Кормораздатчик мобильный электрифицированный: схема и процесс работы устройства...
История развития хранилищ для нефти: Первые склады нефти появились в XVII веке. Они представляли собой землянные ямы-амбара глубиной 4…5 м...
Топ:
Марксистская теория происхождения государства: По мнению Маркса и Энгельса, в основе развития общества, происходящих в нем изменений лежит...
Когда производится ограждение поезда, остановившегося на перегоне: Во всех случаях немедленно должно быть ограждено место препятствия для движения поездов на смежном пути двухпутного...
Интересное:
Финансовый рынок и его значение в управлении денежными потоками на современном этапе: любому предприятию для расширения производства и увеличения прибыли нужны...
Национальное богатство страны и его составляющие: для оценки элементов национального богатства используются...
Уполаживание и террасирование склонов: Если глубина оврага более 5 м необходимо устройство берм. Варианты использования оврагов для градостроительных целей...
Дисциплины:
2020-11-03 | 88 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
Как только до Южной Африки докатилась весть о том, что я вместе с другими индийцами предложил свои услуги британской армии, я получил две телеграммы. Одна из них была от м-ра Полака. Он спрашивал, как согласовать это мое поведение с принципом ахимсы, которого я придерживался.
Я до некоторой степени предвидел такое возражение, так как уже в книге «Хинд сварадж, или Индийский гомрул» я трактовал этот вопрос и имел обыкновение постоянно беседовать на эту тему с друзьями в Южной Африке. Все мы признавали, что война безнравственна. Уж если я не хотел преследовать по суду нападавшего на меня, то еще меньше мне хотелось принимать участие в войне, тем более что я не знал, которая из воюющих сторон права и на чьей стороне справедливость. Друзья, конечно, знали, что во время бурской войны я служил в армии на стороне Англии, но они полагали, что взгляды мои с тех пор изменились.
В действительности же мотивы, которые побудили меня участвовать в бурской войне, оказались решающими и теперь. Для меня было совершенно ясно, что участие в войне несовместимо с принципом ахимсы. Но человеку не всегда дано с одинаковой ясностью представлять себе свой долг. Приверженец истины часто вынужден двигаться ощупью. Ахимса – всеобъемлющий принцип. Все мы – слабые смертные, пребывающие в пламени химсы. Пословица, гласящая, что живое живет за счет живого, таит в себе глубокий смысл. Человек не живет ни минуты без того, чтобы сознательно или бессознательно не совершать внешней химсы. Уже сам факт, что он живет – ест, пьет и двигается, – неизбежно влечет за собой химсу, т. е. разрушение жизни, пусть даже самое незначительное. Поэтому приверженец ахимсы будет преданным своей вере лишь в том случае, если в основе всех его поступков лежит сострадание, если он старается избежать уничтожения даже мельчайших существ, пытается спасти их и таким образом постоянно стремится высвободиться из смертельных тисков химсы. Он будет становиться все воздержаннее, сострадательнее, хотя никогда полностью не освободится от внешней химсы.
|
Далее, благодаря тому что ахимса представляет собой единство всей жизни вообще, ошибка, совершенная одним человеком, не может не иметь последствий для всех, а это значит, человек не может полностью освободиться от химсы. Пока он член общества, он не может не участвовать в химсе, которую порождает само существование общества. Когда два народа воюют, долг приверженца ахимсы заключается в том, чтобы прекратить войну. Тот, кто не может выполнить этот долг, кто не имеет силы сопротивляться войне, кто не подготовлен к этому, может принимать в ней участие и одновременно всей душой стремиться к тому, чтобы освободить от войны себя, свой народ и весь мир.
