Когда Арктика кажется теплее

 

 

4 октября 1930 г.

 

Вчера, достигнув желанных берегов Северной Земли, мы в волнении даже невзглянули на показания одометров. Оказывается, за весь тяжелый день мы осилилитолько 17 километров. От дома прошли 69 километров. Если исключить объездСреднего острова в группе островов Седова, то получается, что от нашей базы насотделяет расстояние в 60 километров. Это хороший показатель для наших будущихпланов. Зимой морозы и ветры безусловно улучшат снежный покров, и на собаках,втянувшихся в работу, мы значительно легче будем проходить это относительнонебольшое расстояние.

В этом районе мы создадим наш базисный продовольственный склад для работ наСеверной Земле. Сюда нужно будет забросить много собачьего корма, продуктов икеросина, и поэтому придется не один раз повторить только что пройденный намипуть. Он станет нашей столбовой дорогой на Северную Землю.

Сегодня с утра пасмурно. Дует восточный ветер. Поземка. Днем ветер усиливается.Над льдами, к западу от лагеря, встает сплошная серая стена. По-видимому, тамметель бушует в полную силу. Нас несколько защищают горы, но, несмотря на такуюзащиту, с полудня и здесь разгуливается настоящая метель. Она мешает нам какследует осмотреть район.

Кое-где поверхность земли совершенно обнажена, но большая площадь покрытатонким слоем снега, лишь иногда достигающим глубины 10—15 сантиметров. Толькона самом склоне берега и в ручьях снег лежит мощным слоем. Это работа ветра. Назаносах уже образовались большие заструги. Их очертания говорят о преобладаниибереговых ветров.

Благоприятный снежный покров облегчает обследование берега. Хорошо развитая,сравнительно ровная береговая терраса расположена на небольшой высоте. Ееповерхность покрыта кирпично-красными суглинками с рассеянными по ним валунами,из красных и серых песчаников. На поверхности террасы много мелких раковин,говорящих о том, что здесь когда-то плескалось море.

Теперь нам становится понятным происхождение красного снега, который мывстретили вчера на своем пути. Оказывается, это пыль, принесенная с СевернойЗемли. Поэтому-то так тяжело шли сани. Но какой же силы тогда достигают здесьветры, если они способны выветрившуюся глину унести на 15 километров,— именнона таком расстоянии от Земли мы встретили первые красные пятна.

Из-за усилившейся метели мы отказались от подъема на гору, круто вздымающуюсянад террасой. На обратном пути, порой разрывая снег, мы были приятно пораженысравнительно богатой здешней растительностью. В то время как на островахСедова, сложенных известняками, цветковые растения почти отсутствуют, здесь,кроме большого количества лишайников, покрывающих камни, и помимо мхов, мынашли более десятка цветковых. Среди них — камнеломки, вездесущий в Арктикеальпийский мак, щавелек, два вида мятликов и далее миниатюрные побеги полярнойивы, прячущей среди мхов свое тонкое тельце. По-видимому, в этом году снегпокрыл землю раньше обычного и застал растительность в период цветения. Многиеэкземпляры мака и камнеломок мы выкопали из-под снега с замерзшими, но вполнесохранившимися цветами и даже с нераспустившимися бутонами.

Такие же отрадные находки сделали и по фауне. Нашли помет полярной совы.Значит, эта птица посещает суровые берега Северной Земли. В помете кости икогти лемминга. Встретили след песца. Не такая уж безжизненная эта земля.Летом, по-видимому, достаточно оживленно.

Пока мы с Урванцевым обследовали берег, Журавлев побывал у полыньи километрах вшести от лагеря и видел на воде двух нерп. Стрелять не стал, так как из-заотсутствия лодки все равно не достал бы убитого зверя. На пути он нашел двахорошей сохранности бревна плавника. По его определению — ель. Отсюда вывод —значит, и здесь море вскрывается и бывает открытая вода, иначе не занесло бысюда плавник.

Следов песца и медведя охотник не видел, поэтому считает день потерянным. Он нев духе, и когда я, подытоживая результаты дня, развиваю предположения ученых опотеплении Арктики и смягчении климата, Журавлев иронически просит менязарегистрировать его заявку на покос и огород. Пока же он, довольный своейшуткой и повеселевший, «идет в огород», уже принесший урожай, другими словами —лезет в мешок с сухими овощами и начинает готовить ужин.

