Баковые» или «кубриковые» шэнти

Песни моряков

(Условия и причины возникновения разных жанров песен моряков)

 

 

 

Работу выполнила Шевелёва Анастасия Владимировна,

учащаяся 7 класса,

курсант 2 курса ДМЦ «Нептун»

 

 

Научный руководитель

Кузнецова Г.И., педагог дополнительного образования

МОУДОД ДМЦ «Нептун»

 

 

г.Березники, 2011г.

Оглавление

1. Введение                                                                                         - 3

2. Песни моряков                                                                             

    2.1. шэнти народов мира                                           - 4

    2.2. трудовые шэнти                                                       - 9

    2.3. «баковые» или «кубриковые» шэнти                               - 13

    2.4. сигнальные шэнти                                                    - 18

    2.5. песни моряков сегодня                                           - 19

3. Заключение                                                                           - 21

4. Источники                                                                             - 22

5. Приложение 1 (песня " The Leaving of Liverpool ")                      - 23

6. Приложение 2 (схема «Песни моряков»)                            - 24

7. Приложение 3 (репертуарный список)                                    - 25

 

 

Введение

 

Я занимаюсь в Детском морском центре второй год, уже умею грести в шлюпке и на байдарке, мне не раз доводилось управлять двухпалубным учебным теплоходом «Юнга Камы». На нём мы ходим в многодневные походы и исследовательские экспедиции по рекам Прикамья. В одном из первых походов я познакомилась с интересной традицией моряков и речников – «баковые концерты[1]», когда после трудового дня на разогретой солнцем палубе собирается свободный от вахты экипаж и устраивает очень задушевные, почти «домашние» концерты самодеятельности – кто-то «травит» байки, кто-то пытается играть на гитаре. В конце-концов кто-то начинает петь, постепенно в этот процесс втягиваются все… И вот уже целый хор поёт какую-нибудь романтическую морскую песню…

Потом из Интернета я узнала, что эта традиция интернациональная – пели и поют моряки всех народностей и во все времена. Только песни у них были разные. Так появилась цель исследования – охарактеризовать условия и причины возникновения разных жанров песен моряков.

Задачи:

1. Собрать и проанализировать информацию из научно-популярной и художественной литературы, документальных источников, Интернета о песнях моряков разных народов и разных времен.

2. Попытаться систематизировать и классифицировать песни по причинам их возникновения и условиям исполнения.

3. Составить примерный репертуарный список песен морской тематики из произведений народных и произведений русских (советских) авторов для «баковых концертов» учебного экипажа т/х «Юнга Камы».

Методы исследования: изучение и анализ информации в доступных источниках (научно-популярная и художественная литература, справочники и энциклопедии, Интернет-сайты), опрос моряков и речников, прослушивание флотских песен.

Объектная область – народное песенное творчество.

Объект исследования – песни моряков как жанр песенного фольклора разных народов.

Предмет исследования – условия и причины возникновения разных жанров песен моряков.

Гипотеза: жанры морских песен возникли и развивались в традициях народного песенного творчества и в связи особенностями культуры всех народов.

 

Песни моряков

Шэнти народов мира

 

У людей, не ведущих оседлого образа жизни, всегда были, да и поныне имеются, собственные песни. В них находит свое выражение мятущаяся душа скитальца. В их ритмах слышится потрескивание пылающего костра, топот конских копыт, шум дождя, плеск волн, посвист ветра. В их строфах отдается эхом романтика дальних странствий. Безымянные песни странников давно уже стали фольклором.

Известны песни первозданной красоты: цыганские, казачьи, песни ямщиков, погонщиков караванов и песни вагантов.[2] Однако древнейшими из них были песни людей моря, песни гребцов и матросов парусных судов – шэнти. Отзвук их своеобразных, самобытных ритмов слышится из глубины тысячелетий. Ведь судоходством люди занимались уже в те времена, когда не было ещё ни прирученных для верховой езды или работы в упряжке животных, ни колеса, ни повозки.

