Описание творении Якопо Сансовино скульптора и архитектора светлейшей венецианской республики

Во Флоренции фамилия Татти, выходцев из благороднейшего тосканского города Лукки, поминается в коммунальных книгах начиная с 1300 года, так как она всегда изобиловала мужами деятельными, почитаемыми и пользовавшимися высочайшим благоволением дома Медичи. В этой семье и родился Якопо, о котором ныне идет речь, родился он от некоего Антонио, человека весьма почтенного, и от жены его Франчески в январе месяце 1477 года. Его с детских лет, как обычно, стали обучать грамоте, в чем он с первых же шагов стал проявлять живость ума и быстроту соображения, и не прошло много времени, как он самостоятельно стал заниматься рисованием, словно желал этим показать, что сама природа гораздо больше располагала его к этому роду деятельности, чем к словесности. Недаром он и в школу ходил нехотя и лишь против воли заучивал нудные правила грамматики. Видя это, его мать, на которую он был очень похож, потакая ему, устроила ему тайком уроки рисования, лелея мысль о том, что сын ее сделается скульптором, которому, быть может, суждено соперничать с нарождающейся славой совсем юного еще Микеланджело Буонарроти, а также и потому, что ее взволновало некое, казалось бы, роковое и вещее стечение обстоятельств, благодаря которому и Микеланджело и сам Якопо родились на одной и той же улице по имени Виа Санта Мариа около Виа Гибеллина.

Между тем спустя некоторое время мальчика определили по торговому делу. А так как это улыбалось ему еще гораздо меньше, чем словесность, он словом и делом добился у своего отца разрешения свободно заниматься тем, к чему принуждала его сама природа.

В то время во Флоренцию прибыл Андреа Контуччи из Монте а Сансовино, местечка, прославившегося в наши дни тем, что оно стало родиной Юлия III. Андреа, получивший в Италии и в Испании славу самого выдающегося скульптора и архитектора после Буонарроти, находился во Флоренции для изготовления двух мраморных фигур. К нему-то и определили Якопо для обучения скульптуре. И вот, убедившись, что из юноши должен получиться выдающийся скульптор, Андреа не преминул со всей тщательностью преподать ему все то, что могло заставить признать в нем его ученика. А так как он безгранично его полюбил и с любовью занимался его обучением и так как юноша отвечал ему тем же, люди решили, что он не только сравняется со своим учителем, но и намного его превзойдет. И в самом деле, обоюдная любовь и благоволение между ними, как между отцом и сыном, были таковы, что уже в те годы Якопо стали называть не де Татти, а дель Сансовино, как, впрочем, его и сейчас называют и всегда будут называть.

И вот, приступив к делу, Якопо получал на каждом шагу такую помощь от природы, что, хотя он иной раз и не проявлял особого прилежания или рвения к своей работе, тем не менее во всем, что он делал, видна была легкость, нежность, грация и некое обаяние, особо ценное в глазах художника, а каждый его набросок, каждая черта, каждый эскиз всегда отличались подвижностью и смелостью, которыми природа балует лишь редких скульпторов. Общение же и дружба, которые с детства, а затем и в юности завязались между Андреа дель Сарто и Якопо Сансовино, принесли огромную пользу и тому, и другому. Придерживаясь одной и той же манеры в рисунке, оба они обладали одинаковой легкостью, один в живописи, другой в скульптуре, так как они всемерно помогали друг другу, делясь своими сомнениями в искусстве, а Якопо изготовлял для Андреа модели фигур. А что это так, об этом свидетельствует следующее: на алтарном образе с изображением св. Франциска, написанном для женского монастыря, что на улице Пантолини, есть фигура св. Иоанна Евангелиста, воспроизводящая великолепную глиняную модель, которую как раз в это время вылепил Сансовино, соревнуясь с Баччо да Монтелупо. Дело в том, что цех Порта Мариа хотел заказать бронзовую статую в четыре локтя в нише на углу Орсанмикеле, против стригальщиков, которая, хотя Якопо и сделал для нее более красивую модель, чем Баччо, была тем не менее с большей охотой поручена Монтелупо, как более старому мастеру, чем Сансовино, невзирая на то, что работа последнего была лучше при всей его молодости. Модель эта, вещь поистине превосходная, находится ныне в руках Нанни Венгерца, для которого друживший с ним в то время Сансовино сделал глиняные модели для нескольких больших путтов и для фигуры св. Николая Толентинского, причем и то, и другое было впоследствии выполнено из дерева в натуральную величину при участии самого Сансовино и установлено в капелле этого святого в церкви Санто Спирито.

