Ирвин Уэлш «Безумный художник», глава 26

26. Партнёр по танцам-4

Танцевальные классы Санта-Барбары находились в центре города, на углу Де Ла Вина и западной Кэнон Пердидо. Джим и Мэлани Фрэнсис пришли на вводный урок сальсы. К их удивлению, преподаватель, встретивший их там в назначенный час, был им знаком. Это была та женщина, что сидела за столиком с парой танцоров в клубе в тот памятный вечер. Сула Ромарио — так её звали — при ближайшем рассмотрении оказалась самым сексуальным человеком из тех, что они встречали раньше. Уроженка Эквадора с сильным, спортивным телом и пышной копной тёмных кудрей обладала низким хрипловатым голосом, от которого мурашки шли по спине, а взгляд блестящих чёрных глаз, казалось, смотрел прямо в душу. Сула разглядывала их, кружа вокруг по маленькой танцевальной комнате, пока ее пухлые красные губы не изрекли:

- Хорошо. Теперь потанцуем.

Она научила их базовым шагам. Сначала Джима. Затем Мэлани. Левая нога вперёд, правая назад, на восемь счётов. А потом она дала им попробовать станцевать в паре.

Джим не танцевал раньше, но шаги не слишком отличались от боксерских, и он освоил их быстро. У Мэлани имелся кое-какой опыт, и вскоре они плавно закружились в танце. Сула Ромарио была довольна ими. Они овладели правильным поворотом и переводом партнера по линии так легко, что Сула решила, что они немедля должны присоединиться к группе.

- Ты танцуешь хорошо, - сказала она Мэлани, а затем повернулась к Джиму: - Но ты... У тебя в душе огонь!

- Да что ты? - улыбнулся Джим.

В салоне включили свет, но Мэлани продолжала сидеть с закрытыми глазами, не желая расставаться со сладким миром воспоминаний и грёз. Но, увы, реальность брала верх, и лицо Джима растворилось в ярком свете, проникающем сквозь веки. Она заморгала, просыпаясь, и с облегчением обнаружила, что пропустила завтрак. На одежде сидящего напротив полного мужчины можно было разглядеть остатки круассана.

Высадившись в терминале «5» в Хитроу, она отправилась в ресторан аэропорта, где заказав омлет, проверила свой телефон. Ей звонили с незнакомого номера (судя по коду — из Санта-Барбары), а на почте было голосовое сообщение. Она прослушала его, и кровь застыла у неё в жилах. Это был Гарри.

- Я выпил, и, возможно, даже набрался, - голос был наполнен горечью. - Так что, может быть, ты наконец сочтёшь меня достаточно интересным, чтобы заметить моё существование. Может, из этого что-то выйдет? Люди, как ты... Женщины, как ты... нахуй! ничего ты не знаешь! Ничего!

Мэлани услышала грохот выпавшей из руки вилки. Ей хотелось стереть сообщение, удалить эти глупые, насмешливые слова, но вместо этого она прослушала его снова, чтобы убедиться: Гарри скомпрометировал себя.

Она позвонила Джиму, но единственным ответом был прозвучавший в трубке странный, бессмысленный звук. После посадки на стыковочный рейс до Эдинбурга, Мэлани задумалась: она смутно представляла себе, где могла бы жить Элспет, хотя ей и казалось, что они вместе с Джимом были у неё однажды, за несколько лет до того, как родилась Грейс. Спина и шея разболелись от долгого перелёта, и Мэлани чувствовала себя больной от усталости, сбоя биоритмов и охватившего её странного возбуждения. Она не собиралась возвращаться в Эдинбург. И она никогда не планировала работать в Шотландии, но приняла участие в программе по обмену между шотландской тюремной службой и калифорнийской исправительной системой. Сейчас город оставался таким же холодным и серым, как и прежде, но вместе с тем он был всё так же захватывающе прекрасен. Сидя в такси и слушая шуточки водителя, она вспомнила, почему так любила это место: величественные виды, свежий воздух, но больше всего царивший здесь воинственный дух, казавшийся почти театрально демонстративным, но бывший для местных частью повседневности.

Ей нужно было найти Фрэнка, и она проклинала себя, что не взяла номера Элспет или даже кого-нибудь его бывших. Матерей его сыновей. У Мэлани всё ещё не укладывалось в голове, что при всем его сильном, теплом, нежном и исключительном отношении к ней и девочкам, в его жизни до неё были и другие женщины, от которых у него были дети. Ещё когда они познакомились в тюрьме, она была в курсе того, что раньше он вёл другую жизнь. Более отчаянную, поглощавшую его и эмоционально, и умственно. Но куда тяжелее было признать, что в этой жизни Фрэнка тоже были женщины, разделявшие её с ним, и иметь с ними дело.

Мэлани зарегистриовалась в знакомом маленьком отеле на Далкен-роуд. Она не не просила восьмой номер намеренно, но именно туда ее и поселили. Лежа на кровати, она узнавала место их первых встреч в качестве любовников, и воспоминания нахлынули на нее. Именно сюда они с Джимом отправлялись каждый понедельник, когда его отпускали из тюрьмы в рамках тренинга для заключённых, чей срок подходил к концу.

