Каковы особенности нашего времени

А мир все более и более склоняется симпатией к такого рода ложному, истеричному христианству. Но мы не должны обращать внимания на его вкусы – чем более мы будем хранить дух нашей веры, тем более мы будем чужды этому миру, тем более будем ненавидимы им, презираемы, будем видеться ему нелепыми, немощными, даже безблагодатными. Если сегодня мир отчасти тянется к православным и любопытствует о их вере, то это не повод к тому, чтоб нам в угоду миру изображать какую-то таинственную напыщенность, ложную духовность. Бедная правда лучше выряженной лжи. Мы теперь бедны духовностью как никогда, нам более чем христианам других времен, подходят слова псалма: Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих  (пс. II). Мы – нищие духом, и увидеть это ясно, осознать это, в смирении и покаянии понести это – пожалуй, единственное доступное и спасительное делание для нас в наши дни. Ясное осознание духа времени, нашего духовного положения, меры наших возможностей – сохранит нас от неправильных исканий, от напрасной растраты тех жалких сил, которые мы имеем; от банкротства дел наших, от несбыточных мечтательных предприятий и несоответствующих нашему состоянию подвигов.

Нашему времени уже не свойственно обилие духовных яств, то великолепие и благоухание, которыми была исполнена и овеяна жизнь прежних христиан. Нам остались больше немощи и скорби, поэтому и наиболее спасительными для нас будут именно постоянная смиренная молитва и воздыхание об убожестве нашем, самое скромное и уничиженное воззрение на все свои труды и делания, самое снисходительное и милосердное отношение к близким, безропотное, благодарное приятие всего случающегося с нами, всецелое упование на милость Божию и ни в коем случае не надеяние на свои добрые дела, не ожидание в себе чего-либо высокого.

Яркий, живописный образ этому находит святой епископ Игнатий: изобилие духовных благ в среде древних христиан он сравнивает с роскошным обедом, который устроил Богатый Домовладыка Своим многочисленным друзьям и знакомым. На этой духовной трапезе предстояло безмерное количество духовных яств, по окончании трапезы гости были щедро одарены духовными дарами. Когда все разошлись, то Домовладыка, увидев толпу голодных нищих, приказал слугам не убирать со стола, но предложить все оставшееся убогим. Робко и в недоумении взошли они в обширную залу, стали употреблять все, что оставалось на столе и под столом, – упавшие крохи, никто из них не вкусил цельного блюда, не видел стройного служения прислуги, ни драгоценной посуды и утвари, не слышал хора певчих, музыки, так что никто из них даже не мог составить себе ясного, точного понятия о бывшем обеде. Насытив голод, они только приблизительно могли угадывать, какое было здесь прежде них великолепие. Но тем не менее они припали пред Домовладыкою, благодаря Его за пищу, которой до сих пор не едали никогда и не видели. Он сказал им: "Братия! При распоряжении Моем об обеде Я не имел в виду вас, поэтому Я не представил вам обеда в должном виде и не даю вам подарков..." Нищие воскликнули в один голос: "Владыко! до подарков ли нам! до пышного ли обеда! несказанно благодарим за то, что Ты не возгнушался нами; нас, истерзанных всякого рода недостатками, впустил в Твой чертог, спас от голодной смерти!" Нищие разошлись, продолжая благодарить милосердного Домовладыку. Тогда Он сказал слугам: "Теперь уберите стол и заключите Мой чертог. Уже гостей не будет, – и что можно было предложить в пищу, предложено. Все кончено!" [ 1 ].

Нищие и убогие – это образ нашего состояния; крохи и пустые тарелки – духовный голод нашего времени; смиренное благодарение и признание себя недостойными никаких роскошных яств и даров – пример необходимого нам расположения души.