Получив вследствие этого широкую известность в среде флорентийских художников, признавших в нем юношу высокоодаренного и добронравного, Якопо, к величайшему своему удовлетворению, был приглашен в Рим Джулиано да Сангалло, архитектором папы Юлия II. А так как древние статуи, находившиеся в Бельведере, понравились ему превыше всякой меры, он стал их зарисовывать. Браманте же, который тоже был архитектором папы Юлия, занимал в то время при нем первое место и обитал в самом Бельведере, увидел рисунки юноши, а также сделанную им глиняную круглую скульптуру обнаженной лежащей фигуры с чернильницей в виде вазы в руке, которая понравилась ему настолько, что он взял Якопо под свое покровительство и заказал ему большую восковую копию с Лаокоона. Подобные же копии для отливки одной бронзовой были им заказаны и другим, а именно Дзаккерии Дзакки из Вольтерры, испанцу Алонцо Берругете и Веккьо из Болоньи. После того как все копии были закончены, Браманте показал их Рафаэлю Санцио из Урбино, чтобы узнать, которая из четырех лучшая. Рафаэль же определил, что Сансовино при всей своей молодости далеко превзошел всех остальных, после чего по решению Доменико, кардинала Гримани, Браманте было поручено отлить из бронзы копию Сансовино, которая после снятия с нее формы и отливки из металла получилась великолепной. Когда же после шлифовки она была передана кардиналу, он хранил ее до самой своей смерти как нечто, не уступающее по своей ценности античному оригиналу, а перед смертью он как величайшую редкость завещал ее Светлейшей Венецианской Синьории, которая, продержав ее много лет в шкафу залы Совета Десяти, в конце концов подарила ее в 1534 году Лотарингскому кардиналу, увезшему ее с собой во Францию.

В то время как Сансовино своими познаниями в искусстве со дня на день приобретал в Риме все большее и большее признание, Джулиано да Сангалло, который приютил его в своем доме в старом Борго, заболел, а когда, покинув Рим, он был для перемены климата на носилках перевезен во Флоренцию, Браманте нашел для Сансовино комнату, также в старом Борго, а именно во дворце Доменико делла Ровере, кардинала Сан Клименте. Там же проживал и Пьетро Перуджино, который в то время расписывал для папы Юлия свод одной из комнат в башне Борджа. И вот, увидев прекрасную манеру Сансовино, Пьетро попросил его сделать ему несколько восковых моделей, в том числе снятого с креста Спасителя, великолепнейшую круглую скульптуру с множеством фигур и лестниц. Эта вещь, равно как и многие другие в том же роде, а также модели всяких фантазий были впоследствии все собраны монсиньором Джованни Гадди и находятся ныне в его домах во Флоренции на площади Мадонны.

Так вот я и говорю, что все это послужило причиной тому, что Сансовино смог завязать ближайшее знакомство с мастером Лукой Синьорелли, кортонским живописцем, с Брамантино из Милана, с Бернардино Пинтуриккьо, с Чезаре Чезарино, высоко ценившимся в те времена за комментарии к Витрувию, и со многими другими знаменитыми и отменными умами того века.

Браманте же, которому хотелось, чтобы папа Юлий узнал Сансовино, распорядился заказать Якопо реставрацию некоторых античных скульптур. Взявшись за это дело, Сансовино проявил в их восстановлении такую легкость и такое умение, что и папа и всякий, кто их видел, решили, что лучше сделать невозможно. Эти похвалы, побуждавшие его превзойти самого себя, настолько подхлестнули Сансовино, что он, перетрудившись, будучи к тому же слабого здоровья и страдая от последствий некоторых свойственных юношам излишеств, в конце концов расхворался настолько, что ему пришлось для спасения жизни вернуться во Флоренцию. Там благодаря родному климату, собственной молодости, а также искусству и уходу врачей он в короткий срок совсем выздоровел. К тому времени мессер Пьетро Питти был озабочен тем, чтобы обеспечить установку мраморной Мадонны во Флоренции, где много способной молодежи, а также старых мастеров, работа эта должна была быть поручена тому из них, кто сделает лучшую модель. Поэтому одна модель была заказана Баччо да Монтелупо, другая Дзаккерии Дзакки из Вольтерры, который тоже вернулся во Флоренцию в том же году, третья Баччо Бандинелли и четвертая Якопо Сансовино.