Плавающее дерево, движимое вперёд течением, мускулами и ветром, впервые дало человеку возможность преодолевать пространство без помощи ног. Морские песни отличаются от песен всех остальных странников не только своим более почтенным возрастом, но и тем, что возникли они в целях облегчения работы. Они ближе к песням жнецов, гончаров, мельников, сукновалов. Песня оказалась упорядочивающей и стимулирующей силой в коллективном труде. Погонщики караванов должны были только держать поводья, никакой коллективной работы от них не требовалось. Гребцы же могли двигать лодку вперед, только непрерывно напрягая свои мышцы в едином ритме. Для этого необходимо было подавать тактовые сигналы. Самым подходящим инструментом здесь оказался человеческий голос: ведь при тяжелых физических работах мгновения наивысшего напряжения сил и без того всегда сопровождаются какими-либо непроизвольными сдавленными звуками или выкриками. Задавал темп древний запевала, как это происходит и по сей день при исполнении народных песен. Его певучая команда подхватывалась хором работающих. Хор обходился первоначально пением в унисон. Пение было протяжным, от одного рабочего такта до другого, на низких тонах.

Древние песни гребцов и матросов парусных судов египтян и индийцев больше ритмические, чем мелодические, что придает им несколько монотонный характер.

Такой же монотонностью отличались и древние полинезийские песни. Первые европейские мореплаватели, побывавшие в Южных морях, сообщали, что пение островитян – это сочетание звуков ударных инструментов, диких выкриков и движений, напоминающих греблю, вычерпывание воды и постановку мачты. Прекрасную же полифоническую мелодику более поздних песен Южных морей следует считать результатом воздействия церковных хоралов, которым островитяне научились от миссионеров.

Можно утверждать, что пение создал труд, а многие музыкальные инструменты были первоначально ударными и духовыми, предназначенными для подачи рабочих тактов, команд и сигналов. От барабанов и гонгов до дудок, флейт, рожков и больших морских раковин, будто специально самой природой созданных для выдувания музыкальных звуков. Однако не только мелодия, но и текст матросских песен нес первоначально функцию второстепенную. «Мелодия и текст – ничто, ритм и рефрен – всё!» – такова формула этих старинных трудовых шэнти. (Да ведь и сам человек от природы подчинен ритмике и периодичности – взять хотя бы стук сердца, этих внутренних часов!) Только ритм и рефрен способны были совершить чудо и заставить группу людей, занятых коллективным трудом, работать в такт, загореться общим воодушевлением и объединить свои усилия в единую исполинскую силу.

С музыкальной точки зрения, судя по всему, шэнти питались из множества источников. Например, знаменитая «Spanish Ladies» — типичная испанская гальярда (которые были популярны около 1600 года), а песни типа «Fire Marengo» похожи на западно-африканские рабочие песни, а другие мелодии адаптируют обычные народные песни, а с XIX века — польки и вальсы. С точки зрения содержательной части стихи шэнти, подобно блюзам, демонстрируют последовательность набора строк без какой-то явной, сквозной темы.

Насколько несущественным был для этих песен текст, можно видеть на примере тукивака – песни гребцов-маори[3], состоящей почти из одних императивов:

Тяни (тена тойа),
Дави (тена пехиа),
Такт держи (тена тукиа),
Ныряй (тена тьяйя),
Хватай (тена кья у),
Толкай, толкай (хоэ, хоэ ату),
Вверх, вверх (рунга, рунга ату)
Тяни (тена тойа) и т. д.

Если тукивака пелись одним или двумя людьми, задающими такт, то в так называемых хака принимал участие весь хор гребцов. Эти песни тоже были очень ритмичными, но в их текстах уже был элемент повествовательности, как это следует, например, из такой хака:

Тащите дрова!
Мы получим в Макелу
Мясо для сытной еды.
Прилив наступил.
Животы наши ждут
Жирного, сладкого мяса.
А ну-ка, все разом, ух!

Песня была широко распространена в Китае, на больших джонках[4], и существует предположение, что оттуда песня перекочевала к морякам коммерческих судов, в особенности в эпоху клиперов, служба на которых была поистине каторжной. Вместе с тем известно, что задолго до появления в китайских водах так называемых чайных клиперов пение было уже в обычае у европейских моряков. Весьма вероятно, что египетские и финикийские матросы работали под песню. Имея одну и ту же цель – облегчение труда, песни эти были двоякого рода. Так, например, при вываживании якоря ручным шпилем песня состояла из одного повторяющегося припева. Начинал его один, а затем подхватывали все в такт медленному движению на вымбовках вокруг шпиля. Другого рода песня состояла из ряда возгласов и употреблялась тогда, когда работа производилась толчками, рывками, например, знаменитая русская песня бурлаков «Дубинушка».

Песни с содержательным, связным текстом, как, например, у китайских джоночников, кроме задавания такта служили еще и другой цели. Так, если в штиль джонка шла на веслах, слова песни должны были брать гребцов за душу, побуждая их к более интенсивной работе. В одной такой песне рассказывается о том, как отец долгое время провел на чужбине, а когда, уже убеленный сединами, он, наконец, возвратился домой, его не узнал выросший в разлуке с ним сын.

