Рассказ солдатки Авдотьи Давыдовой

 

Вот безыскусный рассказ солдатки Авдотьи Давыдовой, 38‑летней женщины, находящейся в настоящее время в Мариинской больнице (повреждение правой руки, выше локтя): «Была я, батюшка ты мой, – рассказывает она – в этот самый день имянинница – Авдотьей меня зовут – и шла из церкви, да думала зайти к куме своей; на канаве она живет. Только это у самого Царицына луга, думаю, как мне идти? По Конюшенной или по набережной? Пошла по набережной…

Впереди меня шли двое мастеровых и несли на головах не то диван, не то кровать – не запомню хорошенько. Помню я только, что они остановились и сказали: ”Вон, государь едет“. Тут подошел к нам еще мальчик‑мясник, с корзиной тоже на голове. Корзину‑то он снял и поставил на панель, а сам шапку с головы снял. Проехал это батюшка‑царь.

Мы поклонились. Я и хотела уж только повернуться и идти, вдруг – треск раздался, да такой сильный, словно из пушки. Карета остановилась. По панели какой‑то человек забежал и кричит: ”Держи!“. За ним погнался казак. Мальчик‑мясник бросил бежавшему то, корзину свою под ноги. Тот запнулся и упал. Тут его и остановили. Такой молодой из себя, в немудрящем платье и в меховой шапке. Карета‑то, как остановилась, батюшка, покойный‑то государь, и вышел из нее, да подошел к этому человеку.

Перекрестилась я, и тоже поближе пододвинулась. Только что я начала подходить, вдруг – второй выстрел. У меня словно что‑то обожгло руку… В глазах это у меня все помутилось… Больше уж ничего не помнила. Видела я, как в тумане, солдатики подбежали молодые… Все забегали, закричали… Потом меня кто‑то посадил в сани, и повезли сюда» …

Рука у Давыдовой поправляется. Она просится домой. Живет она на Черной речке, где занимается стиркой белья.

 

 

Место катастрофы

 

Местность, где совершено страшное преступление, совсем, что называется, непроезжая, и если справедливо, что Государь избрал ее в виду полученных анонимных угроз, то трудно себе представить, говорит корреспондент «Московских ведомостей», почему именно на этом пути ждали его злодеи, – разве потому, что заметили на нем усиленное, против обыкновенного, число полиции.

В момент взрыва местность эта, как сообщает «Московский телеграф», представляла собою такую картину. «Один из казаков – Малечев именно, лежал мертвый, позади кареты близ тротуара набережной, другой казак, сидевший на козлах возле кучера – Манцев, склонился в изнеможении, судорожно ухватясь за козлы.

На самом тротуаре, шагах в тридцати позади, бился на земле и стонал мальчик, возле которого лежала большая корзина с мясом; он нес на голове эту корзину и был ранен осколком смертоносного снаряда. В нескольких шагах от него стоял, отвалившись на перила канавы, изнемогая офицер, также раненый.

Впереди падал на землю городовой; тут же стоял обезумевший от страха мастеровой, несший небольшой диванчик. Наконец несколько в стороне быстро удалялся человек с длинными космами в шапке и темно‑синем пальто. Государь тотчас указал на него и направился к раненым офицеру и мальчику.

 

 

Государь не прошел и половины расстояния, как раздался новый взрыв, и взвился клуб белого дыма. Это был второй снаряд брошенный злодеями. Как полагают, человеком, стоявшим на льду канавы. На месте, где произошел первый взрыв, образовалась неглубокая круглая воронка в три четверти аршина глубиной и аршина два в поперечнике. В углублении ее виднеется небольшой клок сероватой шерсти или пакли.

На месте второго взрыва не образовалось ни воронки, ни углубления; эта разница произошла, вероятно, потому, что при первом взрыве карета представила известное сопротивление сверху действию газов. Тут валяются на снегу суконные клочки как бы от военной шинели.

У самого тротуара канавы свалена груда разных вещей, оцепленная несколькими рядовыми Павловского полка. Здесь, возле кровавой лужи, валяется: офицерская серо‑синяя шинель с меховым воротником, обломок нижнего конца шпаги, шапка околоточного надзирателя, деревянные обломки и куски черного сукна, вероятно, от шинели казака. Тут стоит большая, так называемая, бельевая корзина с мясом; несколько поодаль небольшой диванчик без обивки. Сегодня (речь идет о 2‑м числе) массы народа толпятся около места злодеяния».

Народ толпился на месте катастрофы и весь день 3‑го числа. Только небольшая ямка свидетельствует теперь о месте преступления; даже положение ее и очертание изменились. Сообщаем следующие точные сведения, собранные час спустя после преступления.