После того как они были выставлены на конкурс, честь и заказ были присуждены Сансовино согласно заключению, данному превосходным живописцем Лоренцо ди Креди, который был человеком справедливым и доброжелательным и к которому присоединились также все остальные судьи, художники и знатоки. Однако хотя этим самым заказ этот и числился за ним, тем не менее добыча и доставка для него мрамора настолько затруднялись благодаря проискам и зависти Аверардо да Филикайа, который в высшей степени благоволил Бандинелли и ненавидел Сансовино, что другие граждане, видя эту волокиту, постановили заказать Сансовино одного из больших мраморных апостолов, предназначавшихся для церкви Санта Мариа дель Фьоре. И вот, сделав модель статуи св. Якова, которую после окончания самой статуи приобрел мессер Биндо Альтовити, Сансовино приступил к фигуре и продолжал работать над ней с большим прилежанием и рвением, а в завершение довел ее до такого совершенства, что она казалась чудом, обнаружив невероятное прилежание и невероятное рвение во всех своих частях: и в одеждах, и в руках, и в кистях рук, высеченных и выполненных с таким искусством и с такой грацией, что в мраморе лучшего и представить себе невозможно.

И действительно, Сансовино показал здесь тот изумительный способ, каким обрабатываются выступающие ткани, подрезая их настолько тонко и настолько естественно, что он в некоторых местах довел мрамор до натуральной толщины складки, подола или кончика кромки – способ трудный и требующий много времени и терпения, если только ставить себе задачей добиться художественного совершенства. Фигура эта находилась в соборных мастерских с того момента, как Сансовино ее закончил, и вплоть до 1565 года, когда ее в декабре месяце поместили в самую церковь Санта Мариа дель Фьоре в честь прибытия королевы Иоанны Австрийской, супруги дона Франческо деи Медичи, князя Флоренции и Сиены. Там она и хранится как ценнейшее произведение вместе с другими тоже мраморными апостолами, изваянными другими соревновавшимися с ним художниками, как о том уже говорилось в их жизнеописаниях.

В это же самое время он выполнил для мессера Джованни Гадди великолепнейшую мраморную Венеру на раковине. Столь же великолепна и модель к ней, находившаяся в доме мессера Франческо Монтеварки, но погибшая во время наводнения реки Арно в 1558 году. Сделал он также путта из пакли, а из мрамора лебедя, прекрасного настолько, насколько это вообще возможно, для того же мессера Джованни Гадди наряду со многими другими вещами, находящимися в его доме. А для мессера Биндо Альтовити он заказал очень дорогой камин из мачиньо, с резьбой, выполненной Бенедетто да Ровеццано, который был установлен в доме заказчика во Флоренции; самому же Сансовино была заказана история с мелкими фигурами Вулкана и других богов для включения ее во фриз упомянутого выше камина, и получилась вещь на редкость хорошая.

Однако еще красивее были два мраморных путта, стоявшие на венчающей части камина и держащие в руках гербы рода Альтовити Синьор дон Луиджи из Толедо, проживавший в доме упомянутого мессера Биндо, их оттуда снял и поставил вокруг фонтана в своем саду, что находится во Флоренции позади монастыря братьев-сервитов. Два других мраморных путта работы того же Сансовино и необычайной красоты хранятся в доме Джован Франческо Ридольфи, и у каждого из них в руке тоже по гербу. За все эти произведения вся Флоренция и люди искусства стали почитать Сансовино как мастера, обладающего превосходством и грацией. Недаром Джованни Бартолини, построивший себе садовый павильон в Гуальфонде, пожелал, чтобы Сансовино изваял для него из мрамора юного Вакха в натуральную величину. Модель, сделанная Сансовино, понравилась ему настолько, что он обеспечил его мрамором, а Якопо взялся за дело с таким увлечением, что во время работы и рука и мысль его покорно следовали за полетом воображения. Добиваясь в этой вещи ее совершенства, он настолько, говорю я, углубился в ее изучение, что, невзирая на зимнее время, стал изображать с натуры одного из своих подмастерьев по имени Пиппо дель Фаббро и заставлял его целыми днями стоять перед ним в обнаженном виде. Из этого Пиппо вышел бы дельный мастер, так как он изо всех сил старался подражать своему учителю. Однако то ли от позирования в обнаженном виде и с непокрытой головой, то ли от непомерной усидчивости в работе или иных невзгод, но, во всяком случае, он еще до окончания Вакха помешался на позировании, что и обнаружилось, когда в один прекрасный день во время проливного дождя Сансовино его позвал и, не дождавшись ответа, увидел, что он влез на крышу и голый стоит на трубе в позе Вакха. А бывали случаи, когда он накидывал себе на голое тело мокрые простыни или иные большие полотнища, изображая из себя восковой или тряпичный манекен, и поправлял на себе складки, а затем, забираясь в самые неожиданные места и принимая разные позы то пророка, то апостола, то воина, а то еще кого-нибудь, он требовал, чтобы его изобразили, простаивал таким образом не меньше двух часов напролет, ни слова не говоря и не шевелясь, как настоящая статуя. Много других подобных же забавных чудачеств проделывал бедный Пиппо, но, главное, он так и не мог забыть Сансовинова Вакха до самой своей смерти, наступившей немного лет спустя.

