Полковник ливанской армии: «Вертолет поведу я сам»

 

Перед встречей я внимательно по всем доступным мне документам, публикациям ознакомился с жизненным путем Пьера Жмайеля. В молодости он был спортсменом и даже принимал участие в Олимпиаде 1936 года, проходившей в Берлине. Там он интересовался не только спортом. Большой интерес у него вызвали организационные формы и методы фашизма. В том же 1936 году впервые были созданы «Ливанские фаланги». Они стали частью ливанской партии «Катаиб», представлявшей собой не только политическое движение, но и полувоенное молодежное образование маронитов. «Фаланги» тесно сотрудничали с французами, но это не помешало им призывать к независимости Ливана, что привело к их запрету. Но после обретения независимости Ливана «фаланги» вновь были легализованы и уже в новых условиях проложили тесные связи с Францией.

«Катаиб» добивалась немалых успехов на парламентских выборах, в результате чего П. Жмайель неоднократно занимал министерские посты в правительстве. К моменту начала гражданской войны «фаланги» стали основой Ливанского фронта, объединившего вооруженные ополчения ливанских христианских партий. Пьер Жмайель настаивал на сохранении конфессиональной системы в Ливане в том виде, в котором она возникла, когда христиане были в большинстве, на отказе от арабского характера Ливана — «мы не арабы, а финикийцы», — на тесном сотрудничестве с западными странами. Он категорически не принимал палестинское присутствие в Ливане.

Все это было свойственно Пьеру Жмайелю, как говорится, в стратегическом плане. А есть ли какие-то тактические подвижки, которые могут быть использованы для стабилизации обстановки в стране?

Пьер Жмайель находился в штаб-квартире ливанских фалангистов в Ашрафии (Восточный Бейрут), за линией разграничения сил, простреливаемой с двух сторон, и добраться туда по бейрутским улицам было попросту невозможно. Руководители ДФОП, с которыми я посоветовался, предложили доставить нас вместе с молодым сотрудником посольства Владимиром Гукаевым — тогда переводчиком, потом он вырос в отличного дипломата (Жмайель говорил по-французски, а я, к сожалению, французского не знал) — на базу ливанской армии в Западном Бейруте, откуда вертолетом мы могли бы перелететь за восточную черту города. В назначенный час 17 апреля за нами в посольство никто не приехал, и мы решили отправиться на базу сами. Нас очень дружелюбно препроводили к командиру базы — полковнику ливанской армии. Он не был предварительно информирован о цели нашего визита, но, как только узнал, что состоялась договоренность о встрече со Жмайелем, сказал: «Я сам поведу вертолет, — и добавил: — Я — маронит и очень хочу, чтобы Советский Союз имел контакты не только с мусульманами». Небольшая деталь: к нам присоединился прибывший из Рима кардинал, который тоже летел к Жмайелю, и его служка, перебирая четки, громко вздыхал, когда из иллюминатора вертолета были видны вспышки от выстрелов с земли. На месте посадки мы с кардиналом и его служкой расстались, нас ждали машины, со мной рядом сел член политбюро партии «Катаиб» Карим Пакрадуни. Мы промчались по пустынным улицам. Навстречу попадались только патрули фалангистской милиции. Стены домов были обклеены листками с фотографиями убитых или пропавших людей.

А теперь из моих записей многочасового разговора: «Мы не хотим быть врагами СССР, — сказал Жмайель, — но Ливан должен быть в дружеских отношениях в первую очередь с Соединенными Штатами, хотя бы потому, что там проживает два миллиона ливанцев». Из этой части беседы я сделал (и записал) следующий вывод: фалангисты не хотели бы вступать в конфронтацию с нами, но совершенно определенно ориентируют свою политику на близость с Соединенными Штатами. Здесь у нас, пожалуй, отсутствуют маневренные возможности.

Не менее разочаровывающе вначале выглядела позиция Жмайеля и в отношении палестинцев. «Мы не можем ради партизанской борьбы палестинцев за их права жертвовать своим суверенитетом. — Казалось бы, это заявление Жмайеля было естественным, но он добавил: — Да и после урегулирования в Ливане „Катаиб“ останется силой, выступающей против палестинского присутствия в стране. Фалангисты не хотят возвращения того положения, когда в Ливане было одно ливанское и пять палестинских правительств, одна ливанская и пять палестинских армий».

