Глава. (Не) ложные воспоминания

В литературе есть термин, который называется «Deus ex machina», что дословно переводится с латыни как «Бог из машины». Суть этого явления заключается в том, что когда герой оказывается в безвыходной ситуации, появляется некая сила, ранее в сюжете не фигурирующая, которая решает его проблемы. Она не вытекает из естественного хода событий и является чем-то искусственным.

Такое решение считается признаком плохого качества и слабой проработки книги.

Героем именно такой книги ощущал себя Юлиан. Если кому-то пришло в голову написать историю о его жизни, то он был далеко не самым талантливым писателем, потому что пуля, присланная Моритцем Зенхайзером, была как раз таким явлением.

Кто-то на ходу придумал этот сюжетный поворот, и никакой пули до этого вовсе не существовало.

- Я правильно понимаю – ты нашёл эту пулю в конверте? – удивлённо спросил Пол Уэствуд Глесон, осматривая находку.

- Да, и это невероятно, - подтвердил Юлиан.

Он не стал рассказывать Уэствуду о своих подозрениях, связанных с Богом из машины. Старый инспектор не понял бы этого изречения.

- Впервые вижу такой калибр, но уверен, что мои ребята смогут установить, из какого пистолета или револьвера был выстрел, - сказал Глесон.

- Вам не кажется это странным, мистер Глесон? – спросил Юлиан.

- Что именно?

- Что пуля так выгодно появилась. Словно из ниоткуда.

- Она не могла появиться из ниоткуда. Выстрел был – мы установили этот факт. А то, что не смогли найти сами, подчёркивает лишь нашу неусмотрительность.

- И всё же. С какой целью Моритц Зенхайзер прислал её именно мне?

Юлиан понимал, что Глесон не знал ответа, но больше спросить было не у кого.

- Разве это имеет значение? Мы получили ценную улику. Так что давай порадуемся. У нас в последнее время не так много причин для радости, не так ли?

Их вообще не было. Ни одной. Прошло два дня, но Юлиан испытывал такую же подавленность, как и в день конфликта с Браво.

- Мы должны быть внимательней, - сказал Юлиан.

- И я много раз тебе об этом говорил. Почему Моритц Лютнер ввалился в мой кабинет с требовнием тебя арестовать?

Слова Пенелопы были правдивы – её отец и впрямь донёс в полицию.

- Он думает, что я украл их вазу, - спокойно ответил Юлиан.

В какой-то мере он даже начинал гордиться этим.

- А ты украл? – подозрительным тоном спросил Глесон.

Юлиану не хотелось разговаривать на эту тему, но Уэствуд имел право знать правду.

- Вы же знаете, что я не способен на это.

- Я сказал Лютнеру так же и не принял его заявление. За неимением доказательств. В ответ он громко оповестил меня, что будет обращаться в выше стощие органы.

- Департамент?

- Посмотрел бы я, как он туда приходит и обвиняет несовершеннолетнего юношу в краже вазы. Напоминаю – эта организация занимается серийными убийцами и террористами.

Это могло бы быть весело, но в этой обстановке. Пенелопа упоминала, что герр Моритц способен сделать и ей, и Юлиану очень плохо, и оснований не верить ей не было, потому что она хорошо знала своего отца.

- Из-за этого я расстался с Пенелопой, - сказал Юлиан.

- Неудивительно… Моритц Лютнер всегда отличался крутым нравом. Если я могу чем-то поддержать тебя, ты только скажи.

- Как вы упомянули – полиция не занимается вазами.

- Я не об этом. Я имею в виду моральную поддержку.

- Я чувствую себя нормально, - соврал Юлиан.

Он не видел никакого смысла раскрывать кому-то свою душу, потому что поддержка с использованием банальных мотивирующих фраз никогда и никому не помогала.

- Вы можете сделать для меня фотографию этой пули? – спросил Юлиан, сделав вид, что он действительно чувствует себя хорошо.

- Зачем тебе?

- У меня появилась одна идея.

Глесон бросил подозрительный взгляд в сторону Юлиана. Он не стал спрашивать, что это за идея, потому что понимал, что не одобрит её. Изобразив понимающее лицо, он поднялся и вытащил из своего шкафа фотоаппарат мгновенной печати.

 

Покидая «Аттилу» последний раз, Юлиан был уверен, что уже ничто не заставит его вернуться сюда. Но судьба распорядилась иначе – и уже сегодня Юлиан открывал дверь в эту лавку.

Ему совсем не хотелось видеть Ганса Сорвенгера, но он был единственным знакомым Юлиана, который разбирался в антиквариате. А значит, он мог помочь.

Зайдя внутрь, Юлиан не увидел хозяина. Внутреннее убранство помещения совсем не изменилось за эти дни – всё те же шкафы с пистолетами, стеллажи с монетами и полки с книгами. На прилавке, гордо и одиноко сидел серый горностай, игриво виляющий своим хвостом и наглыми глазами изучающий Юлиана.