Ямка – 40 дюймов в диаметре; глубиною на снегу – восемь дюймов. Она находится в 11‑ти шагах от каменного забора сада великой княгини Екатерины Михайловны и в 9‑ти шагах ох решетки набережной. В ямке найдены кусок пробки, кусок красного сургуча, два кусочка жести, золотой браслет с женским медальоном. Вокруг ямки были разбросаны клочки волос, куски материи и щепки дерева от экипажа, стекла от каретных фонарей.

В пятнадцати шагах от этой ямки, по направлению к Театральному мостику – место второго взрыва. Здесь, на пространстве 30‑ти шагов, разбросаны были клочки сукна и разной материи, и в стороне, у забора, сложенные вещи пострадавших.

В числе этих вещей, следующие оказались принадлежащими покойному государю: а) фуражка инженерного ведомства на ватной, шелковой, серого цвета подкладке, без кокарды, козырька и части околыша; б) верхняя часть военной инженерного ведомства шинели с бобровым воротником и лацканами; нижняя часть шинели изорвана в клочки; под воротником, с левой стороны, оторван клапан; в) кусок серебряной портупеи; г) два батистовых платка с метками А. Н.: на одном буквы вышиты рядом, на другом – одна на другой, накрест; д) части кожи от раздробленного сапога.

Сверх того, тут же, в куче, находились: два письма, на имя Паля и Володи, башлык, куски дерева и материи от кареты. В двух местах – большие следы крови. Изорванные края шинели замараны кровью.

Вот другое описание той же местности после взрыва: «На месте преступления найдены два куска тонкой жести, которая, полагают, служила наружною оболочкой для снарядов. Тотчас после катастрофы были собраны вещественные последствия взрыва, в том числе некоторые вещи из одежды в Бозе почившего государя.

По рассказам, взрыв, ранивший государя, был так ужасен, что от шинели его величества осталась только верхняя часть с пелериной и бобровым воротником, точно также от фуражки государя оторвало взрывом козырек и кокарду. От сапога с левой ноги остался только передок с исковерканным каблуком, между подошвой и стелькой его запекшаяся кровь. Башлык, бывший на шее государя, весь изорван в клочки.

Его концы истрепаны взрывом. На месте разбросана масса щепок, мелких осколков от стекол и клочков от подушек кареты государя, которые народ жадно расхватывал как реликвию. Нашлись промышленники, которые стали продавать эти остатки. Говорят, некто заплатил за клок волос из каретной подушки большие деньги.

В настоящее время место это устлано мхом, и на нем положены массы венков. Пока место это огорожено, и поставлены часовые.

Вот план этой роковой местности. На плане этом обозначен Михайловский дворец, ворота дворца, из которых выехал государь император, путь следования, и наконец, буквою А самое место, где совершилось преступление.

 

 

Во дворце

 

Раненый Государь Император привезен был во дворец в санях полковника Дворжицкого, а не великого князя Михаила Николаевича, как об этом говорено было выше. Внесли венценосного страдальца во дворец – на ковре, и положили на постель в его кабинете, возле того письменного стола, за которым он обыкновенно занимался. Лежал он без движения, испуская тихие стоны. Его осторожно раздели; кровь была на лице, ноги совсем раздроблены; задета нижняя часть живота.

Обе голени, – продолжать страшно! – ниже колен и до стопы были превращены в массу обрывков мускулов, на которых местами висели осколки костей, и мягкие части носили на себе следы ожога. На левом верхнем веке замечался незначительный подтек также с ожогом. Перчатка правой руки окровавлена. По мере приближения к Зимнему дворцу, государь терял сознание от потери крови, которая сочилась из оборванных мускулов обоих голеней. Эти мускулы составляли единственную связь между стопою и коленями обеих ног, ибо кости голеней были раздроблены и вышиблены взрывом.

Доктора Круглевский и Маркус явились первыми и произвели немедленно прижатие бедренных артерий. Доктор Дворяшин, врач 4‑го стрелкового батальона Императорской фамилии, находившийся случайно в здании Окружного штаба, услышав крики «Государь ранен!», бросился во дворец и в дверях кабинета его величества встретил доктора Круглевского. «Скорее привозите ампутационный и резекционный набор!», – сказал ему Круглевский. Дворяшин бросился за инструментами в квартиру Круглевского и чрез пять минут был обратно во дворце. Боткин был уже при его величестве и с величайшим вниманием производил выслушивание ударов сердца.