Я надеялся улучшить свое положение и положение своего народа с помощью Британской империи. Находясь в Англии, я пользовался защитой британского флота и искал убежища под охраной его оружия, т. е. непосредственно участвовал в его возможных насильственных действиях. Поэтому, если я желал сохранить связи с империей и жить под ее покровительством, мне предстояло вступить на один из трех путей: я мог открыто объявить о своем сопротивлении войне и в соответствии с законом сатьяграхи бойкотировать Британскую империю до тех пор, пока она не изменит своей военной политики; я мог добиться для себя тюремного заключения, оказав гражданское неповиновение тем законам империи, которые того заслуживали; наконец, я мог принять участие в войне и тем самым приобрести силу и способность сопротивляться военному насилию. Мне недоставало этой силы и способности, и я думал, что единственное средство приобрести их – поступить на военную службу.
|
Я не делал никакого различия, с точки зрения ахимсы, между воюющей и невоюющей стороной. Тот, кто добровольно. пошел на службу в шайку разбойников возчиком или сторожем, чтобы охранять их добро, когда они идут на промысел, или же сделался их сиделкой, чтобы ухаживать за ними, когда они ранены, в той же мере виновен в разбое, как и сами разбойники. Совершенно так же тот, кто ограничивается уходом за раненными в бою, также не может уйти от ответственности за войну.
Я тщательно продумал все это еще до получения телеграммы от Полака, а получив ее, обсудил этот вопрос с некоторыми друзьями и пришел к выводу, что мой долг предложить себя для службы на войне. Даже теперь я не вижу ни единого слабого места в моей аргументации и нисколько не раскаиваюсь в своем поступке, придерживаясь, как и тогда, мнения о желательности связи с Британской империей.
Я знаю, что и тогда не был в состоянии убедить всех друзей в правильности занятой мною позиции. Дело это весьма деликатное. Оно допускает различия в мнениях, а потому я с возможно большей ясностью представил свои доводы на обсуждение тех, кто верил в ахимсу и серьезно стремился осуществлять этот принцип во всех случаях жизни. Приверженец истины не должен ничего делать лишь в соответствии с условностями. В любой момент он должен быть готов к тому, чтобы исправиться, и всякий раз, обнаружив, что ошибся, должен во что бы то ни стало признать свою ошибку и искупить ее.
XL. Сатьяграха в миниатюре
Хотя я и решил из чувства долга принять участие в войне, мне не пришлось участвовать в ней непосредственно. Более того, я вынужден был и в эту критическую минуту прибегнуть к сатьяграхе, так сказать, в миниатюре.
Я уже говорил, что, как только наши фамилии были включены в списки, для руководства нашей военной подготовкой был назначен офицер. У нас сложилось мнение, что он наш начальник лишь в вопросах чисто технических, а во всем остальном во главе отряда буду я, и я буду нести непосредственную ответственность за его внутреннюю дисциплину. Иными словами, командир может отдавать распоряжения по отряду только через меня. Но офицер сразу же рассеял наши иллюзии.
М-р Сорабджи Ададжаниа был человеком проницательным. Он сразу же предупредил меня.
– Остерегайтесь этого человека, – сказал он, – он, по-видимому, собирается нами командовать. Мы не станем его слушаться. Мы готовы принять его только как инструктора. Но и юноши, назначенные им для нашего обучения, также считают, будто они здесь затем, чтобы распоряжаться нами.
|
Юноши, присланные обучать нас, были студентами из Оксфорда. Офицер назначил их капралами.
Я тоже обратил внимание на своеволие офицера, но просил Сорабджи не волноваться, и постарался успокоить его. Но убедить его было не так-то просто. Он с улыбкой возразил мне:
– Вы слишком доверчивы. Эти люди обманут вас, а когда вы раскусите их, то будете убеждать нас прибегнуть к сатьяграхе, и на нас навлечете несчастье и сами попадете в беду.
– Что еще, кроме горя, может вас ожидать, если вы соединили свою судьбу с моею? – ответил я. – Сатьяграх рожден, чтобы быть обманутым. Пусть офицер обманывает нас. Разве я не повторял десятки раз, что обманщик в конце концов обманывает самого себя?
Сорабджи рассмеялся.
– Хорошо, – сказал он, – продолжайте обманываться. Вы когда-нибудь найдете смерть на путях сатьяграхи и увлечете вместе с собою несчастных смертных вроде меня.
Эти слова напомнили мне о том, что писала мне покойная ныне мисс Эмили Гобхаус относительно не сотрудничества:
«Я не удивлюсь, если наступит день, когда ваша борьба за истину приведет вас на виселицу. Да укажет вам господь правильный путь и да защитит вас!»