С течением времени песни моряков совершенствовались. Вот как звучат, например, слова сербской баркароллы:

Весла бери поскорее и – в путь!
Ветру подставь богатырскую грудь.
Так навались, чтоб бурун за кормой!
Правим в Рагузу, правим домой.
Писомбо! Писомбо!

Пенит волну моя чудо-ладья,
Счастлив судьбою моряцкою я.
В даль голубую дорогой прямой
Правим в Рагузу, правим домой.
Писомбо! Писомбо!

Развивалась и мелодика, хотя построение её оставалось довольно простым. Баркароллы, которые распевали венецианские гондольеры, отличались мягкой, меланхолической мелодией обычно минорной тональности. Простые в композиционном отношении, эти песни не лишены были иной раз страстности и душевной тревоги. Такова, например, одна из самых старинных баркаролл, «Ун пескадор деллонда». Баркароллы вдохновляли на творчество Мендельсона и Листа, Обера и Оффенбаха.

Бессмертны русские песни «Славное море, священный Байкал» и особенно «Эй, ухнем!» («Дубинушка»), которую благодаря Фёдору Ивановичу Шаляпину знает весь мир. Песню о Байкале пели беглые сибирские ссыльные и каторжане, которым приходилось во время побега преодолевать это глубочайшее внутреннее море на Земле. «Эй, ухнем!» – классическая песня волжских бурлаков, тянувших бечевой вверх по Волге тяжелые баржи с хлебом. И по тексту, и по мелодии это одна из самых ярких трудовых песен.

Эй, ухнем! Эй, ухнем!
Еще разик, еще раз!
Разовьем мы березу,
Разовьем мы кудряву.
Ай да-да, ай да,
Ай да-да, ай да,
Разовьем мы кудряву.
Эй, эй, тяни канат сильней!

У нас на Каме и Чусовой бурлаки пели несколько иную песню. Она тоже не монотонная, а резкая, отрывистая, особенно на припеве, в обращении к старшему каравана:

Караванный, растопча [5],

Приговаривай, емча,

Да хо-о-дом!

Есть и немецкие бурлацкие песни, например песня бурлаков, тянущих баржи по Эльбе:
Зайя, хебай, хебай, хайя,
Хайя, хебай, хебай, хайя!
Шкипер, пуделя держи
Юх, юх, юх!
Чтоб не спрыгнул он с баржи,
Юх, юх, юх!
Покусает – штраф ему
Юх, юх, юх!
Меньше сотни не возьму,
Юх, юх, юх! [6]

Как же произошло, что эти столь немудреные в сущности песни обрели удивительное благозвучие? Секрет заключается в чередовании пения запевалы и хора, в чистоте и тембре голосов и в музыкальности певцов. Поразительно, что всеми этими качествами в избытке обладали хоры, составленные отнюдь не из профессиональных певцов.

Мне посчастливилось однажды услышать, как группа украинцев, которые никогда до этого вместе не пели, затянула под настроение старинную народную песню. Надвигалась гроза, ветер гнал по небу темные, озаряемые отсветами молний тучи. И тут красивый мягкий тенор вдруг нарушил молчание. Полилась песня. Несколько секунд – и нить меланхолической мелодии приняли, потянули во всю силу голоса остальные. Мощный, многоголосый хор звучал, как орган. Сопрано, баритоны, тенора, басы уверенно вступали, каждый в свой черед, расцвечивая мелодию новыми красками, зачаровывая слушателей, творя волшебство.

То же самое было и с песнями матросов. Стоило собраться вместе настоящим певцам – и эти песни, простые, бесхитростные, уже ласкали самый изощренный слух. В особенности это относится к распеваемым на парусниках шэнти, которые с началом трансокеанских плаваний пришли в Европе на смену песням гребцов.

Большинство шэнти, доживших до наших дней, английского происхождения. Объясняется это главным образом тем, что после Гравелина и Трафальгара Англия стала «владычицей морей», а это как раз совпало с тем временем, когда парусный корабль достиг зенита в своем развитии. Испанцы, португальцы, голландцы и французы в иные времена тоже были не последними на морях, однако в их песенных золотых кладовых никогда не хранилось таких шэнти, как неувядаемые «Ролинг хоум» или «Блоу, бойз, блоу».