Необходимо нам внимательно прислушаться к тем предчувствиям и предсказаниям свв. отцов, которые относятся к нашему времени, – времени, судя по всему, последнему. Это осознание духа нашего времени, с одной стороны, выведет нас из состояния самообольщения, откроет верный взгляд на наши силы и возможности, сделает скромнее наши требования к себе и к другим; с другой стороны, заставит взбодриться, быть бдительными и осторожными, не унывать, но и не возноситься мечтательно, отрываясь от реальности. Вслушаемся в скорбные, но полезные слова: "Закатывающееся солнце живо представляет собою состояние христианства наших времен. Светит то же солнце правды – Христос, Он испущает те же лучи; но они уже не проливают ни того сияния, ни той теплоты, как во времена, нам предшествовавшие. Это оттого, что лучи не падают прямо на нас, но текут к нам лишь в косвенном, скользящем направлении. Лучи Солнца Правды, Христа – Дух Святый: "Свет и податель Света человекам, Имже Отец познавается и Сын прославляется и от всех познавается.(...)

Ныне, когда умножились богатые науками, искусствами, всем вещественным, ныне оскуде преподобный  (пс. II). Святый Дух, призирая на сынов человеческих, ища достойного сосуда в этом Сонме именующих себя образованными, просвещенными, православными, произносит о них горестный приговор: Несть разумеваяй, и несть взыскали Бога. Вей уклонишася, вкупе непотребна быша: несть творяй благостыню, несть даже до единого: Гроб отверст гортань их, языки своими льщаху: яд-аспидов под устнами их. Ихже уста клятвы и горести полна суть. Скоры ноги их пролияти кровь. Сокрушение и озлобление на путех их: и пути мирного не познаша. Несть страха Божия пред очима их (Рим. 3, II-18).

Вот причины, по которым Дух Божий чуждается нас, между тем как Он – истинное достояние истинных христиан, приобретенное для всех новых израильтян их всесвятым Родоначальником..." [ 2 ].

"Священное Писание свидетельствует, что христиане, подобно иудеям, начнут постепенно охладевать к откровенному учению Божию; они начнут оставлять без внимания обновление естества человеческого Богочеловеком, забудут о вечности, все внимание обратят на свою земную жизнь; в этом настроении и направлении займутся развитием своего положения на земле, как бы вечного, и развитием своего падшего естества для удовлетворения всем поврежденным и извращенным требованиям ипожеланиям души и тела. Разумеется: такому направлению Искупитель, искупивший человека для блаженной вечности, чужд. Такому направлению отступление от христианства свойственно" [ 3 ].

"Посреди рая явилось зло облеченным в личину добра, для удобности к обольщению: оно является в недре святой Церкви прикрытым и разукрашенным, в приманчивом разнообразии соблазнов, называя их невинными развлечениями и увеселениями, называя развитие плотской жизни и уничижение Святого Духа преуспеянием и развитием человечества. Человецы будут растлена умом, по причине благоволения их неправде (2 Сол. 2, 12), неискусни в вере, имущая образ благочестия, силы же его отвергшиеся (2 Тим. 3, 8, 5). Для получивших эту силу, и произвольно отвергших ее, трудно возвращение ее (Евр. 10, 26), по причине утраты самого благого произволения, что непременно следует за намеренным пренебрежением дара Божия. Образ благочестия могут кое-как слепить ухищрения человеческие; но восстановление силы благочестия принадлежит Тому, Кто облекает человеков силою Свыше (Лк. 24,49) [ 4 ].

"Ныне во многом люди дерзнули в установления Святого Духа ввести свои установления. По этой причине сделались установления небесные – земными, духовные – плотскими, святые – греховными, мудрые – нелепыми... Есть, в частности, христиане, но утрачено общее, одинаковое знание Истины, которым бы все соединялось в одно духовное тело, с одним образом мыслей, в одном духе, под одною общею главою – Христом. Ныне всякий имеет более или менее свой образ мыслей, свою религию, свой путь, принятые произвольно или случайно, признаваемые правильными или только оправдываемые. Это бесчисленное стадо, потерявшее связь и единство в истине и духе, представляет духовному наблюдателю вид величайшего беспорядка: каждая овца бредет в свою сторону, не зная, куда идет она; никто ее не останавливает, никто о ней не заботится; люди уже более не слышат – так отяжелел слух их – спасительного гласа истинного Пастыря, раздающегося из Его Святой Церкви, который еще громко обличает их неправду, возвещает им о пути правом, указывает его. Оглушил их шум земных, лютых попечений, шум увеселений чувственных, шум земного преуспеяния. Прильпе земли душа их неспособна к восприятию впечатлений духовных" [ 5 ].

