Часть 2. Наркотики: прогресс или деградация?

Часть 2. Наркотики: прогресс или деградация?

 

Можно ли оторванными от религиозной традиции аргументами объяснить человеку, что совершать преступления или употреблять ПАВ – это плохо?

Как комментарий к этому повествованию, так и просится на страницу один анекдот. Богатый русский приезжает на Гаваи, покупает бутылку виски и ложится отдыхать под пальмой. Рядом валяется пьяный человек. Русский спрашивает его: «Ты почему не работаешь?» «А зачем?» – отвечает пьяный. «Ну, как зачем? Будешь работать, зарабатывать деньги. Вот посмотри на меня. Я работаю, зарабатываю деньги. И поэтому могу себе позволить раз в году провести отпуск на курорте. В этом году прилетел, вот, на Гаваи и лежу, понимаешь, под пальмой». «Да я уже и так здесь лежу», – отвечает гаваец.

Ирония ситуации состоит в том, что вне религиозного контекста позиция гавайца неуязвима. В связи с этим анекдотом можно даже ввести новый научный термин – «синдром гавайца». Синдром этот выражается в том, что подвыпивший гаваец может переспорить десятки профессоров. Случись открытый диалог, он имеет все шансы настаивать на своей правоте. И эти шансы у него появились после того, как общество отказалось от религиозного мировоззрения.

Если в обществе нет общепринятой системы оценки поведения, основанной на религиозном мировосприятии, то общество не в силах что-либо доказать гавайцу. В дискуссии он становится непобедимым.

Конечно, у общества всегда есть в запасе «железный» аргумент силы: «Мы посадим тебя в тюрьму, если ты нас не послушаешь». Но, даже попав в тюрьму, «гаваец» рискует остаться при своих понятиях.

Такая история случилась с Джорджем Джангом – главным героем основанного на реальных событиях фильма «Кокаин» (2001). Попавшись на марихуане, Джанг сел в тюрьму. «В Денбери была не тюрьма, – рассказывал он, – а школа преступников. Я сел бакалавром марихуаны, а вышел доктором кокаина». Сидя в тюрьме, он познакомился с «нужным» человеком. И с ним на пару он после освобождения из «мест не столь отдаленных» занялся делом, которое умел делать хорошо, то есть – контрабандой наркотиков. Следствием его тогдашнего тюремного заключения стал выросший размах его преступной деятельности. Джанг перестал заниматься марихуаной и сосредоточился на транспортировке кокаина в США (комментарии к этому фильму будут даны в третьей части данной работы, в главе «Наркотики: источник страдания или "ответ" на сложные вопросы бытия?»).

 

Диалог с наркоторговцами, особенно при наличии у них смекалки и образования, – дело не из легких. О том свидетельствует пример философа-наркоторговца.

Он был арестован в Македонии за хранение 110 килограммов героина (в прошлом он «перевозил и больше»). Этот человек сотрудничал с турецкой наркомафией и промышлял наркоторговлей. И в то же время «он был философом, который торговал наркотиками для того, чтобы добыть средства на жизнь и иметь возможность свободно философствовать. Он не был наркоторговцем, случайно изучившим философию <…>. Он отлично знал Кьеркегора, Хайдеггера, Сартра… притом не отставая в изучении Платона, Аристотеля и Плотина». «Философ – наркоторговец»[28] – так и называется статья, которую написал архиепископ Охридский и митрополит Скопский Иоанн, познакомившийся с философом в тюрьме.

Наркотики: прогресс или деградация?

 

Считается, что наркоманы – это отсталые люди, деграданты. Но наркоманы не упали с неба, а вышли из общества, которое позиционирует себя как прогрессивное. Если мы посмотрим на некоторые принципы, по которым оно устраивает свою жизнь, то мы увидим, что они похожи на принципы, по которым выстраивает свою жизнь наркоманы.

 

В чем обвинить наркомана, который свою линию поведения выстраивает в соответствии с логикой общественного сознания? Наркоман реализует идею прогресса в полной мере и в максимальном объеме. В своем жизнеустройстве он реализует матрицу, перенятую им у общества. Почему же считается, что он поступает неправильно?