Французские, американские, голландские и немецкие моряки с океанских парусников пели часто шэнти тех же классических английских мелодий, но с собственными текстами. На мелодию английской кабестанной шэнти «Блоу, бойз, блоу» немцы пели: «Однажды мне встретился гамбургский шип, ту май худэй, ту май худэй…» Порой немецкие мореходы просто-напросто переиначивали народные песни, не изменяя их мелодии. Так родилась в прошлом веке на корабле «Шулау» следующая шпилевая шэнти:

Кто свято чтит господне слово,
Тот без опаски в рейс пойдет
И под защитою Христовой
Мыс Горн три раза обогнет.

Чем не священный псалом? Впрочем, и упоминавшаяся уже шэнти «Блоу, бойз, блоу» тоже мелодическая вариация на тему церковного псалма. Ничего удивительного: ведь мелодии песен вагантов и школяров – другой знаменитой ветви бродячего люда – тоже взошли на церковных дрожжах. Литургийные тексты перерабатывались при этом самым фривольным образом.

Случалось и обратное: мелодии морских песен отыскивали вдруг вход в песенную сокровищницу «сухопутных крыс». Так, веселая мелодия народной песенки «Лоре, лоре, лоре, лоре» обязана своим происхождением не чему иному, как припеву «Глори, глори, глори» популярной шэнти «Могила моряка».

Матросы немецких парусников нередко пользовались мелодиями народных песен или английских шэнти, чтобы более или менее откровенно покритиковать порядки на борту судна, где им довелось править службу. Одна из таких шэнти называется «Недовольный морячок». Безвестный сочинитель сетует в первых строках на капитана, который позабыл о том, что и сам когда-то был матросом.

Надо полагать, что подобные песни не приводили капитанов в особый восторг. Поэтому и пелись они лишь в своем кругу, когда «парни с бака» не опасались чужих ушей. Была своя шпилевая шэнти и на гамбургском трехмачтовике «Магеллан». Мелодию для нее позаимствовали у шэнти «Ролинг хоум», текст пели на «платтдойч» – нижненемецком диалекте. Называлась она «Магеллан», как и само судно. Песня гневно осуждала обстановку, сложившуюся на борту, и могла быть истолкована как скрытое подстрекательство к мятежу. Само собой разумеется, что хватало в ней и непристойностей.

Однажды, когда матросы «Магеллана» затянули свою шэнти, они не соблюли необходимых мер предосторожности, и песню услышал кто-то из начальства. Автора песни, матроса Роберта Хильдебрандта, потребовали для объяснений к капитану и наказали, записав в бортовой журнал и удержав жалованье за три месяца. После этого он нанялся на английский барк, вместе с которым и пошел на дно во время кораблекрушения в 1888 году. А песня осталась и до сих пор популярна среди немецких моряков.

В русском и британском военном флоте пение песен не приветствовалось, ибо первое и строжайшее требование состояло в соблюдении при работе на корабле абсолютной тишины. При авралах и вызовах «всех наверх» только команды старшего офицера и дудки боцманов нарушали тишину. Однако русский матрос любил песню и пел в отведенные на это часы, обычно с шести часов вечера, после ужина, до вечерней молитвы. Вот тогда-то, в эпоху парусного флота, и появилось выражение «баковые концерты», которые были очень популярны и любимы командой.

Вероятно, песня под запретом была только на кораблях регулярного военно-морского флота, где соблюдалась особо строгая дисциплина. Однако, нам известно, что казаки, пришедшие с Волги, Дона (и не раз ходившие в Каспийское и Азовское моря) во главе с атаманом Ермаком Тимофеевичем, в своем походе в Сибирь, применяли песню именно в целях облегчения труда и слаженности гребли. Некоторые сведения об этом можно найти у Кирши Данилова, а также в народном песенном фольклоре. Применялись песни на протяжении многих веков на грузовых и рыбацких судах, принадлежавших уральским промышленникам (Строгановы, Демидовы, Любимов, Всеволожские, Абамелек-Лазорева и др.).

 

 

Трудовые шэнти

 

Большинство шэнти построено по принципу народных песен «вопрос-ответ»: один человек-запевала («шэнтимен») поет строку, а хор моряков подхватывает (например, как в песне «Boney»):

Шэнтимен : Boney was a warrior,
Хор : Way, hey, ya!
Шэнтимен : A warrior and a terrier,

Хор: Jean - Fran ç ois

На строку припева обычно приходился рывок или толчок. Поскольку на определенные слова песни приходилось ударение (то есть рывок), со временем сформировались традиции петь шэнти определенного ритма. Возникли шэнти для поднятия якоря или травления канатов, и т. д.

