Баллада о двадцати миллионах

Двадцать миллионов человек

Не хватает с тех пор по стране…

В землю, и в дождик, и в снег

Превратились они на войне.

Спрятались в рощу и в сон

Навсегда, не по собственной воле.

Горько понурился склон,

Ненасытно задумалось поле.

Облако, дерево, холмик,

Незабудка – не смогуи вовек

Прошлое имя припомнить:

Александр?.. Владимир?.. Олег?..

 

Двадцать миллионов живых

Заблудились в железный буран,

Всрикнули от ножевых,

Пулевых и осколочных ран!..

Падает в вечный покой,

Береженный страною и мамой,

Милый! родной! дорогой!

Ненаглядный! единственный! самый!

Что напоследок шептала

В гимнастерку одетая боль?

Сколько их в мире не стало –

Николаев, Валериев, Оль?..

 

Дальше спеша воевать,

Непременную меру прощанья

Павшим живые отдать

Не успели – минуту молчанья.

Если представишь себе ты –

Да ведь мы бы оглохнуть должны! –

Сразу после победы

От космической тишины:

Двадцать миллионов минут –

Тридцать восемь молчания лет –

Анатолий… Ираклий… Мамед…

 

Двадцать миллионов имен –

Это кто же людей округлял

Запросто на миллион?!

Боже мой, да и кто их считал?..

Как сосчитать до конца

Невернувшихся, неповторимых,

Будущих: мать и отца

И несбывшихся чьих-то любимых?

Как сосчитаешь надежды,

Доброту и рассветную рань,

Голос единственный, нежный

Всех Иванов, Иванычей, Вань?..

Двадцать миллионов во мгле

Заболело к ненастью ранений…

Ворон сидит на броне!

В небе коршун рисует мишени!

Сколько вещают имен?

Александр… Владимир… Семен…

Анатолий… Ираклий… Олег…

Сколько миллионов человек?

Двадцать миллионов в стране.

Снова ворон сидит на броне –

Храм, стоящий на вечном огне!

 

Иванов Владимир Васильевич (1948 -)

Проводы

Провожали Сашу в армию.

Начинался месяц май.

Провожали Сашу в армию,

И слегка всплакнула мать.

 

Провожали Сашу в армию.

И рука отца легла

На тугие плечи парня

Ободряюще легка.

 

Жучка выбегла, пролаяла,

Позабыв слепых щенят,

И глядела понимающе

На тебя и на меня.

 

И росли, росли печальные

Очень умные глаза.

Ей хотелось на прощание

Что-то важное сказать.

 

То ль о том, как щен нечаянно

Закатился под щитки,

То ль недоброе предчуяла

И просила защитить.

 

Иленко Анатолий Павлович (1941 -)

***

Потому, нынче, видно так рано

Вышла ты из пустых ворот,

Что глубокая старая рана

Успокоиться не дает.

 

Ни минуты опять не вздремнула,

Просидела ночь у окна.

Тяжесть скробного караула

Разделила с тобой тишина.

 

Шагом медленным, подслеповатым

Ковыляешь на сельский сход.

Вдвое сгорбленной и виноватой

Тень войны за тобой ползет.

 

Там, у серенького обелиска,

Остановишься, приустав.

Скорбной памятью близко-близко

Прогремит уходящий состав.

Ты увидишь, как пуля присвистнет,

Вновь увидишь – упал солдат…

Над порогом родным повиснет

Его долгий последний взгляд.

 

В День Победы и памяти рано

Вышла ты из пустых ворот,

Незажившая горькая рана

Ни покоя, ни сна не дает.

 

***

Ясно помню бабушку и деда,

Помню, хлеб давался нелегко,

До мгновенья горького победа

Было очень, очень далеко.

 

Дремлет дед, очки упали с носа,

Баба, сгорбясь, мне рубашку шьет,

Нет в семье запретнее вопроса:

- как он там… Чего письма не шлет…

 

Снегом занесенная сторонка,

Ничего не знавшая о том,

Что уже полгода похоронка

По ошибке обходила дом.

 

Возвратились за весною следом

Те, кто чудом выжил на войне.

Не дождались сына баба с дедом,

Ждать отца всю жизнь досталось мне.

 

***

Солнце упало в дорожную пыль.

На почерневшем пригорке

Бредет, тяжело держась за костыль,

Солдат в седой гимнастерке.

Давно посчитал итоги свинец,

Оплаканной похоронкой.

Бегу навстречу: - Мой папка! Отец…

Машу сиротской ручонкой.

Было такое в те годы не раз, -

Война бумаги теряла.

Жизнь отменяла смертный приказ,

Калек домой возвращала.

Боец отвел неживые глаза,

Щекой небритой прижался.

В горле комок.

В пыль упала слеза.

Но я опять обознался.

Время промчалось.

Мой сын-богатырь

Выше меня уставшего…

А я все хожу на тот горький пустырь

Ждать отца запоздавшего.

 

 

Катков Александр Иванович (1950 -)

 

Июня

Даже шальные птицы

                      не пели тогда в июне.

Лишь гнулись буйные травы

                      под тяжестью утренних рос.

Была тишина такая,

                      что если и ветер дунет, -

Слышно на всю Россию

                      тревожный шепот берез.

 

И будущие отец мой и мама

                        уже не могли друг без друга.

Но фашисты спружинились

                         и в самый последний миг

В цейсовские бинокли

                          с левого берега Буга

Нагло разглядывали родину,

                           выцеливая часовых.

 

Козлова Зоя Степановна (1958 -)

Глаза войны

Глазами чёрными война взглянула

И всё в судьбе людской перевернула.

Кого сожгла, повесила, убила!

Детей и женщин ты не пощадила.

Кричали ей могильные холмы:

«Скажи, война, в чем виноваты мы?»

Не слышала иль слышать не хотела,

Лишь чёрным взглядом прожигала тело.

А тот, кто выжил, стал совсем седой,

И в памяти идет он снова в бой.

А по ночам все снится та война.

И нет чернее горя, чем она.

 

Земля войны

Был страшный бой, земля гудела.

От взрывов было всё в огне.

Трава боялась, но терпела

И жалась к матушке земле.

Когда всё стихло на рассвете

Роса упала на поля.

Нет, не росинки были это –

От горя плакала земля.

 

Похоронка

С войны ждет сына мать,

Не хочет верить похоронке,

И каждый день она опять

Встречает почтальонку

Поговорит с ней о делах, и что закончилась война.

Но пересилив в сердце страх,

Вдруг спросит, нет ли ей письма.

А почтальонка, спрятав грусть,

Рукой махнет, мол, тороплюсь.

Она уйдет, но голос пусть

Ей скажет: «Мама, я вернусь».