- Герр Сорвенгер! – громко крикнул он, но никто ему не ответил.

Юлиану не оставалось ничего другого, кроме как заглянуть в соседнюю комнату, в которой ранее ему не приходилось бывать. Она отличалась от главного помещения. Прежде всего размерами, но и товар тут был совсем другой. Тут находились искусственные черепа, миниатюрные корабли, скелеты животных и слепки чьих-то ног. Юлиану стало немного жутко, но в это время его окликнул голос Сорвенгера:

- Я здесь!

Звук доносился из главного помещения, что удивило Юлиана, потому что он никого, кроме горностая и попугая там не видел. Скорее всего, из-за своих проблем он стал рассеянным и невнимательным, поэтому решил не придавать этому никакого значения.

Выйдя из комнаты со скелетами и черепами, он встретился с хозяином лавки с глазу на глаз.

- Опять вы? – спросил Сорвенгер.

- Извините, если я доставляю вам неудобства.

- Вы всё-таки решили что-то купить?

К сожалению, Юлиану было нечем порадовать хозяина лавки.

- Я здесь по другому вопросу.

Сорвенгер демонстративно развёл руками и вернулся за прилавок.

- Вы опять пришли за консультацией? – спросил он.

- Вы же разбираетесь в оружии?

Юлиану всё ещё было тревожно находиться подле человека с этой фамилией. Кроме фамилии Ганса и Якоба объединяло поразительное внешнее сходство, что добавляло ещё большей неприязни.

- Это антикварная лавка, а не оружейная.

- Но вы же продаёте раритетные револьверы.

Ганс Сорвенгер бросил взгляд в сторону шкафа с оружием, после чего ироничным тоном ответил:

- Это игрушки. Болванки. Когда-то они были настоящим оружием, но ныне, по сути, это выставочные образцы. Никто не позволил бы мне продавать огнестрельное оружие без надлежащей лицензии. Ганс Сорвенгер не хочет сидеть в тюрьме, как его брат.

Юлиан вытащил из внутреннего кармана пальто фотографию, сделанную Глесоном, и положил на стол перед Сорвенгером. Тот непонимающе посмотрел на неё и спросил:

- Что это?

- Это фотография пули.

- Зачем она мне?

- Вы можете определить, какому оружию она принадлежала?

Сорвенгер, не скрывая своей недоверчивости, поднял фотографию и принялся рассматривать её. Делал он это достаточно поверхностно, не используя ни очков, ни лупы, что выглядело сродни оскорблению.

Юлиан посчитал, что зря сюда пришёл и уже приготовился забрать фотокарточку и уйти отсюда, но Сорвенгер наконец заговорил:

- Это очень редкий образец. Зачем вам название оружия?

- Это имеет какое-то значение?

- Для меня, как знатока револьверов XIX века, несомненно, да. Хотите сделать подарок своему деду?

Юлиан мог сказать, что так оно и есть, но поведение Сорвенгера заставило выпалить неожиданно правду:

- Если я скажу, что именно эта пуля убила Густава Забитцера, вы поверите?

Глядя в глаза Юлиана, хозяин лавки улыбнулся.

- Если вы хотите, чтобы это осталось втайне, то пусть так оно и будет.

Конечно, Сорвенгер не поверил. Юлиан на это и не рассчитывал.

- Пуля от эксклюзивного револьвера «Кольт Уокер», - сообщил Ганс. – Вернее, одного из его вариантов, созданного специально для отстрела оборотней в 1849 году. От оригинального Уокер его отличает длина ствола, увеличенная начальная скорость полёта пули и больший калибр. Штука очень редкая в Союзе Шмельтцера, оттого и дорогая.

- У вас в продаже имеется?

Ганс посмотрел на Юлиана, словно граф на прислугу, после чего, не скрывая нот сарказма, произнёс:

- Боюсь, у вас не хватило бы денег. Знаете, сколько таких кольтов было собрано?

- Это просто интерес, и ничего более.

- Был когда-то, но я его продал. Однако, я сильно сомневаюсь, что эта пуля была выпущена из этого образца. Во-первых, револьвер не функционирует, а во-вторых, в комплекте не было патронов.

Юлиан насторожился.

- Кому вы его продали?

- Вы желаете его перекупить? Сомневаюсь, честное слово, сомневаюсь.

- И всё же, я попробую, - сказал Юлиан.

Очевидно, Сорвенгер считал Юлиана странным гостем. Хозяин был похож на своего брата не только внешне - несмотря на кажущуюся простоту, он был преисполнен того же неуважения к людям.

Юлиан не мог этого переносить. Но ради общего дела – его и Уэствуда, он, собрав волю в кулак, принял решение перетерпеть.

Сорвенгер заглянул под прилавок и, вытащив оттуда тяжёлый кожаный дневник, неаккуратно исписанный вдоль и поперёк, принялся его изучать.

- Итак, тринадцатого февраля текущего года револьвер «Кольт Уокер» был продан Людвигу Циммерману за сумму… Неважно.