Все встречающиеся в разных источниках трудовые шэнти можно (довольно условно) разделить на следующие жанры:

· «Парусные», или в оригинале Long-haul shanties (также «halyard» — поднимать паруса или «long-drag shanties», «длинного рывка»): поются, когда работа длится долгое время, например, по спуску или подъему парусов. Обычно имеют удвоение припева, типа — «Way, hey, Blow the man down!». Когда кто-то забирался на мачту, чтобы освободить паруса, в это время на палубе команда удерживала фал. Во время куплета команда отдыхала, а во время припева начинала тянуть — от одного до трёх рывков на припев, в зависимости от веса паруса. (Примеры песен: «Hanging Johnny», «Blow the Man Down»).

· «Такелажные», Short-drag shanties (также «short-haul» или «sheet», «короткого рывка»): поются, когда работа займет мало времени, но потребует большого приложения силы. Обычно имеют одно сильное ударение в конце каждого припева, типа — «Way, haul away, haul away Joe!». (Примеры песен: «Boney», «Haul on the Bowline»).

· Кабестанные (шпилевые или якорные), Capstan shanties (от названия кабестана): поются при поднятии якоря с использованием кабестана, когда якорная цепь или веревка наматываются вокруг гигантской лебедки. (Примеры песен: «Santianna», «Paddy Lay Back», «Rio Grande», «South Australia», «John Brown’s Body»).

Итак, шэнти – в первую очередь детище прогресса в судостроении и парусной технике, достигнутого в XVI и XVII столетиях. Наиболее благоприятным для возникновения этих морских песен оказался XVII век. Именно тогда изобрели шпиль, с помощью которого выбирали якорные канаты и поднимали на борт тяжелые грузы. Это был и час рождения шпилевых (или кабестанных[7]) шэнти. Как говорит уже само их название, матросы морских парусников пели эти шэнти, вращая скрипучую судовую лебедку – шпиль.

Шпиль состоял из вертикально расположенной оси и вала, по которому бежала тяжелая якорная цепь или канат. В гнезда, проделанные в головке шпиля, втыкались толстые шесты – вымбовки, и, таким образом, все сооружение напоминало огромное колесо со спицами, но без обода.

Вращать шпиль было делом очень нелегким. До десятка человек топали по палубе вкруговую, налегая груды на вымбовки, толкая их перед собой. Поэтому совершенно необходимо было так скоординировать усилия людей, чтобы они налегали на вымбовки все разом, в такт. Вот тут-то матросам помогали кабестанные шэнти, ритм которых был подобран особым образом. Как и в старых песнях гребцов, здесь были партии запевалы и партии хора.

Обычно эти песни более спокойны, чем другие типы шэнти, так как тут не требуется всплесков напряжения, а необходимо только равномерное приложение силы. Они могут иметь длинный припев, в отличие от вариантов «вопрос-ответ» в других типах, ровный четкий ритм и повествовательный текст, потому что поднятие якоря могло длиться очень долго (иногда несколько часов). Ударения на слова совпадали с шагами по палубе.

Шпиль вращался не плавно, как карусель, а рывками. Если звучали высокие, ударные такты мелодии и текста – люди дружно наваливались на вымбовки, если песня лилась плавно – они могли чуточку передохнуть, набирая разгон для следующего рывка. По своеобразной ритмике легко можно отличить кабестанные шэнти от такелажных и парусных, называемых также «фалль» или «халльярд-шэнти».

Одной из наиболее распространенных шпилевых шэнти была «Блоу, бойз, блоу оф Калифорниа». Она появилась в середине XIX века на «мысгорновцах» – судах, на которых буйные, охваченные калифорнийской «золотой лихорадкой» парни со всех концов света добирались до Сакраменто, огибая в пути мыс Горн – край штормов, циклонов, а временами полных штилей (И ещё неизвестно, что хуже!). Там как грибы множились лагеря золотоискателей. В первой строфе этой шэнти речь идет о «кемптаун-ледиз» (красотках из лагеря), которые имели обыкновение всегда появляться там, где были азартные мужчины и золото.

Во времена калифорнийской «золотой лихорадки» на клиперах, ходивших маршрутом вокруг мыса Горн, охотно горланили и другую не менее популярную и столь же нескончаемую шэнти – «Хог-айд-мэн» – о парне с кабаньими глазами. Рингельнатц, плававший в юности матросом, включил позднее в свою книгу вариации на тему этой песни под названием «Окс-айд-мэн» – «Парень с бычьими глазами».

