Глава 26. Переполох в воздухе

Стук! Стук! И еще.

Эмма быстро раскручивала и бросала сбалансированные ножи один за другим: над головой и в сторону. Они рассекали воздух и втыкались точными ударами в цель, нарисованную на стене, их ручки дрожали от кинетической энергии. Она наклонилась и схватила еще два из кучи у ее ног. Она не переоделась в тренировочную одежду и взмокла в своей майке и джинсах, а распущенные волосы прилипли к шее. Ей было все равно. Как будто она вернулась в то время, когда поняла, что влюблена в Джулиана. Время, когда она была полна ярости и отчаяния, которые она полностью приписывала смерти своих родителей.

Она бросила следующие два ножа, лезвия скользнули по ее пальцам, их полет был плавным и четко контролируемым. Стук! Еще стук! Она помнила дни, когда она бросала так много бо-сюрикенов, что ее руки потрескались и кровоточили. Как много этой ярости было связано с ее родителями - потому что действительно много было из-за этого, как она знала, - и сколько было из-за того, что она держала двери своего сознания плотно закрытыми, никогда не позволяя себе понять, чего она хочет. Что сделает ее по-настоящему счастливой.

Она подобрала еще два ножа и повернулась лицом к цели, тяжело дыша. Было невозможно не думать о Джулиане. Теперь, когда заклинание было с него снято, она чувствовала отчаянное желание быть с ним, смешанное с горечью сожаления — сожаления по поводу сделанного ранее выбора и потерянных лет. Она и Джулиан, оба не признавались сами себе, и вот чего им это стоило. Если бы кто-либо из них смог понять, почему они не должны быть парабатаями, они не столкнулись бы с разлукой. Или с изгнанием из всех мест, что они любят.

"Любовь сильна, и чем больше вы вместе, и позволяете себе чувствовать, что вы делаете, тем сильнее она будет. Вы не должны касаться друг друга. Разговаривать друг с другом. Старайтесь даже не думать друг о друге". Стук! Нож перелетел через ее плечо. Еще стук! Следующий! Она повернулась и увидела, что их ручки вибрируют в стене, куда они воткнулись.

— Хороший бросок.

Эмма развернулась. Марк прислонился к дверному проему, его тело выглядело, как длинная тонкая спица в тени. Он был одет в снаряжение и выглядел уставшим. И даже больше, он выглядел истощенным. Прошло много времени с тех пор, как она проводила время с Марком наедине. Это не было ошибкой - в Идрисе, а затем в Фейри и Туле было разделение, - но, возможно, в этом было и что-то другое. В те дни Марк был печален и часто грустил, как будто он постоянно ждал, что ему скажут, что он что-то потерял. Это казалось глубже, чем то, что он принес с собой из Фейри. Она взяла другой нож. Подержала его.

— Хочешь попытаться?

— Очень даже.

Он подошел и взял у нее нож. Она немного отступила, пока он прицеливался, проводя взглядом вдоль линии руки к цели.

— Хочешь поговорить о том, что происходит с Кристиной? — нерешительно спросила она. — И... с Кираном?

Он отпустил нож. Он вонзился в стену рядом с одним из Эмминых.

— Нет, — сказал он. — Я стараюсь не думать об этом. Вряд ли обсуждение чему-то поможет.

— Ладно, — сказала Эмма. — Ты хочешь просто метать ножи в молчаливого, злого брата вместе со мной?

Он слегка улыбнулся.

— Есть и другие вещи, которые можно обсудить, кроме моей личной жизни. Например, твою личную жизнь.

Настала очередь Эммы схватить нож. Она бросила его жестко, со злостью, и он ударился о стену так сильно, что расколол дерево.

— Это звучит примерно так же весело, как ранить себя в голову.

— Знаешь, примитивные обсуждают погоду, когда им больше не о чем говорить, — сказал Марк.

Он пошел, чтобы взять лук и колчан у стены. Лук был тонким ручной работы, покрытый филигранными рунами.

— Мы не примитивные. Иногда мне интересно, кто же мы есть, — сказала Эмма. — Особенно учитывая, что нынешняя власть в Аликанте вообще не хотела бы, чтобы мы были Нефилимами.

Марк натянул лук и пустил стрелу. Она хлестнула по воздуху, погружаясь прямо в центр мишени на стене. Эмма почувствовала мрачную гордость. Люди часто недооценивали, насколько Марк хороший воин.

— Неважно, что они думают, — сказал Марк. — Разиэль создал нас Сумеречными охотниками. Не Конклав.

Эмма вздохнула.

— Что бы ты сделал, если бы все было по-другому? Если бы ты мог сделать что-нибудь, быть другим? Если бы все было кончено?

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Ты всегда хотел быть похожей на Джейса Эрондейла, — сказал он. — Величайшего из всех воинов. Но я бы хотел быть похожим на Алека Лайтвуда. Я хотел бы сделать что-то важное для Сумеречных Охотников и Нежити. Потому что я всегда буду частью обоих миров.