- Я мог бы тебя попросту жестко оттрахать, - сказал он. - Но я бы правда хотел, чтобы ты научила меня заниматься любовью.

- Буду счастлива, - ответила Мэлани. - При условии, что после этого ты меня всё-таки оттрахаешь.

Сделка была заключена и должна была соблюдаться.

Джим говорил об этом так прямо и откровенно, но на деле он не мог даже оттрахать её. Он был потерян, и все его сексуальные фантазии оставались в сфере его воображения, почти бесполезные, когда они реально оказались в постели. Проблема, типичная для многих мужчин, отбывших долгий тюремный срок, или для заядлых любителей порнографии.

Мэлани была терпелива, и в ее руках его потенция была осторожно восстановлена. Ей казалось, что он был настолько напряжён, что даже почувствовал облегчение, когда они начали всё с нуля.

Но сейчас она была здесь одна. Где ей его искать? Должно быть, в Лейте. Где-нибудь в пабе. В голове была мешанина из образов и воспоминаний, но в одном Мэлани была уверена: без мужа она не уедет. Но прежде чем что-то предпринимать, она должна была хорошенько выспаться.

Ирвин Уэлш, «Безумный художник», глава 27

27. Парочка

Паб находится в узком южном переулке, недалеко от парка Холируд. Район постепенно облагораживали, но это местечко избежало ремонта, и здесь до сих пор можно было почувствовать въевшийся запах дыма — даже несмотря на то, что уже много лет, с тех пор как ввели запрет на курение в общественных местах, здесь не было зажжено ни одной сигареты. Франко вспоминает о прокуренных легких Джун и направляется к ободранной барной стойке, чтобы заказать себе напиток.

Обернувшись, чтобы оглядеть помещение, он замечает Джона Дика, дожидавшегося его в углу. Перед Диком стоит пинта Гиннесса, но он с одобрением отмечает стакан апельсинового сока, который Франко приносит на стол.

- Все ещё в завязке, как я погляжу.

- Выбери жизнь, - говорит Франко, опускаясь на мягкое сиденье рядом с тюремщиком.

- Для тебя это значимая победа!

Пара, сидящая напротив них, возле мишени для дротиков и музыкального автомата с табличкой «Не работает», шумно ссорится.

- Ты знаешь как! - выкрикивает приземистая женщина с темными вьющимися волосами и хмурым озабоченным лицом.

- Благодаря тебе, - говорит Франко Джону, наблюдая за парой.

- Благодаря тебе самому, - Джон указывает на него. - Тебе хватило интеллекта и смелости увидеть, что эта дорога ведёт вникуда и остановиться. - Он отпивает пиво из своей кружки. Затем он добавляет тише: - И ты собрался снова положить на свою жизнь, ради какой-то тюремной швали.

- Ты считаешь? - переспрашивает Франко, услышав вызов, звучащий в голосе его тюремного куратора.

- Фрэнк, я думал, что принятие плохих решений в жизни — это привычка, от которой ты избавился. — Джон слизывает пивную пену с верхней губы. — А теперь ты готов спустить в унитаз всё, чего достиг, из-за такого ничтожества как Антон Миллер.

Франко снова чувствует себя угрюмым подростком, получающим очередной выговор от старших. Это не то состояние, к которому ему хотелось бы возвращаться, и он спешит прояснить ситуацию.

- Что касается Антона Миллера — я никогда не видел этого парня, - терпеливо объясняет он. — Если бы он пришел сюда прямо сейчас, я бы его даже не узнал.

- Но ты наводил о нём справки. И я слышал, что он ищет тебя, — Джон смотрит на собеседника неморгающим совиным взглядом. — Зачем тебе это надо?

- Надо что?

- Торчать здесь. Шон умер, — холодно говорит Джон. — Больше у тебя здесь нет дел. Ничего, кроме Миллера и прочих неприятностей. — Он смотрит на визжащую пару, понимая, что Фрэнк Бегби тоже следит за ней. — Возвращайся домой к Мэлани и девочкам, Фрэнк. Сейчас — они твоя жизнь.

Франко выравнивает дыхание и возвращает Джону пристальный взгляд:

- Не знаю, что тебе наговорили, но я не расспрашивал об Антоне Миллере. Это все остальные упоминают его имя то там, то здесь, говоря, что он связан с Шоном.

От разговора их отвлекают доносящиеся от стойки крики.

- ТЫ БЛЯДЬ ТУПАЯ! ТЫ ВСЕГДА БЫЛА ТУПОЙ СУЧКОЙ! — орёт мужчина на свою спутницу, и та втягивает голову в плечи, а затем смотрит на него, кажется, кипя от молчаливой ярости.