До XVII века на парусных кораблях воротов для подъема якорей не было. Выбирать якорь без шпиля – труд архитяжелый, требующий большого напряжения и участия почти всей команды.

Рабочие такты были здесь совсем иными, чем при обслуживании лебедки: тянуть трос вручную, рывками, совсем не то, что налегать грудью на вымбовки шпиля. Поэтому якорные шэнти пелись тогда в том же ритме, что и при подъеме парусов.

В 1550 году одному шотландцу пришла в голову похвальная идея. Он записал в книгу все известные ему морские песни. Для заполнения целой книги, от корки до корки, их оказалось, однако, недостаточно, и поэтому он добавил туда же тексты народных песен и наставления о политике – человек этот знал в ней толк! Среди прочего в этой демонстрировавшейся в 1827 году в Лондоне книге была записана одна из стариннейших якорных шэнти. В ней говорилось о якоре, который должны были вытягивать люди, именуемые в песне «благородными витязями». Ритм для рывка задавался возгласом «Вот он, вижу!», а сам рывок следовал вместе с выкриком норманнского крепкого словца «Пурбосса!».

В еще более старинных иберийских шэнти первую половину каждой строки возглашал запевала. Матросы в это время переводили дух. Затем следовал возглас «О!», являвшийся сигналом к рывку, а после рывка все подхватывали хором окончание строки, перехватывая тем временем канат. Испанские и португальские шэнти вышли из широкого употребления вместе с закатом иберийской морской мощи, английские же поются и по сей день, хотя давно уже якоря выбирают электрическими шпилями, а о деревянном рангоуте, равно как и о парусах и пеньковых снастях, на океанских судах успели уже основательно позабыть.

Их непреходящая популярность объясняется тем, что тексты и мелодии англосаксонских матросских песен наиболее выразительны и мужественны. Португальские и испанские судовые песни были по существу лишь благочестивыми литургиями, подогнанными по своей ритмике для помощи во всякого рода палубных работах. Впрочем, иберийские суда с их истовым религиозным радением, ежедневными богослужениями и массовыми молебнами, регулярными исповедями и целым штатом исповедников и капелланов вообще напоминали скорее плавучие соборы, нежели транспортно-перевозочные средства.

Шэнти второй большой группы – такелажные и парусные, называемые «халльярд» или «фалль», имеют такой же долгий век, как и само парусное мореплавание. Не в гомеровской ли «Одиссее» скрываются их корни? Старейшая из известных нам халльярд – шотландская, относящаяся к XV или XVI веку. Песня – сочная, щедрая на соленые словечки. Записана она в той же книжице, что и якорная шэнти «Пурбосса», и звучит в переводе на русский язык примерно так:

Тяни снасть! Эка страсть!
Длинный трос! Хоть ты брось!
Молодцы! За концы!
Мясо – дрянь! Куртки – рвань!
В рубцах спина! Вот те на!
Косы рыжи! Спины пониже!
Налетай, народ! Перекладина ждет!
И стар и млад! И все подряд!
Тяни! Крепи! На весь свет вопи!

Классическая пора шэнти наступила в XVII веке, когда заметно улучшилась оснастка кораблей, – именно в это время появились трехмачтовики с прямым парусным вооружением – и флоты морских держав начали быстро расти. Правда, и здесь шэнти остались в первую очередь все теми же трудовыми песнями, однако в них появилось нечто существенно новое. Запевалу называли теперь шэнтименом. Тексты он зачастую импровизировал сам, используя для этого минуты, пока мелодию вел хор. Если ему не приходило в голову ничего другого, он, не смущаясь, вплетал в очередную сольную партию какую-нибудь «скоромную» историйку из морской жизни, какие-то свои веселые воспоминания или кусок из народной баллады, а то и просто пару-другую забористых ругательств. Больших затрат душевной энергии на это творчество не требовалось, и тысячу раз прав тот старый морской волк, который на вопрос журналиста из «Ивнинг пост»: «Что такое шэнти?» – ответил: «Шэнти – это десять парней на один канат».

Примечательно, что на военных кораблях пение шэнти при выхаживании якоря или постановке парусов было запрещено. Там дозволялось петь только «патриотические» морские и матросские песни с «безупречным» текстом и только в свободное от вахты время. Имелись и присяжные стихокропатели, в великом множестве поставлявшие свой товар. Они прославляли стойко и неуклонно выполняющих свой долг и кладущих живот за короля и отечество матросов, не забывая при всем том ни о гроге, ни о любви. Кое-кто из них даже состоял негласно на жалованье у британского Адмиралтейства.