"...Сети диавола умножились, в сравнении с временами первенствующей Церкви Христовой, умножились до бесконечности. Умножились книги, содержащие лжеучение; умножились умы, содержащие и сообщающие другим лжеучение; умалились, умалились до крайности последователи святой Истины; усилилось уважение к добродетелям естественным, доступным для иудеев и язычников; явилось уважение к добродетелям прямо языческим, противным самому естеству, взирающему на них, как на зло; умалилось понятие о добродетелях христианских, не говорю уже как умалилось, почти уничтожилось, исполнение их на самом деле; развилась жизнь вещественная; исчезает жизнь духовная; наслаждения и попечения телесные пожирают все время; некогда даже вспомнить о Боге. И это все обращается в обязанность, в закон" [ 6 ].

"...Мы в настоящее время пришли в такой период жизни человечества, когда спасаются исключительно только безропотным терпением скорбей, с верою в Бога и надеждою на Его милосердие. Другими путями теперь не умеет спасаться никто. Остается для нашего времени только один единственный путь: терпение скорбей..." [ 7 ]

"...Без смирения человек не может без вреда для себя получить и какие-либо дарования Божии. Вот почему и предсказано, что в последние времена ввиду усилившейся гордости люди будут спасаться только терпением скорбей и болезней, а подвиги от них будут отняты" [ 8 ].

"...Скорби – особливо удел нашего времени, которому в удел не даны ни подвиги мученичества, ни подвиг монашества. Участок наш, христиан времени последнего, участок скорбей, по-видимому мелочных, ничтожных: Весы у Бога!.." [ 9 ]

"...Надо понимать дух времени и не увлекаться прежними понятиями и впечатлениями, которых в настоящее время осуществить невозможно".

"...Надо каяться, молиться и охраняться от прелести, потому что в настоящее время большая часть желающих благочестно жить и мнящих о себе, что они благочестно живут, разгорячены вещественным разгорячением и находятся в большем или меньшем самообольщении" [ 10 ].

А вот мысли отца, современного нам, – иеромонаха Серафима Роуза, жившего в Америке (сконч. в 1982 г.):

"Поскольку переводы православных книг о духовной жизни становятся все более и более доступными, а православная терминология по духовной борьбе все более носится в воздухе, все большее и большее количество людей толкует об исихазме, Иисусовой молитве, аскетической жизни, возвышенных молитвенных состояниях и о самых возвышенных из свв. отцов вроде свв. Симеона Нового Богослова, Григория Паламы или Григория Синаита. Очень хорошо знать об этой действительно возвышенной стороне православной духовной жизни и почитать великих святых, которые на самом; деле вели ее; но если мы не будем иметь очены реалистического и очень смиренного сознания того, насколько все мы далеки от жизни исихастов и как мы мало подготовлены к тому, чтобы хотя бы приблизиться к ней, наш интерес к ней будет лишь еще; одним из выражений нашего эгоцентрического пластмассового мира..."

"Мы должны глубоко понять, в какие времена мы живем, как на самом деле мы мало знаем и чувствуем наше православие, как мы далеки не только от святых древности, но даже от простых православных христиан, живших сто лет тому назад или даже одно поколение назад, и как сильно нам надо стремиться, чтобы сегодня просто выжить как православным христианам..." [ 11 ].

Итак, отцы последнего времени очень часто говорили, что наше время особенно лукаво и трудно для спасения, что очень распространилось лицемерие; что истинное благочестие почти утрачено, что христиане большей частью ведут только наружно добродетельную жизнь, сердца же их удалены от Бога, порабощены земле, миру сему тленному; что притворство стало повсеместным, что никто уже не ищет Божиего, но каждый ищет себе угодного. Сейчас перед каждым верующим стоит нелегкая задача: отыскивать и отделять в этом хаосе лживых дел и слов человеческих, в этом смешении правды и лжи ту Истину, которая одна только может спасать и исцелять, – Истина эта рядом, она никогда не иссякнет, но множество лжеистин стараются заслонить ее, внушить, что они-то и есть та Истина, которая нам необходима. И вовне и внутри нас постоянно идет вражеская работа, враг усиливается подменить православную веру, ее дух на тонкую, изящную подделку, вынудить нас сделать только малый шаг в сторону от тесного пути, а там уж и совсем завести на путь отступничества.