— Не могу поверить, что ты помнишь, я всегда хотела быть, как Джейс. Меня это смущает.

— Это было мило, что ты хотела быть таким воином, особенно когда ты была очень маленькая.

Он улыбнулся настоящей улыбкой, которая осветила его лицо.

— Я помню тебя и Джулиана, когда вам было десять лет - вы оба с деревянными мечами и я пытаюсь научить вас не бить друг друга по голове.

Эмма хихикнула.

— Я думала, что ты уже такой старый - тебе было четырнадцать!

Марк посерьезнел.

— Я думаю, что не все, что странно, — плохо, — сказал он. — С тех пор, как я вернулся из Фейри, разрыв между мной и Джулианом, а также мной и тобой сократился. Теперь я стал гораздо более дружен с вами обоими, чем когда был старшим братом, и это дар.

— Марк, — начала она и замолчала, глядя в западное окно. Что-то - кто-то - шел по дороге к Институту, темная целеустремленная фигура. Она уловила вспышку золота.

— Мне надо идти. — Эмма схватила длинный меч и выбежала из тренировочной комнаты, оставив Марка, смотрящего ей вслед. Энергия пронизывала ее тело. Она поднялась по лестнице в три раза быстрее, выскочила через передние двери и пересекла лужайку, когда та фигура, которую она увидела, поднялась на вершину дороги.

Луна светила ярко, заполняя мир яркими копьями света. Эмма моргнула, отводя взгляд от звёзд и уставилась на Зару Дирборн, приближающуюся к ней по траве. Зара была полностью в экипировке Центуриона, с булавкой Первого Ордена и всем остальным. Ее волосы были заплетены вокруг головы, а карие глаза сузились. В ее руке был золотой меч, сияющий как луч рассвета.

Кортана. Золотая вспышка. Эмма напряглась всем телом. Она выхватила длинный меч из ножен, хотя теперь он ощущался мертвой тяжестью в руке, когда она смотрела на свой любимый клинок.

— Стой, — сказала она. — Тебе здесь не рады, Зара.

Зара слегка улыбнулась ей. Она совершенно неправильно держала Кортану, и ярость ослепила Эмму. Этот меч создал Вэйланд Смит, а теперь он был у Зары, в ее загребущих, неумелых ручонках.

— Разве ты не собираешься спросить об этом? — спросила она, вращая меч, словно это была игрушка.

Эмма сглотнула горькую ярость.

— Я не буду просить тебя ни о чем, кроме как покинуть нашу территорию. Сейчас же.

— Да ну? — промурлыкала Зара. — Ваша территория? Это Институт, Эмма. Территория Конклава. Я знаю, что ты и Блэкторны относитесь к нему, как к своему. Но это не так. И вы больше не будете здесь жить.

Эмма крепче сжала свой длинный меч.

— Что ты имеешь в виду?

— Вам было отправлено сообщение, — сказала Зара. — Не притворяйся, что не знаешь об этом. Большинство других Институтов прибыли в Идрис, чтобы доказать свою поддержку. Но не вы, ребята. — Она опять неумело закрутила Кортану. — Вы даже не ответили на вызов. И имена в вашем реестре были розыгрышем. Вы думали, что мы слишком глупы и не поймем это?

— Да, — сказала Эмма. — Кроме того, кажется, вам понадобилась неделя, чтобы понять это? Ну и кто понял это в конце концов? Мануэль?

Зара покраснела от гнева.

— Вы думаете, что это так умно, не принимать всерьез? Не относиться всерьез к угрозе Нежити? Саманта мертва. Она выбросилась из окна Базилиаса. Из-за твоего друга фейри…

— Я уже знаю, что на самом деле произошло, — сказала Эмма, чувствуя огромную печаль о Саманте. — Киран вытащил Саманту из бассейна. Он пытался помочь ей. Ты можешь переиначивать факты, Зара, но ты не можешь просто сделать их такими, как ты хочешь. Вы стояли вокруг и смеялись, когда Саманта упала в эту воду. И жестокость, которую она видела - ужасная боль, которую она причинила - это было из-за тебя и того, что ты заставила ее сделать. И это правда.

Зара смотрела на нее, ее грудь поднималась и опадала от быстрого дыхания.

— Ты не заслужила Кортану, - сказала Эмма. — Ты не заслуживаешь даже держать ее в руке.

— Это я ее не заслуживаю? — прошипела Зара. — Ты получила ее, потому что ты Карстаирс! И все! А я много работала, чтобы завоевать уважение. Люди просто отдали ее тебе, будто ты особенная, потому что твои родители погибли во время Темной войны. Многие люди погибли в Темной войне. И ты совсем не особенная. — Она шагнула к Эмме, Кортана дрожала в ее руке. — Разве ты не понимаешь? Ничего из этого не твое. Ни Институт. Ни этот меч. Ни Блэкторны, которые не твоя семья. Ни репутация великого воина. Ты ничего из этого не заработала.

— Как тебе повезло, что твоя репутация фанатичной задницы полностью заработана, — сказала Эмма.