До Юлиана не сразу дошёл смысл сказанного, потому что он совсем не увлекался свайзлаутернской политикой. Однако, имя Людвига Циммермана начало часто мелькать в газетах и на экранах телевизоров после того, как Густав Забитцер отправился в мир иной.

- Людвиг Циммерман? – переспросил Юлиан. – Помощник мэра?

- Я не знаю ни мэра, ни его помощников, - нервно ответил Сорвенгер. – Вы же помните, что в Свайзлаутерне я новый человек.

- Если вы продали револьвер Циммерману, это существенно меняет дело.

- Какое дело?

- Неважно, герр Сорвенгер. До свидания.

Он был счастлив, что наконец покинул это место. Общество Ганса Сорвенгера было невыносимым – и сейчас, и в прошлый раз.

Зарекаться о том, что сюда больше никогда не вернётся, Юлиан не стал – прошлый раз показал, что судьба может подкинуть любой сюрприз. Но про себя он понадеялся, что оставит «Аттилу» в прошлом.

Если Сорвенгер действительно продал Циммерману тот кольт, из которого был застрелен Забитцер, то картина сходилась. Это делало Моритца Зенхайзера правым – убийства политиков чаще всего случаются по политическим причинам.

В то же время, эта теория имела немало пробелов. Во-первых, по заявлениям Сорвенгера, кольт не функционировал и являлся исключительно сувениром. Во-вторых, это никак не состыковывалось с нападением на Юлиана и Йохана, потому что они явно никогда не переходили дорогу Циммерману. В-третьих, вряд ли человек, который дослужился до такой высокой должности, как помощник мэра, был настолько глуп, что мог совершить убийство из очень редкого револьвера, поставив тем самым себя под риск обнаружения.

Если Юлиан отправится с этими знаниями в полицию, а они окажутся неправдивыми и надуманными, тогда он оклеветает невиновного человека. В нём не было подлости, присущей Аарону Браво, поэтому он не решился так поступить.

Во всяком случае, полиция имеет куда больше ресурсов, нежели сам Юлиан. Они лучше разбираются в оружии, у них есть огромные базы, а так же возможность посетить все антикварные лавки города и допросить их хозяев. Юлиан же был лишён такой привилегии.

 

Ему было сложно посещать академию. Раз за разом Юлиан и Пенелопа пересекались взглядами и долго смотрели друг другу в глаза – этого никто им не мог запретить, но так и не решались заговорить.

Юлиан чувствовал, как её тянет к нему и насколько сильны её душевные терзания, потому что сам испытывал примерно то же самое. Их разлучили, не спросив, хотят ли они этого, потому Юлиану и Пенелопе приходилось общаться невербальным способом.

Учёба ушла на третий план. Несмотря на то, что Юлиану осталось сдать всего лишь один зачёт и один экзамен, он не спешил браться за это дело. Ректор академии Роза Даугтон предупреждала его, что срок данной привилегии заканчивается первого марта, но уже приближалась середина месяца, а его никто не отчислял.

Скорее всего, похлопотал Лиам Тейлор. Юлиан не знал этого наверняка, потому что после того, как он сдал экзамен по естествознанию на «отлично», пересекались они с преподавателем только на общих занятиях, потому практически не имели возможности пообщаться лично.

Признаться, Юлиану было бы проще, если бы его отчислили. Да, он дал обещание Пенелопе, но теперь он был не с ней, а значит, не был ничем обязан. Ему не пришлось бы страдать, видя день за днём её прекрасное лицо и не имея возможности прикоснуться его.

Во время большой перемены Юлиан застал сидящего во внутреннем дворе академии Йохана, который смотрел на монетку, лежавшую на его протянутой ладони.

- Что ты делаешь? – не удержался Юлиан.

Он был готов завести любой диалог, даже самый глупый, лишь бы отвлечься от своих мыслей.

- То же, что и в прошлый раз, - нервно ответил Йохан. – Ну вот, у меня почти получилось, а ты отвлёк меня.

Юлиан понимал, что Йохану сейчас не до него, но удовлетворить его желания не мог. Ему банально больше не с кем было общаться.

- Не нервничай, - сказал Юлиан. – Сосредоточься.

Йохан посмотрел на Юлиана столь осуждающим взглядом, что тому стало стыдно. Конечно, он знал и без Юлиана, что должен сосредоточиться, потому совет был максимально бесполезным.

Йохан оставил попытки заставить монетку себя слушаться, потому убрал её в карман и, как бы стыдясь, торопливо сказал:

- У меня не выходит, как бы я не пытался. Не знаю, что произошло, но я чувствую себя бессильным.

- Ты же прорицатель?

- Верно.

- Будущее видишь?

- Думаешь, это так работает? Я загадываю день, который хочу увидеть, и чудесным образом вижу его? Или я падаю в обморок, и мне приходят видения из будущего? Будущее не предопределено. Если я ношу Проксиму этого класса, это означает только, что я чуть более, чем ты склонен к обучению науки пророчеств.

