЧЕ ОТПРАВИТЕСЬ ВСЛЕД ЗА ВОРОНОЙ”.

 

 

Я, молча, посмотрел на всё это, и оставив всё как есть, сел в машину, после чего Дон посмотрел на меня и последовал моему примеру.

 

 

— Вечно к тебе всякое подобное дерьмо притягивается. То обезумевшие алкаши, которых ты направо и налево раскидываешь, то конченные бабки с булыжниками, то ёбнутые местные сатанисты. Всегда любил с тобой возиться, потому что ты самый настоящий поборник этой хуеты. Но знай — я буду с тобой до того, пока мы эту мразь, так же как и ворону не распнём.

 

— Да. Ради вороны игра стоит свеч, — и мне послышалось, как в багажнике затрясся футляр с оружием

 

 

Кто с мечем придёт — от меча и погибнет.

Вояжер.

Машина методично тряслась, пока мы с Доном сидели и молчали, тем временем как он вёл автомобиль. Я растаял на сидении автомобиля под гнётом тридцатиградусной жары.

 

— Включи кондёр, — попросил я.

— Все говорят: “Включи кондёр”, а ты посиди в жару, — отвечал Дон.

 

Исход, наверное, всем уже понятен. Из-за смога, что куполом повис над нами, становилось ещё душнее и жарче, казалось, что ещё чуть-чуть, и я сейчас буквально растаю. Огромные капли пота падали с моего лба на салон машины, обильно растекаясь по нему, а одежда вся промокла от влаги, из-за чего становилось, мягко говоря, неприятно.

 

— Знаешь, сейчас я растаю, и вся твоя “малышка” покроется, а водить по ямам ты будешь ржавое корыто — сказал я, с улыбкой, глядя на него.

— Все говорят… — Начал было Дон.

— Но-но! Вруби кондёр, — сказал я, после чего Дон агрессивно дёрнулся и посмотрел мне прямо в глаза.

— Если мы сейчас врубим кондёр, то у нас не хватит бензина, и катить нашу малышку нам придётся ТВОИМИ руками, — ответил Дон, копаясь тем временем в бардачке.

— Аргумент, — ответил я, поворачиваясь всем телом обратно к испепеляющему солнцу.

 

Затем, под жаром солнца, я начал чувствовать, как медленно теряю сознание, но ничего не могу сказать Дону, ибо сил на это у меня совсем нет. Поэтому, я продолжал медленно выпадать из горячей реальности, пока Дон думал, что я сплю. Медленная езда по ухабистой дороге успокаивала и усыпляла меня. Трудно назвать это падением в сон, скорее это было похоже на непринуждённую медитацию. И вот, я выпал из мира, откуда до меня доносился лишь шум ветра, залетающий в машину.

 

Вначале была темнота, но позже я оказался в пустыне. Горячая, сухая, беспощадная пустыня, по которой ветер гоняет лишь песок и обжигающий лицо воздух. Я брожу по ней, и не вижу ей конца. Я брожу и таю по пути, но мне не нужна вода. Мне нужно… Имя. Мне не нужно ничего, кроме имени. Да. Только я не знаю, что это за имя и кому оно принадлежит. Вдалеке я увидел силуэт чёрной лошади, бегущей в мою сторону, и вздымающей весь песок на своём пути. Она очень похожа на бурю. Чёрный ветер пустыни. Она бежала по песчаным дюнам, рассекая воздух своей чернотой. Когда лошадь подобралась ко мне вплотную, я, недолго думая, попытался её оседлать, но лошадь, во время каждой моей попытки, вырывалась. И вот, когда я попытался оседлать её ещё раз, но зайдя уже с другого бока, то увидел надпись, вырезанную на чёрной шерсти лошади.

 

— ВСПОМНИ ИМЯ!

 

Но мне нечего было сказать. Мой рот был полон песка и горячего воздуха. Я — пустыня, а лошадь, что стоит рядом со мной — ветер, что гоняет её песок. Нам врозь нельзя, и вместе — невозможно. Жёлтый круг на небе беспощадно светил на меня, расплавляя всё моё существо, тем временем как чёрная лошадь смотрела куда-то вдаль, словно бы там располагались райские кущи. Недолго думая, я взял её за уздечку и побрёл вперёд, куда она смотрела.