- Связан Миллер с Шоном или нет, тебя это не касается, — Джон трясёт Франко за запястье, чтобы отвлечь его внимание от скандалящих. — Он уничтожит тебя, Фрэнк. Ты просто препятствие на его пути. Он абсолютно хладнокровен и не позволяет личной заинтересованности влиять на себя. Ты даже не увидишь его, просто получишь выстрел в голову от одного из его людей.

- Выпей за моё здоровье ещё пинту, — говорит Франко, отставляя свой стакан. Он не собирается развязывать, но хлебать это дерьмо тоже не намерен.

Грёбанная Шотландия. Они хотя бы слышали что-то о нормальном апельсиновом соке?

- ДЕРЬМО! — Их внимание снова привлекает враждующая пара. Женщина поднялась со своего места. — Ты грязный кусок дерьма, Джим Малгрю! МЕРЗКИЙ ДВУЛИЧНЫЙ ЛЖЕЦ!

Она поворачивается и обращается к остальной части бара, включая Франко и Джона.

Мужчина, Джим Малгрю, отмахивается от нее рукой.

- Да что ты говоришь!

Фрэнк Бегби смотрит в сторону. Ему знаком этот типаж. Истерики, которые стремятся втянуть мир в свои жалкие и утомительные разборки. Подобное отребье — по жизни короли драмы. Привлекают к себе внимание: «Смотрите на меня. Мне больно. Почувствуйте мою боль.»

Лучше заткнись.

И теперь Джон Дик, человек, которого он очень уважает (а таких людей совсем не много на Земле), отчитывает его:

- Единственный, кому ты можешь навредить, это ты сам. Мэлани и девочки — вот твоё настоящее. Вот за что тебе стоит воевать.

- Да кто сказал, что я воюю? — спрашивает Франко, а затем понимает, что он сам говорил об этом, ещё на похоронах. — Я просто хочу узнать, что случилось с моим сыном.

- Если даже ты нет, то Антон Миллер — да, — глубоко вздыхает Джон. — Держись подальше от него.

- Спасибо за совет.

- Но?..

- Без всяких «но». Это здравый совет, в конце концов, — заявляет Франко. — Джон, каждая сучара в округе считает должным сесть мне на уши с «Антон то», «Антон сё», «Он убил твоего мальчика» и прочее дерьмо. Мне это неинтересно.

Он качает головой и смотрит на враждующую пару. Женщина многозначительно отвернулась от мужчины, но все ещё сидит за тем же столиком. Бегби еле сдерживается, чтобы не сказать ей: просто вали отсюда.

- Помнишь того парня, который украл у вас деньги Лондоне? Старый кореш, о котором ты мне говорил? — спрашивает Джон Дик. — Ты рассказывал, что был так зол, когда увидел его годы спустя, что кинулся через дорогу, настолько охваченный яростью, что даже не заметил машины, которая размазала тебя по асфальту?

Рентон

- Марк Рентон. Ещё бы я забыл? Парень, которого я убил, Крейг Лиддель, Сыщик, как его называли... Так вот наша долгая вражда началась с того, что я стал преследовать его только потому, что он был корешем Рентона. Я думал, что он знает, где Рент, — кисло смеется Франко, — что они оба потешаются надо мной. На деле Рентон клал на всех своих корешей вроде Лидделя, да и пересекались они только на реабилитации или ширялись вместе иногда. Я связался с Сыщиком только из-за того, что был одержим поисками Рентона. Как же глупо это было. Теперь Сыщик мёртв, а я потерял восемь лет своей жизни. За ничто, — жалуется он.

- Что ты думаешь об этом Рентоне сейчас?

Фрэнк Бегби в задумчивости жуёт губами.

- Я вижу ситуацию с его точки зрения. Да, по всей видимости, он был вынужден съебать, — признаёт он, морща лоб. — Забавно, но Рентон был, наверное, единственным настоящим другом, который был у меня за всю жизнь.

Джон Дик проводит пальцем по ободку своей кружки.

- Видишь, как дорого тебе пришлось заплатить за это понимание? За одержимость этими людьми. Стоило ли портить себе жизнь ради того, что теперь потеряло для тебя всякое значение?

Эти разговоры раздражают Франко Бегби. Джон снова бросает ему вызов, как тогда в тюрьме, говорит с ним так, как никто другой. «Я вижу, какой ты есть», — сказал ему Джон однажды. Это его разозлило, но в конечном итоге помогло. Но жизнь не стоит на месте. Теперь, возможно, Джон Дик стал просто ещё одним человеком из прошлого, человеком, которого нужно оставить позади.

- Конечно, — говорит Франко. — Если вы одержимы неудачниками и общаетесь с ними, вы становитесь одним из них. Я признал это. Моя жизнь была потрачена на эти бесполезные вендетты: Ча Моррисон, Скандинав, Доннелли, Сыщик. Я не собираюсь добавлять Антона в этот список.

Джон, кажется, удовлетворен этим ответом, и его настроение становится более игривым.

- Хуй знает, так бы ты рассуждал, если бы Рентон, этот твой старый кореш, который кинул тебя, вошёл бы сейчас в этот паб.