Краски исчезли с лица Зары. Ее глаза сердито заблестели.

— У вас есть двадцать четыре часа, чтобы появиться в Идрис и поклясться в верности Когорте. Если вы опоздаете даже на пять минут, вас будут считать дезертирами, и я сама убью каждого дезертира. Начиная с тебя.

Эмма подняла свой меч.

— Тогда ударь меня прямо сейчас.

Зара сделала шаг назад.

— Я уже сказала, у вас есть 24 часа.

Ярость пронзила нервы Эммы.

— А я сказала, можешь ударить меня сейчас. — Она ткнула мечом в сторону Зары; он задел край плаща Зары и прорезал его. — Ты пришла сюда. Ты бросила мне вызов. Ты угрожала моей семье.

Зара широко открыла рот в изумлении. Эмма подозревала, что Зара редко когда-либо вступала в драку не на своих условиях.

— Ты лгунья, Зара, — сказала она, наступая с обнаженным мечом. Зара отшатнулась назад, почти спотыкаясь о траву. — Ты никогда ничего не достигла. Ты присвоила себе заслуги других людей и используешь их, чтобы возвыситься, но люди видят тебя насквозь. Ты выбираешь тех, кто слабее тебя, чтобы выглядеть сильной. Ты хвастунишка, воришка и трусишка.

Зара зарычала, поднимая Кортану.

— Я не трусишка!

— Так сразись со мной! — Эмма взмахнула мечом. Зара едва подняла Кортану в воздух, и она с силой ударилась об клинок Эммы, неловко развернув запястье Зары на себя. Она взвизгнула от боли, и Эмма снова ударила Кортану — было совершенно неправильно, неправильно сражаться с Кортаной, как будто мир вывернулся наизнанку.

"Я должна бы ощутить сочувствие к боли Зары", подумала Эмма. Но сочувствия не было. Только яростный гнев, когда она толкала другую девушку, тяжело дышащую и задыхающуюся, назад и еще назад по ворсистой траве, пока они не оказались на краю обрыва, пока море не оказалось под ними.

Тогда Зара поднялась на пятках и попыталась отбить удар, но когда она подняла Кортану и развернула ее в воздухе на Эмму, лезвие в последний момент отвернулось в сторону, словно изгибаясь, как живой предмет в ее руке. Зара взвизгнула, почти потеряв баланс; Эмма поставила ей подножку, и Зара ударилась о землю, ее тело наполовину свисало с края утеса.

Эмма подошла к ней с длинным мечом в руке. Волна силы прошла сквозь нее, как электричество по проводам. Она почувствовала почти головокружение от энергии, как будто она поднялась над Зарой на огромную высоту, глядя на нее равнодушным ангелом-мстителем, существом света, настолько мощным, что сделало их почти бесчеловечными.

«Я могла бы опустить свой клинок и разрубить ее пополам. Я могла бы забрать Кортану обратно». Она подняла свой длинный меч. Она видела себя как бы со стороны, как огромную фигуру, возвышающуюся над Зарой.

"Их руны начали гореть, как огонь, словно у них в крови был огонь вместо крови. Люди говорили, что клинки тех, кто сражался с ними, разбивались в их руках. Черные линии распространились по их телам, и они стали чудовищными - физически чудовищными". Эмма отшатнулась назад, голос Дианы эхом отразился в ее голове. Она стояла, не шевелясь, а Зара, задыхаясь, отшатнулась от края утеса и перекатилась на колени.

В собственных глазах Эмма видела себя ангелом-мстителем. Но тихий и разумный голос в ее голове, безошибочно похожий на Джулиана, прошептал ей в затылок, что Гораций Дирборн наверняка знает, где его дочь, и будет знать, кого обвинить, если она исчезнет, либо ей будет причинен вред, либо кто-то заберет Кортану. И это приведет Конклав в Институт Лос-Анджелеса.

— Поднимайся, — сказала Эмма, с презрением в голосе. Зара встала на ноги. — И убирайся отсюда.

Зара тяжело дышала, ее лицо было испачкано грязью.

— Ты маленькая извращенка, — прошипела она, все притворство исчезло. — Мой отец рассказал мне о тебе и твоем парабатае — вы отвратительны — я думаю, вы хотите походить на Клэри и Джейса, а? Желая запрещенного? И мерзкого?

Эмма закатила глаза.

— Зара, Клэри и Джейс не были связаны.

— Да, но они думали, что это так, и это то же самое! — Закричала Зара, забыв о всякой логике. — И они уже мертвы! Вот что будет с тобой и Джулианом! Мы оставим ваши трупы на поле битвы, вороны выклюют ваши глаза, уж я позабочусь об этом…

— На каком поле битвы? — Тихо спросила Эмма.

Зара побледнела. Ее губы шевелились, слюна стекала по губам. Наконец она подняла Кортану между собой и Эммой, как будто она отгоняла вампира распятием.

— Двадцать четыре часа, — выдохнула она. — Если вас не будет у ворот Аликанте, никого из вас не будет в живых.