Хотелось бы Юлиану заглянуть на неделю вперёд, но Йохан похоронил его надежды.

- Слышал, - сказал он. – Мы можем видеть только вероятности событий из множества допустимых.

- Или последствия принятия тех или иных решений… Не дави на больное, Юлиан. Магдалена говорила мне, что ты отказываешь ей в интервью.

- Да. Думаю, сейчас не лучшее время, потому что я совсем недавно расстался с Пенелопой… У вас с Магдаленой всё серьёзно? Вы видитесь каждый день?

- Не каждый, а так… Время от времени. Я прямо-таки чувствую, как нравлюсь ей, но стесняюсь поцеловать. Как поступать в таких случаях? Как ты впервые поцеловал Пенелопу?

- Мы… Я сбежал из тюрьмы, мы удирали от полицейских, оказались в смертельной опасности и, осознав, что завтра может и не быть, поцеловались. Тебе помог мой совет?

Йохан недовольно отвернулся.

- Да, конечно. От тебя я другого и не ожидал.

- Просто будь смелее. Если ты нравишься ей, значит, она сама этого от тебя ждёт. Не все девушки делают первые шаги, поэтому иногда эту роль должен выполнять ты.

- Несправедливо.

- Справедливо, потому что ты – мужчина.

Если это и повысило самооценку Йохана, то он ни в какой мере этого не показал.

- Она очень хочет интервью с тобой, - сказал он. – Я читал выпуск «XXI века» - Магдалена просто потрясающе пишет! Она заслуживает большего, чем тираж в несколько десятков экземпляров.

- Им нужна какая-то сенсация, а я не могу этого дать.

- Я обещал ей, - тихо сказал Йохан.

- Что обещал?

- Что уговорю тебя встретиться с ней.

Сначала Юлиан не понял смысл сказанных слов, а потом у него возникло желание бросить Йохана под поезд.

- Что ты ей обещал? Что я приду и дам ей интервью?

- Разве тебе сложно?

- Да, мне сложно. И у меня полно других дел. Вернись к ней и скажи, что у тебя ничего не получилось.

- Но тогда я… Разочарую её. Ты же сам говорил, что я мужчина, а значит, должен отвечать за свои слова.

- Мужчины не дают обещаний, которые не могут выполнить.

Юлиан посчитал, что всё сказал, поэтому уверенно встал со скамейки и отправился прочь.

- Пожалуйста, Юлиан, - бросил вдогонку Йохан. – Почему тебе плевать на всех остальных, кроме себя? Да, тебя бросила Пенелопа, но это не значит, что мир остановился. Это не значит, что должны страдать другие.

Юлиан ранее не видел в Йохане подобной смелости, граничащей с наглостью.

- Я только и делаю, что стараюсь всегда всем помочь, - остановился Юлиан. – Пенелопа, ты… Даже Уэствуд.

- Но отказываешься это сделать в момент, когда помощь действительно требуется?

Юлиану было стыдно. За слабость, бесхребетность, неспособность принять поражение и полное отторжение всего вокруг.

 - Если ты и будешь так вести себя дальше, Пенелопа точно не вернётся, - дополнил Йохан.

- Откуда ты знаешь?

- Потому что знаком с ней с самого детства. Ты должен доказать ей свою необходимость не истериками и грубостью, а своей мужественностью.

Юлиан не мог себе представить, что главным мотиватором в этой ситуации выступит Йохан.

Внутри него снова начали бороться ангел и демон, и их хозяин уже бросил считать, какой это раунд.

- Если не ошибаюсь, сегодня в 4 часа? – спросил Юлиан.

- Выходит, ты согласен? – обрадовался Йохан.

- Только ради тебя. И я не даю Магдалене гарантий, что это будет её лучшее интервью.

Однако, Йохану было более чем достаточно. Он уже был вне себя от счастья.

- Спасибо, Юлиан! Ты не представляешь, какой ты… Настоящий друг.

Юлиана давно не называли настоящим другом. Ему одновременно и льстило это, и казалось странным. Йохан – последний человек, который должен так считать, потому что в его отношении Юлиан сделал мало хорошего.

Обещав познакомить его с Магдаленой, он забыл об этом, а потом и вовсе переключил все заботы на Гарета. Когда Йохана задирал Аарон (почти каждый день), Юлиан не вступался за него, а старался держаться нейтралитета. Он не держал его в курсе свих секретов, отдав предпочтение едва знакомому Гарету.

Прокрутив всё это в голове, Юлиан осознал, что он не очень хороший человек. Возможно, и вовсе ужасный.

 

Он даст Магдалене Хендрикс интервью, и сделает это всем назло. И она, и Йохан после этого поймут, что не стоит беспокоить Юлиана и занимать своими проблемами, когда у него плохое настроение.

