В Пилау — 231-й и 215-й полки морской зенитной артиллерии (данные требуют проверки), пехотный полк, 150 самолетов.

в районе Летцен, Алленштайн, Иоганнисбург (данные Разведывательного отдела Западного особого военного округа):

в Летцен — штаб армейского корпуса, 21-й танковый полк, 115-й пехотный полк, артиллерийский полк, кавалерийский полк;

в Ликк — штаб 14-й пехотной дивизии, 215-й пехотный полк, 37-й артиллерийский полк (по 14-й пехотной дивизии данные Разведывательного отдела Прибалтийского особого военного округа);

в Арис — штаб пехотной дивизии, 143-й и 151-й пехотные полки, 14-й артиллерийский полк;

в Растенбург — 56-й и 665-й пехотные полки;

в Бишофсбург — пехотный полк;

в Алленштайн — штаб 9-й армии, штабы армейского корпуса и 7-й пехотной дивизии; 301-й и 413-й пехотные полки, полк противотанковых орудий, 206-й артиллерийский полк.»[528]

Имеющиеся в докладе подробности потрясают, но сама его точность потрясает еще больше.[529] К сожалению, точность эта уже не имела никакого значения. На основе этой сводки командующий Прибалтийским особым военным округом генерал Кузнецов приказал командующим своих 8-й и 11-й армий привести в боевую готовность театр военных действий округа, но на более высоких командных уровнях не было сделано ничего.[530]

К предупреждающим крикам добавили свои голоса и командиры уровнем ниже. Вечером 18 июня генерал-майор П.П. Богайчук, командир 125-й стрелковой дивизии, одной из дивизий первого эшелона Кузнецова, которая дислоцировалась по границе с Восточной Пруссией, прислал в штаб округа тревожные разведданные:

  

«По агентурным данным и сведениям, полученным от перебежчиков, немцы в последние дни сосредотачивают в районе Тильзита до семи дивизий, не считая войск, дислоцированных в районе Шилутэ. Часть этих войск подошла к границе. У них есть мото-механизированные дивизии.

С нашей стороны не были приняты меры, гарантирующие отражение нападения мото-механизированных частей, и немцам достаточно бросить в атаку один танковый батальон, чтобы захватить врасплох наш обороняющийся гарнизон.

Внутренние дозоры и патрули могут только предупредить части, но не обеспечить безопасность.

Участок передовых оборонительных позиций лишен гарнизона и не может остановить нападение немецких войск, а пограничные войска не могут вовремя предупредить полевые войска.

Участок передовых оборонительных позиций дивизии расположен ближе к государственной границе, чем части дивизии, и без подготовительных мер для выигрыша времени они будут захвачены противником раньше, чем туда прибудут наши войска».[531]

  

Расстроенный командир дивизии просил разрешения повысить боеготовность своих соединений, но Кузнецов мог самое большее приказать Богайчуку «завершить работы на передовых оборонительных позициях», но «занять передовые оборонительные позиции только в случае нарушения границы противником». Требуя от Богайчука повысить боеготовность дивизии, Кузнецов в то же время предупреждал его «обратить особое внимание на то, чтобы не создать провокации и паники в наших частях… Делать все бесшумно, твердо и осторожно. Все командиры и политработники [должны] трезво оценивать обстановку». А вслед за тем Кузнецов распорядился принять меры, которые явно выходили за рамки его инструкций, приказывая всем дивизиям:

  

«4. Разместить минные поля по плану командующего армией там, где они должны быть установлены по плану обороны. Обратить внимание на полную секретность для противника и организацию охранение наших частей. Создать надолбы и другие противотанковые и противопехотные препятствия по плану командующего армией, а также по плану обороны.

5. Штабам армий, корпусов и дивизий быть на своих КП, которые под ответственность командира будут обеспечены противотанковой защитой.

6. Наши части передового развертывания должны войти в прикрываемый ими район. Учесть частые пролеты над местностью немецких самолетов.

7. Продолжить срочное снабжение частей боеприпасами и другими видами довольствия.

Настойчиво работать над сколоченностью подразделений на марше и на месте».[532]

  

Вскоре после этого в состязание предупреждающих подчиненные соединения вступил и командующий 8-й армией генерал-майор П.П. Собенников, написав несколько противоречиво:

  

«(1) Еще раз подтверждаю, что части не занимают боевые позиции на участке передовой обороны. Части стоят за позициями в боевой готовности, ведя в то же время работы по укреплению обороны.