Она повернулась и пошла прочь. От Эммы потребовалась все ее самообладание, чтобы не последовать за ней. Она заставила себя отвернуться от Зары. И вернуться в Институт.

Она помчалась по лужайке и поднялась по лестнице. Когда она достигла входной двери, ее гнев превратился в ожидание: ей нужно поговорить с Джулианом. Она должна рассказать ему о Заре. Она распахнула входную дверь, уже представляя, что скажет Джулиан. Он сказал бы ей не беспокоиться. У него будет понимание, что они должны делать. Возможно, он даже рассмешит ее.

По ее руке вспыхнула острая боль. Ее руна. Она ахнула и вздрогнула; она была на входе в Институт. Слава Ангелу, он был пуст. Она подняла рукав своей рубашки. Руна парабатай сияла на ее плече, на ее коже, как клеймо. Она прижалась спиной к стене. Если даже мысли о Джулиане сделали это, то сколько времени у них осталось? Сколько времени, прежде чем она должна была пойти к Магнусу и избавиться от своих рун навсегда?

* * *

Тяжело привалившись к стене камеры Гарда, Диего держал брата на руках. Прошлой ночью в какой-то момент Хайме заснул. По крайней мере, Диего думал, что это была ночь - трудно сказать, когда нет возможности измерить время, кроме еды, которую приносили нерегулярно. Оставалось только спать, есть и пытаться сохранить силы Хайме.

Хайме напротив него, дышал неровно, и его глаза были закрыты. Некоторые из самых ранних воспоминаний Диего были о том, как он держал своего брата. Когда ему было пять лет, а Хайме три, он носил его повсюду. Он боялся, что иначе Хайме, перебирая своими короткими ножками, упустит все то, что в мире хочет увидеть Диего. Иногда в конце дня его младший брат засыпал на его руках, и Диего относил его в постель и укладывал. Диего всегда заботился о своем брате, и беспомощность, которую он чувствовал сейчас, наполняла его яростью и отчаянием.

Слишком долго он думал о Хайме как о маленьком мальчике, озорном и непослушном. Даже когда он сбежал с Этернидад, это казалось просто другой игрой, в которой он всегда избегал неприятностей и прибегал к уловкам. Но в последние несколько дней, когда Хайме стал слабее, но не сказал Заре ни слова о семейной реликвии, Диего увидел сталь под легкомысленным отношением брата, его преданность своей семье и их делу.

Он поцеловал Хайме в макушку; его черные волосы были неровные, спутанные грязные. Диего было все равно. Он и сам был грязным.

— Я всегда гордился тобой (исп.), — прошептал он.

— Я тоже всегда гордился тобой, — пробормотал Хайме, не открывая глаз.

Диего вздохнул с облегчением.

— Ты проснулся.

Хайме не двигался. Его коричневые щеки были красными от лихорадки, губы потрескались и кровоточили.

— Да. Я не сплю и собираюсь удержаться с тобой навсегда.

Навсегда. Скорее всего, ни один из них не был навсегда. Диего думал о семейной реликвии, ее оптимистическом символе бесконечности, повторяющемся снова и снова, обещая бесконечное будущее. Этернидад (навсегда - исп.). Сказать было нечего. Он молча погладил волосы Хайме и слушал, как дышит его брат. Каждое дыхание - это борьба, как из-за бурной воды через сломанную плотину. Отчаяние Диего из-за стило было похоже на тихий крик, застрявший у него в горле.

Они оба подняли глаза, когда знакомый лязгающий звук оповестил о появлении, по предположению Диего, завтрака. Конечно, это должно было быть утро. Он моргнул от тусклого света, исходящего из открытой двери камеры. Фигура подошла ближе к их камере; это был Ануш Джоши с подносом. Диего молча посмотрел на Ануша. Он уже перестал просить кого-нибудь из охранников о помощи. Если они были настолько жестоки, чтобы сидеть сложа руки и наблюдать, как Хайме медленно умирает, то бессмысленно просить их о чем-либо. Из-за этого Хайме только чувствовал себя хуже.

Ануш опустился на колени с подносом. На нем была форма стража Совета, его темные волосы спутались, а глаза были покрасневшими. Он поставил поднос на пол. Диего откашлялся.

— Хайме слишком болен, чтобы есть это, — сказал он. — Ему нужны свежие фрукты. Сок. Что-нибудь калорийное.

Ануш заколебался. На мгновение Диего почувствовал проблеск надежды. Но Ануш только медленно протолкнул лоток через щель в нижней части двери.

— Думаю, он захочет съесть это, — сказал он.

Он встал и поспешил прочь, закрыв за собой дверь тюрьмы. Держа Хайме, прижавшись к нему, Диего одной рукой потянул поднос к себе. Удар удивления прошел через него. Рядом с обычными мисками каши лежало стило и записка. Диего схватил их дрожащей рукой. Записка гласила: «Ты был единственным, кто был добр ко мне в школе Некроситета. Я ухожу из Идриса и из охранников. Я знаю, что есть сопротивление. Я собираюсь его найти. Позаботься о своем брате».