Жизнь наркомана представляет из себя гедонизм в чистом виде. И, сравнивая позицию наркомана с позицией остальных членов общества, почему бы не поставить вопрос о прогрессе?

Ведь остальные члены общества не могут себе позволить реализовывать гедонистическую модель поведения в полной мере. Какой-нибудь банковский служащий позволяет себе поиграть в боулинг, допустим, лишь раз в неделю. А в остальное время он настраивает себя работать «как папа Карло» (то есть интенсивно). И уровень благосостояния служащего будет считаться возросшим, если у служащего появится возможность поиграть в боулинг дважды. Если в мозгу у любителя боулинга возникнет желание поиграть трижды, то это желание встретит массу препятствий. С желанием вступят в конфликт мысли капиталистического характера: «Не успеешь подготовить отчет; уменьшится заработок; а то и просто уволят тебя».

А наркоман все ограничения раздавил железной рукой. Он дал свободу гедонистическому началу развиваться. А ведь развитие, с точки зрения общества, – это прогресс.

Наркоман обогнал тех людей, которые идут на многолетние неудобства для того, чтобы получить возможность пожить в свое удовольствие. Чтобы вторая часть жизни им принесла удовлетворение, они первую часть жизни учатся. Наркоман же переступает через все эти десятилетия. Он идет к собственному удовлетворению через рывок и напрямик, напролом. Жизнь наркомана – это «прогресс – здесь и сейчас». В ней до зеркального блеска и полного развития доведены идеи современного общества, его идеалы. В чем взрослые обвиняют подростка-наркомана?

Его убеждали в том, что жить надо комфортно? Пожалуйста, он делает все для достижения собственного комфорта, «как он его понимает». Взрослые люди убеждали молодого человека, что все относительно, что нравственные ограничения не имеют большого значения? Пожалуйста! Он принял этот урок. Теперь ему говорят: послушай, ради собственного удовлетворения ты не можешь воровать, ты не можешь убивать! А он задает совершенно справедливый вопрос: «а кто это сказал?» И перед этим вопросом взрослые сникают. Действительно, кто сказал, что нельзя воровать для того, чтобы тебе было хорошо? Общественный консенсус? Но многие наркоманы и слов-то таких не знают. А те, кто знают, разве не в состоянии сказать: «Придумал там кто-то какой-то общественный консенсус, а я тут шею гни?! Не выйдет!»

Наркоман показал обществу, к чему ведет прогресс, отрицающий Бога и Христа. Такой прогресс, писал И.С. Аксаков, «в конце концов, становится регрессом». При таком положении дел «цивилизация завершается одичанием; свобода - деспотизмом и рабством»[104].

Прогресс без Бога суть наркомании. Ее отец Анатолий охарактеризовал как «результат греховного образа жизни, жизни без Бога и во­преки Богу»[105]. И здесь само собой складывается определение. «Наркоман – это тот человек, который, стремясь к самоудовлетворению, руководствуется идеей прогресса, сформированной в отрыве от норм христианской нравственности».

 

Идея прогресса, усвоенная в таком ключе, логически приводит к идее насилия. И наркозависимый человек начинает проявлять насилие по отношению к другим людям. Чтобы добиться собственного удовлетворения, собственного прогресса, он начинает «захватывать» пространство других людей. Так «развитая» страна захватывает жизненное пространство страны слабой.

 

Развитые страны, по мысли священномученика Иллариона Троицкого, часто осуществляли свой культурный прогресс за счет угнетения стран слабых. Угнетенные государства стали досками, по которым «не марая ног»[106] культурный завоеватель шел к прогрессу. Для священномученика Иллариона связь между войной и прогрессом была очевидна. И он писал, что эта связь заставляет до конца додумать теорию прогресса. «Война представляется самообличением прогресса и даже его самопроклятием»[107].

Эти слова в какой-то степени применимы и к наркомании. Она – самообличение прогресса и даже его самопроклятие, о чем красноречивейшим образом свидетельствует история «Опиумной войны» (1840-1842). В этой войне развитая страна Англия проявила насилие по отношению к Китаю. И все для того, чтобы беспрепятственно продавать опиум китайскому народу.