 

Так длилось много дней, но ни одной из ночей. В пустыне всё время стояло солнце, или просто жёлтый круг, который я счёл называть солнцем. С каждым днём мои силы становились всё меньше и меньше, и лишь лошадь, что вела меня вперёд, тащила меня вслед за собой. Весь этот сон длился до того момента, пока я не рухнул навзничь на горячий песок, что всеми своими мелками крупинками обжигал моё лицо. Лошадь остановилась, но затем меня кто-то поднял, держа за подмышки. Я облокотился локтем о лошадь, и голову мою в тот же миг пронзило чьё-то имя, я хотел было воскликнуть его, но в тот же момент, когда открылись мои уста, кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся, и увидел Дона.

 

— Не смей этого делать, — сказал он, не открывая рта, после чего замахнулся дощечкой, которой я получил от него по лицу. Лицо моё загорелось, я упал. За сном вновь последовала темнота, словно бы вновь отключили свет в кинотеатре, а титры закончились.

 

Очнулся я уже в машине, задёргавшись в ужасной конвульсии.

 

— Блядь!!! Ты чего творишь?! — прорезался крик Дона по ту сторону жизни.

 

Когда моё тело расслабилось, я открыл глаза и увидел перед собой двор, в котором я живу. На улице уже была ночь. Я помнил сон и рот в песке, казалось, что я до сих пор нахожусь не в машине, а в пустыне, ибо тут так же жарко, как и там, но в окно проникает свежий уличный воздух. Вокруг не было никого, даже фонари все были выключены. Стояла поздняя ночь, а значит — я довольно долго был в отключке.

 

— Я спал? — растирая лицо, сказал я.

— Спал, пока не задёргался в бешеном танце, словно тебя мандавошки по всему телу закусали.

— Просто кошмар приснился, прости.

— Забудь. Мы уже приехали. Жду тебя здесь же в восемь часов утра, подготовься, как следует, — говорил Дон, снова заводя ранее заглушённую машину.

— Завтра в восемь. Приятной дороги.

 

Затем я выскочил из машины, до сих пор плавая где-то во сне. Если честно, то я даже и не представлял, где именно он меня высадил. Я видел лишь небо, усеянное звёздами, и луну, немного закрытую облаками, впереди меня же была абсолютная чернота, и лишь кое-где проглядывались ржавые детские карусели. Я пересекал их, словно привидение, пока наконец-то не забрался в свой нелюбимый кошачий подъезд, в котором здорово воняло мочой оных. Затем я поднялся на свой этаж, отпёр дверь ключами, и, не включая свет, рухнул на пол и заснул. Пол был холодный и освежающий. Здесь не пахло кошачьей мочой и не плавилось солнце. Здесь нет распятых на крестах ворон, здесь нет оружия. Здесь есть только я, пол и сон. Именно так я достиг Нирваны.

 

“Soaked in bleach”.

 

Но даже здесь, среди темноты, абсолютной тишины и нейтральности — меня посягали разные видения. Я спал, словно бы в бреду, перекатываясь с одного бока на другой. Бешеный карнавал из воспоминаний и подсознательных образов хватал меня за яйца и вертел мною, как хотел. Я вновь и вновь возвращался на детские площадки, потом в машину, потом в небо, потом до Луны и обратно, поедая целое ведро картошки фри. Я бредил.

 

Это не реальность исключила меня, а я исключил реальность. Никак не иначе.

 

После луны я — девушка. Девушка, что ложится спать. Хладный ночной воздух дует в её раскрытое окно, вздымая шторы, словно паруса. В комнате её свежо и одиноко, поэтому она засыпает быстро.

 

Во сне она видит парня.

 

Сон во сне???