* * *

— Что это? — спросил Кит. он мог видеть, как Тай спускается по грунтовой дороге к шоссе с волшебным руническим камнем в руке. Он скрылся в тени, но маленькое скорчившееся существо на его плече все еще было видно.

— Это древесная крыса, — сказал Тай. Ведьмин огонь погас, когда он присоединился к Киту на обочине шоссе. Он был весь в черном, кулон Ливви блестел на воротнике рубашки.

Кит, который не был любителем крыс, с осторожностью посмотрел на животное на плече Тая. Оно не было похоже на обычную крысу: у него были округлые уши, пушистая мордочка и хвост. Похоже, оно грызло очищенный орех.

— Они безвредны, — сказал Тай. — Они любят собирать мелкие предметы для своих гнезд - крышки от бутылок, листья и желуди.

Крыса закончила перекус и выжидательно посмотрела на Тая.

— У меня больше нет, — сказал он, снял крысу с плеча и осторожно отпустил. Она рванула в кусты на обочине дороги. — Итак, — сказал Тай, отряхивая руки. — Должны ли мы проверить все, что у нас есть для заклинания?

Живот Кита сжался. Одна половина его волновалась о том, где находится Дрю, другая беспокоилась о том, что будет делать Шейд. Если колдун намерен остановить Тая, он наверняка будет ждать до последней минуты.

— Конечно, — сказал Кит, вытаскивая список из своего кармана. — Благовония из кратера вулкана.

— Я взял его на Сумеречном Рынке. Проверь.

— Мел, припудренный костями жертвы убийства.

— Есть.

— Кровь, волосы и кости человека, которого нужно вернуть, — сказал Кит, слегка запинаясь.

Бледное лицо Тая светилось в темноте, как полумесяц.

— У меня есть прядь волос Ливви и один из ее молочных зубов.

— А кровь? — спросил Кит, стиснув зубы. Мрачно было говорить о кусочках Ливви, как будто она кукла, а не живой, дышащий человек.

Тай коснулся кулона у его горла, все еще испачканного ржавым.

— Кровь.

Кит еле протиснул звук узнавания сквозь сжатое горло.

— И мирра, выращенная фейри..

Хрустнула ветка. Они оба обернулись, рука Тая легла ему на талию. Кит, поняв кто это, положил руку на руку Тая за мгновение до того, как Друзилла вышла из тени. Она подняла руки вверх.

— Стойте! Это лишь я.

— Что ты здесь делаешь? — голос Тая срывался от злости.

— Я выглянула в окно и увидела, что ты идешь по направлению к шоссе. Я хотела быть уверенной, что у тебя все в порядке.

Кит был впечатлён. Дрю в самом деле была классным лжецом. Открытое лицо и честный спокойный голос. Его отец дал бы ей золотую звезду.

— Почему вы говорите о фейри и мирре и обо всем этом? — продолжила она. — Ты собираешься сделать заклинание?

Тай выглядел немного больным. Вина ударила Кита с силой кнута. Тай не умел лгать, и ему не нравились неожиданные изменения в созданных им планах.

— Возвращайся в дом, Дрю, — скомандовал он.

Дрю посмотрела на него.

— Не пойду. И ты меня не заставишь.

Кит задумался, а до сих пор ли это игра.

— Если ты заставишь меня уйти, я расскажу всем, что вы собираетесь делать странные заклинания со злодейским мелом, — сказала Дрю.

Тай вспыхнул от раздражения. Кит притянул Тая к себе за рукав и прошептал ему на ухо.

— Лучше пусть она идет с нами. Иначе она расскажет, и или нас поймают, или Шейд окажется в беде.

Тай начал наклоняется голову.

— Но она не может..

— Мы заставим ее подождать снаружи пещеры, — сказал Кит. Он понял, что им все равно придется это сделать; первые же слова, которые произнесет Шейд, разрушат осторожную полуправду, которую Кит сказал Дрю.

Тай выдохнул.

— Хорошо.

Дрю захлопала в ладоши.

— Вау-хуу!

Они вместе пересекли шоссе, и, дойдя до песка, Дрю сняла туфли. Это была мягкая ночь, воздух щекотал их кожу, океан дышал низкими, мягкими выдохами, накатываясь на пляж. Кит почувствовал боль в сердце от того, как все это прекрасно, смешанное с горечью к отцу за то, что он никогда не приводил его сюда. Ему открылась недоступная ранее истина: его город прекрасен.

Как и многое другое. Тай ударил ногой по краю песка, засунув руки в карманы. Ветер поднял его волосы, и пряди прилипли к его скулам, как полосы темной краски. Он нарочно игнорировал Друзиллу, которая играла в догоняшки с приливом и бегала взад и вперед по пляжу с распущенными волосами, манжеты ее джинсов были мокрыми от соленой воды. Она посмотрела на Кита и заговорщически подмигнула ему, как будто говоря: «Мы помогаем Таю вместе».