- Ну, блядь, я бы, наверное, купил ему выпить и сообщил, что он мне задолжал четыре штуки и проценты за двадцать лет, - смеётся он.

Джон посмеивается вместе с ним.

- Я наблюдал, как ты кропотливо создавал свою новую личность. Через те книги, что ты прочёл в тюрьме. И я знаю, как ты боролся с дислексией, — наставник смотрит на него с безудержным восхищением. Этот взгляд всегда превращал Франко в ребёнка, жаждущего одобрения. Это было чувство, сродни тому, что он испытывал, когда старый дедушка Джок проявлял к нему интерес. Было бы хорошо, если бы в детстве у него был такой человек, как Джон, вместо Джока и его друзей. Тогда его жизнь могла бы сложится иначе. — Не отказывайся от этого. Не возвращайся в черную дыру, Фрэнк.

Франко качает головой:

- Иногда я задаюсь вопросом, действительно ли я из неё вылез, Джон.

Джон Дик хочет что-то возразить, когда мужчина по имени Джим Малгрю встает и бьет свою женщину по лицу. Она вскрикивает и обхватывает голову руками.

Это вызывает шквал вздохов, выкриков и насмешек со стороны других посетителей. Фрэнк Бегби замер неподвижно, глядя на Джима Малгрю, который сидит на своём табурете с вызывающим видом. Бармен подходит к нападавшему.

- Какого чёрта ты здесь творишь!

- Уже ухожу, - говорит Малгрю, поднимаясь, чтобы выйти из бара.

Удар был не столь уж сильным, но синяк точно останется. Женщина потирает челюсть. В ее глазах помимо страха и боли, таится что-то пугающее, своего рода мазохизм.

- Он вернется, — обращается она к выпивающей публике.

- Только не сюда, ноги его здесь не будет и вашей тоже, — объявляет бармен. — Так и быть, можешь выждать несколько минут, чтобы дать ему отойти подальше, и выметайся отсюда.

- Я же ничего не сделала, почему вы выставляете меня?

- Похоже, нам тоже пора уходить, — говорит Фрэнк Бегби Джону Дику, понимая, что раньше он бы непременно вмешался в скандал, и это плохо кончилось бы для всех присутствующих. Он вспоминает один похожий случай, когда в пабе в Лейте двое агрессивно спорили о политике. Желая их помирить, он подошёл и обнял их, положив каждому руку на плечо. Но кончилось всё тем, что он навалял им обоим.

- Ладно, Фрэнк, прости, что лезу в твои дела, — Джон Дик протягивает ему руку. — Я знаю, что сейчас тебе нелегко.

Фрэнк Бегби сжимает ладонь куратора в крепком рукопожатии.

- Если бы тебе было на меня посрать, ты бы ничего не говорил. Но не беспокойся, Джон, я знаю, что делаю, — он стучит пальцем по виску и подмигивает своему наставнику.

Важно говорить правильные вещи, выражать правильные чувства. Премьер-министр мог спокойно защищать богатых педофилов, используя Закон о государственной тайне, потому что публично объявил, что не оставит камня на камне, чтобы привлечь таких людей к ответственности. Это было выражение противоположного действия, которое развязывало ему руки. Люди обычно хотят трактовать ваши слова в хорошем смысле; в противном случае, мир казался бы им слишком мрачным.

- Ты достоин лучшего, чем эти ничтожества, — Джон кивает на женщину и пустой стул Джима Малгрю.

Франко смотрит на неё и ему видится несправедливость в словах Джона. Впрочем, он не спорит, пряча своё мнение за ровным дыханием.

Они должны выучиться сальсе, - решает он про себя, - тогда они научатся прислушиваться друг к другу.

Фрэнк Бегби очень доволен собой, прощаясь с Джоном Диком и почти вприпрыжку направляясь из паба к фургону. Затем, открыв дверцу, он чувствует, как что-то сильно прижимается к его виску. Он понимает, что это ствол пистолета.

- Не двигайся, тварь, или я снесу тебе полбашки, - спокойно говорит голос.

Затем чья-то рука шарит в кармане его пиджака, вынимая телефон Tesco, и в то же время кто-то ещё надевает ему на голову мешок. Это действие отрезает его от света и он глубоко вдыхает, наполняя лёгкие, точно в последний раз.

Он ничего не видит, кроме серых каменных плит, которые виднеются у него под ногами, пока его толкают к автомобилю. По ощущениям, это большой внедорожник. Затем он чувствует, как его плотно пристёгивают ремнём безопасности, так же, как он пристёгивал Грейс и Еву. Он не видит лиц мужчин, похитивших его, только понимает, что они сидят на заднем сиденьи по обе стороны от него. Автомобиль трогается с места.