(2) Соорудить противотанковые препятствия так, чтобы они были незаметны с границы».[533]

  

Хотя Прибалтийский особый военный округ принял минимальные меры предосторожности, командующий Балтийским флотом адмирал В.Ф. Трибуц объявил, что

  

«…части Балтийского флота были приведены в боевую готовность 19.6.41 в соответствии с Планом № 2, были развернуты командные пункты и усилены сторожевые дозоры в горле Финского залива и Ирбенских проливах».[534]

  

Ближе к вечеру 20 июня начальник штаба 11-й армии генерал-майор И.Т. Шлемин отправил в штаб округа еще одно тревожное разведывательное донесение:

  

«Задержанный в ночь на 20.6.41 г. перебежчик из 13-й роты 58-го пехотного полка 6-й пехотной дивизии сообщил, что его рота расположена в Пшеросле (рота тяжелых 150-мм пушек). В конце мая 6-я пехотная дивизия была передислоцирована эшелонами из Парижа в район Сувалок и выгружена в 180 километрах от Пшеросля.

В Сувалках, по словам перебежчика, сосредоточено большое количество сил. Все войска начали выдвижение к границе.

Пехотные части расположены в 5 километрах от границы, артиллерия готова к открытию огня, но никаких крупных танковых частей перебежчик не видел.

Перебежчик сообщил, что немецкие войска не роют близ границы окопов, думая идти в наступление. По словам перебежчика, военные действия начнутся через 8-10 дней. Уже два месяца офицеры ведут пропаганду среди солдат, объясняя, что СССР является главным врагом Германии. Пятьдесят процентов солдат против войны».[535]

  

На следующий день (21 июня), заместитель начальника войск ПВО округа полковник Карлин, по указанию Кузнецова, отдал приказ:

  

«Начиная с сегодняшней ночи и вплоть до особого распоряжения в гарнизонах и местах расположения войск соблюдать светомаскировку. Обеспечить транспорт светомаскировочной аппаратурой. Организовать твердый контроль над соблюдением светомаскировки. Обратить особое внимание на состояние маскировки войск и техники от наблюдения с воздуха».[536]

  

В то время как Кузнецов санкционировал эти дополнительные меры, поступали дальнейшие донесения. В документах Прибалтийского особого военного округа за 21 июня указывалось, что «среди военнослужащих и гражданского населения Восточной Пруссии ходят слухи, что расположенные в Восточной Пруссии войска получили приказ занять исходные позиции для наступления». Эти документы также сообщали о завершении строительства понтонных мостов через Неман и о том, что 21 июня командир взвода лейтенант Шульц объяснил солдатам во время учений, что нападение на Советский Союз произойдет на рассвете 22 июня.[537]

Последняя предшествующая нападению немцев разведывательная сводка Прибалтийского особого военного округа, подготовленная 21 июня в 20:00, давала подробную, четкую и пугающую картину готовности противника к нападению. Она хладнокровно отмечала немецкие войска, сосредоточенные на главных направлениях в округ, но не выносила никакого открытого суждения о намерениях немцев.[538] Однако направленная начальнику Генерального штаба Жукову сопровождающая оперативная сводка отмечала:

  

«Части и соединения Прибалтийского особого военного округа в пунктах постоянной дислокации занимаются боевой и политической подготовкой, выдвинув к государственной границе отдельные части и соединения для наблюдения за противником. Одновременно производится передислоцирование отдельных соединений в новые районы».[539]

  

Вскоре после этого Кузнецов снова превысил, свои полномочия, приказав принять новые подготовительные меры. В 21:35 его начальник политотдела Рябчий выпустил директиву:

  

«Обстановка требует от частей полной боевой готовности. Всеми возможными средствами разъяснять личному составу осложнившееся международное положение, чреватое всевозможными неожиданностями. Все действия командиров и политработников должны быть ориентированы к полному выполнению задач и повышению боеготовности войск. Боевая подготовка не должна прекращаться ни на миг».[540]

  

Менее чем через час начальник штаба 8-й армии генерал-майор Ларионов дал войскам армии такие указания:

  

«В целях ускоренного приведения в боевую готовность театра военных действий командующий 8-й армии приказывает:

