Мама все забыла. А тетя Вера меня наказала

 

Утром я подошел к столику, где стоял телефон. И тихонечко позвал:

 

Мальчик‑мальчик,

Динь‑динь‑динь,

Поскорее приходи.

Вылези в окошко

На мою ладошку.

Побегут ножки

Вверх по дорожке.

Ты маленький,

Я большой,

Я ХОЧУ, ЧТОБ ТЫ ПРИШЕЛ.

 

А пришла бабушка. От нее пахло пирогом. От нее всегда пахнет вкусным и теплым.

– Бабушка, – спросил я, – а кто это ночью звонил?

– Это Алошка звонил, – сказала бабушка. – Спать тебе не давал.

– Бабушка, а ты разве его знаешь?

– Кого?

– Алошку. Он ведь маленький. Вот такой.

– Я всех знаю – и больших и маленьких, – сказала бабушка. И позвала меня завтракать, потому что тетя Вера опять начала сердиться.

За столом я думал про маленького мальчика, как он живет у себя в домике, спит на маленькой кроватке, а проснувшись, звонит в серебряный колокольчик.

И я нечаянно уронил чашку с молоком, и она – динь! – разбилась.

Конечно, тетя Вера сразу поставила меня в угол, и я там плакал, плакал, плакал и все равно думал про Алошку, а еще про папу – чтоб он приехал и прогнал от нас тетю Веру.

– Если ты будешь еще баловаться, – сказала тетя Вера, – этой ночью или в какую другую ночь к нам придут медведь Михайло и волк Левон и заберут тебя. Они берут с собой нехороших мальчиков.

– По‑моему, ночью КТО‑ТО звонил, – сказала мама. – Может, это папа звонил?

Тетя Вера загремела посудой. И я понял: она нарочно загремела, чтоб мама все забыла. И я услышал, как тетя Вера тихонечко зашептала:

 

Тары, бары, бум‑бум!

В старых дырах шум‑шум!

В старых дырах,

В старых норах

Шум и шорох,

Шум и шорох

Мыши, мыши

Вышли в путь.

Все, что было,

По‑за‑будь!

 

И моя мама забыла, все забыла. А тетя Вера громко уж о другом кричала:

– Я у вас вроде прислужницы. Нет мне счастья в этой квартире! Одна я осталась! Одна. Как пенек в лесу, как поганочка! – И тетя Вера даже всхлипнула.

Мама стала тетю Веру уговаривать не надрываться так, побольше отдыхать да почаще ходить в кино.

А тетя Вера ничего не ответила, повязала себе голову полотенцем. Она всегда так делала, когда сердилась, чтобы нам страшнее было.

Мама тихонько надела пальто и ушла. А тетя Вера пошла слушать радио.

 

У НАС ПИР ГОРОЙ! АЛОШКА УБЕГАЕТ

 

В тот же вечер случилось вот что: тетю Веру пригласил в кино наш усатый сосед с третьего этажа – Иван Иваныч.

Тетя Вера надела самое прекрасное свое платье – голубое‑преголубое, и я услышал, как она прошептала:

– Есть еще добрые молодцы на свете, – и повязала на голову голубую ленту. – Вот теперь, – сказала тетя Вера, – я голубая и красивая, – и повернулась к нам: – А вы не балуйтесь! Я мигом вернусь: одна нога там, а другая здесь.

Как только за тетей Верой захлопнулась дверь, бабушка тоже начала собираться. Взяла бидон и сказала:

– Ты, победна головушка, посиди тихо, а я схожу за молоком.

Я сразу согласился:

– Ладно, бабушка, иди. Я с Алошкой поиграю.

– Если кто постучит, никому не отворяй, – сказала бабушка, – только мне.

– Ладно, бабушка. Мы с Алошкой никого не пустим. Ты, как придешь, станешь под дверью и запоешь: «Отопритеся, отворитеся. Ваша бабушка пришла, молочка вам принесла».