Все-таки в подходе лидера фалангистов к палестинской проблеме в Ливане можно было нащупать некоторые резервы. «Мы с Арафатом неоднократно подписывали соглашения, и, хотя ни одно из них пока не соблюдалось, — сказал Жмайель, — он нам ближе, чем другие палестинские деятели, и думаю, что мы нашли бы с ним общий язык». Отвечая на мои вопросы, Жмайель расширил тему «возможности договориться с Арафатом». По его словам, позиция «Катаиб» в отношении палестинского движения за последнее время изменилась: «Если раньше фалангисты не поддерживали каирское соглашение 1969 года, регламентирующее пребывание палестинских вооруженных отрядов в Ливане, то теперь они готовы его поддержать, но только если договоренности будут выполнять и палестинцы». При этом Пакрадуни заметил, что Арафат инициативно предложил свое посредничество по организации встречи Пьера Жмайеля с Камалем Джумблатом и с этой целью установил контакт с ним, Пакрадуни.

Руководитель «Катаиб» подчеркнуто выразил свое полное одобрение «миссии Сирии» в Ливане. Он сказал, что поначалу фалангисты боялись сирийского вмешательства. Однако «Сирия протянула нам руку». В ходе состоявшейся в начале декабря 1975 года в Дамаске четырехчасовой беседы с президентом Хафезом Асадом Жмайель понял, что «сирийский лидер честный человек. До этого все нам советовали, что нужно делать, а единственная сила, которая нам помогла, — это Сирия».

В этой связи я особо обратил внимание на слова Жмайеля и отметил их в своих записях о его готовности «распустить свою милицию, если будет сила, способная нас защитить».

Пакрадуни, который вел себя достаточно свободно и уверенно, включился в беседу, сказав, что «у фалангистов существует постоянный контакт с Дамаском, позволяющий согласовывать свои позиции с сирийцами». Во время нашего возвращения по дороге к ожидавшему нас вертолету Пакрадуни в автомашине доверительно рассказал о достигнутом соглашении между Сирией и «Катаиб», согласно которому новый ливанский президент, который будет избран в ближайшее время, обратится к сирийцам с предложением подписать совместный договор о безопасности. Это создаст требуемую легальную основу для сирийского военного присутствия в Ливане. По словам Пакрадуни, руководство фалангистов не хотело бы, чтобы это сделал Франжье, так как он — уже уходящая с политической сцены фигура и договор может оказаться скомпрометированным его именем.

Главный вывод из посещения штаб-квартиры Жмайеля заключался в том, что существует перспектива, хотя и не бесспорная, урегулирования в Ливане. Стало ясно, что лидер фалангистов тесно контактирует с Сирией и, возможно, с помощью Дамаска ищет сближения с Арафатом. Это было то, что, несомненно, могло помочь покончить с гражданской войной в Ливане. Тем более что беседа со Жмайелем завершилась его словами: «Самая большая служба, которую СССР может оказать этой несчастной стране, — помочь погасить пожар. А затем мы будем открыты для любых дискуссий».

 

Надежды не сбываются

 

На следующий день, 18 апреля, я встретился с Камалем Джумблатом. Это была не первая моя с ним встреча. Джумблат — руководитель друзской общины в Ливане, основатель и лидер Прогрессивно-социалистической партии Ливана — был хорошо известен в Советском Союзе. В 1972 году ему была присуждена Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами». Джумблат был далек по своим взглядам от коммунистической идеологии, но хорошо относился к Советскому Союзу. Хотя пришел к этому далеко не сразу. Перу Камаля Джумблата принадлежали работы, в которых он не только критиковал марксизм, но и советскую тоталитарную систему, «разделившую народ на классы». Как вождь друзов, он отвергал материализм, верил — именно верил, а не притворялся — в примат духовный. Он говорил мне о величии индуистской философии, с которой во многом совпадает учение друзов. Он был широкообразованным человеком, учился в высших учебных заведениях Ливана, Англии, Франции. Джумблат даже обликом своим резко отличался от других лидеров различных сил, вовлеченных в гражданскую войну в Ливане, — высокий, сухопарый, с одухотворенным лицом мыслителя, в сугубо гражданской одежде, без всякого оружия. А к негромкому, глуховатому голосу этого человека прислушивались сотни тысяч ливанских друзов, готовых выполнить любой его приказ. В середине 70-х годов Камаль Джумблат стал признанным руководителем блока мусульманских и левых партий — «Национально-патриотические силы Ливана». От позиции Джумблата во многом зависела судьба страны.

