Песня Окирроэ об Ойгле-Корониде, дочери огненного Флегия, и о белом вороне

 

Сказал Асклепий, победитель Железного Вепря:

– Расскажи мне, Окирроэ, кто я.

О, если бы Окирроэ не знала! Не стала бы она тогда Гиппой. А ведь Гиппа – только кобылица. Но пока Окирроэ – речная нимфа.

И запела Окирроэ песню:

 

– Близ Бойбейского озера, или там,

у ключей Амироса, или там,

где близ Трикке протекал Лефей,

где к морю гранитные ворота, где оливы,

и яблони, и груши, где лимонные

и апельсиновые рощи,

родила сверкающая Ойгла,

по прозванию Коронида, Асклепия.

И узнал только белый ворон,

от кого родила Коронида.

Если б не было голоса у ворона,

если б не был ворон дозорщиком,

остался бы ворон белым,

не пылал бы костер Корониды,

не рожала бы она в огне младенца.

Там, где горный вал отделяет

от равнин Фессалии море,

где за Оссой склон у Агийи,

у подножия хребта Пелиона, –

там жила Ойгла-Коронида,

дочь огненного Флегия-титана,

из племени непримиримых…

 

Так пела Окирроэ, и слушал ее песню мальчик-бог. Сказал:

– Спой мне не такую песню, а другую. Расскажи мне, кто мой отец?

Тяжко вздохнула Окирроэ, задумалась – и вот потекла ее речь:

– Когда ворон был еще белым и был вещим спутником Аполлона, встретил юноша-бог Аполлон близ подножия Пелиона титаниду Ойглу-Корониду. И таким золотым и солнечным предстал он пред дочерью Огненного, что не убежала от него Коронида, и обласкал он ее солнечным сиянием. Говорили кругом – от Дельф, приюта Аполлона, до Оссы, Пелиона и Олимпа, что понесла она дитя от Аполлона.

Был у матери-Земли Геи и Урана сын титан, по имени Исхий-Силач. Укрывался он от глаз победителей Кронидов в лесах Пелиона, и считали его древолюди-лапиты сыном их вождя, муже-ели Элатона. Был он другом Огненного Флегия и спутником лесным Корониды, когда в тень листвы уходила она от зноя. И не знал Аполлон, что соперником был ему лесной титан Исхий.

Летал по лесам Пелиона посланцем Аполлона белый ворон. Переносил он с Пелиона вести в Дельфы. И однажды увидел ворон, как встретились Коронида с Исхием-титаном в темном бору. Разболтал об этой встрече белый ворон по лесу. Раззвонили рассказ ворона листья листьям, прокатился звон рокотом-потоком по горным ручьям и пошел гулять от горы к горе, по прогалинам и щелям, пока снова не дошел до белого ворона. Как услышал белый ворон то, о чем сам же разболтал по лесу, не узнал он своего рассказа – такое услышал он с высокого вяза о встрече Корониды с Исхием. Полетел ворон в Дельфы к Аполлону – пересказать ему слыханно-неслыханное: Исхию-лапиту предпочла Коронида Аполлона, опасалась, что покинет ее дельфийский бог.

Так стал ворон вестником злосчастья.

Разъярился Дельфиец. Пронесся грозно по Пелиону в поисках Исхия-лапита и поразил его золотой стрелой на пороге обиталища Флегия-титана. Но боя с самим Флегием не принял. Устремился на поиски Ойглы-Корониды.

Нашел он ее у Бойбейского озера, не могла роженица-титанида укрыться от бога. Выбросил Аполлон из колчана свои золотые стрелы на землю, словно частоколом окружил ими Корониду, и от солнечных стрел поднялось вокруг нее пламя.

Запылали травы и вереск, запылали кусты и деревья, высоко взметнулись языки огня и опоясали стеной мать-роженицу. Горела Коронида в Аполлоновом огне, но не сгорала. Была она дочерью Флегия – из огненного рода титанов. И средь пламени родила она в огне младенца.

Сквозь завесу золототканую огня смотрел бог Аполлон на Корониду с новорожденным на коленях – как сидела она среди пламени костра, им самим казнимая, сыном Зевса. Рядом с богом на камне сидел белый ворон-передатчик и тоже смотрел на мать с младенцем.