Он демонстративно опоздал на десять минут, но Магдалену это ни капли не смутило. Она сидела на своём привычном месте в «Хартсе» с блокнотом наготове и не торопясь попивала дымящийся капучино.

Магдалена не могла выглядеть плохо – несмотря на не самый броский макияж, её лицо отражало куда больше женственности, чем раскрашенные мины большей части знакомых Юлиана. На ней была тонкая серая кофточка с глубоким вырезом, из-под которого виднелся скромный круглый кулон, а шею украшал длинный белый шарф, который она отчего-то не решилась снять в помещении.

- Вы пришли! – восторженно произнесла она и привстала в знак приветствия.

- И вам доброго дня, - равнодушно ответил Юлиан и сел напротив.

Запах свежеприготовленного капуччино напоминал Юлиану о Пенелопе и первых днях знакомства, когда они проводили много времени именно в этом кафе. К слову, Пенелопа любила латте, а не капуччино, но запах был тем же самым, потому что в «Хартсе» варили только один сорт кофе.

- Хотите кофе? – вежливо спросила Магдалена. – Или, может быть, пива?

- Спасибо, но я не увлекаюсь спиртными напитками и, в случае чего, сам закажу.

Он снял пальто и повесил на соседний стул. В помещении было довольно жарко.

- Не смею настаивать, - улыбнулась Магдалена. – Просто, в прошлый раз, я подумала, что…

- Не важно, что вы подумали. Мы можем начать интервью? У меня мало времени.

Магдалена дрожащими руками раскрыла блокнот примерно посередине и достала ручку из сумочки. Её движения были неуверенными. Юлиан понимал, что сам создал атмосферу недоверия, но он не обещал журналистке должного комфорта.

- Время, конечно, - сказала Магдалена. – Пожалуй, я задам первый вопрос. Вы были лично знакомы с убитыми прошлой осенью Люцием Карниганом, Ровеной Спаркс и Грао Дюксом?

- Я? Вы, верно шутите. Знать их не знаю. Я простой студент, а они… Слишком важные персоны.

- Тогда на чём основывались обвинения в вашу сторону?

- Я незаконно проник в дом покойного Грао Дюкса.

- И всё? Этого было достаточно?

- В конечном счёте, меня оправдали.

- И всё же, с какой целью вы проникли в дом Грао Дюкса?

- Всё очевидно – обокрасть его.

Магдалена нахмурилась и отметила что-то в своём блокноте.

- Что связывало вас и покойную Ривальду Скуэйн?

Услышав её имя, Юлиан насторожился. Магдалена не должна была этого делать, но Юлиану не стоило удивляться – ей требовалось откровенное интервью.

- Я бы её пажем, - ответил он. – Знаете, это такая прислужка в доме у богатых людей. Варил ей глинтвейн, готовил омлет, следил за её домашними животными и наливал вино.

- Вам приходилось бывать в Департаменте.

- Никогда.

Магдалена, ещё более понурая, чем минуту назад, сделала очередную заметку.

- Ривальда Скуэйн сначала выдвинула обвинения против вас, а потом предоставила доказательства вашей невиновности. Чем может быть объяснимо её странное поведение?

- И великие ошибаются.

- Вам успешно удалось сбежать из следственного изолятора. Каким образом?

- Боюсь, я не смогу выдать вам профессиональный секрет.

- Как погиб Агнус Иллиций?

- Пал жертвой собственной гордыни.

Магдалена замолчала и сделала несколько глубоких вдохов. Юлиан был удивлён, что она продержалась так долго.

- Вы обещали мне быть откровенным, - сказала она. – Если вы пришли сюда поиграть со мной, то не стоило.

- Прошу прощения. Я не знаю, как погиб Агнус Иллиций.

- Согласно официальной сводке, он был подельником Якоба Сорвенгера, который путём устранения конкурентов планировал войти в суд присяжных. У вас есть что-то, что могло бы опровергнуть этот факт?

Эрхара, возвращение Молтембера, проклятие Семи. У Юлиана было что сказать, но Магдалена Хендрикс этого никогда не услышит.

- Не общался с герром Сорвенгером на эту тему, - произнёс он.

- Каким образом вы оказались на крыше Центральных Часов? Что там делали Якоб Сорвенгер, Ривальда Скуэйн и Ян Поборски?

- Очевидно, Якоб Сорвенгер захватил меня в заложники с целью выдвижения своих условий Ривальде Скуэйн, которая его раскрыла.

- Выходит, вас с ней связывали тесные отношения?

На один вопрос о Ривальде Скуэйн Юлиан был готов ответить, но второй и последующий нет. Магдалена Хендрикс многое себе позволяла, и Юлиан пожалел, что повёлся на провокации Йохана и пришёл сюда.

- Я один умел варить её любимый глинтвейн, - сказал Юлиан.

- Глинтвейн? Что?

- Подогреваете вино, добавляете туда корицу, гвоздику, лимонную цедру…

- Я знаю, что такое глинтвейн. Вы хотите сказать, что именно из-за него Ривальда Скуэйн была готова на подобный риск?