Из разговора с Джумблатом я понял, насколько он был недоволен политикой Сирии. Джумблат как бы размышлял вслух: «Мы не испытываем к Сирии никакого доверия. Наш народ настроен против сирийцев. Рассержены действиями сирийцев в Ливане также Ирак и Саудовская Аравия. Американцы сменили свою позицию и начали оказывать давление на Дамаск и ливанского президента Франжье. Франция тоже против сирийских действий. Сирийцы оказались не готовы договариваться с нами (он имел в виду блок „Национально-патриотические силы“. — Е. П.) о том, кто будет ливанским президентом».

Этот разговор с Камалем Джумблатом состоялся в то время, когда сирийские войска, находясь в Ливане, занимали все еще ограниченную территорию. Из сказанного им было ясно, что Джумблат категорически настроен против того сценария, о котором я услышал от Пакрадуни: новый президент Ливана обратится к Сирии с просьбой задействования ее войск для наведения порядка в стране, а после того, как Сирия откликнется положительно, она примет участие, опираясь на свое военное присутствие, в создании структур власти Ливана. Джумблат знал о такой договоренности — в Ливане очень трудно сохранить секреты.

Вместе с тем, упомянув о своей недавней встрече с советским послом в Ливане Солдатовым, «которая во многом изменила мои взгляды», Джумблат со свойственной ему непосредственностью сказал: «Вы знаете, до недавнего времени я считал, что действия сирийцев, согласованные с американцами, однозначно поддерживаются Советским Союзом. Сейчас я начинаю сомневаться в этом. И наряду с этими сомнениями растет мой интерес к тому, как СССР мог бы помочь нормализовать мои отношения с Сирией».

Из разговоров с палестинцами можно было понять, что в сирийском руководстве не все однозначно настроены в отношении Ливана. По мнению Хаватмы, который с другими членами политбюро ДФОП встречался с президентом Сирии, Х. Асад «не очень настаивает на расширении сирийского военного присутствия в Ливане. В то же время министр обороны Шехаби придерживается другой точки зрения». Когда отрабатывалось коммюнике об этой встрече, Хаватма, с его слов, настаивал на включении в текст резкой критики роли США. Асад спросил: «Вы что, хотите втянуть Сирию в столкновение с американцами?» Хаватма, по его словам, ответил: «Мы хотим, чтобы перед каждым из нас была закрыта дорога в американскую ловушку».

В это время, как говорил мне Хаватма, наметились противоречия между сирийцами и Арафатом, который настаивал на «арабизации» конфликта. «Это связано с его контактами с Египтом, Ираком, Саудовской Аравией по ливанским делам, — пояснил Хаватма. — Во всяком случае, Арафат был настроен против расширения сирийского военно-политического присутствия в Ливане».

Советский Союз предпринимал усилия сблизить Хафеза Асада с Камалем Джумблатом, разрядить обстановку между частью ПДС и Дамаском, ослабить мусульманско-христианскую напряженность, погасить гражданскую войну в Ливане. Между тем события развивались своим чередом. 1 июня 1976 года Сирия начала широкомасштабное вторжение в Ливан. В сентябре на пост президента Ливана вступил сирийский ставленник Ильяс Саркис. В октябре в Эр-Рияде была созвана конференция на уровне глав Саудовской Аравии, Египта, Сирии, Кувейта, Ливана и ООП, которая приняла решения: восстановить в Ливане положение, существовавшее до апреля 1975 года, восстановить соглашение между ливанским правительством и ООП, создать «Межарабские силы сдерживания» (МСС), 85 процентов которых должны были составить уже находившиеся в Ливане сирийские войска, и разрешить МСС действовать на всей территории Ливана до реки Литани. Такое ограничение не было включено в официальные документы конференции, но ее участники фактически пришли к выводу, что южная часть Ливана за рекой Литани будет зоной влияния Израиля. Вскоре это было осуществлено на практике. Была создана организованная при прямой поддержке Израиля так называемая Армия юга Ливана (АЮЛ), которая осуществляла контроль над этой территорией.

Однако этими договоренностями не удалось стабилизировать положение в стране. В марте 1977 года был убит Камаль Джумблат.