Особенно важно теперь научиться правильно понимать и прилагать к своей жизни писания свв. отцов, усвоить себе их дух, так как это есть дух евангельский. Отцы жизнью своею, делом, словом, чувством исполнили евангельское учение, они ясно усвоили его и подробно изъяснили в своих книгах. Понять, тем более исполнить евангельские заповеди нам без этого отцовского опыта никак не возможно, мы непременно заблудимся уже в самом начале пути. И само слово святоотеческое стало уже весьма трудно доходить до нас, мы перестали понимать святых отцов. Их подвиги во многом нам уже непосильны; та непоколебимость веры, которая давала им силу совершать чудеса, – теперь уже не встречается; их простота, чистота ума и сердца – для нас кажутся непостижимыми; их отрешенность от мира, их беспопечительность, пренебрежение к телесному и устремленность к небесному – для нас уже почти невозможны. Но тем не менее дух свв. отцов, их внутреннее делание, главная направленность и цель их трудов остаются и для нас необходимыми. Мы не можем идти также бодро, как шли они, нести такие же тяготы, взбираться на те же высоты – но мы можем и должны держать то же направление пути, иметь те же цели, определять ценность и полезность чего-либо по тем же отцовским меркам, считать вредным и неполезным то, чего береглись и отцы.

Примечания

1. Епископ Игнатий Брянчаниное. Приношение современному монашеству. Т. 5. Заключение.

2. Там же. Т. 1, "Размышления при захождении солнца", стр. 404-405.

3. Там же, "О монашестве", стр. 455-456.

4. Епископ Игнатий Брянчанинов. Собрание сочинений. Т 1, "О монашестве".

5. Там же. Т. 4, "Письма", письмо 58, стр. 524.

6. Там же. Т. 1, "Сети миродержца".

7. Игумен Никон. Письма духовным детям. Стр. 70.

8. Там же, стр. 116.

9. Епископ Игнатий Брянчанинов. Т. 4, письмо 24, стр. 462.

10. "Морально-аскетические воззрения епископа Игнатия" Леонида Соколова. Часть 2, письмо 188.

11. Серафим Роуз. Православное мировоззрение, или Царский путь. Журнал "Русский Паломник", 1990, № 1.

БОЯТЬСЯ ЛИ АДА "РЕВНОСТНЫМ" ХРИСТИАНАМ

Христианин, избрав неверный путь внутренней жизни, основанный не на истинном покаянии, а на некоторой тайной гордыне и с ней на других страстях, – далеко не всегда может заметить это сам; даже все признаки этой болезни могут быть так глубоко сокрыты, что только опытный духовник сумеет обнаружить ее. В таком случае, надо заметить, – окружающие всегда скорее примечают в действиях обольщенного человека что-то больное, чем он сам; так что, когда нас обличают, надо всегда призадуматься и много раз приложить, примерить это обличение к себе, – вполне возможно, что оно не случайно.

