Оказывается, не так-то просто

 

– Во-первых, – сказала Аделаида, – тихо. Во-вторых, не хныкать. Представь себе, что мы на необитаемом острове. Если не сумеем быстро, без шума приготовить пищу, то погибнем.

Велика ли важность – начистить картошки?

Оказалось – велика.

Картошка-то круглая, и так ей хочется выскользнуть из ваших рук и укатиться под стол! Вы за ней прыг, а на плечах-то у вас голова, и вот эта голова старается обо что-нибудь стукнуться.

Нож не режет картофелину, но с удовольствием режет ваши пальцы. Еле-еле успеваешь их отдёрнуть.

– Молодец, – сказала Аделаида, когда Иван расправился со второй картофелиной. – Осталось ещё штук десять.

А у Ивана от обиды и злости руки тряслись. Он решил: если картофелина выскользнет, ползать он за ней не будет – возьмёт другую.

Но картошка была его хитрее.

Она выскальзывала только тогда, когда кожуры на ней почти не оставалось. Сами понимаете, что бросать такую было жалко.

И до того Иван разозлился, что твёрдо решил: «Все пальцы себе отрежу, а ни одну картошку больше не выпущу!»

Испугалась картошка, больше из его рук не выскальзывала.

– Ванечка, – позвала из комнаты бабушка.

– Ничего ей не говори, – прошептала Аделаида.

– Посиди со мной, – попросила бабушка, – скучно мне. Есть-то хочешь?

– Очень.

– А есть-то нечего, – весело сказала бабушка. – А я ещё пять дней болеть буду.

 

БАБУШКА СДАЛАСЬ

 

Когда Иван вернулся из комнаты, на кухне уже вкусно пахло борщом.

– Ох, и попадёт... – испуганно прошептал Иван.

– Если ты очень труслив, – сказала Аделаида, – свали всё на меня.

– Нетушки! – горячо отказался Иван. – А кто картошку чистил? – И с гордостью понюхал воздух.

– А что, если нам сейчас и уроки сделать? – спросила Аделаида. – Понимаешь, как будет здорово?

– Понимать-то я понимаю, – с кислой миной ответил Иван и честно признался: – Да уж больно мне неохота.

– А ты думаешь, мне хочется за уроки браться? Как бы не так. Я иногда даже реву. До того не хочется. Зато когда я уроки сделала, я – свободный человек.

– Свободным-то человеком я быть люблю, – сказал Иван.

– Вот для этого и надо уроки учить. И ещё учти: если ты во втором классе к урокам не привыкнешь, то потом тебе будет просто беда. Привыкай сейчас.

– Я привыкаю, – Иван тяжко вздохнул и опять понюхал воздух: очень уж вкусно пах борщ.

– Это ещё что такое?! – на пороге стояла бабушка. – Это что ещё за безобразие?! Это как называется?!

– Борщ, – ответили Иван и Аделаида.

– Борщ? – переспросила бабушка, открыла крышку и ударила ею о кастрюлю, как барабанщик медными тарелками. – Кто варит?

– Я, – ответили Иван и Аделаида.

– Та-ак, – грозно протянула бабушка, – понятно. Издеваетесь?

– Наоборот, – сказала Аделаида. – Как раз наоборот. Не о том он беспокоился, чтобы самому поесть, а о том, чтобы вас, больную, накормить.

– Да ну?! – удивилась бабушка. – Золотце ты моё бесценное!

Она хотела обнять внука, но он вырвался и сказал:

– Я, между прочим, картошку чистить научился.

Бабушка всплеснула руками, укоризненно покачала головой и проговорила:

– Так, так... Значит, зря я болела? Значит, мне и поболеть нельзя? В другой раз я заболею, а он и бельё стирать научится, и пельмени стряпать, и варенье варить?! Кому я тогда нужна буду?

– А помощника вам разве не надо? – спросила Аделаида. – Разве вы не хотите, чтобы он вам помогал?

– Может, и хочу, – бабушка улыбнулась, понюхав, как пахнет борщ. – Но раньше-то я была незаменимая?.. Да мало ли, что было раньше. Давайте-ка лучше борщ есть. Проголодалась я, пока болела.

Иван съел три тарелки.

 

ИВАН НЕ СДАЕТСЯ

 

Аделаида ушла домой, взяв с Ивана честное слово, что он и сегодня сам приготовит домашние задания.

Злой сидел Иван.

 

Эх, придумать бы такую специальную ручку, чтобы сама уроки делала! Колпачок бы с неё снял, положил бы её на тетрадь – и поехала! Вжик-вжик, чик-чирик – готово домашнее задание!

Или бы специальную машину изобрели: сунул бы в неё тетрадь – тр-тр-тр-тр-тр! – готово домашнее задание.

Или бы ещё такой прибор сделали: трахнул бы им по голове, и она что угодно запомнила бы. Трах – правило запомнил, трах – стихотворение запомнил, трах, трах, трах – вот это учёба!

Иван ойкнул, потому что, размечтавшись, стукнул себя кулаком по голове.

– Гвардии рядовой Иван Семёнов! – скомандовал он. – На упражнение по русскому языку вперёд – марш!

Если бы кто-нибудь в это время подставил ухо к дверям, то подумал бы, что Иван с кем-то борется – так громко он пыхтел. Он врезался грудью в стол и высунутым языком чуть-чуть не касался страницы. Нагни он голову ещё на полмиллиметра ниже, и лизнул бы строчку.

А лень-матушка стояла рядом и нашёптывала:

«Бедненький, несчастненький! Пожалеть тебя, кроме меня, некому. Иди-ка лучше побегай. Или спать ложись. Я тебе песенку спою, сказку расскажу».

«Уйди ты от меня, – отвечал Иван, – и без тебя тошно».

«Никуда я от тебя не уйду, – говорила лень-матушка, – друзья мы с тобой на всю жизнь».

Каждая буква давалась Ивану с трудом, и когда он поставил последнюю точку, рук поднять не мог.

«Не мучь ты сам себя, – шептала лень-матушка,– заболеть ведь можешь. Умереть ведь можешь».

– Гвардии рядовой Семёнов! – скомандовал Иван. – В атаку на примеры – марш!

И лень-матушка исчезла: видеть она не могла тех, кто добрым делом занят. (Между нами говоря, ушла она не так уж и далеко, всё ещё надеясь, что уговорит Ивана.)

А он побеждал пример за примером.

И хотя они сдавались не сразу, но – сдавались.

А когда сдался последний пример, Иван вскочил и заплясал. Он прыгал по комнате и что-то кричал, а что – и сам не мог понять.

Вот как радовался!

 

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Последняя,