Кит надеялся, что это так. Когда они добрались до входа в пещеру, боль в его животе завязалась узлом. Тай остановился у темной дыры в каменном обрыве и покачал головой сестре.

— Ты не можешь пойти с нами, — сказал он.

Дрю открыла рот возразить, но Кит бросил на нее многозначительный взгляд.

— Лучше подожди снаружи, — сказал он, ясно произнося каждое слово, чтобы она поняла, что именно это он имеет в виду.

Дрю плюхнулась в песок, выглядя несчастной.

— Ну ладно.

Тай нырнул в пещеру. Кит, после извиняющегося взгляда на Дрю, собирался последовать за ним, когда Тай вернулся, неся сердитый серый пушистый шар.

Лицо Дрю расплылось в улыбке.

— Черч!

— Он составит тебе компанию, — сказал Тай и посадил кота на колени своей сестры. Дрю посмотрела на него сияющими глазами, но Тай уже нырнул в пещеру. Кит последовал за ним, хотя не мог не задаться вопросом, замечал ли Тай когда-нибудь, как Дрю смотрит на него. Он не мог не думать, что, если бы у него был маленький брат, который восхищался им, он потратил бы все свое время, пуская ему пыль в глаза. Но Тай был другим.

В тот момент, когда они вошли в туннель, Кит услышал скрипучую музыку - что-то вроде звука песни, которая не была загружена должным образом. Когда они вошли в основную пещеру, они увидели, как Шейд медленно кружится по комнате, под звуки печальной мелодии, играющей на граммофоне.

— Non, rien de rien (фр. - "Нет, ни о чем"), — подпевал Шейд. — Je ne regrette rien. Ni le bien qu’on m’a fait, ni le mal... (фр., песня Эдит Пиаф - "Я не жалею. Ни о том хорошем, что было сделано для меня, ни о плохом…").

Кит откашлялся. Шейд казался наименее смущенным из всех. Он прекратил кружиться, посмотрел на них и щелкнул пальцами. Музыка исчезла.

— Что-то я не помню, что приглашал вас прийти сегодня вечером, — сказал колдун. — Я мог быть занят.

— Мы отправили записку, — сказал Кит. Шейд нахмурил свои белые брови и посмотрел на поцарапанный деревянный стол. На нем стояла пустая пробирка, в которой они для раздавали воду из озера Лин. Кит был рад увидеть, что Шейд пьет лекарство, хотя и немного волновался, что оно может быть галлюциногенно.

Тай сделал энергичный шаг вперед.

— У нас есть все. Все, что нужно для заклинания.

Взгляд Шейда быстро переместился на Кита и обратно. Он выглядел мрачным.

— Точно все?

Тай кивнул.

— Благовония, кровь и кости,...

— И предмет из другого мира?

— Да, он тоже есть, — сказал Кит, когда Тай достал сложенное письмо из кармана. — Он из места, которое называется Туле.

Шейд уставился на письмо, цвет покинул его лицо, и оно стало болезненно зеленоватым.

— Туле?

— Вы знаете этот мир? — спросил Тай.

— Да. — Голос Шейда был безэмоционален. — Я знаю много других миров. Это один из худших.

Кит видел, что Тай озадачен: он не ожидал, что Шейд отреагирует таким образом.

— Но у нас есть все, — повторил он снова. — Все ингредиенты. Вы сказали, что дадите нам источник энергии.

— Да, я так сказал. — Шейд сел за шаткий деревянный стол. — Но я не буду этого делать.

Тай моргнул, не веря.

— Но вы сказали...

— Я знаю, что я сказал, — огрызнулся Шейд. — Я никогда не хотел, чтобы ты нашел все ингредиенты, глупое дитя. Я думал, что ты сдашься. Но нет же. — Он поднял руки в воздух. — Разве ты не понимаешь, что это будет худшее, что ты можешь сделать? Что его последствия будут следовать за тобой всю жизнь? Смерть, как конец, имеет причину.

— Но вы бессмертны. — Глаза Тая были огромными и бледно-серыми, серебряные монеты на резком лице.

— У меня долгая жизнь, но я не буду жить вечно, — сказал Шейд. — У всех нас есть жизнь, которая была отведена нам. Если ты притянешь Ливви к себе, откуда где она сейчас, ты оставишь дыру во Вселенной, заполненную черной печалью и несчастным горем.

Это не то, от чего можно уйти невредимым. Не сейчас. Не когда-нибудь.
— Значит, вы солгали нам, — сказал Тай.

Шейд встал.

— Да, и я сделал бы это снова. Я никогда не помогу тебе сделать это, ты меня понимаешь? И я расскажу остальным. Никто из магов не поможет тебе. Их ждет мой гнев, если они это сделают.

Руки Тая сжимались в кулаки, пальцы царапали его ладони.

— Но Ливви…

— Твоя сестра умерла, — сказал Шейд. — Я понимаю твое горе, Тиберий. Но ты не можешь разрушить Вселенную, чтобы вернуть ее.

Тай повернулся и побежал в туннель. Кит уставился на Шейда.