Смеркается. Метель, испортившая нам день, кончилась. Наступил полный штиль.Пламя примуса, установленного на открытом воздухе, не колеблется. Растопив вкотелке снег, Журавлев, не глядя, кладет в воду несколько горстей сушеныховощей и заправляет мясными консервами. Вскипевший борщ выглядит оченьаппетитно. «Повар» вооружается ложкой и, наперед похваливая блюдо, «снимаетпробу». Я вижу, как его глаза закрываются, а рот... остается открытым.Долгонько он сидит в таком положении, словно не в силах перевести дыхания.Наконец, крякнув, как после хорошего глотка спирта, разражается бранью иначинает энергично что-то выискивать в котелке. Скоро оттуда извлекаетсябольшой стручок красного перца, потом второй и третий. Журавлев далеко швыряетсвои находки. Потом, порывшись в мешке с сухими овощами, находит там ещенесколько стручков и, размахнувшись, бросает их на берег.

— Может, вырастет, когда потеплеет Арктика! Пригодится тресту «Плодоовощь» дляприготовления борща полярным экспедициям.

Все же он снимает кастрюлю и торжественно вносит в палатку. После трехсуточногопитания сухими консервами мы приходим к заключению, что если перец в излишнемколичестве положен в сухой борщ, то, значит, ему там и полагалось быть.Кому-кому, а тресту «Плодоовощь» известен рецепт сухого борща. Смех и жгучее отперца варево захватывает дыхание, но мы все-таки опорожнили кастрюлю.

 

 

5 октября 1930 г.

 

С утра тихо. Вверху небо ясно. Горизонт обложен облаками. Низкое полярноесолнце не показывается из-за них.

Двинулись вдоль идущего на восток берега. Местами он достигает высоты 7—8метров. Скоро встретили речку. Долина ее, по-видимому, недавно была ложемледника. Остатки его сохранились до сих пор в виде ледяного языка мощностью до10 метров. Породы все те же. Валунные суглинки и красные песчаники. Однако врусле речки много зеленых галек. Речка течет с соседней горы, и выше по течениюесть ущелье с отвесными стенами в 30—40 метров.

Высокий выступ берега, почти чистый от снега, показался нам очень удобным дляпродовольственной базы, и мы решили заложить здесь наш опорный пункт наСеверной Земле. Около большого, издалека заметного валуна сложили двести четырекилограмма пеммикана, один бидон керосина, ящик галет. Не забыли положить ишестьсот штук винтовочных патронов. В хороших руках — это тоже продовольствие.

Развязывая сани, мы услышали какое-то попискивание. Собаки насторожились. Мыосматривались вокруг, ио ничего не видели. А писк повторялся то с одной, то сдругой стороны. Наконец, я увидел маленький комочек, мелькнувший в воздухе, заним второй. Это оказались пуночки. Первые живые существа, встреченные нами наСеверной Земле. Но почему же они не улетели до сих пор на юг? По-видимому,заблудились. Какими маленькими, жалкими и беззащитными они кажутся!

Глядя на пуночек, я подумал, что и люди в этой бесконечной ледяной пустынемогут быть не более заметны, чем эти пичуги. Ледяной простор давит своейбеспредельностью, суровостью и неподвижностью. Нужно много воли к жизни ицелеустремленности, чтобы противостоять этому давлению.

Ровно в полдень подняли наш советский флаг. Красное полотнище колыхнулосьпламенем, затрепетало на фоне серого полярного неба. Сильней застучало сердце.Теплей и приветливей показалась Арктика. В воображении пробежали города нашейстраны, ее села, заводы, фабрики, нивы, Москва. Над всем этим развеваетсякрасный флаг. Как крепко он объединяет людей нашей родины!

Флаг шелестит и над нами! Исчезают тысячи километров непроходимых льдов. Уходитощущение одиночества. За нами родина. От ее имени и во имя ее мы пришли сюда иподнимаем знамя жизни над этими пустынными берегами.

Я объявляю о принадлежности открытых берегов к территории СССР и призываюсделать все, что в человеческих силах, чтобы с честью выполнить взятые намиобязательства. Салютом из винтовок заканчиваются мои слова.

В честь эмблемы, вышитой на нашем флаге, мы назвали эту точку Земли мысом Серпаи Молота. В праздничном настроении двинулись дальше вдоль берега.Продовольствия и корма для собак взяли с собой только на четыре дня в расчете,что на обратный путь до базы пополним свои запасы на вновь созданном депо.Теперь сани значительно легче, и отдохнувшие за вчерашний день собакиповеселели. Быстро полетело и время и расстояние.

Часа через два выяснили, что находимся в большой бухте. Она легла на чистыйлист планшета под именем Советской Перед сумерками снова налетел ветер. Началпорошить снег, потом накрыл густой молочно-белый туман. Лагерь разбили вглубине бухты. Палатку прочно закрепили на кольях. Накормив собак, еще разпроверили прочность кольев, глубоко забитых в твердый снежный пласт, и,наконец, забрались в спальные мешки. Сила ветра нарастает. Его вой переходит навысокие ноты. Туго натянутая палатка гудит, как моржовый пузырь на шаманскомбубне.