Когда статуя эта была закончена, она была признана самым прекрасным произведением, когда-либо созданным рукой современного мастера, так как Сансовино преодолел в ней одну из тех трудностей, от которых уже отвыкли, а именно, он сделал торчащую руку, со всех сторон окруженную воздухом и держащую чашу из того же куска мрамора и подрезанную между пальцами до такой ничтожной толщины, что от нее почти что ничего не остается, не говоря уже о том, что сама поза со всех сторон настолько удачно найдена и согласована, а руки и ноги, сопряженные с этим туловищем, настолько соразмерны и прекрасны, что на вид и на ощупь получается впечатление живой плоти, а не мрамора. Что же касается названия статуи, то оно всякому увидевшему ее кажется более чем подходящим. Когда же, говорю я, вещь эта была закончена, то при жизни Джованни все местные жители и приезжие приходили на нее посмотреть, посещая дворик Гуальфонды, и всячески ее расхваливали. Но впоследствии, после смерти Джованни, его брат Герардо Бартолини подарил ее герцогу Козимо, который хранит ее в своих покоях как редкость наряду с другими прекраснейшими мраморными статуями. Для означенного Джованни Сансовино сделал также красивое деревянное Распятие, которое находится у них в доме вместе с античными памятниками и произведениями Микеланджело.

Когда же в 1514 году предстояло украсить Флоренцию богатейшим убранством в ознаменование прибытия папы Льва X, Синьория и Джулиано деи Медичи распорядились, чтобы в разных местах города было установлено множество деревянных триумфальных арок. Тогда Сансовино не только представил рисунки для многих из них, но и взялся один, в содружестве с Андреа дель Сарто, построить из дерева весь фасад Санта Мариа дель Фьоре со статуями, историями и архитектурными ордерами и в том наиболее для него желательном виде, который позволил бы устранить в нем все немецкое как в композиции, так и в ордерах. Итак, принявшись за это дело (не буду говорить здесь ничего о холщовом тенте, которым обычно в день св. Иоанна и в другие праздники торжественнейшим образом перекрывалась площадь собора Санта Мариа дель Фьоре и церкви Сан Джованни, так как об этом достаточно уже говорилось в другом месте), итак, говорю я, названный фасад был по проекту Сансовино задуман в коринфском ордере, наподобие триумфальной арки, в которой на огромнейшем пьедестале боком стояли парные колонны с большими нишами между каждой парой, а в нишах круглые скульптуры, изображающие апостолов. Над нишами – большие полурельефные истории под бронзу с сюжетами из Ветхого Завета; некоторые из этих историй до сих пор еще можно видеть на берегу Арно в доме Ланфредини. Выше следовали раскрепованные архитравы, фризы и карнизы и далее – разнообразные и великолепные фронтоны. По углам арок, в их толщинах и под ними помещались прекраснейшие истории, написанные светотенью рукой Андреа дель Сарто. В общем же это произведение Сансовино оказалось таким, что, увидев его, папа Лев X сказал: «Жаль, что не таков настоящий фасад этого храма, начатого в свое время Арнольфо Немцем». Как часть упомянутого убранства в ознаменование прибытия папы Льва X тот же Сансовино помимо описанного фасада сделал круглую конную статую целиком из глины и обрезков материи, но на каменном пьедестале, причем конь вскочил на дыбы, а под ним лежит фигура поверженного размером в девять локтей. Вещь эта была выполнена с таким блеском и с такой смелостью, что она понравилась папе Льву и удостоилась его высоких похвал, после чего Якопо Сальвиати повел Сансовино приложиться к ноге папы, который всячески его обласкал.