 

Сирия меняет фронт

 

В феврале 1978 года начались столкновения сирийских частей с вооруженными отрядами Жмайеля и Шамуна. Можно считать, что это уже не были случайные эпизоды, а пришел конец прохристианской политики Дамаска в Ливане. Тому, очевидно, было несколько причин. После убийства Камаля Джумблата мусульманская сторона внутриливанского конфликта оказалась ослабленной. Баланс сил склонился в пользу правохристианских формирований. От них начала исходить угроза территориального раздела Ливана. Одновременно быстро развивались связи маронитов с Израилем. Ильяс Саркис, хоть и обязанный Сирии за получение президентского поста, не был таким однозначно просирийским, как Франжье. Поездка Садата в Иерусалим сблизила Арафата с Асадом. В правохристианском лагере резко возросли противоречия между кланом Франжье, поддерживающим сирийскую миссию в Ливане, и фалангистами после того, как был зверски убит сын Франжье Тонни. Наметились определенные расхождения в оценке обстановки в Ливане между США и Израилем — это четко фиксировали в Дамаске. Все это, вместе взятое, предопределило разворот Сирии в сторону НПС.

Характерно, что и на этом этапе не произошло обострения отношений США с Сирией. А по логике вещей это должно было произойти — США симпатизировали правым христианам, которые на этот раз оказались в сирийском прицеле, причем в условиях, когда ненавистные Соединенным Штатам палестинские силы сблизились с Дамаском. США руководствовались стремлением как минимум не навредить готовившемуся сепаратному египетско-израильскому договору, а по максимуму использовать свои контакты с Дамаском, чтобы ослабить сопротивление Сирии и палестинцев сближению Египта с Израилем.

Причины изменения позиции Сирии и мотивы американской политики рассматривались в многочисленных беседах в то время, когда я находился в Ливане и Сирии.

На встречах с Асемом Кансо — руководителем ливанской «Баас», членом общеарабского (сирийского) руководства ПАСВ, который был одним из видных ставленников Дамаска в Ливане, — и руководителем просирийской палестинской организации «Сайка» Зухейром Мохсином (1 и 2 августа 1978 года) мои собеседники в один голос говорили о намерении Дамаска покончить с правохристианским сопротивлением. Дамаск настаивал на выдвижении частей ливанской армии, сформированных и подготовленных сирийскими инструкторами в районе Бекаа, на юг, за реку Литани, к границе Израиля. Такая операция, как сказал Кансо, «…очистит юг страны от Армии юга Ливана и тем самым резко ослабит правых христиан, изолирует их от Израиля». Кансо считал, что Дамаск надеется на успех этой операции, так как «сирийская и американская позиции по Ливану во многом совпадают: США против взрыва обстановки и прямо заявили об этом Шамуну, а также против столкновения Сирии с Израилем, что может сорвать миссию Садата». Поэтому они рассматривают как меньшее зло, если на юг Ливана «придут не сами сирийские войска, а пусть даже сформированные сирийцами части ливанской армии». Кансо утверждал, что сирийское руководство рассчитывает на успех задуманной операции, «которая положит конец междоусобице в Ливане». Когда Кансо говорил мне об этом, как бы в подтверждение его слов зазвонил телефон, и ему сообщили — он тут же поставил меня в известность, — что посольство США обещало президенту Саркису поддержать его, если он даст приказ о передислокации частей ливанской армии на юг страны. «Асад надеется, — добавил Кансо, — что США сдержат Израиль».

Мохсин не был столь категоричен. Он тоже рассказал о спланированной Дамаском операции, но отметил, что «американцы все-таки предупредили сирийцев, что не могут гарантировать невмешательство Израиля, а Асад, готовый даже заплатить такую цену, как израильские удары с воздуха, опасается ввода израильских войск через сухопутную границу». Мохсин также подчеркнул, что сирийцы нуждаются в «прикрытии» — нужна команда ливанской армии со стороны Саркиса, а он вплоть до настоящего времени отказывается санкционировать проведение операции.

«Могут начать действовать и правые христиане, — добавил Мохсин. — Израиль перебросил им большое количество вооружений. От превентивного удара их удерживает несовпадение позиций США и Израиля».

Теперь о встрече с президентом Саркисом, которая состоялась 3 августа 1978 года. За мной в наше посольство приехал офицер из Дезьем бюро (ливанская спецслужба). Мы промчались по вымершим улицам мусульманской части города с огромной скоростью, вторая машина с охраной шла впритык за нами.

Остановились только у заграждений, но нас беспрекословно пропустили после того, как лейтенант представился вооруженным людям одного из правохристианских отрядов. Выехали за город. Встреча состоялась в президентском дворце.