В духовной борьбе как часто враг усиливается обмануть нас! Святые отцы говорят, что злые духи применяют и такой прием: забирают свои орудия, которыми растравляли наши страсти и как бы удаляются от человека; таким образом, все брани затихают и душевные недуги совсем не замечаются; когда же он расслабится и почтет себя в безопасности, тогда-то враг и вонзает свою отравленную стрелу в самую какую-нибудь уязвимую часть души, возжигает в ней самую жгучую какую-нибудь притаившуюся страсть, накопившую новых сил и жаждущую насыщения. И тогда несчастный человек не выдерживает внезапного восстания в себе такой темной силы и легко падает. Но знают и иное коварство злые духи: они могут удалиться надолго, даже оставить по удалении своем в человеке самые, казалось бы, спасительные и благодатные настроения души; даже как бы ревность к добрым делам, к святым подвигам, горячее рвение к молитвенным занятиям, к посту, к бдению; даже трепетное желание творить дела милосердия, любить всех людей, помогать бедным и спасать несчастных; даже – силу терпения, чтоб сносить иногда поношения и оплевания, желание говорить о себе униженно и совершать некоторые труды покаяния и т. п. Все это не только действует в человеке без противодействия бесов, но они же еще незаметно разжигают и поощряют такие движения и настроения души, – только при всем при этом злые духи тонко касаются нашего тщеславия и в глубине сердца продолжают кадить свой фимиам идолу нашей гордыни. Демоны как будто удалились, но они пристально следят за тем, чтоб не погас этот гордостный огонек в нашей душе. И вот: человек живет по наружности прекрасно – ревностен, скромен, правдив, милосерд, нестяжателен, как будто исполнителен во всем; он даже иногда скорбит о своих прегрешениях, иногда даже очень, болезненно переживает какой-нибудь малый свой проступок; он жаждет чистоты и совершенства; он терпит оскорбления, совершает многие и многие кажущиеся вполне достойными добродетели; но при этом тот фимиам иному богу – идолу "я" – не перестает куриться в глубине сердца, с каждым подвигом все сгущается, с каждым: "добрым" делом все больше упитывает нашу гордыню.

Как же избегать этого зла? Под каждое неразумное, хотя по виду и доброе, наше начинание демон гордыни старается подставить свое кадило; неопытный христианин не всегда умеет хорошо рассмотреть – на что он опирается в самом начале своего делания, из какого источника берут соки корни этого его древа подвижничества, кто на самом деле поощряет и присваивает себе эта его труды. Дело в том, что истинное добро в нас должно иметь основание только на заповедях евангельских, совершаться из-за страха или послушания, или же любви к Богу (смотря по духовной высоте нашей жизни), но никак не ради чего-либо иного: не ради самого подвижничества, или "духовности", или отделенного от Евангелия "добра", или "нравственности", или "святости", или даже "совершенства" – и других громких добродетелей, понимаемых отвлеченно; но стремиться совершать дела наши надо так, чтоб этим исполнить волю Божию, имея одну цель – угодить Богу. Что бы человек хорошее ни делал, он не может ни на что из этого надеяться, должен всегда говорить: "Я раб ничего нестоющий, сделал то, что должен был сделать, и сделал слабо и нерадиво" (Лк. 17, 10). Заповеди Божии так бесконечно глубоки, что исполнить их вполне никто из нас не может, но даже чем более кто будет стараться их исполнить, тем более будет видеть свою немощь, свое несовершенство, греховную поврежденность и удаленность от Бога: от этого сознания ему останется только бесконечно смиряться, укорять себя, пока не скажет, подобно Апостолу Павлу: из грешников я первый (1 Тим. 1, 15), ему останется только уповать на милость Божию, не зная за собой никаких достоинств.

Но не так бывает в том случае, когда человек имеет меркой своих дел не бесконечное, а ограниченное, земное; тогда и делам своим он определяет цену, вымеряет их вес и значимость. Тогда-то и рождается болезненная ревность, неутешная скорбь даже о малых своих поползновениях – из страха потерять что-либо из своего богатства. При таком уповании на свои труды человек становится в своих глазах богачом, собирающим прилежно и умножающим добро; всякий свой подвиг, даже самый малый хороший поступок, он сразу взвешивает и вносит в свое хранилище – и это вместо заповеданной нам нищеты (чтоб признавать себя совершенно нищим духовно)!