 

 

6 октября 1930 г.

 

Если меня когда-нибудь спросят: «Что самое трудное в полярном путешествии?», я,не задумываясь, отвечу: «Отсиживание в палатке». Как ни странно, но это так.Мучительная борьба за каждый шаг в торошенных льдах, продвижение через метель вмороз, пронизывающий до костей, вызывают у исследователя гордое чувство.Обостряется мысль, напрягаются нервы, а мышцы превращаются в пружины. Тяжело,но и несказанно хорошо! Борьба с препятствиями радует. Чувствуешь себянастоящим человеком. А вынужденное сидение в палатке очень нудно. Кромераздражения, оно не вызывает никаких чувств.

Время тянется медленнее уставшей собаки. Вот окончен ваш завтрак. Вы починилисобачьи лямки. Осмотрели сани. Проверили снаряжение. Заглянули в журнал — все впорядке. Чем бы еще заняться? Осматриваете обувь, одежду и с разочарованиемнаходите все исправным. Хоть бери нож да режь, чтобы было что зашить. Кстати —нож! Почему бы его не поточить? Но вот и он безукоризненно остр. Спать?Одуреешь. Читать? Но в санных путешествиях, когда взвешивается и учитываетсякаждый килограмм, библиотеку обычно составляют только два тома —астрономический альманах и логарифмы. От чтения таких увлекательных книготупеешь еще скорее, чем от сна. Разговоры тоже не вяжутся — спутники не менеераздражены вынужденной задержкой. Остается сидеть и рассматривать парусинупалатки. Нудно, скучно, тяжело.

Не выдержав, вылезаешь из палатки. Вокруг без перемен. Все бело. Ни одноготемного пятна, ни одной тени. Небо, берег, снег, лед — все укутано, поглощеноплотным белым туманом. Чувствуешь себя сидящим под колпаком из белого матовогостекла. Разнообразие вносят только временами налетающие шквалы ветра и метели.

Такова сегодня погода, таковы наше времяпрепровождение и настроение. Так сраннего утра. Ни о какой съемке и думать было нечего. Конечно, отказавшись отсъемки, мы бы могли двигаться в любую сторону. Но мы приехали сюда не кататься.Поэтому сидим и успокаиваем себя мыслью, что выдержка — одна из лучшихдобродетелей полярника.

После полудня я все же не выдерживаю. Подвязываю лыжи, вооружаюсь палками,карабином, компасом и беру курс на предполагаемую вершину бухты. Несколькодесятков шагов — и лагерь теряется в молочном тумане. Впереди тоже ничего невидно. Я один. Дальше и дальше в белую мглу. Какой-то новый мир — весьмолочный.

Вот и берег. Туман здесь как будто реже. Временами видимость увеличивается до150—200 метров. В самой глубине бухты русло речки. Ширина его около 100 метров.Осенью здесь, должно быть, сочился маленький ручей. Сейчас он скован льдом.

Весной, в период таяния снега, здесь, наверное, шумит бурный поток. Ил,вынесенный им, почти на километр коркой покрывает лед бухты. Значит, бухта вэтом году не вскрывалась. На коричнево-красной корке ила многочисленные следыгусиных и куличковых лап. И они бывают здесь. Больше часа я скольжу на лыжах вглубь Земли. Кругом пологие возвышенности. На южных и западных склонах холмовпятнистая тундра с теми же растениями, что и на мысе Серпа и Молота. Северные ивосточные склоны совершенно голы.

Пересекаю совсем свежий след песца. Опять появляются две пуночки — вероятно, теже самые. Попискивая, они долго сопровождают меня в молочной мгле.

Осмотрев еще километра два северного берега бухты, я пересекаю ее, нахожу нашвчерашний след и по нему добираюсь до лагеря.

Вечером опять заголосила метель. Неужели и завтра мы не сдвинемся с места?

 

 

7 октября 1930 г.

 

Прошли 25,9 километра. Лагерь раскинули у высокого мыса, сложенногоизвестняками. Вчера, соответственно этому месту, на карте лежало белое пятно, ас сегодняшнего дня на ней появился мыс. Называется он Октябрьским.

Вечер удивительно хорош. Тихо. Тепло. Всего лишь 10 градусов. Шутим: «Летнийвечер в деревне». В палатку не спешим. Долго сидим «на завалинке», или, точнее,на санях, стоящих рядом с палаткой, в одних рубашках (они у нас из тонкогооленьего меха) и ужинаем прямо на снегу около шипящего примуса.