— Это было слишком жестоко, — сказал он. — Тебе не нужно было с ним так разговаривать.

— Но я уже это сделал, — сказал Шейд. Он откинулся на спинку стула. — Иди за своим другом. Видит Бог, ты ему сейчас нужен, а мне нет.

Кит отступил, затем повернулся и побежал, следуя за ведьминым светом Тая. Он вывалился на пляж и обнаружил, что Тай уже там, наклонился и дышал с трудом. Дрю вскочила на ноги, спихнув мяукающего Черча на землю.

— Что случилось? Что-то не так?

Кит положил руку на спину Тая, между лопаток. Он был немного удивлен, обнаружив, что спина Тая более крепкая и мускулистая, чем он мог подумать. Он всегда считал Тая хрупким, но не чувствовал хрупким себя. Он чувствовал себя тонким железным молотом - гибким, но не ломающимся. Кит вспомнил, что где-то слышал, что поглаживание по спине успокаивает, так он и сделал. Дыхание Тая стало выравниваться.

— Это не сработает, — сказал Кит, твердо глядя на Дрю за спиной Тая. — Мы не сможем увидеть призрак Ливви.

— Прости, — прошептала Дрю. — Мне бы тоже хотелось увидеть ее.

Тай выпрямился. Его глаза были мокрыми; он яростно потер их.

— Нет, мне жаль, Дрю.

Кит и Дрю обменялись испуганными взглядами. Киту не приходило в голову, что Тай может чувствовать себя не просто разочарованным, а как будто он подвел других.

— Не надо сожалеть, — сказала Дрю. — Некоторые вещи невозможны. — Она немного застенчиво протянула руку. — Если тебе плохо, я буду смотреть фильмы с тобой всю ночь в комнате с телевизором. И могу еще сделать печенье. Это всегда помогает.

Повисла долгая пауза. Тай протянул руку Дрю.

— Это было бы здорово.

Кит почувствовал огромное облегчение, он чуть не пошатнулся. Тай вспомнил, что у него есть сестра. Конечно, это было что-то. Он ожидал гораздо худшего: разочарования, которое он не мог рассчитать, боль настолько глубокую, что он не мог сказать, что это могло бы коснуться его.

— Идем. — Дрю потянула Тая за руку, и они вместе пошли обратно к Институту.

Кит последовал за ними, остановившись, когда они начали карабкаться вверх по первой из каменных стен, перекрывающих путь через пляж. Когда Тай и Дрю поднялись, он оглянулся через плечо и увидел, как Шейд наблюдает за ними из темноты входа в пещеру. Он кивнул Киту один раз, прежде чем скрыться в тени.

* * *

Из пустыни дул ветер; Кристина и Марк сидели возле статуй, привезенных Артуром Блэкторном из Англии и нашедших свое место среди кактусов гор Санта-Моника. Песок был еще теплым от дневного солнца и мягким под Марком, как пушистый ковер. В Дикой Охоте они с Кираном сочли бы его очень хорошей постелью.

— Я беспокоюсь, — сказала Кристина, — что мы сегодня расстроили Кирана.

Она была босиком, на песке, в коротком кружевном платье и золотых сережках. Марку было больно смотреть на нее, и он перевел взгляд на статую Виргилия, своего старого друга разочарованных ночей. Виргилий бесстрастно смотрел на него, ничего не советуя.

— Его беспокойство и мое тоже, — сказал Марк. — Трудно рассеять его страхи, когда я не могу сделать это со своими собственными.

— Тебе не нужно что-то делать со страхами других людей, чтобы делиться своими, Марк. — Кристина играла со своим медальоном, ее длинные пальцы гладили изображение Разиэля. Марк очень хотел поцеловать ее; вместо этого он впился пальцами в песок.

— Я мог бы сказать тебе то же самое, — сказал он. — Ты напряжена, как тетива весь день. Ты тоже боишься.

Она вздохнула и слегка ткнула его ногу босой ногой.

— Хорошо. Ты рассказываешь мне, а я тебе.

— Я волнуюсь за мою сестру, — сказал Марк.

Кристина выглядела озадаченной.

— Я ожидала, что ты скажешь другое.

— Моя сестра была изгнана из-за ее крови фейри, — сказал Марк. — Ты знаешь эту историю — всю ее. Ты знаешь ее лучше многих. — Он не мог ничего поделать с собой — он положил свою руку на ее на песке. — Вся моя семья пострадала из-за происхождения от фейри. Наша лояльность всегда ставилась под сомнение. Насколько хуже было бы для нее и для Алины, если бы я был с Кираном, который стал Королем Неблагого Двора? Это звучит так странно и так эгоистично…

— Это не эгоистично.

Они оба посмотрели вверх; Киран стоял в пространстве между двумя статуями, бледный, как одна из них. Его волосы были черными вороньими крыльями в темноте, они потеряли всю свою синеву.