– Верно, верно, – сказала бабушка. – Никого чужих не пускайте. Играйте тихонечко.

Когда бабушка ушла, я скорее побежал к столу, где телефон. А там опять стоял домик. В домике горел зеленый огонек. Из окошечка прямо на меня смотрел Алошка. Глаза у него круглые. А реснички черненькие. И он зачопал этими ресничками: хлоп‑чоп, хлоп‑чоп! Я пододвинулся совсем близко и совсем тихонечко позвал:

– Ало‑шка. Ало…

– Алло, – ответил он.

– Алошенька, выходи!

И он вышел. Вылез через окошко и колокольчик с собой взял. И совсем он был не зелененький, а просто обыкновенный мальчик, – только маленький. На нем были коротенькие штанишки, и рубашка в клеточку, и носочки, и ботиночки. На ботинках – галошки, а на голове – кепочка.

– Зачем ты надел галошки? – спросил я.

Чи‑чок, чи‑чик, чи‑маль, чи‑чик!

На ногах – галошки!

«Глупый, – подумал я. – А все‑таки хорошо, что ты у меня есть! Ведь ты маленький, а я большой. И я буду тебя любить. И я буду с тобой играть. И я буду тебя угощать».

Я сделал на диване из подушек огромную гору. И я собрал на гору свое храброе войско – всех солдатиков. И конницу и пушки. И я сказал:

– Эй ты, храброе мое войско! Хватит тебе под столом валяться‑лежебочиться, а слушай лучше Последние известия.

И я даже стал говорить тише, чтоб тетя Вера в своих волшебньк очках из кино не услышала.

– Видите, солдатики, как стало темно. А когда наступит ночь, выйдут из темного леса волк Левой и медведь Михаиле… И пойдут по лестнице к нашей двери: скрип‑скрип… Приоткроют дверь и спросят у тети Веры хриплым голосом: «Это кто у вас сегодня разбил чашку? А как он спит – на бочку или на спинке? А мама как спит? А бабушка?» И тетя Вера как захочет, так и ответит. Ну? Что будем делать? – спросил я. – Как будем жить‑быть?

Не ответило ничего мое храброе войско: пушки стояли тихо и кони стояли тихо, а на конях тихо сидели солдатики. И вдруг у самого моего уха тоненький голосок пропищал:

– Чи‑чок, чи‑чик, чи‑маль, чи‑чик, а я знаю, что делать.

Алошка! Это он забрался ко мне на плечо и расселся там, точно в креслице.

– Говори скорее, что ты придумал?!

– А вот это видел? – крикнул Алошка. И он сунул мне под самый нос свой серебряный колокольчик.

– Ну и что?

– А вот что… Этой ночью я не лягу в кровать, а буду бегать по городу и звонить в серебряный колокольчик. И никому не дам спать.

– Ну и что?..

– Все будут гулять, как днем, – сказал Алошка. – НЕ БУДЕТ НОЧИ.

– И тогда НЕ ПРИДУТ сюда ВОЛК ЛЕВОН И МЕДВЕДЬ МИХАЙЛО? – спросил я.

– Конечно, не придут, – сказал Алошка. – Как же они придут, если не будет ночи?

– Ура! – крикнул я. – Да здравствует Алошка!

И все мое войско закричало «урах». И разом запалили пушки и пулеметы. И с дивана сами собой поднялись подушки и стали летать по комнате. И начался тут пир горой! И мы хватали из вазы конфеты. И пили сок от варенья прямо из банки.

Потом Алошка спрыгнул с моего плеча на стол – динь! Со стола на пол – динь! И быстро‑быстро побежал по коридору – динь‑динь‑динь!

Добежал до входной двери. Уцепился за щель почтового ящика. И выскочил наружу…

Он бежал по улице, запрокинув голову. Черные волосики его растрепались. Он смеялся и топал в своих галошках прямо по лужам, по лужам! И громко звенел серебряный колокольчик: динь‑динь‑динь‑динь‑диньдинь!