- Я не хочу больше обсуждать Ривальду Скуэйн, ясно?

Юлиан инстиктивно ударил ладонью по столу. Магдалена испуганно отстранилась назад.

Очевидно, перегнул палку. Заглянув в глаза девушки, он увидел в них невероятное разочарование. Что поделать, если единственное, что Юлиану хорошо удаётся, это разочаровывать людей – родных, близких и даже едва знакомых?

У Юлиана возникло глупое желание обнять Магдалену и сказать, что он совершенно не такой, и всё когда-то будет хорошо, но разве он имел на это право? Демон подсказывал, что Юлиан поступает верно, и человек, посмевший разворошить память о Ривальде, не заслуживает уважения.

Если бы перед Юлианом сидела любая другая журналистка – будь она хоть в сто раз красивей Магдалены, он поднялся бы и ушёл после вопроса о миссис Скуэйн. Почему ему не хотелось уходить? Он не приносил никакой пользы «XXI веку». Возможно, тратил драгоценное время Магдалены. Откровенно дурачился. Но не уходил. Не хотел, хотя и понимал, что это правильно.

- Простите меня, - тихо сказала Магдалена. – Я плохая журналистка, знаю… Сожалею, что потратила ваше время…

- Я готов продолжить, - неожиданно для самого себя ответил Юлиан.

- Хорошо, - произнесла журналистка и собралась с мыслми. – Весь город видел взрыв центральных часов, который состоялся ровно в полночь. Вам известно, чем он был спровоцирован?

- Якобом Сорвенгером.

- Но в чём заключалась его мотивация? Он же сам едва не погиб.

Юлиан потратил несколько секунд для того, чтобы придумать очередной ложный факт.

- Миссис Скуэйн поставила его в безысходное положение. Он не захотел садиться в тюрьму, поэтому принял решение покончить со всеми – и с собой, и с нами.

Магдалена не стала ничего записывать и отложила ручку. Она выглядела совсем потерянной.

- Полагаю, никакой сенсации не будет, - сказала она. – Но ведь этого не может быть. Вы должны знать хоть что-то, что прольёт свет на эти события. Герр Мерлин, пожалуйста.

- Мне нечем вас порадовать. Всё было так, как говорили газетные статьи.

- Но на лондонском суде вы выступили с другим заявлением. Вы пытались переубедить суд и попытаться доказать, что ситуация куда страшнее…

- Вы это в газете прочитали?

- Да.

- Вы сами говорили, что газеты врут.

- Должна быть причина, по которой Сорвенгера не приговорили к смертной казни.

- Он нанял очень хорошего адвоката.

Змеевидная Хлоя Гесснер и впрямь была хорошим манипулятором – тут Юлиан не соврал.

- Я благодарю вас за интервью, - сказала Магдалена.

Она отвела взгляд от Юлиана и, неаккуратно закрыв блокнот, спрятала его в сумочку. Приподняв шарф, она надела пальто и вышла из-за стола.

- Всего доброго, герр Мерлин.

Магдалена едва ли не бегом отправилась в сторону выхода. Юлиан услышав звук громко захлопнувшейся входной двери и невольно моргнул.

Он снова остался наедине с самим собой в «Хартсе», но на этот раз не испытал облегчения.

Юлиан испытывал очень странное чувство. Оно было спровоцировано противоречием, которое разделило все его мысли на два лагеря. С одной стороны, в нём было много негатива, и именно из-за этого Юлиан столь недостойно вёл себя во время интервью – грубил, дурачился и лгал. С другой же стороны, Магдалена Хендрикс не сделала ему ничего плохого – она была доброй и невинной девушкой, не заслужившей такого неуважения к своей персоне.

Юлиан ощущал вину. Но этому чувству сопутствовало противоположное – он тоже не заслужил многое из того, что с ним произошло. Он не заслужил обвинений в свой адрес по поводу украденной вазы, он не заслужил быть опозоренным Аароном Браво, он не заслужил быть брошенным Пенелопой.

К чему хорошее отношение к людям, если отдачи не существует?

Молчание не давало ответов. Вместо него ответила одиноко лежащая на столе ручка, выполненная в форме золотого пера. Очевидно, она принадлежала Магдалене, которая в спешке забыла её.

Юлиан должен был вернуть пропажу.

Схватив ручку, он выскочил из кафе так же поспешно, как Магдалена двумя минутами ранее. Осмотревшись по сторонам, он заметил одинокую женскую фигуру, бредущую в сторону троллейбусной остановки.

Успеет ли он? Что, если нужный троллейбус опередит его и освободит от необходимости? В конце концов, ручку он может передать и Йохану.

Но ноги Юлиана самостоятельно бросились в погоню.

- Магдалена! – окрикнул он её, забыв о правилах приличия, обязывающих называть её «фрау Хендрикс».

Та мгновенно обернулась и сделала длинный шаг в сторону Юлиана.