Ирвин Уэлш «Безумный художник», глава 28

 

Мальчишка из доставки (4)

Я встретил их компанию на следующий день после случившегося с Джонни. Я шел домой из школы и заглянул в винный погреб бара «Стрелок» на улице Дьюк. Там, в синем сигаретном дыму, они сидели и пили, находясь в приподнятом настроении. Это была радость, имевшая своим источником чужие страдания и боль, эйфория, вызванная превосходством победителей. Я замечал её в других. И по мере того, как я рос, во мне тоже прорастало это злое чувство, то высокомерное превосходство, складывающееся из наслаждения собственной силой и чувства неуязвимости.

Дедушка Джок увидел меня, подняв взгляд от своей кружки. Его злобные глаза пристально разглядывали меня. И я был уверен, что он о чём-то догадался. Дедушка Джок улыбнулся, и мне стало страшно.

Тело Джонни нашли два дня спустя. Внимание охранника привлекла необычно большая стая чаек вокруг сухого дока, что с пронзительными криками сражались за право на свою долю падали. Крысы тоже поучаствовали в пиршестве, поэтому, по словам старожилов, опознание заняло какое-то время. Многие из них, вероятно, злорадствовали, представляя красивое лицо Джонни, съеденное падальщиками. Это ухмыляющееся лицо, которое нависало над многими из их жен и подруг, когда они стонали от удовольствия под ним.

О найденном трупе сообщили в «Вечерних новостях» и в «Шотландии сегодня». Когда в ближайшую пятницу дедушка Джок пришёл с Карми и Лози на карточный турнир, я спросил их об этом. Джок смекнул, что я знал больше, чем должен.

- Хороший случай избавится от мусора, - тихо сказал он, не отрывая взгляда от своих карт.

- Я думал, что Джонни был твоим другом!

Вокруг стола воцарилась тишина.

Потом папа обратил на меня угрюмый взгляд своих красных пропитых глаз:

- Береги себя, сынок. Вот что я тебе скажу, - проговорил он, - есть много вещей, в которых ты ничего не понимаешь.

Но это как раз он был тем, кто не понимает в чём дело. Мой дедушка оторвался от карт и подмигнул мне.

- Минуточку... Все в порядке, - сказал он моему отцу и встал, жестом показывая мне следовать за ним. Мы прошли через кухню в маленький внутренний дворик, где стояли мусорные баки. Было холодно. Казалось, он этого не чувствовал. Он зажег сигарету и передал ещё одну мне.

- Помнишь, того дрянного пса, которого твой папаня как-то давно притащил в дом?

Разумеется, я не мог забыть Викинга, немецкую овчарку, которую подобрал папа. Мы заботились о ней, но она кусала всех подряд, и родители избавились от неё.

- Да.

- Ты любил этого пса, помнишь? Но он укусил тебя. Ты заботился о псе, но это не помогло. Он любил тебя, но всё равно предал.

Я кивнул.

Викинг впился зубами в мою лодыжку без причины. Мы бегали в парке Пилриг, и он просто повернулся и укусил меня. Вероятно, был слишком возбуждён и не мог контролировать себя.

- Его нельзя винить в этом, - дедушка глубоко затянулся и выпустил дым в воздух. - Такова его природа. С людьми так же, мой мальчик. Твои друзья... - он обнажил зубы в пугающей широкой улыбке, - Друзья только до поры до времени. Понимаешь о чём я говорю, приятель?

- Да, я сказал ему.

- Хорошо. Давай потушим наши сигареты и вернёмся в тепло. Меня ждёт неоконченная партия.

Мы вернулись в гостиную. Но этим вечером я сделал то, чего никогда не делал раньше, и поклялся больше никогда не делать. Я пошёл в телефонную будку и позвонил в полицию.

Ирвин Уэлш «Безумный художник», глава 29

Принц воров

В некотором смысле тишина во время поездки его устраивает. В других эта пугающая сдержанность, указывающая на профессионализм похитителей, могла бы вызывать беспокойство. Шестёркам Силы не хватило бы дисциплинированности, чтобы поддерживать такое молчание. По крайней мере, они бы не упустили случая поиздеваться над его дешёвым мобильником. Так значит их трое, подсчитывает Франко: один за рулём и двое рядом с ним на заднем сидении. Однако он даже не пытается вычислить, куда именно его везут и сосредотачивается на собственном дыхании. Из-за мешка на голове ему становится душно. Он вдыхает и выдыхает в замедленном темпе, позволяя своим мыслям уйти далеко от неприглядной реальности. Франко думает о жене и дочках. Если его убьют, он хочет умереть, думая о них.

Он сидит на заднем сиденье чужого автомобиля с тёмным мешком на лице и в то же время поднимает малютку Еву высоко над песчаными дюнами. Он ловит маленького, но кусачего каменного краба для Грейс, и девочка смеётся, пританцовывая от восторга. Затем он видит, как они с Мэлани танцуют сальсу в гостиной, а девочки с воодушевлением следят за ними. Он хочет показать своим дочерям, что именно так поступают настоящие мужчины со своими возлюбленными, что это восхищение, красота и веселье — то, чего они вправе ожидать от любви. Он дышит ровно, он спокоен. Периодические остановки у светофоров указывают на то, что они ещё в черте города, но его могут завезти куда угодно. Затем, внезапно дорога под колёсами внедорожника перестаёт быть ровной. Мощёная булыжником мостовая. Он слышит скрежет открывающихся ворот.