Покинув Флоренцию и встретившись в Болонье с французским королем Франциском I, папа решил снова вернуться во Флоренцию. Поэтому Сансовино получил заказ на триумфальную арку около ворот Сангалло, и вот, ни в чем себе не изменяя, он сделал ее подобной тем, которые были им сделаны раньше, а именно, на диво прекрасной и полной статуй и картин, великолепно исполненных. Когда же после этого Его Святейшество решил сделать мраморный фасад в церкви Сан Лоренцо и пока дожидались приезда из Рима Рафаэля из Урбино и Микеланджело, Сансовино по приказанию папы сделал рисунок для этого фасада, который очень понравился и по которому Баччо д'Аньоло выполнил из дерева великолепнейшую модель. А так как за это время Буонарроти представил другую, ему и Сансовино было приказано отправиться в Пьетрасанту. Они набрали там много мрамора, который, однако, оказалось очень трудно перевезти, и они потеряли на этом столько времени, что, вернувшись во Флоренцию, они уже не застали там папы, уехавшего в Рим.

Поэтому оба они со своими моделями пустились ему вдогонку, однако каждый из них порознь. Якопо приехал как раз тогда, когда Буонарроти показывал свою модель Его Святейшеству в башне Борджа. Однако его ожидания не оправдались, а именно, он думал, что ему под руководством Микеланджело достанется хотя бы часть статуй, предназначавшихся для этого произведения, тем более что папа ему это обещал, да и Микеланджело говорил о своем намерении ему это поручить, но, приехав в Рим, он убедился, что Буонарроти хочет быть один. Тем не менее, однажды уже попав в Рим и чтобы не возвращаться во Флоренцию с пустыми руками, он решил в Риме побыть и заняться там скульптурой и архитектурой. И вот, взявшись для флорентинца Джован Франческо Мартелли за выполнение мраморной Мадонны больше натуральной величины, с младенцем на руках, он и завершил эту великолепнейшую вещь, которая была установлена на алтаре под главным порталом церкви Санто Агостино, по правую руку от входа. Глиняная модель этой статуи была им подарена Сальвиати, приору города Рима, который поместил ее в капелле своего дворца на углу площади Св. Петра в начале нового Борго.

Не прошло много времени, как он сделал для капеллы, построенной досточтимейшим кардиналом Альборенсе в церкви испанской колонии в Риме, на алтаре мраморную статую св. Якова, вышиной в четыре локтя, достойную всемерной похвалы, обладающую большой грацией в своем движении и выполненную им в совершенстве и со вкусом, чем он и заслужил себе величайшую известность. В то самое время, пока он работал над этими статуями, он сделал план и модель, а затем начал сооружение церкви братьев-сервитов Сан Марчелло, произведения, бесспорно, очень красивого. И, продолжая находить себе применение в области архитектуры, он построил для мессера Марко Коша прекраснейшую лоджию на дороге, ведущей из Рима к Понтемолле на Фламиниевой дороге. Для братства Распятия, что в церкви Сан Марчелло, он вырезал прелестнейшее деревянное распятие для крестных ходов, а для Антонио, кардинала дель Монте, он начал большое строительство в его вилле за пределами Рима, у водопровода Аква Верджине. Возможно, что его же работы очень хороший мраморный портрет этого же кардинала дель Монте в старости, который в настоящее время находится во дворце синьора Фабиано аль Монте Сансовино, над дверью, ведущей из главного покоя в залу. По его же проекту построен также очень удобный дом для мессера Луиджи Леони, а в квартале Банки – дворец, принадлежавший семье Гадди, который впоследствии был куплен Филиппе Строцци и который, бесспорно, удобен, красив и очень наряден. А так как в это время флорентийская колония, пользуясь покровительством папы Льва, стала преуспевать в соревновании с немцами, испанцами и французами, из которых одни, однако, начали строить церкви в Риме для своих земляков, а другие их уже закончили, украсив их и начав справлять в них торжественное богослужение, колония эта ходатайствовала о том, чтобы и ей было разрешено построить себе церковь в этом городе. На это папа отдал соответствующее распоряжение Лодовико Каппони, который в то время был консулом флорентийской колонии, и было решено построить на Страда Юлиа, за Банки, на берегу Тибра, величественнейший храм, посвященный св. Иоанну Крестителю, который по великолепию, размеру, стоимости, нарядности и качеству архитектурного проекта превзошел бы церкви всех других землячеств. В конкурсе на этот проект участвовали Рафаэль из Урбино, Антонио Сангалло, Бальдассаре из Сиены и Сансовино. Папа, рассмотрев все представленные ими проекты, похвалил проект Сансовино, признав его лучшим за то, что, помимо всего прочего, Сансовино предполагал соорудить на всех четырех углах этого храма по куполу и большой купол посередине, наподобие того плана, который Себастиано Серлио поместил в своей второй книге об архитектуре. И вот, поскольку все возглавлявшие флорентийскую колонию поддерживали мнение папы, к большой чести для Сансовино, была начата закладка части этого храма, общая длина которой равнялась двадцати двум каннам. Но так как не хватало места из-за того, что фасад церкви должен был оставаться в пределах красной линии улицы Страда Юлиа, пришлось погружаться в воды Тибра не меньше чем на пятнадцать канн. Многим это не понравилось, поскольку закладка фундаментов под водой требовала больших и более видных расходов, и работа эта была начата, и обошлась она больше чем в сорок тысяч скудо, которых хватило бы на кладку половины всех стен этой церкви. Между тем, еще в то время, пока закладывались фундаменты, Сансовино, состоявший начальником всего строительства, упал и, получив значительные повреждения, уже через несколько дней приказал перевезти себя во Флоренцию для излечения. Наблюдение же над закладкой еще не законченной части фундаментов, о которой уже говорилось, он поручил Антонио да Сангалло. Однако не прошло много времени, как смерть папы Льва лишила флорентийскую колонию и великой поддержки, и великолепного покровителя, и строительство было заброшено на все время жизни папы Адриана VI. После же избрания Климента Сансовино получил распоряжение возвратиться и продолжить строительство, придерживаясь первоначального проекта. Так снова приступили к работе. За это время Сансовино взял на себя выполнение гробниц кардинала Арагонского и кардинала Ажанского. Когда он приступил к обработке мрамора для орнаментальных частей и сделал много моделей для фигур, он уже держал Рим в своих руках, выполняя множество значительнейших заказов для римской знати и гордясь признанием трех первосвященников, в особенности же папы Льва, пожаловавшего ему звание кавалера ордена св. Петра, которое Сансовино продал во время своей болезни, сомневаясь в ее благополучном исходе. И вот тогда-то Господь, дабы покарать сей град и смирить гордыню его обитателей, позволил Бурбону вторгнуться в него со своим войском 6 мая 1527 года и допустил, чтобы весь Рим был разграблен и предан огню и мечу. Помимо многих других прекрасных талантов, пострадавших от этого бедствия, был и Сансовино, который был вынужден покинуть Рим, с величайшим для себя уроном, и бежать в Венецию с тем, чтобы потом перебраться во Францию на службу к королю, куда его и раньше уже приглашали.