- Ты забыла, - сказал он и дрожащей рукой протянул ей ручку.

Юлиан не знал, почему дрожали его руки и из-за чего он вообще волнуется.

- Забыла? – растерянно спросила Магдалена и неторопливо приняла ручку.

Юлиан ощутил тепло её руки. Это длилось всего мгновение, но отчего-то заставило шею Юлиана покрыться мурашками.

- Да, будь внимательней, - сказал он.

Магдалена смотрела на него своими яркими карими глазами. Она была довольно высокой – всего на полголовы ниже, чем Юлиан и настолько же выше Пенелопы, потому ему не приходилось опускать шею для того, чтобы смотреть в её глаза.

На своём веку Юлиан видел много глаз – голубых, зелёных, серых и карих, как у Магдалены. Но что особенного в этом взгляде? Лёгкая подводка, едва заметная синяя тушь на веках и длинные чёрные ресницы не несли в себе никакой тайны.

Юлиан увидел, как зрачки Магдалены расширились.

- До встречи, Юлиан, - сказала она.

И поцеловала его. Это был короткий поцелуй – она совершила резкое движение в его сторону, прикоснулась к его губам своими губами и поспешно отпустила их.

- До свидания, - ответил испуганный Юлиан.

Магдалена, пребывающая в шоке от своих же действий, развернулась и ушла.

Троллейбус с журналисткой уехал, а Юлиан всё так же остался стоять на остановке, напоминающий нечто среднее между снеговиком и огородным пугалом. Он не мог пошевелиться и осознать произошедшее.

Юлиан произвёл на Магдалену отвратительное впечатление, но, несмотря на это, она проявила к нему знак симаптии. Возможно, это была секундная девичья слабость, непонятно чем обоснованная.

Она была слишком привлекательной и для Юлиана, и для Йохана. Такой должны нравиться крутые парни в кожаных куртках и на мотоциклах, а не растерянные юноши наподобие Юлиана, только вчера покинувшие подростоковый возраст.

Он поцеловался с Магдаленой, и сделал это всего лишь спустя пять дней после расставания с Пенелопой. Да, Юлиан ужасный человек. Он мог бы ссылаться на то, что Магдалена сама сделала это, но его вина заключалась в том, что ему понравилось.

А как он будет смотреть в глаза Йохану? Тот ведь даже не подозревает, что у Магдалены на уме нечто другое, а не симпатия к нему. Он воспринимает её едва ли не своей девушкой, а Юлиан сейчас сделал шаг к разрушению всех его надежд.

Йохан не должен ничего знать. Он заслужил шанс хотя бы потому, что долгое время, несмотря на скромность и неуверенность, не сдавался, а шёл к своей цели – найти способ познакомиться с Магдаленой.

Юлиан больше не сделает ни единого шага в её направлении. Если судьбой им будет уготовано случайно пересечься, он безо всяких стеснений развернётся и отправится в другую сторону. Потому что это будет правильно.

 

Обдумывая каждую секунду встречи с Магдаленой и размышляя об её последствиях, Юлиан наконец добрёл до общежития. На улице начало темнеть и холодать, а в окнах планомерно загорался свет. Общежитие не было исключением – почти все окна окрасились жёлтым цветом.

В комнате же Юлиана и Гарета свет не загорелся – в этом не было ничего удивительного, потому что Тейлор-младший включал лампочку только в случае крайней необходимости. Он куда больше доверял настольному светильнику.

Качели возле здания тихо и непринуждённо покачивались. Юлиан слышал их отдалённый скрип, заставивший поёжиться. Картина напоминала сцену из фильма ужасов.

 Но Хелен Бергер, при всех её недостатках, сложно было назвать чудовищем.

- Хелен? – приблизился Юлиан. – Что ты здесь делаешь?

Она подняла голову, но из-за темноты Юлиан не смог разглядеть её лицо.

- Зачем пришёл?

Она плакала. Хелен могла изобразить сколь угодно грубый голос, но скрыть своей природной слабости не могла. Юлиан впервые видел её в таком состоянии – вечно смеющаяся Хелен Бергер вылядела куда привычней.

Картина была из ряда вон выходящей.

- Ты… Плачешь? – спросил Юлиан. – Что случилось?

Он присел на корточки рядом с ней и положил руку на её колено.

Это могло выглядеть двусмысленно, но Юлиан не испытывал к Хелен ничего, кроме дружеских чувств. Познакомившись с ней, он сразу про себя отметил, что с этой девушкой у него точно никогда и ничего не могло бы быть.

О вкусах не спорят, поэтому Юлиан никому не навязывал свою точку зрения.

- Ты вовремя, - сказала она. – Юлиан, что мне делать?

Он не мог поверить, что настоящая Хелен способна плакать. Если бы Юлиану сказали, что перед ним её сентиментальная сестра-близнец, с которой их разлучили при рождении, он принял бы эту версию куда теплее.

 - Расскажи, что случилось, и мы… Попробуем решить твою проблему.