Журавлев вспоминает, что сегодня день его рождения, и огорчается, что юбилейполучился «сухой». Ему тридцать восемь лет. Из них тринадцать проведено заПолярным кругом. Первый раз он выехал на Новую Землю четырнадцатилетниммальчиком. Потом по два-три года жил на этой земле безвыездно. Попадая наматерик, он уже не мог там засиживаться и снова возвращался в Арктику. Она еготянула обратно, как весной тянет птиц. Многие из его товарищей не сроднились сАрктикой, даже невзлюбили ее, а энергичная, деятельная и независимая натураЖуравлева подошла здесь, как нельзя лучше. В тринадцатилетней борьбе сприродой, той борьбе, в которой нередко неудачный выстрел, неосторожноедвижение в вертлявом промысловом «тузике» или лишний упущенный день в промыслеугрожают голодом, цингой, а может быть, и гибелью, наш товарищ получил «высшееобразование» полярного охотника. Он отличный промысловик. Сотни моржей и белух,тысячи тюленей и белоснежных песцов добыты им за многолетнюю охоту. Он доволени горд своей профессией, своим умением, опытом и знанием повадок зверя.

Упрямство в борьбе с суровой природой, осознанный риск и даже своеобразноеполярное ухарство — все эти черты играли решающую роль в согласии охотникапойти в нашу экспедицию.

Погода сегодня нас баловала целый день. С утра мы закончили съемку Советскойбухты. Она почти на 10 километров вдается в глубь берега. Ее ширина колеблетсяот 5 до 15 километров. Правильнее, пожалуй, ее было бы назвать заливом.

Миновав бухту, двинулись дальше вдоль берега, круто повернувшего на север.Здесь берег тоже известняковый, крутой, а в некоторых местах образует небольшиеобрывы.

Перед мысом Октябрьским увидели несколько айсбергов. За мысом их больше. Где-тоблизко еще живет большой ледник, от которого они отрываются. Между айсбергамимолодой лед. Он очень недавнего происхождения, местами еще темный и покрытвымерзшей солью. Скорее всего это бывшие полыньи, промытые снизу течениями, асверху пресной водой в период таяния снега.

На западе хорошо был виден ледниковый щит, замеченный нами еще во время пути наСеверную Землю. Мы все больше склоняемся к мысли, что это отдельный остров. Нопока что это только догадки. Отсюда до щита километров 15. На северо-западе отлагеря видны два каменистых островка с обрывистыми берегами и круглымивершинами. На востоке, в глубине Земли, вырисовывается несколько обособленныхвозвышенностей.

 

 

8 октября 1930 г.

 

Вчера мы оставили собак в упряжке, надеясь, что в такую теплую погоду они будутспать спокойно. Утром Журавлев разбудил меня печальным сообщением. Собаки съелипотяг — моржовый ремень, к которому в цуговой упряжке попарно прикрепляютсялямки. Выйдя из палатки, я увидел, как Ошкуй дожевывает кусок ремня. Этотобжора всегда голоден.

Пока готовился завтрак, я починил сбрую, а Урванцев обследовал ближайшиеобнажения.

Небо пасмурно, но видимость неплохая. Поднявшись на возвышенность, образующуюмыс, мы увидели небольшой заливчик. Дальше берег уходил в северо-восточномнаправлении и просматривался километров на пятнадцать. Это лишнеедоказательство, что мы находимся на самой Северной Земле.

Здесь решили повернуть обратно. Мы обещали Ходову вернуться на базу 10-го. Нашаглавная задача — достижение Северной Земли — выполнена. Продолжатьтопографические работы сейчас невозможно. День короток, близится полярная ночь,погода плохая, да и дорога еще не установилась. Кроме того, нам хочется успетьпобывать к югу от мыса Серпа и Молота.

На обратном пути с мыса Октябрьского прошли несколько километров в глубь Земли.Поднялись на одну из прибрежных гор. Анероид показал высоту 188 метров. Горасложена известняками. Вершина усыпана их обломками и почти лишена снежногопокрова. Растительность отсутствует. Лишь изредка можно заметить лишайники,покрывающие некоторые камни. С вершины горы в глубине Земли видна округлаявозвышенность, за которой вновь вырисовывается плоская горная вершина.

Потянул южный ветер. Время от времени налетали заряды снега. Он падал крупнымихлопьями, что в высоких широтах можно наблюдать сравнительно редко. Видимостьсильно ухудшилась.

Повернули на юго-восток и скоро попали на небольшой мертвый ледник. Водапромыла в нем широкое ложе глубиной до 10—12 метров, получился красивый голубойкоридор с отвесными ледяными стенками.

Дальше идти берегом стало невозможно. Ранее выпавший снег был сметен ветрами, асегодняшний еще не прикрыл камней. Собаки не в силах тащить по голым камнямсани, снабженные стальными подполозками. Поворачиваем в Советскую бухту. Ксумеркам выходим на мыс Серпа и Молота.