В результате этой войны был «силовым» образом открыт рынок Китая. Китай в те времена стремился к изоляции, и до войны для иностранных судов был открыт только один порт. Причиняло неудобство европейским торговцем также и то, что китайцы практически не нуждались в импортной продукции.

Такая пассивность была невыгодна англичанам, совершавшим в Китае большие закупки шелка и прочего «экзотического» товара. В виду того, что Китай практически ничего не импортировал, англичанам приходилось расплачиваться драгоценными металлами. Драгоценные металлы, таким образом, оставались в Китае и не возвращались купцам.

Чтобы достигнуть положительного торгового баланса, купцы начали искать товар, который бы нравился китайцам. Этим товаром оказался опиум. Так как наркотик находился в Китае под запретом, то торговля опиумом стала носить нелегальный характер. Но, несмотря на контрабандный характер торговли, Британское правительство поддержало ее.

Распостранение опиума обернулось для китайского народа кризисом. Народ был деморализован. В армии курение опиума стало повальным. Чтобы уберечь страну от катастрофы, император Китая предпринял решительные меры. Были уничтожены склады с опиумом, принадлежащие иностранным купцам. Рынок для торговцев из Англии и Индии был закрыт. К торговле допускались лишь те предприниматели, которые давали подписку о неучастии в контрабанде опиума. «Закрытие» китайского рынка было признано подходящим поводом для начала войны. И в 1840 Британское правительство (!) объявило Китаю войну.

В этой войне империя Цин (такое название носил Китай тогда) потерпела поражение. Она выплатила контрибуцию, равную в пересчете на доллары двадцати одному миллиону. Помимо этого империя была вынуждена открыть порты для английских торговцев. И торговля опиумом была возобновлена. Она принесла англичанам гигантские доходы, а китайцам – неисчислимые бедствия.

Начался период упадка китайского государства. Ослабление страны привело к закабалению Китая европейскими державами. О последствиях насильственной наркоманизации населения свидетельствую цифры. На момент 1881 года в империи проживало чуть более 369 миллионов человек. 120 миллионов из них были наркоманами, то есть почти каждый третий житель.

 

История «Опиумной войны» всплывает в сознании во время разговоров о семейном характере наркотической зависимости. Семейным заболеванием наркоманию признали английские специалисты.

Конечно, ничто не спорит с тем, что семья многое закладывает в человека. Но всё ли? И как увязать концепцию семейного заболевания с тем кризисом, что разразился в Китае? Если предположить, каждый третий китаец был наркоманом, а в каждой семье было по ребенку. Соответственно, мамы и папы составляли две трети населения, а дети – треть. При этом все семьи – деструктивные, из этого следует, что в таких семьях вырастали «травмированными», которые, в свою очередь, эту «травмированность» пытались чем-то заглушить. Так появился спрос на наркотики и предложение на них. В связи со спросом начался завоз опиума в Китай и, таким образом, получается, что Англия тут как бы ни при чем. «Вы со своими семьями разберитесь вначале», – так могли бы, наверное, ответить купцы на все обвинения.

 

Император Китая предстанет перед нами как директор школы, если мы посмотрим через призму истории на современную жизнь. Победоносная армия Великобритании напомнит нам бригаду «ребят» на иномарках, которые контролируют в школе № «Икс» продажу наркотиков. Директор говорит им: «Если я еще раз вас увижу, то пеняйте на себя – заявлю, куда следует». А ему отвечают: «Нет, братан. Пенять на себя будешь ты, если мы еще увидимся. Найдут тебя лишь по весне, когда сугроб над твоим телом растает». Такая аналогия провоцирует выдвижение вопроса: почему «ребятам» так себя вести нельзя, а «культурной» стране – незазорно?

Стоя на позициях прогресса, по-честному ответить на этот вопрос невозможно. Если «ребят» признать плохими, то тогда и прогресс Англии – нечто сомнительное. Если же прогресс Англии – это эталон общечеловеческого развития, то и появление «ребят» – всего лишь новый виток совершенствования общественных отношений. Логическая петля.

 

Часть 2. Наркотики: прогресс или деградация?