Разговор с Сорабджи произошел сразу же после назначения офицера. Через несколько дней наши отношения с ним достигли критической точки. Когда я стал принимать участие в строевой подготовке, мои силы после двухнедельного поста едва начали восстанавливаться, а до места занятий приходилось идти около двух миль. Я заболел плевритом и почувствовал, что очень ослаб. В таком состоянии мне предстояло провести еще два дня в лагере. Все наши люди остались там, я же вернулся домой. Тут мне и представилась возможность прибегнуть к сатьяграхе.
Офицер еще грубее стал проявлять свою власть. Он давал понять, что считает себя нашим начальником по всем вопросам, военным и невоенным, в то же время давая почувствовать, что означает эта его власть. Сорабджи прибежал ко мне. Он вовсе не был склонен сносить такое своеволие и сказал мне:
|
– Все приказания мы должны получать через вас. Мы все еще в учебном лагере. На нас обрушивается град самых нелепых приказаний. Возмутительно, что к нам и к юношам, которых прислали обучать нас, относятся по-разному. Необходимо обо всем этом поговорить с офицером, иначе мы не можем продолжать службу. Индийские студенты и все остальные, вступившие в наш отряд, не желают выполнять нелепые приказы. Мы взялись за дело, движимые чувством собственного достоинства, и немыслимо мириться с такими надругательствами.
Я сообщил офицеру о поступивших жалобах. Он ответил письмом, в котором предлагал изложить эти жалобы в письменном виде; вместе с тем он просил «внушить тем, кто жаловался, что наиболее правильный путь для них – направлять такие жалобы мне через назначенных командиров отделений, которые в свою очередь доложат эти жалобы мне через инструкторов».
Я ответил, что не претендую ни на какую власть, что в военном отношении я не более как частное лицо, но что в качестве главы добровольческого отряда я прошу разрешения выступать неофициальным представителем добровольцев. Кроме того, я указал на те жалобы, которые поступили ко мне, а именно: что назначение капралов без учета желания членов отряда вызвало резкое недовольство и что их следует отстранить, предложив отряду самому выбрать капралов с последующим утверждением их.
Это предложение пришлось офицеру не по вкусу; он ответил, что избрание капралов отрядом противоречит установленному в армии порядку, а отстранение уже назначенных вконец подорвет дисциплину.
Мы созвали общее собрание отряда, на котором приняли решение отказаться от дальнейшего несения службы. Я указал отряду на серьезные последствия сатьяграхи. Однако значительное большинство голосовало за резолюцию, согласно которой в случае, если назначенные капралы не будут отстранены и члены отряда не получат возможность выбрать вместо них новых, отряд будет вынужден воздержаться от прохождения строевого обучения и выезда в лагерь по субботам.
Затем я направил офицеру письмо, в котором сообщал ему, что был горько разочарован его отказом принять мое предложение. Я заверял его, что не хочу никакой власти для себя, но что стремлюсь исполнить свой долг. Я обратил его внимание на уже имеющийся прецедент. Во время бурской войны я не занимал никакого официального поста в индийском санитарном отряде в Южной Африке, но между полковником Галви и отрядом не было никаких трений, и полковник никогда ничего не предпринимал, не запросив меня о желаниях отряда. Я также препроводил командиру копию принятой нами накануне резолюции.
|
Все это, однако, не произвело никакого впечатления на офицера, который считал наше собрание и принятую резолюцию серьезным нарушением дисциплины.
Вслед за этим я обратился с письмом к министру по делам Индии, осведомив его обо всем случившемся и приложив к письму копию нашей резолюции. Он прислал мне ответ, в котором разъяснял, что в Южной Африке условия были иные, указав, что по существующему порядку капралов назначает старший офицер; вместе с тем он заверил меня, что в будущем при назначении капралов старший офицер будет принимать во внимание мои рекомендации. Наша переписка продолжалась и в дальнейшем, но мне не хотелось бы, долго задерживаться на этой печальной истории. Достаточно сказать, что тогдашний мой опыт был сходен с моим повседневным теперешним опытом в Индии. Угрозами и хитростью командиру удалось посеять рознь в отряде. Некоторые из тех, кто голосовал за резолюцию, поддались угрозам или уговорам командира и отступили от принятого решения.