Офицеров военных кораблей пугали не только тексты настоящих шэнти. Несовместимым с военной дисциплиной они считали и сам факт пения во время работы. Единственной музыкой, ласкающей их слух, была трель боцманской дудки.

Впрочем, боцманская дудка и в самом деле была одним из немногих музыкальных инструментов на бортах «ловцов ветра». Одни только испанцы да португальцы захватывали с собой иной раз и щипковые инструменты. Жоколеле португальских мореходов превратилось в процессе эволюции в гавайскую гитару! Гармоника зазвучала впервые лишь на клиперах. Правда, уже задолго до этого на судах имелись порой целые музыкальные капеллы. На парадах галер во французских средиземноморских портах играли военные оркестры, а на венецианских нефах имелся непременно хотя бы один скрипач или трубач, развлекавший судового патрона во время трапезы.

Примечательно, что впоследствии этот обычай перенял кое-кто из знаменитых морских разбойников. Дрейка в кругосветном плавании сопровождало трио музыкантов, а корсара-джентльмена Робертса на борту его внушающего страх «Ройял Ровера» развлекал целый ансамбль из десяти душ. Во время боя они рассаживались на квартердеке и под аккомпанемент канонады исполняли бравурные мелодии.

 

Мы победили, не рыдай

На небе ждет героя рай,

Его могила в синем море.

Дан грозный нам приказ.

Команда принялась за дело,

И песня хриплая тотчас

Над бурным морем полетела.

Пора. Безродные бродяги

Подхватывают клич отваги:

«Всем якорь поднимать!»

На горизонте паруса!

Будь настоящим моряком.

Готовясь в роковую сечу,

Любимых помяни тайком.

Сигнальные шэнти

Было время, когда на кораблях не говорили, а скорее как бы пели. «Чист горизонт!» или «Земля на горизонте!» – выпевал из «вороньего гнезда» впередсмотрящий. Очередную вахту поднимали не как-нибудь, а со специальной, для этого ритуала предназначенной песней. Процедура эта так и называлась «распевом». На старых кастильских каравеллах пели, как уже упоминалось: «Во славу господню, семь миновало, минует и восемь. Аминь!»

Существовал и немецкий вариант такого «гимна» во славу смены вахт, и, пожалуй, не менее старинный, чем кастильский:

Вахте конец, восемь склянок пробило.
Новая вахта выходит на смену.
Койки покиньте, во славу Господню!

Эти «побудочные» песни очень напоминают нежные колыбельные песенки для маленьких детей, хотя эффект они должны были оказывать прямо противоположный. Кто знает, может быть, их ласковый тон – следствие того, что разбуженный матрос куда как не похож на ангела и раздражать его резким окриком было бы по меньшей мере неразумно. Из-за постоянного перенапряжения и недосыпания люди на океанских парусниках «заводились с пол-оборота».

Тексты у «распевов» были, как правило, краткими, зато мелодии – очень красивыми. Сказанное относится в полной мере и к старинному шведскому «распеву» «Гаммаль пуррвиза», слова которого звучали примерно так:

Встань, поднимись, такелажная вахта!
Встань, поднимись, молодец-рулевой!
Встань, поднимись, наблюдающий с бака,
Зорко следи за водой и землей!
Встать, встать, встать всем парням!

На британских «невестах ветра» водилась и еще одна мелодия, призывающая матросов к ежедневной раздаче грога. Ее, смотря по обстоятельствам, исполнял голосом кок или играл флейтист. На менее музыкальных кораблях об этом знаменательном событии оповещалось просто выкриком, свистом боцманской дудки или ударами в судовой колокол. В русском флоте тоже такие специальные песни не существовали, использовалась боцманская дудка. Даже сохранилась уставная команда «Свистать к обеду и раздаче вина!».