 

Которого хотела забыть. Сейчас он стоит к ней спиной, а напротив него стоят люди, одетые неопрятно. В руках их ружья, огни, и прочие орудия. Вокруг горит огонь. Парень стоит и молчит. Толпа кричит. Она подходит к нему, но в тот момент, когда ей остаётся до него всего лишь пять шагов — голова парня разрывается на миллионы кусочков, словно пазл, который сложили неправильно и все частички не устоялись на месте. Пазл, собранный сумбурно, есть произведение искусства.

 

“Love, love will tear us apart...again”

 

Девушка кричит во всё горло и просыпается в поту. Испепеляющее солнце бьёт в её окно. В комнате жарко и душно. Её крик раскалил воздух, ведь он был настолько громким, что его было слышно даже на небесах.

 

Я проснулся на прохладном полу, чувствуя бодрость в своём теле и ясность в голове. У меня остаётся ещё час, до встречи с Доном. Я быстро встаю с пола, делаю себе кофе, завтракаю им, затем собираю все вещи первой необходимости в чемодан, в том числе и мобильник на который никто мне не звонит и который мне нужен, лишь для оплаты коморки. Затем я позвонил владельцам жилья и сказал, что временно в нём не нуждаюсь и арендную плату нужно приостановить, я оставляю небольшую сумму за прожитое время и выметаюсь из квартиры, не оставив за собой даже своего запаха. Я готов вояжировать.

 

А может, мой запах просто перебил запах кошачьей мочи. Я запер за собой дверь и оставил ключ под ковриком. Когда я обернулся обратно — то увидел целую стаю кошек, что окружили меня.

 

— Обосраться … — вымолвил я.

 

Чёрные, белые, пушистые, гладкошёрстные, бритые, вшивые, здоровые, бродячие, домашние. Всего их было около двенадцати. И я и понятия не имел, что они хотели, ведь они лишь заинтересованно смотрели на меня, недовольно виляя своими хвостами. Больше ничего.

 

Ожидая от них первого шага и набравшись смелости, я пошёл на них, и кошки расступались передо мной, словно бы я повелевал ими. Казалось, они хотели со мной попрощаться, начиная тихо мяукать мне в след. Это было мило с их стороны, особо учитывая то, сколько раз они мочились на дверь моей квартиры, после чего ещё недовольно мяукая. Кусочки шавермы в шерсти.

 

Но подъезд я предпочёл очень быстро покинуть, ибо мои пушистые соседи всегда мне не нравились. Я выбежал во двор, размахивая чемоданом, словно колокольчиком. Я искал машину Дона, и смог найти её лишь по запомненным ржавым каруселям. Я забросил чемодан в багажник и сел вперёд к Дону.

 

— Я заправился полностью, и, чтобы ты не скучал — привёз тебе немного твоей любимой музыки, — говорил Дон, улыбаясь, и роясь в бардачке, тем временем как я лишь мог, молча, наблюдать.

— По этапу, с приговором на руках… — завещал приёмник. Заиграл шансон, а Дон очень громко рассмеялся, увидев выражение моего лица, которое трудно описать словами.

— Наслаждайся, тут много чего есть, — сказал Дон, заводя машину и трогаясь с места.

— Спасибо, — вежливо и вдумчиво ответил я.

 

Машина вновь ехала по ухабистым дорогам на Паланик. Но теперь мы были точно подготовлены, это была война. Наша война.

 

— ТЕЛО ЗДЕСЬ, А ДУША ДАЛЕКО! — орали во всё горло я и Дон.

— Всё, блядь, у местных ублюдков просто нет шансов, — проговорил через зубы Дон.

 

Я молча кивнул, а солнце испепеляло землю.

И грянул гром.

Ураганный ветер бил в затылок, из-за чего посреди дня стало прохладнее. Ветер гнал на нас огромную чёрную тучу.

 

— Врубить кондёр? — спросил Дон, прикуривая от автомобильного прикуривателя.

— Вовремя ты. Нет. Кондёр не нужен, тут и так сзади ветер нехилый задувает, — говорил я, высовывая руку из окна, — Я капризный как принцесса, да, Дон?

— Тааа! — завопил во всё горло мой водитель.