 

 

9 октября 1930 г.

 

С утра слабый восточный ветер. Порошит мелкий снег. Выходим на юг. Берегнизкий, сложенный суглинками. С утра в глубине Земли видим небольшиевозвышенности. Позже — видимость все хуже и хуже. Наползает густой и сыройтуман. Временами мы уже ничего не можем разглядеть даже в 25—30 метрах.Придерживаемся берега. Вдоль него местами возвышаются валы ила. Это работальдов. Сейчас льды здесь неподвижны. Незаметно, чтобы они часто вскрывались.Летом ветер иногда прижимает их к берегу, и они вспахивают прибрежные отмели.Плавника почти нет. Только иногда видим полусгнившие мелкие обломки. Дерево вАрктике разрушается очень медленно. Значит, гнилушки эти пролежали здесь сотнилет.

Туман инеем оседает на одежде, снаряжении и собаках. К вечеру все собаки сталибелыми, да и сами мы напоминаем сказочных новогодних дедов. Это забавно, но ещеболее — неприятно. Туман все время досаждает нам. Меховая одежда отсырела. Впалатке иней. Спальные мешки влажны. Если бы сейчас ударил сильный мороз, былобы совсем нехорошо. К счастью, за все наше путешествие температура не падаланиже —16°.

Весь день мы идем вдоль берега, в основном на юго-запад. Только на сороковомкилометре пути берег круто поворачивает на юго-восток и образует острый мыс.Здесь решили прекратить съемку. На конечной точке поставили веху из гнилогоплавника и разбили лагерь.

 

 

10 октября 1930 г.

 

Пишу дома, сидя за столом. Тепло, сухо, комнату заливает электрический свет.

Утром, снявшись с бивуака, пошли на запад, рассчитывая выйти на острова Седовав районе нашей базы. Шли в густом тумане. Юго-западный ветер часто поднималметель. Никаких ориентиров не было. Продвигались буквально ощупью, частоостанавливаясь и сверяясь с компасом. Пережидать погоду не хотелось. Да и ктознает, сколько продержится этот туман! По показаниям одометра, мы были где-тоблизко от дома. Короткий день кончился. Накрыла темнота. Вместе с туманом онаобразовала непроницаемую черную стену, но мы шли вперед, стараясь не потерятьдруг друга. В результате отклонились к северу и впотьмах наткнулись на грядустарых торосов. Зная по прежним наблюдениям, что гряда идет на север, повернуливдоль нее на юг. В темноте несколько раз вновь забирались в торосы.

Среди них и днем-то еле-еле пролезешь, а ночью тем более. Ежеминутно тоупирались в отвесные стены, то сваливались в ямы. Когда в темноте падаешь втакую яму, она кажется бездонной. Наконец, выбравшись из торосов, ткнулись взнакомую западную оконечность Среднего острова. Отсюда мы могли добраться добазы даже с завязанными глазами.

В 22 часа подкатили к домику. Нас встретил радостный Ходов. Из окон яркимиснопами бил электрический свет. За сегодняшний переход сделали 66,8 километра.

Сейчас Ходов пытается передать телеграмму в Москву о результатах нашего похода.

Вот они:

 

1. Западные берега Северной Земли найдены.

2. Заснято сто сорок пять километров побережья.

3. Расстояние от нашей базы до Северной Земли и состояние льдов не являютсянепреодолимым препятствием для выполнения работ по исследованию и съемке Земли.

4. Зная местонахождение берегов Северной Земли и условия достижения их, мы споловины зимы, еще в темную пору, сможем начать заброску продуктов напродовольственное депо. Основу его мы уже заложили, перебросив на Землю первуюпартию продуктов.

5. Укрепилась уверенность, что с нашими скромными силами мы выполним взятые насебя обязательства, хотя это и потребует много упорства, труда и, может быть,лишений.

 

 

Полярная ночь

 

В глубину полярной ночи

 

«...Видели солнце. Тусклым багрово-красным пятном оно просвечивало сквозьоблака.

Здесь, почти на 80° широты, появление в эти дни солнца, даже в видерасплывающегося за облаками пятна, целое событие.

Впереди четырехмесячная полярная ночь. И поэтому смотришь на затуманенныйбагровый диск с жадностью, как бы стараясь сохранить его как можно дольше впамяти, в глубине сердца. В Арктике отчетливее, чем где бы то ни было, человекчувствует всю мощь солнца, всю его живительную силу. Кроме того, солнце кажетсясвязывающим звеном с миром, лежащим где-то далеко на юге. С уходом светила нашмир станет непохожим на мир остальных людей также, как полярная ночь непохожана яркий южный день».

Это страница из дневника за 18 октября. Она отражала наши настроения наканунеполярной ночи.