Такие самодовольные делания, конечно, не имеют глубины, требуемой от дел, истинно посвященных Богу; они, как посаженные в неглубокую почву, не имеют корней на глубине истинной веры, но корни их простираются по поверхности, пьют нечистые соки разных страстей. Итак, чтобы понять, на чем держится такое подвижничество, надо смотреть не на внешние его подвиги, а на внутреннее самовоззрение: считает ли человек себя действительно грешником, немощным, недостойным – не на словах только, даже не умом и не на поверхности чувства, а в глубине сердца, там он вздыхает ли о себе, окаивает ли себя, или там у него ликует торжество победителя, радостное признание своей значимости и богоугодности? Хорошо видно это из того: считает ли такой человек себя погибающим, вполне достойным адских мук и находящимся в реальной опасности быть осужденным идти в этот вечный ад, что только по милости Божией он может быть спасен, а не какими-то своими добродетелями; что он нуждается во многих молитвах о себе, а собственные его дела и молитвы не достаточны для спасения. Если же такой "ревностный" христианин, называя себя грешным, все же довольно твердо уверен, что никак не может быть, чтоб он угодил в темницы ада, имея столько добрых дел, то такое расположение сердца – беда! Совершенно иной пример подают нам свв. отцы, которые и на земле уже достигли ангельского состояния, могли совершать дивные чудеса, имели дар прозрения, имели видения и откровения от Бога; а умирая, неутешно рыдали о себе и искренно считали себя осужденниками ада.

Когда настало время кончины святого аввы Агафона, братия, заметив в лице его страх, сказали: "Отец! неужели и ты боишься?" Он отвечал: "Хотя я старался всеусиленно исполнять заповеди Божий, но я человек, – и не знаю, угодны ли дела мои Богу". Братия спросили: "Неужели ты не уверен, что дела твои благоугодны Богу?" Старец сказал: "Невозможно удостовериться мне в этом прежде, нежели предстану Богу: потому что иной суд Божий и иной человеческий" [ 1 ].

 Когда настало для аввы Арсения время кончины, тогда братия, бывшие при нем, увидели, что он плачет. Братия сказали ему: "Отец! неужели и ты страшишься?" Он отвечал: "Страшусь! Страх, ощущаемый мною в настоящий час, пребывал со мною с того времени, как я сделался монахом" [ 2 ].

Пимен Великий говаривал братии своей: "Уверяю вас: куда ввергнут сатану, туда ввергнут и меня" [ 3 ].

Много лет старец Силуан нес высокие подвижнические труды, много претерпел мучительных борений с бесами. Так, однажды ночью, во время молитвы старца, злые духи усиленно стужали ему и не давали чисто молиться. Он в скорби, с болезнью сердца, возопил ко Господу, прося научить его, как ему молиться и что делать, чтоб бесы не мешали ему. И услышал ответ в душе: "Гордые всегда так страдают от бесов". "Господи, – говорил старец, – научи меня, что должен делать я, чтоб смирилась моя душа." И снова в сердце ответ от Бога: "Держи ум твой во аде и не отчаивайся". После этого старец Силуан познал, что весь подвиг должен быть направлен на стяжание смирения. С того дня его "любимою песнью", как он сам выражался, стало: "Скоро я умру, и окаянная душа моя снидет в тесный черный ад, и там один я буду томиться в мрачном пламени и плакать по Господе: "Где Ты, Свет души моей? Зачем Ты оставил меня? Я не могу жить без Тебя" [ 4 ].

Иоанн Лествичник повествует, что один монах-подвижник часто от помышления о смерти приходил в исступление и, как лишившийся чувств или пораженный падучею болезнью, относим был находившимися при нем братьями, почти бездыханным [ 5 ].

Для утверждения той мысли, что нам всегда надо находиться в покаянии и сокрушении, тот же отец приводит такую устрашающую повесть: жил в тех местах некто Стефан, который, любя пустынное и безмолвное житие, многие лета провел в монашеских подвигах и просиял различными добродетелями, в особенности же украшен был постом и слезами. Сей отец удалился в места отшельников для подвига суровейшего и строжайшего покаяния, там прожил несколько лет в безлюдной пустыне. Перед кончиною своею вернулся в свою келлию. За день до кончины он пришел в исступление, с открытыми глазами озирался то на правую, то на левую сторону постели своей, и, как бы истязуемый кем-нибудь, он вслух всех предстоящих говорил иногда так: "Да, действительно, это правда; но я постился за это столько-то лет"; а иногда: "Нет, я не делал этого, вы лжете"; потом опять говорил: "Так, истинно так, но я плакал и служил братиям"; иногда же возражал: "Нет, вы клевещете на меня". На иное же отвечал: "Так, действительно так, и не знаю, что сказать на сие; но у Бога есть милость". Поистине страшным и трепетным зрелищем было сие невидимое и немилостивое истязание, говорит св. Иоанн, и что всего ужаснее, его обвиняли и в том, чего он не делал. Увы! безмолвник и отшельник говорил о некоторых из своих согрешений: "Не знаю, что и сказать на это", хотя он около сорока лет провел в монашестве и имел дарование слез. Увы мне! Увы мне! Где было тогда слово Иезекиилево, чтобы сказать истязателям: "В чем застану, в том и сужу, глаголет Бог" (Иез. 33, 13, 16). Ничего такого не мог он сказать. А почему? Слава Единому Ведающему. Некоторые же говорили, что он и леопарда кормил из рук своих в пустыне. В продолжение сего истязания душа его разлучилась с телом: и неизвестно осталось, какое было решение и окончание сего суда и какой приговор последовал [ 6 ].