Однако пока он задерживался в Венеции, чтобы многим обзавестись, так как грабители лишили его всего, и чтобы привести свои дела в порядок, дожу Андреа Гритти, большому ценителю всякой доблести, было дано знать, что Якопо Сансовино находится в Венеции. А так как именно в эти дни Доменико Гримани докладывал ему, что Сансовино оказался бы наиболее подходящим для восстановления куполов Сан Марко, главной их церкви, которые совсем расселись и грозили рухнуть из-за слабости фундамента, ветхости и плохой перевязки, дож, желая с ним поговорить, вызвал его к себе и после всяческих приветствий и продолжительных бесед сообщил ему свое желание и свою просьбу, чтобы он предотвратил разрушение этих куполов. Сансовино обещал это сделать, приняв необходимые меры. Итак, согласившись на это дело, он приказал тотчас же за него приняться. Соорудив изнутри всю необходимую арматуру со звездообразным расположением ее балок, он врубил в центральный столб все брусья, поддерживавшие свод купола, и связал их изнутри деревянным переплетом таким способом, что он смог после этого уже снаружи стянуть купола железными цепями и заново укрепить их на других стенах, снизу же подвел новые фундаменты под купольные столбы и таким образом укрепил и обезопасил эти купола навеки. Этим он потряс всю Венецию и удовлетворил не только дожа Гритти, но и, более того, с такой неопровержимой ясностью убедил светлейший Сенат в своей доблести, что по окончании всей работы, ввиду смерти протомагистра синьоров прокураторов св. Марка, удостоился высшей должности, присуждаемой этими синьорами своим инженерам и архитекторам, должность эта была присуждена ему вместе с домом, полагающимся в этих случаях, и соответствующим содержанием. Итак, заняв эту должность, он приступил к исполнению своих обязанностей, уделяя сугубое внимание как самому строительству, так и бумагам и книгам, находившимся в его ведении, и проявляя особое рвение во всем, что касалось собора Сан Марко, а также отдельных комиссий, которых было немало, и множества других дел, разбиравшихся в этой прокурации. И притом он поддерживал необыкновенные дружеские отношения с этими синьорами, ибо, целиком занятый тем, чтобы как-нибудь им угодить, и вместе с тем стараясь, чтобы деятельность их была проникнута заботой о величии, красоте и нарядности собора и общественной площади, чего никто из занимавших эту должность никогда не делал, он в то же время не забывал об их выгоде, обеспечивал им всякого рода прибыли и доходы своими выдумками, изобретательностью и быстротой соображения, и при всем этом, однако, вводя этих синьоров лишь в самые ничтожные расходы, а то и просто задаром.