Из привезенного набора каучуковый бинт немедленно был наложен на правую ногу выше колена, причем доктора старались сохранить всю оставшуюся на оборванных частях тела кровь и отдавить ее по направлению к сердцу. Затем наложен был каучуковый жгут. Бинт снят, чтобы повторить туже операцию на левой ноге, дабы уэкономить кровь для питания мозга. Решено было наложить бинт на правую руку. Когда Дворяшин снял окровавленную перчатку с правой руки государя, оказалось, что на руке было несколько кровавых подтеков с ожогом. Обручальное кольцо было совершенно сплюснуто спереди. Произведено было бинтование. Боткин сказал, что сердечные тоны становятся яснее и появилось глотательное движение. Дыхание стало глубже.

Государь приоткрыл несколько глаза и под влиянием вспрыскивания сернокислым эфиром и водой со льдом, при накачивании из баллона кислорода, дыхание стало восстанавливаться. Этим моментом воспользовался духовник протопресвитер Бажанов и приобщил его величество Святых Тайн. Сцена была в высшей степени трогательная и умилительная. Казалось, надежды воскресли. Помчались в Конюшенный госпиталь за снарядом для переливания крови. Судьба судила иначе. Боткин стал замечать постепенное ослабление сердечных тонов. Дыхание стало поверхностное и чем далее, тем реже и реже. Наконец в 3 часа 35 минут дыхание совсем замерло. Все члены императорского дома, присутствующие в Петербурге, были у постели августейшего шефа семьи.

Другое сообщение о последних минутах государя императора Александра Николаевича: «Наследник цесаревич, вернувшийся с развода прямо в Аничковский дворец тотчас же, как о том свидетельствует ”Harold“, изволил сесть с семьею за завтрак. Раздались один за другим два взрыва. Наследник и цесаревна не могли себе разъяснить их причины, но сразу почувствовали какое‑то тяжелое предчувствие, которое несколько минут спустя еще усилилось при виде прискакавшего во двор Аничковского дворца шталмейстера государя. Оба поспешили ему навстречу, но он не мог в первую минуту произнести ни слова от волнения, и только после отчаянной просьбы их высочеств ему удалось проговорить: ”Он ужасно ранен!“.

Этих слов было достаточно, чтобы понять ужасную действительность. Наскоро заложили сани и их высочества поспешили в Зимний дворец, куда прибыли первыми после Михаила Николаевича. Вскоре собрались остальные члены августейшей семьи, а также наиболее близкие им лица, между прочим, князь Суворов, граф Адлерберг, князь Дондуков‑Корсаков, граф Милютин, граф Лорис‑Меликов. Государь лежал, тяжело дыша, по‑видимому, без всякого сознания; кровь продолжала лить из ужасных ран на ногах и лице. Вскоре, однако, оказалось, что государь в памяти, следовательно, должен испытывать ужасные боли, так как на вопрос одного из присутствующих членов семьи узнает ли он его, государь сделал знак глазами, чтобы показать, что понял вопрос. Затем он принял Святое причастие.

Около трех четвертей четвертого казалось, что все уже кончено, глаза государя закатились и были закрыты любящей рукой. Все присутствующие опустились на колени, и к небу вознеслись горячие молитвы за спасение души любимого отца и повелителя; но вдруг государь испустил три глубокие вздоха, это были последние».

Около пяти часов пополудни, когда во дворце принесена была уже присяга, государь император Александр III возвратился обратно в Аничковский дворец, откуда через несколько минут и выехал в сопровождении августейшей супруги своей снова в Зимний дворец.

В опочивальне покойный государь положен был на железной походной кровати; выражение лица – мирно почивающего. На лице несколько мелких ран и больших на подбородке и около левого глаза.

Одет был покойный государь в мундир Преображенского полка, без орденов. Гроб, почти сплошь укрытый живыми цветами – белыми по преимуществу, – совершенно такой же, в каком погребена была покойная императрица – металлический и позолоченный.

О бальзамировании тела почившего в бозе государя передают следующее. Бальзамирование было крайне затруднительно вследствие ужасных ран, и потому продолжалось всю ночь с 10 часов вечера до 9 часов утра. Оно производилось профессором Грубе, тем самым, который бальзамировал уже тело императора Николая и недавно почившей императрицы. При бальзамировании профессору Грубе помогали его ассистенты Лесгафт и Таранецкий, и два фельдшера.

 

 

 

О восшествии Его Императорского Величества, Государя Императора Александра Александровича на Прародительский Престол Всероссийской Империи и на нераздельные с ним Престолы: Царства Польского и Великого Княжества Финляндского