1. Быстро собрать подручные средства (плоты, баржи и т. п.) для строительства переправы через Дубиссу…»[541]

  

Среди этого все более напряженного потока сообщений из штаба округа в 03:45 22 июня пришла шифровка в 27-ю армию гласившая: «С немецкой стороны могут быть действия небольших групп, нарушающих нашу границу. Не поддавайтесь на провокации». [542]

Южнее Прибалтики шел схожий поток сообщений. 20 июня Западный особый военный округ получил донесение, что «на границе появились подразделения полевых войск с ручными пулеметами». И в тот же день

  

«…поблизости от пограничных столбов № 300 и 301 немецкие солдаты написали на песчаном берегу реки Буг „СССР“, а потом зачеркнули буквы, топча их сапогами и угрожая оружием несущим там службу нашим пограничникам».[543]

  

  

Накануне «Барбароссы»

  

Генеральный штаб не остался совершенно равнодушен к этим предупреждениям. Натыкаясь на твердое сопротивление Сталина любым мерам, которые могли бы спровоцировать немцев, он и сам предпринял некоторые действия для улучшения боеготовности — но они бледнели по сравнению с нависшей угрозой. Например, 19 июня Жуков и его помощники убедили Тимошенко отдать приказ, требующий более тщательно маскировать аэродромы. Однако эти меры должны были быть завершены к 1-15 июля.[544]

Поздним вечером 21 июня разведывательная информация заставила заволноваться даже спокойного Жукова, и он настоял на обсуждении этого вопроса со Сталиным:

«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.

Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передач М.А. Пуркаев.

— Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, — сказал И.В. Сталин.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — спросил он.

— Нет, — ответил С.К. Тимошенко. — Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.

— Что будем делать? — спросил И.В. Сталин.

Ответа не последовало.

— Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, — сказал нарком.

— Читайте! — сказал И.В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:

— Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.

Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.

И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи». [545]

Эта директива гласила:

  

«ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ № 1.

Военным советам ПВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.

1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ПВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков». [546]

  

Ватутин забрал директиву в Генштаб, который затем передал ее в военные округа. Зашифровка и передача завершились в 00:30 утра 22 июня 1941 года. Западный особый военный округ получил директиву в 00:45 утра и отправил ее подчиненным штабам между 02:25 и 02:35 утра.[547] Промежуточное время ушло на расшифровку передачи.

Следующие далее записи, занесенные в журнал боевых действий Западного фронта за 22 июня 1941 года заместителем начальника штаба Западного фронта Маландиным, объясняют последовательность событий от получения послания до начала военных действий:

«Около 01:00 ночи получено шифрованное сообщение из Москвы с приказом об ускоренном приведении войск в боевую готовность на случай ожидаемого утром нападения Германии.

Приблизительно в 02:00–02:30 ночи был подготовлен аналогичный шифрованный приказ армиям и частям УР [укрепрайонов], приказывающий им быстро занять укрепрайоны. По получении сигнала „Гроза“ ввести в действие „Красный пакет“, в котором содержался план прикрытия государственных границ.

Как оказалось, шифрованные сообщения из штаба округа были получены штабами армий слишком поздно. 3-я и 4-я армии успели расшифровать приказ и отдать некоторые распоряжения, но 10-я армия расшифровала предупреждение уже после начала военных действий…

В 04:00 утра 22.6, в штаб округа начали постоянно поступать сообщения о бомбежках, главным образом по каналам ПВО.

В 04:00 утра 22.6 немецкие части открыли огонь по нашим войскам стоящим у границы. В 05:00 [они] перешли в наступление по всему фронту.

Две эскадрильи немецких самолетов бомбили Гродно.

В 04:00 подвергся бомбардировке Брест.

Наша ИА [истребительная авиация] вступила в бой в районе Гродно.

04:25 — Лида подвернута бомбардировке двумя группами самолетов (в первой два самолета, во второй — три).

04:30 — один самолет бомбил Волковыск.

В 04:30 прервалась телефонная связь с 3-й, 10-й и 4-й армиями.

По донесениям ПВО:

В 04:00–04:30, был уничтожен пост роты ПВО в Вельске, и они понесли потери.

04:30 — бомбили аэродром в Борисовщине (Волковыск).

06:37 — один ДО-17 бомбил Лиду и сбросил пять бомб с большой высоты. Бомбы упали на город. В Лиде был уничтожен пассажирский поезд». [548]