Так, например, к 1529 году между обеими колоннами, стоящими на площади, появились мясные лавки, а между колоннами дворца – деревянные будки для удовлетворения естественных потребностей, что было весьма безобразным и позорным как для достоинства дворца и общественной площади, так и по отношению к иностранцам, которые, въезжая в Венецию со стороны Сан Джорджо, с первых же шагов натыкались на подобную гнусность. Тогда Якопо, доказав дожу Гритти всю значительность и пользу своего замысла, приказал убрать лавки и будки, и, перенеся лавки туда, где они находятся и поныне, и отведя места для зеленщиков, он увеличил доход прокурации на семьсот дукатов, украсив в то же время и площадь и город. Некоторое время спустя он обнаружил, что, если недалеко от часов по Марчерии, ведущей к Риальто, снести один из домов, арендовавшийся за двадцать шесть дукатов, можно было бы проложить улицу, упирающуюся в Спадарию, и таким образом повысить арендную плату на все окружающие дома и лавки. И вот, снеся этот дом, он увеличил годовой доход прокурации на сто пятьдесят дукатов. Сверх этого расположенный там трактир Пеллегрино и еще один на Кампо Русоло увеличили доход на четыреста дукатов. Такого же рода услуги он оказал им и при перестройке Пескарии, а также и в других случаях и в разное время во многих домах, лавках и иных помещениях, находившихся в ведении этих синьоров. Таким образом, получив благодаря Сансовино больше двух тысяч дукатов чистой прибыли, прокурация имела все основания его любить и дорожить им.

Вскоре по распоряжению прокураторов он приступил к строительству великолепнейшего и богатейшего сооружения – библиотеки против дворца Синьории, сплошь украшенной столькими архитектурными ордерами, а именно и коринфским и дорическим, столькими видами порезок, карнизов, колонн, капителей и полуфигур, что это поистине чудо. И все это – не щадя средств, ибо ее залы изобилуют богатейшими полами, лепниной и историями, а парадные лестницы ее украшены всевозможной живописью, как об этом рассказано в жизнеописании Баттисты Франко, не говоря уже об удобствах и богатых украшениях при входе в главный портал, придающий ей и торжественность и величие, свидетельствуя о мастерстве Сансовино. Эти приемы явились причиной тому, что в этом городе, где до того не было принято строить дома и дворцы его граждан иначе как в одном и том же ордере, причем каждый придерживался всегда и во всем тех же размеров и тех же старых обычаев, не внося никаких изменений в зависимости от отведенного ему участка и соображений удобства, явились, говорю я, причиной тому, что отныне начали строить общественные и частные здания по новым проектам и с лучшим пониманием ордера, следуя древнему учению Витрувия. Библиотека же, по суждению знатоков и людей, видевших многие страны света, не имеет себе равных.

После нее Сансовино построил дворец мессера Джованни Дельфино, расположенный на Большом канале по ту сторону Риальто, против Железного берега, и стоивший тридцать тысяч дукатов. Равным образом – и дворец мессера Лионардо Моро в приходе Сан Джироламо, очень дорогой и похожий на крепость.

Построил он также дворец мессера Луиджи деи Гарцони, превышающий по длине обоих фасадов Фондано деи Тедески на тридцать шагов и настолько благоустроенный, что вода проведена по всей постройке, украшенной четырьмя прекраснейшими фигурами работы самого Сансовино. Дворец этот расположен в предместье у моста Казале.