 

Сзади произошёл первый проблеск молнии, сравнимый своей неожиданностью с грузовиком, который вылетел на встречную полосу, а тебе в глаза бьют белый яркий свет из его фар. Вслед за молнией последовал неслабый рокот грома.

 

— Я обосрался, — проговорил Дон, тем временем, как его худые бледные руки мёртвой хваткой вцепились в кожаную обивку руля.

— Я тоже, выдавливай из этой малышки всё, ибо мы доедем до Паланик двадцать три в качестве обгоревшего корыта, которое устроило нехилый фейерверк, когда по нему шарахнула молния.

— Ну, не думаю, что машина прямо взорвётся.

— А ты вспомни, что мы с тобой везём целый ящик амуниции.

 

Дон вдавил педаль газа в пол, и мне стало казаться, что мы едем быстрее ветра. Впервые за всё лето я почувствовал прохладу, от которой мне буквально проветрило мозг. Такими темпами мы и достигли Паланик двадцать три вовремя, пытаясь сбежать от огромной тучи, что гремела как целая флотилия, и сияла как китайский новый год. Дон распахнул двери машины, приказывая как можно быстрее выметаться из неё, ибо туча уже висела над нами, сверкая своими ножами-молниями. Последовав его указу, я вылетел пулей из машины и отпёр ворота ключом, не обращая внимания на “сползшую” с забора вниз мёртвую ворону. Затем я пересёк небольшой двор из каменных плит и мигом залетел в прихожую дома, ожидая, когда подойдёт Дон. Долго ждать не пришлось.

 

Ему нереально повезло, ибо как только нога его вступила за грань прихожей — с неба хлынул ливень, предварительно ударив раскатом грома. Чернота накрыла это место. Ветер стих, а в нос ударил запах свежего воздуха. Мы добрались. Дон прикурил сигарету, а мне резко захотелось кружечку кофе.

 

— Слушай, сбегай-ка в дом и посмотри, нет ли там хотя бы горстки кофейных кристалликов? — попросил Дона я, любуясь, как армия из капель дождя разбивается о землю.

— Ща, — вымолвил Дон, и удалился в дом.

 

До сих пор сверкали молнии, свежий прохладный воздух полностью перечёркивал жару. Я чувствовал, как внутри меня что-то встало на место. Это чувство сравнимо с тем, когда ты понимаешь, что ты дома и в полной безопасности, или наконец-то выдернул занозу из пальца. Наверное, это было со мной, потому что я думал, что получил этот дом незаконно, и сейчас сюда завалятся приставы с полицией и прогонят нас, но такого не происходило. А если честно, то я даже смутно не могу вспомнить, откуда я имею этот дом. После нескольких ударов молнии раздался мощный громовой раскат.

 

Калитка во двор резко и с грохотом распахнулась, и с грохотом захлопнулась. Поначалу, я подумал, что это игра ветра, но позже услышал душераздирающий крик:

 

— АХАХАХА! Я ЖЕ ГОВОРИЛ — СЪЁБЫВАЙТЕСЬ, МАТЬ ВАШУ! Я ВАС ПРЕДУПРЕЖДАЛ!

 

Затем я заметил, как с двери стекает грязь, оставленная чьим-то ботинком. Затем дверь повторно распахнулась, под гнётом чьего-то чёрного, тяжёлого бота, а затем повторно захлопнулась.

 

— СТЕРВОЗНАЯ ДВЕРЬ! — вслед за этими словами, я услышал какую-то возню за забором.

 

Затем двери пришлось очень много раз открываться, и пытаться закрыться, пока она и вовсе не рухнула навзничь, ибо она вся была продырявлена из крупнокалиберного пистолета. Блеснула молния, а через то место, где раньше стояла железная калитка, прошёл высокий, худой человек, полностью одетый в чёрную одежду. В левой руке он держал отвердевший труп вороны, с которой капала вода, вперемешку с кровью. Водный пистолет, стреляющий вишнёвым соком.