Они в доках Лейта.

Машина останавливается, и ему помогают выйти. Его ведут твёрдо, но без излишней грубости. С головы снимают мешок, он моргает, пытаясь привыкнуть к тусклому свету. Когда Франко, наконец, удаётся сфокусировать взгляд, он видит стоящего перед ним мужчину с тёмными, коротко подстриженными волосами, лет двадцати на вид. Мужчина одет добротно, не по клубной или бандитской моде, а так, как скорее, мог бы одеться молодой выпускник университета. У него свежее и чистое лицо, на котором выделяется только один тонкий шрам над верхней губой. Франко думает о человеке, который оставил ему этот шрам. Он уже мёртв или, может быть, сбежал из города?

- Вы, должно быть, Антон.

Молодой человек кивает. За спиной Антона стоят два других мужчины. Их одежда и манера держаться выдают в них гопников. Фрэнк Бегби испытывает минутное разочарование. Теперь он расценивает их молчание, не как знак профессионализма, а как уважение к их дисциплинированному лидеру.

- Маленький совет, - небрежно говорит Франко, - проверься. Загляни в КВД.

Лицо Антона Миллера все еще бесстрастно, хотя одна бровь слегка приподнимается. Парни, стоящие за его спиной хмурятся, и тот, что потолще, делает шаг вперёд:

- Чо ты сказал? - сжимает он кулаки.

- Фрэнсис Фланаган, - Бегби полностью игнорирует этот выпад и по-прежнему обращается только к Антону Миллеру. - Симпатичная шлюшка, но слишком уж доступная. Лари грязный тип и всегда недолюбливал гандоны. Сомневаюсь, что это изменилось.

Антон Миллер кивает со сдержанным одобрением. Судя по всему, Фрэнк Бегби прошёл испытание, а может быть, даже два: на проницательность и на храбрость.

- Ты здесь не для того, чтобы обсуждать моё здоровье. Я хотел взглянуть тебе в глаза и потолковать с тобой наедине. Тебе есть, что мне сказать.

- Я думаю, что разобрался, что к чему, - говорит Франко, - и что ты никак не связан со смертью Шона. Я понял, что это спектакль для меня.

Брови Антона ползут вверх:

- Даже так? Ну и как ты пришёл к этому выводу?

- Слишком много пташек, которые поют по одним и тем же нотам. Без дирижёра тут не могло обойтись. Так уж повелось с незапамятных времён.

- Сила, - усмехается Антон.

Франко замечает, что к ним подходит ещё один парень, более тощий, с крючковатым носом.

- Золотое правило: если этот жирный пиздюк говорит о сахаре, то хочет подсунуть тебе дерьмо. - Франко криво ухмыляется. - Простое правило, которое может очень облегчить жизнь. Жаль, что я не следовал ему в молодости.

Антон улыбается, и Франко чувствует на себе всю силу его холодного обаяния. Какое бы образование он ни получил, его интеллект явно огромен. Затем Антон глядит на Франко более пристально.

- Что-то ты не похож на человека, расстроенного из-за недавней смерти сына.

Франко пожимает плечами.

- Какой смысл в том, чтобы изображать скорбь и разыгрывать драму перед посторонними. Конечно, я расстроен и хотел бы знать, что с ним произошло. - Он оглядывается и видит корпуса фабрики, строительные краны и новопостроенное казино. - Но я не слишком эмоционален. Времена меняются. - Франко с полуулыбкой кивает Антону и его коллегам. - Не хочу ввязываться в историю.

- Франко Бегби не желает ввязываться в историю. - Антон как будто играет с этой идеей. - Раньше твоё имя что-то значило в этом городе.

- Может быть, и значило. Но всегда находились парни покруче меня. Такие как ты или Дэвид Сила. Я никогда не играл в высшей лиге. Я был хорошим бандитом, мог запугать кого-нибудь или даже замочить, - он вспоминает свой недавний разговор с Дэвидом Силой, - но у меня никогда не было такой предпринимательской жилки, как у вас.

Лесть вызывает у Антона лёгкую улыбку, но его глаза по-прежнему остаются холодными.

- Слышал, что ты достиг успеха. Стал художником, уехал в Калифорнию.

- Да, дела идут неплохо, - соглашается Бегби. - Но всё дело в шумихе и моде. Так что я поставил это дело на поток, и леплю как можно больше, пока есть те, кто готов за это платить. Скоро интерес спадёт. Ну что ж, приходится ковать железо, пока горячо.

- Ты умный человек.

Фрэнк Бегби качает головой.

- Был бы умным, не провёл бы полжизни в тюрьме.

Антон смотрит на своих подручных, а после на Бегби:

- Пройдёмся, я хочу поговорить с тобой наедине.