Мы, за исключением Васи, были знакомы с такой ночью, хотя и с менее долгой, чемпредстояло пережить на этот раз. Никого из нас она не пугала, и мы встречали еекак должное. Но человеческая привычка жить под солнцем, ежедневно видеть егонад головой или хотя бы чувствовать, что оно где-то за облаками, была крепка ив нас. Мы знали, что полярная ночь раскинет перед нами незабываемые по красотекартины полярного сияния; знали, что в периоды полной луны льды будут казатьсяотлитыми из серебра; что в самом мраке полярной ночи, бушующем метелью, многовеличественной и грозной поэзии; наконец, мы точно знали, в какой день и часчерез четыре месяца снова увидим солнце. Но все это не могло изменить нашегонастроения. Мы то и дело возвращались к солнцу в своих беседах. Нам хотелосьего видеть. Словно прощаясь с любимым существом, мы хотели насмотреться нанего, запечатлеть каждую черточку лица, запомнить последний взгляд...

Но и это желание осуществить было трудно. Почти беспрерывно все небо покрываласплошная плотная облачность. Зато, когда солнцу удавалось пробить сплошнуюстену туч, оно творило чудеса. Самый гениальный художник не мог бы дать такогообилия и такой игры красок, таких необычных и неожиданных их сочетаний.

2 октября, в дни нашего похода на Северную Землю, солнце, разорвав пеленуоблаков, показало нам незабываемую картину заката. Но на следующий деньнадвинулись облака и молочно-белые туманы захлестнули землю. До 12 октябрясолнце не могло пробиться сквозь них. И только в этот день мы вновь увиделиего. Увидели в сказочном, фантастическом виде. Вот отрывок записи за этот день:

«Солнце! Солнце! Даже два! Нет, три! Четыре! Целых пять!.. Какая щедрость,какое необычайное зрелище!

Десять дней мы не видели солнца, да и до этого оно было редким гостем. Затосегодня оно вознаградило нас.

Утром тучи приподнялись над горизонтом. Все более и более разгораясь, огнемзапылала заря. Наконец, появилось само солнце. Огромный, сильно увеличенный исплющенный рефракцией диск оторвался,от линии горизонта и торжественно,медленно поплыл на запад. Его разорванные края напоминали не то бахромусказочной огненной шали, не то гигантские языки застывшего пламени.

Проходит час. Солнце уже склоняется к закату. Сильная рефракция еще большепреображает диск. Он начинает напоминать огненную восьмерку. Ее перехватделается все тоньше и тоньше. Наконец, восьмерка разрывается пополам. Теперьдва солнца, одно над другим, плывут над горизонтом. Но и это не все! Вот нанекотором расстоянии от них, справа и слева, зарождаются какие-то светлыепятна. Это ложные солнца. Они светятся все ярче и ярче и движутся на однойлинии с разрезанным диском настоящего солнца. А над ним появляется еще болееяркое третье ложное солнце.

На юге льды окрасились в лилово-фиолетовый цвет. Местами они кажутся совсемчерными, местами горят ярким красным пламенем и лишь кое-где окрашены в нежныерозовые и лиловые оттенки. Тучи тоже кажутся черными. Только нижний край ихохвачен пожаром. Они не уходят. Опускаются ниже. Висят, как занавес, готовыйкаждую минуту закрыть необычную сцену.

А разрезанное пополам солнце совсем уже близко к горизонту. Ослепительная свитаиз трех ложных солнц по-прежнему сопровождает уходящее светило.

Весь ландшафт мрачноват, но величествен и торжествен. Вот диск вытягивается водин огромный эллипс. По краям опять появляется бахрома. Солнце коснулось линиильдов и начинает медленно погружаться за горизонт. Боковые ложные солнцатухнут. На верхнее надвигается туча. Вся свита исчезает. В одиночестве тонетсветило. Остается лишь узкая полоса багряной зари. Через час и она гаснет. Тучитяжело ложатся на горизонт».

И вот запись 21 октября:

«Ясный морозный день. Ртуть в термометре опустилась до —26°. Показалось солнце.Около часа оно двигалось по линии горизонта и, точно обессилев, скрылось, так ине оторвавшись от этой линии. Мы видели солнце в последний раз. Высокий, резкоочерченный огненный столб вырос над тем местом, где оно только что было.Постепенно бледнея, столб долго двигался к западу вслед за невидимым светилом.

Только через четыре месяца мы снова увидим солнце. С его появлением миллиардыразноцветных искр брызнут на снежные поля, густые синие тени лягут на льды,вернутся розовые туманы. Потом криком птиц наполнится воздух, и на обнаженнойиз-под снега земле торопливо, боясь упустить хотя бы один теплый день, раскроютсвои разноцветные чашечки миниатюрные полярные цветы.