 

— НЕ ОБОСРАЛИСЬ ЕЩЁ? Я ЖЕ ПРИКАЗЫВАЛ ВАМ УХОДИТЬ ОТСЮДА — ЭТО МОЯ ЗЕМЛЯ — МОЙ ДОМ — МОЯ ДЕРЕВНЯ — МОИ ЛЮДИ! РАЗ ВАМ НЕ ХВАТИЛО ВЫПУЩЕННЫХ КИШКОВ — ТО ТЕПЕРЬ ВАС БУДЕТ ОЖИДАТЬ ВЕЩЬ НАМНОГО ХУЖЕ. А ЗАТЕМ — Я ПОВТОРЮ ЭТО ВСЁ НА ВАС! — кричал человек в чёрном, перебивая шелест ливня.

 

Блеснула молния. Настолько яркая молния, что свет её заливал сам Ад. Но даже сквозь блеск молнии я увидел, как сверкают глаза этого безумца. Он был в ярости. Он застал нас врасплох.

 

Чёрный человек, освещаемый светом молнии, прошёл в середину двора и смотрел мне прямиком в глаза, растопырив руки, словно бы он ожидал тёплых объятий. Но даже на таком расстоянии я чувствовал, как от него веет морозом. Наверное, это и чувствуют люди, когда находятся рядом с отморозками.

 

— Я же обещал тебе что-то страшное? — говорил человек в чёрном, поднимая руку с вороной к груди.

 

Теперь, ворона с распахнутыми крыльями выглядела как медаль, или штришок, подчёркивающий и без того мрачный стиль его одежды. Затем он поднял ворону к самому рту, преподнося её к губам. Тем временем из двери дома вышел Дон.

 

— Тут нет этого кофе, поэтому можешь воду с улицы полакать, всё равно на вкус одно и то же, — говорил Дон, вертя в руках пачку сигарет.

 

После чего он обернулся, и увидел нашего нежданного гостя в тот самый момент, когда он жадно вцепился вороне в шею, заглотнув голову, а затем оторвал её от тела, жадно дёрнув в сторону туловище несчастного животного.

 

— Пиз-дец, — промолвил Дон, а я же — замер в шоке и мерзком ужасе.

 

Настоящий отморозок.

 

Кровь, льющаяся с головы вороны, была запекшейся и с трудом вытекала из тела, но всё же смогла немного залить двор. После “трапезы” психопат выплюнул голову и отбросил тело в сторону.

 

— СЛЕДУЮЩИМИ — БУДЕТЕ ВЫ, ЕСЛИ НЕ СЪЁБЕТЕСЬ ОТСЮДА ХОТЬ К ЧЁРТУ НА КУЛИЧИКИ! ВЫ МЕНЯ СЛЫШАЛИ! — кричал он, наперебой дождю.

 

После чего удалился, с грохотом пройдясь по изрешечённой и упавшей двери калитки. Мы хотели было его остановить, но были до такой степени шокированы, что даже не смогли сдвинуться с места. Кажется, что у Дона из рук вывалилась пачка. Дальше действовать было поздно. Мы некоторое время молчали.

 

— Что это было? — раскрыв рот, спросил Дон.

— Ужин засохшей вороньей головой?

 

После чего Дон поднял пачку и закурил.

 

— Блядь. Тут точно нет кофе? — с досадой спросил я.

— Послушай, сейчас какой-то фрукт изрешетил нашу дверь, потом наорал на нас, отгрыз голову мёртвой вороне и ушёл, а тебя волнует какое-то кофе?! — выпуская клубы дыма, проговорил Дон.

 

Сверкнула молния. Я так ничего и не ответил, глядя на голову вороны и вслушиваясь в шум дождя. Дон удалился, а мне невероятно сильно хотелось рассмеяться, что я и сделал, когда Дон отошёл на достаточно большое расстояние. Хлестал дождь, зияли молнии.

 

Немного отойдя от недавних событий, я понял, что очень сильно хочу спать и есть, ибо не ел уже целый день-два. К счастью, как только я вошёл в коридор, то в нос мне ударил запах яичницы. Зайдя на кухню — я мигом бросился к оставленной мне Доном тарелке. Яичницу я запил чаем, и осталось решить только вопрос со сном. Кажется, что спальные комнаты располагались на втором этаже дома. Взобравшись по лестнице, я тут же услышал храп Дона. Насчёт спальных помещений я не ошибся.

