А жизнь страны катИтся к эпилогу

 

***

И вот теперь, когда страны не стало,
Когда низвергнут бездну с пьедестала
Её кумир о многих головах –
Дороже стала жизнь, дешевле водка,
Знакома кровь нам по военным сводкам
И по «разборкам», побери их прах.
Без имени, без племени и роду
Мы в решете, как раньше, носим воду.
И всё не так – и в душах, и в мозгах...
Уверены, что «завтра» будет гаже,
Чем есть «сейчас»… Дивимся мы пейзажам,
Развалинам и кладбищам в крестах,
Во времена, подобные нарывам…
Эпохи перемен - кончались взрывом –
Наш век – не исключение… и вот –
С записками бутыль бросаю в реку –
Потомку – адресату – имяреку…
Тому, кто её после подберёт.

                 (нач. 90-х)

 

 

                   Русская плясовая

Прибежали в избу дети

И позвали праотца.

Мы, - кричат, - за мир в ответе,

Ом-ца дрицца оп-ца-ца.

(«Полно, дети, что за дичь?

Этот клич смешон немало»-

Молвил им Иван Ильич

Из-под смертного завала.

Молодёжь не слышит вроде

Глас Ивана Ильича,

И Иван Ильич уходит,

Еле ноги волоча).

Ворон к ворону стремится

Ворон ворона клюёт -

Я, - кричит, - уже не птица,

Я советский самолёт!

Я – сверхновый истребитель,

Сверхсекретноскоростной.

Никому не хватит прыти,

Чтобы справиться со мной!

Эх вы сени, мои сени,

Мои сени бытия…

Достоевский хоть и гений…

Ну а кто у нас не гений?

Вот, к примеру, ты, иль я…

Нет, рабом я сроду не был,

Не сидел в кутузке я.

Только воли мне и треба

Средь равнины русския…

Мчатся тучи, вьются тучи,

Черные, летучие…

По какому случаю

Я себя так мучаю?
Я понять себя хочу,

Смысла я в себе ищу,
Оттого себя я мучу,

Оттого-то и грущу.

Ух, как весел русский пляс!
Но не весел мой рассказ.
Ну и что, что он не весел -
он закончился как раз

 

     *** 

      Старая жизнь превращается вдруг в прах,

      Адом становится быт, и не гож гуж,

      Рушится мир, умирает любовь - в мах!

      Утром - облом и тоски ледяной душ.

      Птицы умчались на юг - больше нет стай,

      Землю сырую и талые листья укрыл снег.

      Хлопнули двери. День кончен. Вскипел чай.

      По телевизору - дрянь. За стеной - чужой мат, смех.

      Сказку ты мне расскажи перед сном, чтоб

      Сон мой был ясен и легок, что твой пух.

      Руку свою положи на пылающий мой лоб

      И усыпи настороженный мой слух.

(90)

 

 

    

***
Здесь был чей-то очаг, но теперь на тебя неспроста
Сквозь дверные проёмы таращит глаза пустота.
Дом стоит, словно памятник новой эпохе,
Неуютной, сырой.
Десны улиц теперь без зубов,
Всюду дыры сквозные на месте вчерашних домов.
Век подходит к концу и хрипит,
Задыхаясь при выдохе-вдохе.

В крышку гроба его забивая со злостью свой гвоздь,

Время ищет хозяев. И ты ощущаешь, что гость –

Это именно ты. И открытием тем опечален,

Ты бредешь наугад, растворившись в толпе без труда

В никотором часу, в никуда, навсегда, без следа,

Мимо замков воздушных своих и реальных развалин.

В телевизоре – муть, как и в каждой газетной строке.

Но поток информации, как и часы на руке,

Ничего не расскажут о Времени и не раскроют причину,

Почему же ты в город, которого, в сущности, нет,

Укатившего поезда держишь в кармане билет,

Но перрон уже пуст, и повсюду разит мертвечиной.

И блуждая сомнамбулой в долгом мучительном сне,

Тонешь ты в суете, в мелких дрязгах, заботах, в вине,

Молью съедены в старом шкафу твои пыльные крылья.

Нынче козыри – черви. Шестёрки забили туза,

Образа – наизнанку. Глядят из-под век - не глаза -

Две глубоких могилы. И сказка становится былью.

Вместо Слова – слова, вместо Дела – такие дела,

Что горят синим пламенем и остаётся зола…

Посидим мы и выпьем, по рублику скинувшись с носа.

А потом разойдёмся своими дорогами, но:

Кто уходит совсем, кто – на дно, кто – в окно,

Кто – наверх… кто - на полном ходу – да с откоса.

На обломках империи буйно растёт трын-трава,

Пахнет плесенью, смертью. Смердят, умирая, слова,

Потерявшие смысл. Всё размылось и перемешалось,

И ища в этом смысл, ты его ни хрена не найдёшь.

От избытка желанья его обрести молодёжь

Без особых помех сразу прыгает в старость.

Костенеет душа, наливаются кровью зрачки,

Тем верней и верней пустота набирает очки,

Но мы вправе гордиться, что жили в эпоху Распада,

Скоро новый поток наших судеб обломки сметёт,

Хотя, впрочем, наверное, всё это лишь эпизод,

Репетиция ада.

Мы устроим побег от постылых своих двойников
Не игрушечный ветер гуляет на стыке веков
Но степной ураган разметал наши старые стены…
Надышись этим ветром, наполни им всю свою грудь
Не вернуться обратно, теперь отправляемся в путь
из своей ойкумены. И время - поддаст в зад коленом

(кажется, осень 91-го)

     

Девяностые

А

Про девяностые года

Немало слов плохих

Уж сказано, а я тогда

Был молод – помню их

Не только с этой стороны –

Убейте хоть меня!