А сейчас... Еще некоторое время в ясную погоду мы будем видеть зарю. Полуденныесумерки все больше и больше будут сгущаться, и, наконец, дней через двадцатьнаползающая темнота закроет все вокруг. После этого два месяца полдень не будетотличаться от полуночи, пока снова не появятся признаки зари. В это времясолнце заменят нам хронометры. Они будут отмечать наступление «дня». Арктиказаснет. Птицы давно уже покинули ее. Последнюю из них — моевку — мы видели 10октября. Все живое, оставшееся здесь, будет вести борьбу за существование вомраке наступившей полярной ночи. Эскимосы называют ее «большой ночью». Этоверно передает ощущение и настроение человека».

Следующий день был таким же ясным, но солнце уже не показывалось. Только надтем местом, где оно вчера скрылось, как и накануне, возник огненный столб,словно последний прощальный привет друга.

Наш маленький коллектив вступил в полярную ночь.

Тридцатиградусные морозы, нагрянувшие в самом начале большой ночи, проверилинашу готовность к зимовке. Особенно тщательную проверку испытал наш домик.Морозы шарили своими холодными руками по стенам, дышали в подпол, забирались начердак, пытались разрисовать узорами окна или найти щелочку в дверях. Стеныпотрескивали, и невольно напрашивалось сравнение: так в морозную ночьпокрякивает тепло одетый сторож. Крыша домика курчавилась изморозью, трубапокрылась инеем и стала похожа на гриб, сени заблестели ледяными кристаллами,но жилище наше надежно сохраняло тепло. Домик по-прежнему смотрел яснымвзглядом своих четырех окон.

Налетела метель. Она подняла невероятный шум. Морозный ветер полез в пазы стен,застучал в окна, наполнил своим леденящим дыханием чердак. И опять домиквыдержал жестокие испытания, оправдал наши надежды.

Еще на материке мы много внимания уделяли типу нашего будущего жилья. Для насэто был очень серьезный вопрос. Однако наши требования были скромны. Мысознательно не мечтали об отдельных комнатах, «кают-компании» и т. п. Надо былосчитаться с трудностями, могущими возникнуть при выгрузке экспедиции на берег,и с минимальными сроками на сборку домика, даже при условии, что нам поможет вэтом команда корабля. Строительные планы ограничивались и финансовымивозможностями.

В то же время мы решительно отказались и от «хижины», а заодно и от предложенийнекоторых строителей, проявлявших большую заботу о нашем коллективе исоветовавших самые разнообразные конструкции жилья. Здесь вместо стен были ищиты с засыпкой, и щиты с пробковой прокладкой или воздушной прослойкой; фанерас металлической бумагой или со стеклянной ватой; дома гренландские, канадские,финские, аляскинские и т. п. Все советы свидетельствовали о заботе о нас, нопредлагаемые конструкции показались нам излишне сложными, и мы остановились напроверенном жилье.

Нам нужен был дом для защиты от морозов, бешеных полярных ветров и непогод. Оннужен был для отдыха после тяжелых санных походов и для работ в темную поругода. Дом должен быть прочным, теплым, сухим и удобным.

Проще говоря, жилище наше должно было походить на русскую крестьянскую избу, повозможности приспособленную к арктическим условиям. Это «изобретение» нам былобольше всего по душе. На общем совете мы решили насколько возможно облегчить иутеплить это веками проверенное жилье и заблаговременно построить его наматерике, чтобы в Арктике, в крайнем случае, можно было собрать домик толькосилами участников экспедиции.

На исключительный случай, если бы по создавшимся условиям нам не удалосьвыгрузить с корабля дом, мы взяли запас легких строительных материалов —брусков, фанеры и пр. В этом случае мы были бы вынуждены на местеспроектировать и построить «хижину».

В Архангельске по проекту Н. Н. Урванцева был построен домик размером 6X6метров. Для облегчения веса постройки стены были сделаны не из кругляка, а изопиленных брусьев сечением 25X20 сантиметров. Чтобы легче произвести сборку ичтобы стены меньше продувались, венцы сруба клались не в паз, а в шпунт. Пол ипотолок были двойными, пустоты засыпались опилками. Стены домика решили обшитьизнутри войлоком, а поверх него фанерой; пол — войлоком и сверху линолеумом.

Мой первый дом в Арктике на острове Врангеля по совету «знающих» людей былпокрыт волнистым оцинкованным железом. Какими недобрыми словами в течение трехлет я поминал этих «знатоков»! Спастись от снежных заносов на чердаке при такойкрыше было абсолютно невозможно. Этот горький опыт пригодился теперь. Наш доммы покрыли двойной тесовой крышей.