 

На втором этаже осталось две незанятых комнаты. Я наобум выбрал ту, что выходила на задний двор, о котором я узнал лишь благодаря этому окну, ибо в прихожей, где я сидел и наблюдал, как один из местных жителей с аппетитом поглощает голову вороны, ту дверь, что вела в задний двор — совсем не было видно.

 

Я плюхнулся в неготовую постель и тут же заснул.

 

Наутро я проснулся и понял, что нам уже буквально объявили войну.

 

Каждое новое утро становилось всё интереснее и интереснее.

Пустота.

 

Вот именно такой кошмар меня и застал этим самым утром. Но, к счастью, это ощущение преследовало меня лишь первое время. В реальность меня вернули стены.

 

Стены, покрашенные в голубую краску, наспех намазанную в небольшой комнате. Кругом, куда бы я не бросил свой взгляд, проглядывали уродливые белые “молнии”, которые портили собою весь вид, так же, как и пузыри из той же самой краски.

 

Отвлёкшись от стен, я резко поднялся с кровати, и почувствовал, как синяя краска и белые “молнии” слились для меня в белые облака на синем небе, из-за резкого головокружения. К счастью, через небольшой промежуток времени меня тут же отпустило, а в нос ударил запах свежеприготовленной яичницы. Память понемногу начала ко мне возвращаться, по мере обострения аппетита.

 

Я вышел в коридор второго этажа, на котором было три двери в разные комнаты, и одна лестница, ведущая вниз, на кухню и в холл. Я, завлекаемый запахом пищи, взошёл на лестницу, дабы опуститься вниз. Сама лестница была очень крутой и скользкой, сейчас я даже удивился тому, как я смог забраться по ней в прошлую ночь, уставший от дороги и в полумраке, не упав ни разу.

 

Но, разумеется, второго раза мне было не дано, и уже на третьей-четвёртой ступеньке спуска, моя нога соскользнула со ступеньки, и я покатился вниз по ней задом. Было очень смешно и очень громко. Где-то примерно с минуту я сидел на лестнице и истерично смеялся. Именно так я и проснулся. Дон смеялся вместе со мной, хотя и на лице его было заметно, что он чем-то озабочен. Успокоившись, я упёрся взглядом в оставшиеся ступеньки, и о чём-то глубоко задумался. Всё замолкло.

 

— Нам нужно похоронить эту ворону, — соскользнуло с языка Дона, как гром среди ясного неба. Воспоминания предыдущего вечера мигом хлынули на меня, лицо моё резко “похолодело”. На душе стало приторно и неприятно.

— Но вначале надо поесть, — возразил я, поднимаясь на ноги и опускаясь к столу, который располагался чуть подальше крутой лестницы, — Что там у нас?

— Яичница с ветчинкой.

— Из вороньего мяса, я полагаю?

— Таааа! — во весь голос завопил Дон, размешивая сахар в стакане с чаем.

После диалога я моментально приступил к долгожданной трапезе, что, без всякого сомнения, моментально подняло моё настроение. О прошедшем вечере говорить на сытый желудок, как ни странно, стало намного проще.

 

ЭТО МОЯ ЗЕМЛЯ — МОЙ ДОМ — МОЯ ДЕРЕВНЯ — МОИ ЛЮДИ!

 

После очень вкусного завтрака, я залил себе горячего чая, и уселся обратно, тем временем, как Дон смотрел в большое окно, что стояло рядом. По стеклу стекали одинокие капли дождя.

 

— Спасибо за завтрак, Дон, — проговорил я.

— Не стоит, я думаю, что это справедливо: ты даёшь нам крышу над головой — я даю нам еду. Всё по честному, — ответил Дон.

— Не очень то и безопасная крыша, — ответил я, припоминая Дону “Вечернего психопата”

 

Дон, ничего не ответив, поднял руки из-за стола