Но особенно прекрасен дворец мессера Джорджо Корнаро на Большом канале, который, вне всякого сомнения превосходя все остальные по удобству, величию и размерам, славится как, пожалуй, самый красивый во всей Италии. Оставляя в стороне другие частные постройки, следует упомянуть о выстроенном по его проекту здании скуолы, или братства Мизерикордии, – обширнейшем сооружении, стоившем сто тридцать тысяч скудо. Когда оно будет закончено, из него должно получиться самое величественное сооружение во всей Италии. Его же – церковь Сан Франческо делла Винья, принадлежащая братьям-цокколантам, произведение обширнейшее и значительное. Правда, фасад его был выполнен другим мастером. Лоджия коринфского ордера у подножия колокольни Сан Марко также построена по его проекту и богатейшим образом украшена колоннами, четырьмя нишами, в которых четыре фигуры бронзовые, немногим меньше натуры, необыкновенной красоты и выполненные им же, и различными историями и фигурами в низком рельефе. Произведение это образует великолепный пьедестал для колокольни, имеющей по каждой из сторон ширину в тридцать пять футов, и приблизительно столько же занимает и Лоджетта Сансовино. В высоту от земли до карниза, в котором пробиты окна для колоколов, колокольня имеет сто шестьдесят футов; от уровня же этого карниза до следующего верхнего, в котором помещается коридор, – двадцать пять футов; следующий, прямоугольный, объем имеет высоту в двадцать восемь с половиной футов. От уровня коридора до конца пирамиды – шестьдесят футов. А небольшая площадка на ее вершине, где установлен ангел, равна шести футам, самый же ангел, вращающийся по ветру во все стороны, – десять футов. Таким образом, вся высота в целом равна двумстам девяносто двум футам.

Но самая прекрасная, самая богатая и самая мощная постройка Сансовино – Монетный двор в Венеции, сплошь из железа и камня, так как в нем нет ни куска дерева для полной безопасности от огня. А внутри он подразделен настолько разумно и настолько удобно для обслуживания столь огромного количества рабочих, что нигде на свете нет монетного двора, обладающего более разумной планировкой и большей прочностью. Весь он построен в очень красивом рустованном ордере. Этот ордер, до того еще не применявшийся в этом городе, вызвал немалое удивление среди местных жителей. Также и в лагунах можно видеть построенную им церковь Санто Спирито – произведение, полное прелести и нежности. В самой Венеции фасад церкви Сан Джиминьяно придает всей площади особый блеск, а Мерчерии – фасад церкви Сан Джулиано. В церкви же Сан Сальвадор примечательна богатейшая гробница дожа Франческо Веньеро. Соорудил он также на мосту Риальто через Большой канал новые сводчатые ряды с таким расчетом, что под ними почти ежедневно легко помещается целый рынок местных торговцев и всяких других людей, съезжающихся в этот город. Но самым удивительным и невиданным оказалось то, что он построил для семьи Тьеполо в приходе Мизерикордии. В самом деле, семья эта владела на одном из каналов большим дворцом с царственными покоями, который, однако, стоял на очень плохих фундаментах, заложенных в водах упомянутого канала, так что можно было предположить, что постройка эта через несколько лет обвалится. Сансовино в канале под дворцом переделал все фундаменты, заменив их огромнейшими камнями и обеспечив таким образом устойчивость здания при помощи удивительно прочных опор, так что хозяева дома могли в нем жить в полной безопасности.

Однако это вовсе не означало, что Сансовино, занятый на стольких постройках, все же когда-либо хотя бы на один день переставал создавать для своего удовольствия значительнейшие и прекрасные скульптуры из мрамора или из бронзы.

Над сосудом для святой воды, находящимся у монахов Ка Гранде, им сделана очень красивая и известнейшая мраморная статуя, изображающая св. Иоанна Крестителя.

В Падуе, в одной из капелл собора, его же великолепнейшая большая мраморная история с полурельефными фигурами, изображающая одно из чудес св. Антония Падуанского, – вещь высоко ценимая в этом городе.

При входе на лестницу дворца Сан Марко в Венеции он сделал также из мрамора Нептуна и Марса в облике двух великолепнейших гигантов вышиною в семь локтей каждый, олицетворяющих могущество, которым эта светлейшая республика обладает на суше и на море. Для герцога феррарского он выполнил статую Геркулеса, а для кафедры в соборе Сан Марко – шесть бронзовых полурельефных историй высотой в один локоть и длиной в полтора с историями из жития этого святого, разнообразие которых высоко ценилось. А над порталом этого же собора он поставил мраморную Мадонну в естественную величину, которая почиталась великолепнейшей работой, и там же – бронзовая дверь ризницы, состоящая из двух очень красивых створок с полурельефными историями из жизни Иисуса Христа превосходнейшей его работы. Над порталом арсенала он сделал красивейшую мраморную Мадонну с младенцем на руках.

Все эти произведения не только прославили и украсили Венецианскую республику, но изо дня в день свидетельствовали о заслугах Сансовино как выдающегося художника, снискавшего себе любовь и почет великодушных и щедрых синьоров, а также своих собратьев по искусству, поскольку с его именем было связано все то, что при ж<