Хелен всхлипнула и сквозь слёзы сказала:

- Ты не представляешь, Юлиан. Я шла к Гарету, хотела… Сделать ему сюрприз. А в гостиной… В вашей гостиной… На этом диванчике…

- Что было в гостиной?

- Он обнимал какую-то раскрашенную куклу из вашего общежития…

Хелен положила голову на плечо Юлиана. Тот легонько обнял её и похлопал по спине.

- Может быть, это было не то, о чём ты подумала?

- Не то? По-твоему я слепая или тупая? Думаешь, я не знаю, как целуются?

- Они ещё и целовались?

- Да, причём… Как будто он меня не помнит вовсе.

Хелен зарыдала во весь голос.

- Успокойся, - сказал Юлиан. – Попробуй поговорить на эту тему с Гаретом.

- Поговорить? С этим предателем? Да я в жизни к нему ни на шаг не приближусь, помяни моё слово!

- Тогда давай я поговорю с ним.

- Не вздумай! Ни слова про меня этому… Тейлору. Помоги мне. Как ты пережил расставание с Пенелопой? Я же помню, как тебе было тяжело.

Юлиан вздохнул и, посмотрев на луну и почувствовав дуновение весеннего ветерка, ответил:

- Если бы я мог, Хелен, если бы я мог. Пяти дней недостаточно для того, чтобы забыть её. Учитывая то, что каждый день нам приходится видеться.

- Но ты не плачешь, как я.

- Поверь, мне очень хочется. Но я не могу. Мальчики же не плачут. Наверное, это несправедливо, но всё же… Сколько дней вы были вместе с Гаретом?

- Я не считала… Восемь… Может быть, десять… Какое это имеет значение?

- Это не год и даже не месяц.

- Да, Мерлин, ты просто мастер утешений. Напьёмся?

- Сейчас? Ты серьёзно? Считаешь, что лучший момент?

- Если я не сделаю это, я кого-нибудь убью. Возможно, тебя.

Хелен громко всхлипнула, и Юлиану показалось, что часть соплей попала на его плечо.

- Может быть, я лучше провожу тебя домой? – предложил он. – Обдумаешь всё, а утром придёшь в академию, встретишься с Пенелопой.

- С ней? Да что она смыслит в этом? Она была с тобой несколько месяцев, а в один прекрасный день ей не составило труда сказать, что всё кончено. Считаешь, что она поймёт меня?

- Она же тоже переживает!

- Не знаю. Она не хочет говорить об этом. Давай напьёмся, Юлиан, я умоляю тебя. Только не в «Грауге», я не хочу, чтобы там мне хоть что-то напоминало об этом… Неважно.

Начался снегопад, что было довольно нетипичным для этого времени года. Подул ветер, и снежинки закружились в воздухе, одна за другой проникая за воротник Юлиану.

- Я должен передать тебя в руки фрау Бергер, - сказал он. – Она не простит меня, если я приведу её дочь пьяной.

- У неё ночное дежурство, - отмахнулась Хелен. – Я одна сегодня. Пошли ко мне, купим «Натаниэль Моррисон» или ещё чего… Не знаю, что вы там пьёте.

Этого Юлиану ещё не хватало. Он итак пребывал в смятении из-за мимолётного поцелуя с Магдаленой. Хелен же, хоть и не нравилась Юлиану, вскоре после знакомства проявляла к нему знаки внимания, что не могло не настораживать. Неизвестно, что она способна вытворить, будучи пьяной и рассерженной на весь мир.

Ветер усилился. Ещё немного, и начнётся самая настоящая метель.

- Ты замёрзнешь, - сказал Юлиан. – Этого мне твоя мать тоже не простит. Умоляю, иди домой.

- Я так и думала, - отстранилась Хелен. – Меня совершенно некому поддержать. Если кому-то требуется помощь, Хелен Бергер появляется как джинн из лампы. А я… Какие вы чёрствые. Ты. Пенелопа. Гарет. Все.

Юлиану было искренне жаль Хелен, но он знал, что алкоголь – отвратительный помощник. Если он и способен как-то изменить ситуацию, то только в худшую сторону.

Послышалось завывание ветра.

- Ты же не могла так быстро влюбиться в него.

- Влюбиться? О чём ты говоришь? В этого… Подлеца? Мерзавца? Нет уж, никогда и ни за что!

Раздался сильнейший порыв ветра, который заставил Юлиана пошатнуться.

- Пошли отсюда, - взял за Хелен за руку Юлиан.

Снежная Королева не возвращается просто так.

- Я никуда не пойду! – оповестила Хелен. – Я останусь тут до утра и замёрзну до смерти, потому что никому из вас не нужна! Оставайтесь счастливыми, но только без меня.

- Хелен, ты не в себе.

- Пошёл вон.

Целенаправленный поток ветра встретился с Хелен и заставил её упасть с качелей. Юлиан кинулся к ней, но невидимая сила отброси<