Строевую песню военных моряков можно тоже считать своего рода сигнальной шэнти. Она упорядочивает ритм движения, дает сигнал к началу движения строя или остановке. Интересно, что строевые песни у разных народов отличаются ритмом и мелодикой. Например, российские строевые морские песни, сформировавшиеся под влиянием немецкого (прусского) военного порядка – чёткие, ритмичные, без резких перепадов и ударений в конце строки – поются под счёт «раз-два, раз-два». Эта особенность мелодики касается как старинных, так и современных песен. Так, строевая песня курсантов ДМЦ «Юнга Камы» поется четко, под ритм шагов.[9] У некоторых народов Южной Африки строевой шаг выглядит иначе – например, моряки Военно-морских сил ЮАР делают три шага (а у некоторых народов пять), а на следующий шаг выполняют что-то вроде подскока. И строевая песня такая же – с взрывным окончанием в конце строки.

 

* * *

Однако неправильно было бы считать, что песни матросов служили только сугубо прагматическим целям, помогая в разного рода работах или упорядочивая ритуал побудки. Как и все остальные люди, моряк пел и просто потому, что душа просила песни. Отто Бартнингу, участвовавшему в рейсе одного из «Пи-лайнеров»[10] вокруг мыса Горн и написавшему об этом интересную книгу, удалось подсмотреть, а затем и воспроизвести на бумаге самую первую фазу зарождения такой песни, песни из сердца. Он пишет: «Они выпили единым духом свой горячий напиток, потом отдышались… и начали потихоньку бубнить что-то невнятное, потом замычали что-то, не открывая рта, и вдруг запели во весь голос, размахивая в такт руками и покачивая головами».

Шэнти чудесно звучат в хорошем, слаженном исполнении. В повседневном же корабельном обиходе все их очарование тонуло подчас в хриплом, натужном оре грубых луженых глоток шпилевой команды. Из рук вон плохо было по-видимому, с пением у небритых парней с иберийских каравелл и галионов. Вот свидетельство одного современника[11]: «И тут все начали «Сальве, Регина». И мы все запели… А так как моряки любят многообразие – четыре ветра они, например, делят на тридцать два, – то и восемь основных музыкальных тонов они тоже разделили на тридцать два других тона, столь дисгармоничных, вибрирующих и нестройных, что нетрудно было перепутать наше пение «Сальве» с ревом урагана. В конце концов, – говорится далее в рассказе, – пение переросло в рвущие барабанные перепонки вопли».

Песни моряков сегодня

 

Вместе с ушедшими в прошлое ручными лебедками и помпами отзвучали и мелодии старинных матросских песен. Там, где не смолят и не тянут тросы, нет больше никакой необходимости в пении трудовых шэнти. Они прекратили свое существование в качестве подспорья в работе. Однако поколение за поколением, матросы как зеницу ока берегут лучшие из этих грубоватых песен, в такт которым некогда кок шинковал луковицы, а парусный мастер продергивал нитку сквозь парусину. Если на судах старинные хоровые песни звучат не так уж часто, разве что в часы отдыха, то в дни получки, когда в карманах у моряка заводятся монеты, портовые улочки и матросские кабачки переполнены звуками лиричных и сентиментальных шэнти кубрика.

Были и другие причины того, что шэнти дожили в целости и сохранности вплоть до наших дней. Тегтмайер, опубликовавший маленький сборник шэнти, рассказывает об одной приятной инициативе кильских лоцманов. Когда суровой зимой, сразу после первой мировой войны, Кильский канал замерз, они, собравшись за стаканом грога в маленькой гостинице у шлюза Хольтенау, решили организовать хоровой кружок «Кнуррхаан» – «Морской петух». Начались регулярные репетиции, и в конце концов хор достиг такого совершенства в исполнении шэнти, какого они вряд ли бы добились раньше, во время работ на парусниках. Концерты этого хора пользовались большой популярностью у самой широкой публики.

    К сожалению, и в России народные трудовые песни моряков (слово «шэнти» у нас известно только специалистам) не избежали некоторого забвения. Опрос среди ветеранов флота показал, что кроме «Дубинушки» моряки других народных морских (речных, бурлацких) песен не знают и не поют. И этому есть объяснение: изменились условия труда.

Сегодня в России значительная часть песен, которые поют моряки и речники – авторские и эстрадные песни русских (советских) композиторов и поэтов. Многие из них уже поистине стали «народными», такие, как «Море» (слова и музыка Ю.Антонова), «Раскинулось море широко» (музыка А.Гурилёва, слова Н.Щербины), «Севастопольский вальс» (музыка К.Листова, слова Г.Рублева), «На побывку едет» (музыка А.Аверкина, слова В.Бокова) и другие. В большинстве своем это лирические и романтические песни-баллады, а также прощальные, строевые, шуточные. Трудовая песня как жанр исчезает…

    Но по-прежнему в любом порту на разных языках по вечерам звучат бе