Примерно в это же самое время в госпиталь в Нетли неожиданно доставили много раненых солдат и потребовалась помощь нашего отряда. Те, кого командир смог убедить, отправились в Нетли. Прочие же отказались. Я был прикован к постели, но поддерживал связь с отрядом. М-р Роберте, помощник министра, в эти дни не раз обращался ко мне. Он настаивал, чтобы я убедил остальных своих товарищей служить. Он подал мысль создать из них особый отряд, чтобы отряд этот, работая в госпитале в Нетли, был непосредственно подчинен тамошнему офицеру, и чтобы таким образом не могло быть и речи об умалении достоинства членов этого отряда. Правительство же будет удовлетворено этим, так как вместе с тем будет оказана существенная помощь многочисленным раненым в госпитале. Это предложение пришлось по душе и моим товарищам и мне, и даже те, кто прежде отказывался ехать в Нетли, отправились туда.
Остался один лишь я, прикованный к постели и старавшийся не падать духом.
XLI. Доброта Гокхале
Вскоре после того, как я заболел плевритом, Гокхале возвратился в Лондон. Мы с Калленбахом регулярно бывали у него. Говорили больше о войне, и Калленбах, который знал географию Германии как свои пять пальцев и много путешествовал по Европе, показывал места на карте, где шли бои.
Моя болезнь также стала темой наших ежедневных разговоров. Я и тогда продолжал свои опыты в области питания. Пища моя состояла из земляных орехов, зрелых и незрелых бананов, лимонов, оливкового масла, помидоров, винограда.
Я совершенно отказался от молока, мучного, бобовых и др.
Меня лечил д-р Дживрадж Мехта. Он решительно настаивал на том, чтобы я пил молоко и ел мучное, но я был непреклонен. Об этом узнал Гокхале. Он не придавал особого значения моим доводам в пользу фруктовой пищи и тоже настаивал, чтобы ради здоровья я ел всё, что предписал мне врач.
Противиться давлению со стороны Гокхале было нелегко. Он и слышать не хотел моих возражений, и я попросил его дать мне сутки на размышление. Вернувшись от него вечером, мы с Калленбахом стали обсуждать, как мне следует поступить. Калленбах с удовольствием участвовал в моих опытах.
Но теперь я видел, что и он согласен с тем, чтобы я нарушил диету, раз это нужно для здоровья. Итак, мне предстояло решить этот вопрос самому, прислушиваясь лишь к своему внутреннему голосу.
Всю ночь напролет я думал. Нарушить диету – значит отказаться от своих принципов в этом вопросе, в которых, по-моему, не было ни одного слабого места. Нужно было решить, в какой мере я должен был подчиниться дружеским настояниям Гокхале и внести изменения в питание в так называемых интересах здоровья. В конце концов я решил не отказываться от своих опытов в области питания, когда пища определялась в основном религиозными соображениями; тогда же, когда выступали и другие соображения – следовать совету доктора. Религиозные соображения преобладали в отказе от молока. Я живо представлял себе отвратительные приемы, с помощью которых калькуттские говалы выжимают последнюю каплю молока у коров и буйволиц. Равным образом я считал, что как мясо, так и молоко не должны быть пищей для человека. Итак, утром я встал с твердым намерением, как и прежде, воздерживаться от молока. Это решение успокоило меня. Я боялся встречи с Гокхале, хотя и был уверен, что он с уважением отнесется к моему решению.
Вечером Калленбах и я зашли к Гокхале в Национальный клуб либералов. Он тотчас обратился ко мне с вопросом:
– Ну так как же, согласны вы последовать совету доктора?
Мягко, но решительно я ответил:
– Я готов уступить по всем пунктам, кроме одного, относительно которого прошу вас не оказывать на меня давления. Я не буду ни пить молока, ни есть молочных продуктов и мяса. Если бы даже отказ от них означал для меня смерть, я предпочел бы умереть.
– И это ваше окончательное решение? – спросил Гокхале.
– К сожалению, я не могу решить иначе, – сказал я. – Знаю, что это мое решение огорчит вас, и прошу простить меня.