 Повествуют отцы и такую повесть: один прозорливый отец пришел в некоторый город, когда там умирал один почитаемый всеми монах. Все жители города считали его святым старцем и весьма прославляли его, рыдали о его смерти, почитали это для себя великой утратой, молитвами его многие надеялись избавиться от всяких искушений. Путешествующий прозорливый монах присутствовал при этом событии и ему открылось ужасное видение: он увидел, как явились страшные эфиопы с трезубцами, раздался глас с высоты: "Не дайте ему покоя, потому что и он не дал Мне покоя ни на один час". И так эти эфиопы, пронзив душу умирающего трезубцами, извлекли ее и утащили восвояси. Петр Дамаскин, святой отец восьмого века, так объясняет этот случай: причиною сего было возношение монаха, так как если бы у него были другие грехи, он не мог бы их утаить от людей, тем более совершать их ежечасно. Но только одно высокомудрие может по самоугодию утаиться почти от всех и от самого того, кто его имеет, если не попустится ему впасть в искушения, которыми душа обличается и познает свою немощь и неразумие. Потому Дух Святой и не обретал ни на один час покоя в жалкой душе, что она всегда имела этот помысел и радовалась о нем, как о некотором добром деле, оттого и помрачилась она, как демоны. Не видя себя согрешающим, может быть, человек тот питал в себе одну страсть, вместо других, и этой одной довольно было демонам как могущей восполнить место прочих пороков [ 7 ].

Там же святой Петр Дамаскин говорит: "Никто не получит пользы от других добродетелей, хотя бы он и на небе жил, если имеет гордость, чрез которую диавол, Адам и другие весьма многие пали. Потому никто не должен отвергать страх, пока не достигнет он пристанища совершенной любви и не будет вне мира и тела" [ 8 ].

Когда авва Макарий Великий пришел в скит Нитрийской горы, стеклось к нему многочисленное братство. Старцы просили его, чтоб он сказал назидательное слово братии. Он, прослезившись, сказал им: "Братия! очи ваши да испустят слезы прежде отшествия вашего туда, где слезы наши будут жечь наши тела". Все заплакали и, пав ниц, сказали: "Отец, молись за нас" [ 9 ].

"Ныне, во время земной жизни, часто нисходи умом в ад, чтоб не низойти туда навечно душею и телом", – поучал св. епископ Тихон Задонский [ 10 ].

Только этот путь – самоосуждения, неверия себе, почитания себя худшим из грешников, достойным всяких мук, – святые отцы признавали спасительным и безопасным. Избрав правильный путь духовной жизни, никак невозможно не пройти стезею страха и трепета за свою душу; все, кто спасался, – шли ею.

Примечания

1. Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Стр. 61, ст. 25.

2. Там же, стр. 53, ст. 16.

3. Там же, стр. 329, ст. 21.

4. Старец Силуан. Гл. 2, стр. 20-22.

5. Иоанн Лествичник. Слово 6, 17.

6. Иоанн Лествичник. Слово 7, 50.

7. Творения Петра Дамаскина, книга 2, слово 24, стр. 127-128.

8. Там же, стр. 117.

9. Епископ Игнатий Брянчанинов. Отечник. Стр. 310, ст. 7.

10. Там же, стр. 364, ст. 24.