Вот моя запись, что сказал президент Ливана Саркис.

«Я принимал президентство, руководствуясь решениями арабских совещаний в верхах в Эр-Рияде и Каире. Согласно этим решениям, нужно было разоружить обе воюющих стороны, включая палестинцев, и установить регламентацию их пребывания в Ливане. С этой целью в Ливан вступили „Межарабские силы сдерживания“, но на юг не вошли, следовательно, не смогли выполнить свою миссию. Положение ухудшилось после поездки Садата в Иерусалим. Палестинцы и сирийцы оказались в одном окопе. Христиане страшно перепугались.

С их стороны началась антисирийская кампания. Дело перешло в вооруженные стычки, которые продолжаются с февраля.

Я положение не контролирую». В это время раздался артиллерийский выстрел. «Видите, как я здесь, в президентском дворце, работаю?» — отреагировал Саркис.

После этого выстрела он ожесточился, перешел от спокойного, рассудительного тона к более жесткому: «Кое-кто хочет навести порядок с помощью удара по христианам. Но я не буду потакать тому, чтобы били по одной стороне. Не для этого получили свой мандат Межарабские силы».

На следующий день после встречи с Саркисом я увиделся с сыном Шамуна Дани в Восточном Бейруте (Ашрафии). Вместе с сотрудником нашего посольства Ю.Н. Перфильевым в машине, приехавшей за нами, проскочили мимо музея, где пролегала «нейтральная зона», и проехали по тоже безлюдным улицам, теперь уже христианской части ливанской столицы. Сопровождавший нас Нидаль Наджам — доверенное лицо Дани — все время показывал на разрушенные дома. Артиллерия била и по мирным кварталам — христианская часть города пострадала так же, как и мусульманская. Встретились с Дани Шамуном — молодой, стройный, в джинсах и высоких ботинках, настоящий ковбой, к тому же блестяще владеющий английским языком. И в этой, и во второй нашей беседе, которая произошла через год, Дани рассказал о попытках посредничества Шамуна между Израилем и Арафатом.

Остановлюсь на двух вопросах, чтобы лучше разобраться в обстановке: положении в правохристианском лагере и его реальных связях с Израилем. Вот что сказал мне Дани: «Убийство два месяца назад в Эхдене Тонни Франжье — тягчайшее преступление. Он был моим другом — последний уик-энд мы провели семьями вместе. Однако после убийства артобстрелу подверглись районы с мирным христианским населением, а организатор убийства Башир Жмайель (сын Пьера Жмайеля. — Е. П.) и участники убийства — фалангисгские офицеры — спокойно ходят по улицам Ашрафии». Отвечая на мой вопрос о связях клана Шамуна с Израилем, Дани сказал: «Когда мы были на грани уничтожения, к нам на помощь не пришли ни США, ни СССР, ни Франция — лишь Израиль. Правда, мы уже двадцать месяцев не обучаем там свои военные кадры, но связи сохранились. Когда у нас были дружеские отношения с сирийцами, я откровенно говорил об этом Асаду — он тогда не отреагировал отрицательно. Что касается характера связей с Израилем Жмайеля, то я не несу за них ответственности».

Дани Шамун подчеркнул, что «связи с Израилем обусловлены и положением на юге Ливана. Командующего Армией юга Ливана Хаддада не контролируем ни мы, ни фалангисты. С ним неотступно находятся два израильских офицера. Он у них полностью в руках».

— Очень импонирует нам линия СССР в отношении первоначального ввода сирийских войск, — сказал Дани на прощание.

— Но вы ведь пригласили сами и аплодировали, когда они били ваших противников.

— Мы ошиблись, — ответил Дани, не скрывавший своих антисирийских настроений.

Дамаск в это время главным образом сосредоточился на создании союза Франжье и Рашида Караме — видного суннитского деятеля, бывшего главы правительства Ливана. Было подготовлено заявление об основной цели союза — сохранении целостности Ливана и демократии в стране. В заявлении подчеркивалась позитивная роль Сирии, провозглашалась безопасность для всех религиозных общин, осуждались те ливанские силы, которые связываются с Израилем, содержалось требование вывести правохристианскую милицию из Западного Бейрута. Стало известно, что с заявлением такого содержания министр иностранных дел Сирии Хаддам 8 августа выезжает к Франжье, а после возвращения встретится с палестинцами.