Гокхале, глубоко растроганный, ответил мне с болью:
– Я не одобряю вашего решения и не вижу никакого религиозного обоснования ему, но больше не буду настаивать.
И, обратившись к д-ру Дживраджу Мехте, он сказал:
– Пожалуйста, не приставайте к нему больше. Прописывайте, что хотите, но только в тех пределах, которые он сам для себя установил.
Доктор выразил свое неудовольствие, но ничего не мог поделать. Он посоветовал мне есть суп из мунга, примешивая в него немного асафетиды. На это я согласился. Я питался этим день-два, но почувствовал себя хуже. Не считая эту пищу подходящей для себя, я вновь перешел на фрукты и орехи.
Доктор, разумеется, продолжал наружное лечение. Оно несколько облегчало мне страдания, но мое решение связывало руки доктору.
XLII. Лечение плеврита
Затяжной характер плеврита вызвал у меня некоторое беспокойство. но я знал что вылечиться можно не с помощью приема лекарства внутрь, а изменением питания, подкрепленным наружными средствами.
Я вызвал пользовавшегося популярностью среди вегетарианцев д-ра Аллинсона который лечил именно так и с которым я познакомился еще в 1890 году. Он внимательно осмотрел меня. Я объяснил, что дал обет не пить молока. Он ободрил меня, сказав:
– Вам оно и не нужно. В течение нескольких дней вы вообще не должны употреблять никаких жиров.
Затем он порекомендовал мне питаться простым черным хлебом и сырыми овощами: свеклой, редиской, луком и другими овощами и зеленью, а также свежими фруктами, главным образом апельсинами. Овощи надо было есть сырыми и натирать их на терке лишь в том случае, если я не мог разжевать их.
Примерно три дня я сидел на такой пище, но сырые овощи не пошли мне на пользу. Я был не в состоянии отдать должное этому эксперименту. Меня раздражало то, что приходится есть овощи сырыми.
Доктор Аллинсон рекомендовал мне также держать круглые сутки окна в комнате открытыми, принимать теплые ванны, растирать маслом больные места и бывать на свежем воздухе не менее пятнадцати тридцати минут в день. Я с удовольствием выполнял эти предписания.
В моей комнате были французские окна, которые нельзя было распахнуть настежь, так как в дождливую погоду вода через такие окна заливала комнату. Форточка же не открывалась. Поэтому, чтобы в комнату проникал свежий воздух, я выбил стекла и чуть-чуть приоткрыл окна таким образом, чтобы струи дождя не попадали внутрь.
Все эти меры способствовали некоторому улучшению моего здоровья, но не исцелили меня полностью. Как-то раз ко мне зашла леди Сесилия Роберте. Мы стали друзьями. Ей очень хотелось убедить меня пить молоко. Но так как я был непоколебим, она начала подыскивать замену молока. Какой-то приятель посоветовал ей солодовое молоко, уверив ее, по незнанию, что в нем совсем нет коровьего молока и что оно представляет собой химический продукт, обладающий всеми свойствами молока. Леди Сесилия глубоко уважала мои религиозные чувства, и поэтому я слепо ей доверился. Я растворил порошок в воде и, выпив раствор, сразу же почувствовал, что он имеет вкус молока, Я прочел этикетку на бутылке и, узнав, правда, слишком поздно, что в состав порошка входит молоко, выбросил его.
Я сообщил леди Сесилии о своем открытии, попросив ее не беспокоиться о случившемся. Она примчалась ко мне, чтобы выразить свое сожаление. Ее приятель этикетки не читал. Я просил ее не волноваться и пожалел, что не смог воспользоваться тем, что она достала с таким трудом. Я уверил ее также, что вовсе не огорчен тем, что по недоразумению выпил молоко, и не чувствую за собой никакой вины.
Мне приходится здесь опустить те приятные воспоминания, которые связаны с леди Сесилией. Я мог бы назвать еще многих своих друзей, которые были в моих испытаниях и разочарованиях источником утешения для меня. Тот, кто верит, видит в них милостивое провидение бога, который таким образом облегчает и горести.