Рамы были тоже двойные, и каждая в свою очередь имела двойное застекление.Таким образом, в окне была тройная воздушная прослойка, что не только уменьшалотеплопроводность, но и предохраняло окна от обмерзания.

Все было сделано из сухого соснового леса. Каждую деталь домика пометилиномером. Это должно было сильно облегчить сборку постройки на месте.

Внутри наше жилье разделялось на жилую комнату размером около 21 квадратногометра, небольшую, но достаточно удобную кухню и радиорубку площадью в 4квадратных метра.

К домику были пристроены обширные холодные сени из шпунтовых досок, чтобызащищать вход в жилье от снежных заносов и от выдувания тепла при прямом ветре;сени служили также складом для повседневного продовольствия, топлива инекоторого снаряжения. На чердаке мы могли хранить запас мехов и резервнуюодежду, не загромождая ими жилого помещения.

После ухода «Седова» мы обили стены домика войлоком и фанерой, настелили на поллинолеум, подбили вагонкой потолок, вставили рамы; в жилой комнате сделалиполки для библиотеки, приборов и аптечки и установили койки. Последние, в целяхэкономии площади, расположили по типу судовых — в два яруса, вдольпротивоположных стенок. В жилой комнате поставили обеденный стол, а подкнижными полками — два небольших письменных стола. В шутку эти уголки сталиназывать кабинетами. Первое время в этой же комнате помещался и верстак, потомего вынесли в сени. В кухне разместили стол, бак для воды, умывальник инавесили полки для посуды, хлеба и продуктов.

Времени было в обрез, работы много, а рабочих рук мало, да и те уже покрылисьссадинами и мозолями. Всем нам то и дело приходилось менять свои профессии. Мыохотились и заготовляли мясо, готовили к пуску радиостанцию, превращались вплотников: строгали, пилили... В дни непогоды я участвовал в меблировке домика,потом преобразился в конопатчика и полез на чердак, после чего пришлось статьне то штукатуром, не то шпаклевщиком и замазать глиной все щели в крыше.

Здесь эта операция абсолютно необходима. Во время зимних метелей ветер несетмельчайшую снежную пыль. Она проникает в щели, иногда даже не заметные дляглаза. А уж если образуется отверстие от выпавшего гвоздя, то через него заодни метельные сутки на чердак нанесет метровый сугроб. А нам так важно былосохранить чердачное помещение сухим и чистым.

В сентябре, используя непогоду, пристроили к северной стороне дома тесовыйсклад для хранения мяса. К тому же склад прикрывал нас от северных ветров.Продовольственный склад из фанеры поставили в стороне от дома и сложили в немнаш трехлетний запас.

Освещались первое время керосиновой лампой, но ни на минуту не переставалимечтать об электричестве. Ходов заблаговременно сделал внутреннюю проводку иподготовил аккумуляторную батарею. Дело было за электростанцией. В серединемесяца руки дошли и до нее. Разыскали ящики с нужными материалами и принялисьза сборку агрегата. Это был ветряной двигатель мощностью в один киловатт. Онсостоял из динамомашины постоянного тока в 110 вольт, коробки передач,трехметрового двухлопастного пропеллера и хвостового пера. Вся установкаотличалась необычайной компактностью. Регулировка оборотов винта былаавтоматизирована. Специальное реле в случае ослабления ветра замыкалоаккумуляторную батарею и препятствовало утечке тока из нее в динамо.

Николаю Николаевичу, превратившемуся в механика, пришлось немало потрудиться,чтобы собрать установку. Оказалось, что отверстия для болтов в установочнойметаллической башне просверлены неправильно. Надо было сверлить их заново.Привезенные сверла были меньшего диаметра, но зато нашлись круглые напильники,которые помогли в беде.

Вообще наше хозяйство напоминало небольшой универмаг. По ходу работ частовозникала необходимость в самых разнообразных инструментах и материалах, и мыпочти всегда находили нужное. Живя дальше чем за тридевять земель от всякихмагазинов, мы обладали всеми нужными материалами и инструментами.

Ветряк желательно было установить повыше. Возле нашей базы берег был низким.Дом стоял всего лишь на полуметровой высоте над уровнем моря, а ближайший мысокдостигал высоты 8 метров. На этом «пике» мы и решили воздвигнуть своюэлектростанцию. Разбивая под сооружение растрескавшуюся мерзлую породу, мыуглубились всего лишь на 70 сантиметров. Дальше шла сплошная скала. Для оттяжекзабили в скалу четыре прочных железных кола. Во время этой работы мы так отбилируки, и без того уже покрытые ссадинами, что на охоте первые двое суток немогли взять верного прицела. Наш охотник, обладавший недюжинной физическойсилой, был необычайно смущен этим обстоятельством и начал искать причинуохотничьих неудач в мушке карабина. Однако мушка была ни при чем, и ко<