Франко кивает, прикидывая — уж если придётся драться, лучше один на один. Они прогуливаются по набережной вдоль старого дока, доходят до волнореза. Холодный ветер пронизывает насквозь, и они, наконец, останавливаются, опираются на перила и смотрят на мутную, грязную воду лимана. Фрэнк Бегби вспоминает Тихий океан, переливающийся всеми оттенками синего. Что он делает здесь, среди всех этих серых красок? Антону захотелось пройтись, или он собирается застрелить его и столкнуть его тело в море?

Или, как знать, он действительно нуждается в собеседнике. Успех иногда приводит к изоляции и одиночеству. Особенно успех такого рода.

- Я заработал много денег. Но все они зарубежом. Я разместил их в разных европейских и американских банках.

Антон смотрит на горизонт, с таким видом, словно собирается что-то там разглядеть.

- Наслышан, - говорит Франко. - И не буду отрицать, впечатлён. Даже Дэвиду Силе потребовались десятки лет, чтобы достичь того, что есть у тебя в двадцать с лишним.

Антон поворачивается к нему, и лицо его принимает нетерпеливое, почти насмешливое выражение.

- Попробуй себе представить, как легко поехать в Швейцарию и открыть бизнес-счет в банке? Или даже на Каймановых островах? Просто садишься на грёбанный самолёт и идёшь в банк с паспортом и сумкой, набитой наличностью. Говоришь, что хочешь открыть бизнес-счет. И всё! Никто не задаёт вопросов. Да в самом захудалом британском ломбарде дело обставлено строже.

Бегби никак не реагирует на это рассказ, и Антон продолжает:

- Прикинь, я ж в трущобах вырос, социальное жильё и всё такое, и тут, нахуй, стоит мне только захотеть, и я уже лечу бизнес-классом в этот ваш блядский Амстердам, на Ибицу, в Тайланд или просто на футбольный матч. Кто-то говорит, что, мол, они бы тоже так могли. Но они такие грёбанные патриоты, что скорее в матрас деньги зашьют.

- Я доверяю своему банку в Калифорнии, - говорит Фрэнк Бегби. - Конечно, проценты там небольшие, но зато я уверен, что деньги никуда не денутся.

Антон неожиданно смотрит на Франко со странным выражением, как будто считает, что тот его разыгрывает.

- Каждое утро солнечное, проснувшись, ты смотришь на океан. Милая жена и дети. Никаких беспокойств и забот. Больше мне ничего не надо от жизни.

Франко старается говорить бесстрастно, но не может скрыть нахлынувших на него чувств.

Это не ускользает от внимания Антона, который отвечает с усмешкой, которая делает его моложе, но в то же время кажется опасной:

- Ну ты прав, старик, будем циничнее. Звучит как пустой трёп, но у меня тоже есть цель жизни. И скоро я её достигну. Осталось положить ещё сколько-то на счёт, и я навсегда расстанусь с этим городом. Свалю куда-нибудь. Куда-нибудь, где тепло и солнечно.

Франко вспоминает себя в его возрасте: о боже, каким примитивом он был. Двух слов связать не мог. А этот парень, он, что, уже действительно обдумал всю свою будущую жизнь?

- И чем ты собираешься занять в этом месте?

Франко видит, что вопрос застаёт Антона врасплох.

- Эту часть плана ещё нужно обдумать, - признаётся он, поворачиваясь к морю: - Но в чём я уверен, так это в том, что с криминалом завяжу. Мой отец был простым работягой. Сварщиком на заводе. А потом завод закрылся, и он так и не смог найти нормальную работу. Он чинил телевизоры. Был стриптизёром. Жизнь его здорово пошвыряла. - Антон поворачивается к Фрэнку Бегби. - Ебанный неудачник.

- Не думаю, что был знаком с ним, - замечает Франко невозмутимо.

- Послушай меня, - говорит Антон, и глаза его внезапно загораются лихорадочным блеском. - Ты здесь не появлялся, сжёг все мосты. А, прикинь, каким был Шон. Я всегда любил этого парня. У него был такой хороший, открытый, смех. И какие бы суки ни пытались сбить его с толку, он никогда меня не подставлял.

- Что ж, хорошо, - соглашается Франко. - Должно быть в твоей жизни не так много людей, которым ты можешь доверять.

- Но он был торчком, - качает головой Антон. - Наркота уничтожила его. Я всегда ему говорил: продавай наркотики и поднимешь бабло, принимай наркотики — и сдохнешь. Что тут, блядь, непонятного? Шон не был дебилом. До того, как подсел.

- Никогда не знал его особенно хорошо. Пока он рос, я или сидел в тюрьме, или проводил время с женщинами. Я слышал, что он колется. И был разочарован. - Франко хмурится. - Люди всегда разочаровывают.

Голос Франко Бегби звучит мрачно, но Антон не замечает этого, погружённый в собственные тёмные мысли.