 

 

Часть вторая

ДВЕРЦА N ОДИН И ЧУДО N ОДИН

 

МАРШ! МАРШ! ТОПАЙТЕ СИЛЬНЕЕ

 

Только убежал Алошка, как загудела земля, распахнулась дверь и вбежала тетя Вера. Вбежала и остолбенела.

– Что случилось? Почему в коридоре валяются подушки? – спросила тетя Вера.

Потом она вошла в комнату и закричала:

– Ты что здесь натворил, безобразный мальчишка?! Почему стулья перевернуты? Почему ваза на полу валяется?!

– Она же не разбилась, – сказал я.

– Не разбилась? А что вообще здесь происходит, в нашей несчастной квартире? Я тебя спрашиваю: что?

– У нас тут был пир горой.

– Что? Пир? Он тут пирует, а я в кино не могу спокойно сходить?! Боже мой! – вскричала тетя Вера.

И неизвестно, что бы она сделала, как вдруг в дверь постучали, и тихий голосок запел:

 

Отопритеся, отворитеся,

Ваша бабушка пришла,

Молока вам принесла.

 

Тетя Вера бросилась в коридор. А я за ней.

– «Отопритеся, отворитеся…» – пела за дверью моя бабушка.

Тетя Вера распахнула дверь и закричала:

– Входи! Входи, козочка! Полюбуйся, что твой козленочек натворил.

Бабушка вошла с бидоном. А тетя Вера повязала голову полотенцем, надела слуховые очки, – и я понял, что нам с бабушкой теперь несдобровать.

– Вера Акимовна! А, Вера Акимовна! – услышали вдруг мы.

Тетя Вера подбежала к окошку:

– Это вы, Иван Иваныч?

– Я, – ответил наш усатый сосед. – Что это вы, Вера Акимовна, шумите?

– Да я тут с малышом играю, – засмеялась тетя Вера. А нам с бабушкой сказала: – Быстро уберите в комнате. И не шумите. И вообще идите спать. А я посижу у окошка: уж больно вечер хороший.

Бабушка помогла мне все убрать, а я прошептал тихонечко:

– Ты меня сегодня не баюкай, бабушка. Сегодня не будет ночи.

– Это что еще выдумал?! – закричала из своей комнаты тетя Вера – Немедленно в постель марш!

И вдруг топ‑топ‑топ… Это затопали под кроватью мои верные солдатики. А я им скомандовал:

– Марш! Марш! Топайте сильнее! Пусть тетя Вера думает, что я иду спать.

– Перестань! – крикнула тетя Вера, да так громко, что мои верные солдатики замертво повалились под кроватью А я тоже залез под кровать и там спрятался.

Бабушка понесла посуду в кухню, а тетя Вера в своей комнате стала зевать.

– О‑о‑ох… Э‑э‑эх! Набегалась я за день… То в кино, то домой. Натрудились мои ноженьки, мои разлапушки, сниму‑ка я туфельки…

Тетя Вера грохнула туфли под кровать.

– О‑хо‑хо, – опять зевнула тетя Вера. – И ты, мой носик‑востроносик, устал, намаялся, сниму‑ка я с тебя очки.

Тетя Вера положила свои волшебные очки на стул.

– О‑о‑ох! – и сама легла в постель. – Хры‑фрыбрум! Хры‑фры… – и заснула…

Тихо‑тихо стало в квартире. Вдруг динь‑динь‑диньдинь!

– Ах, чтоб вас! – крикнула тетя Вера да как вскочит с кровати. – Что за несчастная наша квартира: днем – дили‑бом, и ночью – дили‑бом… Ну, погоди!

Но я не стал ждать, а крикнул своим солдатикам:

– Бежим! Вперед за Алошкой, ура!

И мы побежали на улицу…