В таких условиях 9—10 августа 1978 года я поехал через Дамаск на север Ливана, в Эхден, Згарту, Бкаа-Сафрин. В Эхдене состоялась встреча с Франжье. Он выглядел подавленным, но не пришибленным обрушившимся на него горем. Рядом с ним был внук — сын Тонни, чудом оставшийся живым, так как в момент нападения на отца находился у деда. После того как я выразил искреннее соболезнование, Франжье, отдельными фразами, отрывисто и, чувствовалось, превозмогая боль, рассказал о происшедшем. «Фалангисты приехали на автомашинах. Многие на такси. Изрешетили пулями из автоматов Тонни, его жену и их трехлетнюю дочку. Вспороли живот у Тонни уже после того, как он был мертв».

Я и сам испытывал боль, когда слушал этого убитого горем человека. Все это гнусное, подлое, кровавое убийство совершили христиане. Как они могут верить в Бога? Кстати, часто обвиняли и обвиняют сирийцев в организации и осуществлении индивидуального террора в Ливане. Не уверен, что все обвинения беспочвенны, и не хочу никого оправдывать. Но зверское убийство семьи Тонни, потом Рашида Караме, двух ливанских президентов, фактически обязанных своим избранием Дамаску, — все эти убийства не дело рук сирийцев. С очевидностью эти преступления можно отнести к различным отрядам правохристианских сил.

Франжье считал, что в основе трагических событий в Ливане лежит стремление Израиля абсорбировать палестинцев в Ливане. Для этого им нужен раздел страны на две части. Мусульмане хорошо относятся к палестинцам и пригреют их в своем государстве. «К сожалению, — добавил Франжье, — в Ливане нашлись люди, которые стали выполнять этот план».

Не исключаю, что в числе израильских руководителей во второй половине 70-х годов были и те, кто вынашивал планы решить палестинскую проблему за счет закрепления палестинцев на ливанской территории. Но трудно, да и несправедливо обвинять один только Израиль в ливанской трагедии.

По дороге к штабу военных сил Франжье встречались мальчишки в униформе и хорошо вооруженные. Из Згарты путь лежал к другой горе — местопребыванию Рашида Караме. За два часа ночной дороги не видел ничего настораживающего, кругом царило спокойствие. Район Бкаа-Сафрин, где находился Караме, — мусульманский. Район Эхден — христианский. Между ними не было никакой напряженности, вражды, кровавых столкновений. В голову приходила мысль: вот так могли бы жить все ливанцы. Сказывалось и то, что в свои права вступил Рамадан — после захода солнца поели, и у всех сидящих вместе с Караме под открытым звездным небом в креслах вокруг стола — их было человек тридцать — сорок — наступило состояние умиротворенности. Только один человек с автоматом у ворот напоминал о том, что в стране идет гражданская война. Караме отличался от остальных своим одеянием — он был в бурнусе коричневого цвета. Пошел навстречу, расцеловались, заметно обрадовался встрече.

Из беседы с Караме стало ясно, что он принял предложение возглавить вместе с Франжье орган, который был призван принести спокойствие в Ливан. «Снова премьером становиться не собираюсь, думаю, что, находясь на своем нынешнем месте, больше пользы принесу своему народу», — сказал Караме, не оставляя сомнения в том, что его «связка» с Франжье призвана даже заменить на нынешнем этапе конституционные органы в Ливане или, скажем, дополнить их, но «сверху».

Побывал и в палестинском лагере Бадаун вблизи ливанского Триполи и написал в своем блокноте: «Зрелище плачевное, пункты различных организаций — ФАТХа, „Сайки“, НФОП, ДФОП, все сидят с оружием в руках и ждут нападения не извне, а друг на друга».

К моему следующему приезду в Ливан в сентябре 1979 года положение мало изменилось. Опять был у президента Саркиса, и он опять сказал мне, что некоторая разрядка — лишь на поверхности, взрыв может произойти каждую минуту. По-прежнему юг Ливана представлял собой взрывной заряд. Хаддад, контролирующий пограничную с Израилем полосу, выполняет приказы только израильтян. Далее зона, контролируемая войсками ООН, которым подчинен ливанский батальон. Сославшись на переданные ему данные ООН, Саркис сказал, что в эту зону проникло 300 палестинских бойцов и 2 тысячи палестинцев, «пока без оружия». Отсюда осуществляются рейды морем и обстрелы израильской территории. Дальше — «палестинский треугольник», блокирующий весь этот район.