- Мой батя... Я купил ему и его бабе отличное поместье в Бартоне. Довёз их туда на машине. Хотел сделать сюрприз. Большой дом, ухоженный сад, благоустроенный двор, гараж. Провёл им экскурсию и вручил ему ключи. Так он сказал мне, засунь их себе в жопу. Даже от тачки отказался. Ма смотрит широко открытыми глазами, говорит это дом её мечты. А он такой — не нужны нам эти грязные деньги. Так и сказал — грязные деньги. Ты можешь, блядь, в это поверить?

Франко молча смотрит на море. Солнце садится. Становится ещё холоднее.

- Иногда с людьми чертовски трудно, - говорит он и поворачивается к Антону: - Как ты думаешь, кто убил Шона?

Антон отстранёно смотрит на него:

- Проще всего было бы сказать, что это Сила или кто-то из его банды. Но я не хочу врать. А правда состоит в том, что я не знаю, кто это. У меня нет версий. Если ты узнаешь, кто убил его, дай мне знать. Шон... да, с ним бывало непросто, но я любил его.

- Но не настолько, чтобы хотя бы прийти к нему на похороны.

- После смерти ему было уже всё равно, - пожимает Антон плечами. - Думаешь, все эти грёбанные упыри пришли туда, чтобы проявить уважение к Шону? Дэвид Сила, его парни, все остальные?.. Я слишком уважал Шона, чтобы появиться там.

- Ну... - Фрэнк вспоминает Ча Мориссона и скандал, который тот затеял на поминках. - Пожалуй, ты прав.

- А знаешь, - говорит Антон. - Между нами есть что-то общее. Шон не был тем сыном, которого ты себе желал. И мой старик не тот отец, который мне нужен.

- Ты слишком взрослый мальчик, так что поздно думать об усыновлении.

Антон смеётся.

- Ты не представляешь, как здорово поговорить с кем-то, кто не боится тебя.

- С чего ты взял, может, я уже в штаны наложил.

- Я вижу, - говорит Антон. - Так же, как и то, что ты не имеешь ничего против меня.

Франко улыбается:

- А если бы имел?

- Тогда бы мне пришлось тебя убить, - улыбается Антон в ответ: - А также твою жену и детей. - Антон протягивает Франко телефон «теско». На светящемся жёлто-зелёном экране видна смс от Мэлани.

“Позвони мне, как только получишь смс. Это срочно. Люблю тебя Х»

- Тебе надо перезвонить, — равнодушно говорит Антон Миллер, и передает трубку.

Франко Бегби пытается понять, как дышит молодой человек. Но он ничего не может различить.

Ирвин Уэлш «Безумный художник», глава 30

Партнёр по танцам — 5

Класс сальсы в Танцевальном центре Санта-Барбары был оживленным местом, и все пары, проходившие обучение, так же как и они, были парами не только на танцполе. В группе занимались двое геев, и пока Джим регистрировался, он бросал пристальные взгляды на эту броскую парочку. Но заметив, что никто больше не обращает на них внимания, тоже потерял интерес. После занятия, Мэлани разговорилась с этими двумя мужчинами, Ральфом и Хуаном, и выяснила, что они тоже работают в университете. Они решили пропустить по бокальчику в баре через дорогу.

Это вошло в традицию, и частенько Сула и остальные ученики класса присоединялись к ним. Джим был одним из немногих, кто алкоголь не употреблял. Эти вечера не были бурными попойками, и, пожалуй, только однажды им случилось всерьёз перебрать, и Джим стоически наблюдал за их пьяными выходками.

Мэлани просыпалась дважды: сначала в два часа ночи, затем около пяти утра, но оба раза принуждала себя вернуться обратно во власть сна. Когда она, наконец, пробудилась окончательно, то с ужасом обнаружила, что уже почти десять, а она чувствует себя ещё более разбитой, чем накануне. Тем не менее, она заставила себя встать и отправилась в душ, а затем, под тихое бормотание телевизора, оделась и привела себя в порядок. Позавтракать она решила в кафе на Саус Клерк Стрит, с облегчением обнаружив, что меню вполне соответствует её калифорнийским привычкам. Две чашки эспрессо спустя она почувствовала себя лучше и прослушала ещё одно сообщение от Гарри. На сей раз он был трезв и преисполнен раскаяния:

- Мэлани, это Гарри, Гарри Палистер. Я увидел у себя в исходящих, что звонил тебе вчера. Я это смутно помню. Я был очень пьян, и сожалею о том, что наговорил тебе. У меня депрессия, и я взял больничный, чтобы пройти лечение у психолога. Я записался в группу Анонимных Алкоголиков. Пожалуйста, прости меня. Это Гарри Палистер, - повторил он. - Ну, пока.

- Пошел ты на хер со своим бредом, - вслух сказала Мэлани своему телефону.

Мобильный интернет в роуминге был возмутительно дорог, так что она нашла кафе с вай-фай, чтобы отыскать адрес Элспет среди старых е-мейлов. Он хранился там со времени по<