Тут крикнул белому ворону бог:

«Перенес ты мне черное слово, ворон! Будь же ты и сам отныне черным».

И с той поры стал белый ворон черным.

Подползли языки огня к Корониде. Обняли ее руки и ноги. И уже руки у Корониды огненные, и уже ноги у Корониды огненные. Начал огонь добираться до младенца.

Боги Крониды не знают жалости. Но будто сжалился над младенцем Аполлон. Разделил он надвое пламя костра и вырвал из огня новорожденного.

А сама Коронида превратилась в огонь и с огнем слилась: напоила собою, своей солнечностью, золотые стрелы Аполлона…

Умолкла Окирроэ.

И сказал мальчик-бог речной нимфе:

– Не все боги безжалостны.

Улыбнулась ему нимфа Окирроэ, встала и хотела погрузиться в свой поток. Но удержал ее мальчик-бог, ей и себе на горе. Сказал:

– Не все песни спела ты мне, Окирроэ. Спой мне еще песню о том, почему не отстоял титан Огненный Флегий мою мать, Ойглу-Корониду.

И снова запела Окирроэ песню:

 

– Был храбр Флегий-титан, вождь лапитов.

А лапиты – лесные древолюди.

Так отважен был Флегий,

что Крониды называли его сыном Арея.

Был он крепок титановой правдой,

и мятежное жило в нем пламя,

словно богом он был лесных пожаров.

Потому и Огненным прозвали Флегия

лапиты и дриопы – крепкодумов дремучее племя.

Был он солнцем, был огнем лапитов,

потому ненавистен Аполлону:

не терпел Аполлон другие солнца.

И когда погибла Ойгла-Коронида,

столкнулись Аполлон и титан Флегий.

Флегий сжег его приют дельфийский,

Аполлон метнул стрелы в бор лапитов.

Запылали леса Пелиона,

загорелись древолюди, муже-сосны,

все Питфеев смоляное племя,

а за ними муже-ели –

Элатоны, и Дриасы –

мужедубы, и Медии –

ясени-копейщики горели.

Умоляла богиня облаков Нефела

Зевса дождем милосердия пролиться

над народами лесными Пелиона,

угасить пожар, не жечь лапитов.

Но лапиты – титаново племя.

Запретил Кронид угрюмым тучам

двинуться на Пелион с громами,

излить дыханье рек на пепел,

чтоб озлилось пламя, закипело,

чтоб на пар обменяло клубы дыма

и задохнулось под влажными парами.

Тогда дал совет Хирон Нефеле:

собрать стадо облаков над Полисном,

чтобы в огненные ведра пожара

облачных коров доила с неба.

Приняла она совет кентавра и,

смеясь над огнем, коров доила:

закипало в вымени коровьем

молоко от жара Пелиона.

Стлался пар молочный.

Не дождило. Погибали лапиты и дриопы.

И пришла к ним на помощь Филюра.

Одиноко стояла на утесе

Великанша-Липа Филюра.

Крикнула она ручьям и рекам,

и ключам пещерным и подземным,

вызвала их из глубин на почву.

От подножия, вершин и дальних склонов

потекли они по Пелиону.

Забурлили по лесным трущобам,

где в пламени сгорали лапиты;

утопили в бурных водах пламя.

Еще хвоя под корою пепла тлела

и еще дымилась жарко почва,

когда с неба Аполлон стрелою

пронзил грудь Флегию-титану.

И титана солнечное тело

приняло стрелу Солнцебога,

как лучи принимают луч разящий.

Тут воскликнул отважный Флегий:

«Тешься! Не страшат меня,

Дельфиец, твои стрелы.

Не страшат меня и молнии Зевса.

Потушили воды Пелиона пламя,

поднятое вами, Кронидами.

Не погибло мое племя лапитов».

И горящей палицей ударил

в золотое тело Аполлона.

Но растаял ее огонь в его блеске.

Так сражались долго без успеха

боги солнца, огненные боги.

Но услышал Кронид-олимпиец

слово гордое Флегия-титана.

Тяжко грянули громовые молнии,

огненнее Огненного титана,

и низвергли в тартар с

Пелиона Флегия, отца Корониды…

 

Так закончила песню Окирроэ.