После того как Саудовская Аравия и другие арабские страны вывели свои подразделения из МСС, пришлось вводить ливанскую армию на восток страны. По словам Саркиса, это была единственная альтернатива передаче всего Ливана под контроль фалангистской милиции. Но ливанскую армию не ввели на запад, контролируемый мусульманскими и левыми 5 силами. Против этого возражали не только НПС, но и Сирия.

Армии не разрешат продвижение. В таких условиях Саркис уповал на «общеарабские (заметим: не сирийские, а общеарабские. — Е. П.) действия». «Пусть выработают общую стратегию, а если не могут противостоять сейчас Израилю, то пусть блокируют палестинскую деятельность с территории Ливана».

На мой вопрос, считает ли он, что в таком случае Израиль откажется от идеи оккупации юга и прекратит обстрелы ливанской территории, Саркис ответил положительно. Не исключаю, что такой однозначный ответ мог иметь место после заверений в этом со стороны США, с представителями которых Саркис постоянно контактировал.

Картину дополнил Карим Пакрадуни: «Наибольшую опасность представляет собой Башир Жмайель. Он, пожалуй, ближе всех из ливанских христиан стоит к израильтянам. Спит и видит, чтобы ушли сирийцы. Средство — провоцирование столкновений сирийцев с израильтянами. Если сирийцы уйдут, Башир сразу попробует ударить по району Франжье. Его мечта — соединение всех христианских земель в Ливане с севера на юг, включая „зону Хаддада“. На передний план выдвигаются представители молодого поколения ливанских лидеров — Амин Жмайель (брат Башира), Дани Шамун и Валид Джумблат. Если они найдут общий язык — это будет конец для Башира. Но диалог все-таки нужно начинать с переговоров ливанцев с сирийцами».

В марте 1981 года я вновь встречался в Бейруте с президентом Саркисом. Он был настроен еще более пессимистично, чем в прошлый раз. Вспомнил, что говорил мне о расчетах на возрождение ливанской армии, теперь больше таких надежд не питает. Однозначно оправдал консолидацию христианских сил. Сказал, что сирийское присутствие теперь не так важно, как раньше, — сирийские войска не находятся в районах, контролируемых фалангистами. На мой вопрос, где же выход из тупика в Ливане (я использовал его определение ситуации), ответил: только во всеобщем урегулировании при создании палестинского государства, в которое уйдут из Ливана палестинские вооруженные отряды. Саркис заключил беседу словами: «С меня хватит. Кончается мой срок президентства, буду писать мемуары».

Почему я так подробно освещаю этот этап развития обстановки в Ливане? Мне представляется, он характерен в отношении переплетения интересов различных сил, постоянно меняющегося их соотношения и как предтеча израильского вторжения в Ливан в 1982 году, которое не могло бы произойти без развития связей Израиля с правыми христианами в этой стране и создания особой зоны, вплоть до реки Литани, фактически контролируемой Израилем. Немалое значение имеет такое, может быть, слишком подробное описание и для лучшего понимания перипетий израильской войны в Ливане 2006 года.

Советский Союз в период гражданской войны в Ливане прилагал усилия с целью остановить кровопролитие, предотвратить развал этой страны на части, уничтожение палестинских отрядов. Одновременно СССР испытывал беспокойство, как бы ливанские события, с одной стороны, не спровоцировали широкомасштабного столкновения Израиля с Сирией, а с другой — не нанесли ущерба отношениям Советского Союза с Сирией или с ООП. Вместе с тем в своей политике Москва не могла рассчитывать ни на одну внутриливанскую силу. Этот вывод относится и к Коммунистической партии Ливана, которая, несмотря на свое желание показать «советским товарищам» свою значимость, не играла решающей роли в расстановке внутриливанских сил и тем более не возглавляла НПС. Вместе с тем в это время КПЛ тесно сотрудничала с Ираком, оказывавшим ей финансовую поддержку, что далеко не вдохновляло Москву. Как подчеркнул в беседе со мной в 1981 году Тарик Азиз, «…руководство ливанских коммунистов сказало нам, что она — единственная независимая от СССР арабская компартия».

Не мог СССР опереться в своей политике в отношении Ливана и на Сирию, не все аспекты деятельности которой отвечали советским интересам и оправдывались Москвой, несмотря на то что сирийское руководство было наиболее близким ближневосточным партнером Советского Союза.