Д-р Аллинсон в следующий свой визит отменил некоторые ограничения, позволив мне употреблять ореховое или оливковое масло, а также вареные овощи с рисом. Эти изменения в питании были весьма полезны, но и они не исцелили меня окончательно. За мной все еще необходим был тщательный уход, и я вынужден был большей частью лежать в постели.
Д-р Мехта как-то зашел осмотреть меня, пообещав окончательно вылечить, если я буду выполнять его предписания.
Пока происходили все эти события, заглянувший ко мне как-то раз м-р Роберте стал убеждать меня уехать на родину.
– В вашем положении, – говорил он, – вы, вероятно, будете не в состоянии работать в Нетли. Наступят еще более жестокие холода. Очень советую вам вернуться в Индию, потому что только там вы сможете окончательно поправиться. Если же после вашего выздоровления война еще будет продолжаться, вы сможете быть полезным и в Индии. Как бы там ни было, я считаю, что вы уже и так внесли свой посильный вклад.
Я внял его уговорам и стал готовиться к отъезду в Индию.
XLIII. На родину
М-р Калленбах сопровождал меня в Англию, намереваясь поехать оттуда в Индию. Мы жили вместе и теперь, разумеется, хотели плыть на одном пароходе. Но немцы в Англии находились под таким строгим надзором, что мы сильно сомневались, получит ли Калленбах паспорт. Я принимал для этого все меры, а м-р Роберте, сочувствовавший нам, телеграфировал вице-королю. Ответ лорда Хардинга гласил: «К сожалению, правительство Индии не склонно идти на риск». Мы поняли, что означает такой ответ.
Очень тяжело мне было расставаться с Калленбахом, но я видел, что он страдает еще больше. Если бы ему тогда удалось приехать в Индию, он теперь вел бы простую счастливую жизнь земледельца и ткача. Ныне же он архитектор и, как прежде, живет в Южной Африке.
На судах пароходной компании, обслуживавшей эту линию, не было третьего класса, и нам пришлось ехать вторым.
Мы взяли с собой сухие фрукты, привезенные еще из Южной Африки. На пароходе их достать было невозможно, хотя свежих фруктов было много.
Д-р Дживрадж Мехта наложил мне на ребра бандажи и просил не снимать, пока мы не достигнем Красного моря. В течение двух первых дней я терпел это неудобство, но в конце концов терпение мое лопнуло. С великим трудом удалось мне освободиться от бандажей и вновь обрести возможность как следует мыться и принимать ванну.
Пища моя состояла главным образом из орехов и фруктов. Здоровье же с каждым днем улучшалось, и в Суэцком канале я почувствовал себя уже гораздо лучше. Я был еще слаб, но опасность совершенно миновала, и постепенно я стал увеличивать свои упражнения. Улучшение в своем состоянии я приписывал главным образом чистому воздуху умеренной зоны.
Не знаю почему, но на этом пароходе грань, разделявшая пассажиров – англичан и индийцев, – была резче той, которую мне пришлось наблюдать на пути из Южной Африки. Я разговаривал с некоторыми англичанами, но разговор носил формальный характер. Тех сердечных бесед, которые бывали на южноафриканских пароходах, не было и в помине. Мне кажется, основная причина заключалась в том, что в глубине души англичане сознательно или бессознательно чувствовали себя представителями господствующей расы; индийцев же угнетало ощущение, что они принадлежат к порабощенной расе.
Мне хотелось поскорее добраться до дому, чтобы избавиться от этой обстановки.
В Адене мы почувствовали себя почти дома. Я знал аденцев очень хорошо, так как еще в Дурбане познакомился и сблизился с м-ром Кекобадом Кавасджи Диншоу и его женой.
Еще через несколько дней мы прибыли в Бомбей. Я был вне себя от радости, ступив на родную землю после десятилетнего изгнания.
Несмотря на то, что Гокхале был не вполне здоров, он организовал мне встречу в Бомбее, для чего специально приехал туда. Я возвращался в Индию с пламенной надеждой соединиться с ним душой и тем самым почувствовать себя свободным. Но судьба судила иначе.
|
|
Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...
Кормораздатчик мобильный электрифицированный: схема и процесс работы устройства...
Археология об основании Рима: Новые раскопки проясняют и такой острый дискуссионный вопрос, как дата самого возникновения Рима...
Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!