— Вы беспокоитесь о своей семье, — сказал Киран.— Это не эгоистично. Это то, чему я научился у вас и Джулиана. Желать защищать других больше, чем думать о своем собственном счастье… — он посмотрел в сторону. — Не то чтобы я хотел предположить, что пребывание со мной принесет вам счастье.

Марк потерял дар речи, но Кристина протянула руки. Золотые браслеты сверкали на ее коричневой коже, когда она поманила Кирана.

— Иди к нам, посиди с нами.

Киран тоже был босиком, фейри часто ходили босыми. Он двигался по песку, как кошка, его шаги не поднимали пыль, его движения были безмолвны, когда он опустился на колени напротив Кристины и Марка.

— Это сделало бы меня счастливым, — сказал Марк. — Но, как ты сказал…— Он взял горсть песка и пропустил его сквозь пальцы. — Есть и другие соображения.

— Я не могу стать Королем, — сказал Киран.

— Но ты мог бы, — сказала Кристина. — Я тоже боюсь. Я говорила с моей матерью сегодня. Кто-то сказал ей что-то мерзкое обо мне. Что я связалась с фейри. Что я грязная девица, испорченная нежитью. Вы знаете, мне все равно, что обо мне говорят, — поспешно добавила она. — И моя мама тоже могла это выдержать, но — это плохое время для Розалес. Наша история дружбы с фейри уже принесла нам неприятности. Хайме и Диего в тюрьме. Что, если я принесу им новые сложности?

— Теперь я скажу вам кое-что эгоистичное, — сказал Киран. — Я боялся, что вы оба жалеете о том, что случилось прошлой ночью. Что вы оба пожалели — я...

Марк и Кристина посмотрели друг на друга. Она покачала головой, ветер поднял ее темные волосы.

— Сожалений нет, — сказал Марк. — Только..

— Я знаю, — сказал Киран. — Я знал это, когда Гвин приехал и сказал, что я должен быть Королем. Я знаю, что это значит. Даже то, что мне придется быть втянутым в дела Двора, которыми, как мне кажется, я должен заняться. Конклав хочет контролировать доступ к Дворам. И всегда хотел. Двое Сумеречных Охотников, которые должны стать их ушами и глазами при Короле, но которых они не контролируют, будут преданы анафеме.

— Но, Киран, — сказала Кристина.

— Я не глуп, — сказал Киран. — Я знаю, когда что-то невозможно.

Его глаза были щитами из металла: матовый и сияющий. — Я всегда был беспокойной душой. Во дворе моего отца, а затем на Охоте я бушевал и неиствоствовал в моем сердце. — Он склонил голову. — Когда я встретил Марка, я понял, что нашел человека, который дает покой моей душе. Я не думал, что еще раз найду кого-то, но это случилось. Если бы я мог просто спокойно посидеть здесь с вами обоими перед этим грозным штормом, это значило бы для меня многое.

— И для меня, — сказала Кристина.

Она протянула свою маленькую руку и нежно взяла Кирана за руку. Он поднял голову, когда Марк взял его другую руку, и Марк и Кристина тоже взялись за руки, завершив круг. Никто из них не говорил: в этом не было необходимости. Этого было достаточно, чтобы быть вместе.

* * *

Эмма все еще чувствовала нервозность, идя утром на кухню, как будто выпила слишком много чашек презираемого ею кофе. Удар от слов Дианы в Туле отзывался эхом в ее голове. Вчера вечером она не пошла рассказывать о Заре Джулиану, а с неохотой разбудила Хелен и Алину и предупредила их. Затем она вернулась в тренировочную комнату в надежде, что удары ногами, кулаком и жесткие падения на коврики на полу заставят ее забыть о горящей руне. О парабатях Туле. О словах Королевы.

Позже, когда она заснула, ей снились парабатайская руна в городе Молчания, кровь на рукояти Кортаны, а еще разрушенный город, в котором чудовищные великаны уходили за горизонт. Она все еще чувствовала себя неловко, как будто она была в ловушке ночных кошмаров.

Она была рада увидеть кухню, полную людей. На самом деле их было слишком много, чтобы поместиться в маленькой столовой. У кого-то возникла блестящая идея дополнить существующий стол опрокинутым ящиком с оружием из учебной комнаты, и по всему дому были собраны складные стулья. Она волновалась, что утро будет мрачным, так как все готовились к захвату Аликанте. Ей было обидно, что они с Джулианом не поедут. Это был и их бой тоже. Кроме того, ей нужно было отвлечься. Последнее, чего она хотела, - это остаться в Институте наедине с Джулианом.

Но отправляющаяся группа казалась совсем не мрачной. Если бы не место, где должна была быть Ливви, сцена была почти идеальной - Хелен и Алин улыбались детям поверх их кофейных кружек. Марк, между Кираном и Кристиной, как будто Марк никогда прежде не покидал свою семью. Джейс и Клэри в гостях, посетители, которых никогда не было, пока Артур был ответственным за Институт. Кит - недостающая часть, о которой они никогда не знали, и в которой нуждался Тай, крал картошку с его тарелки, заставляя Тая улыбаться. Диана, излучающая уверенное спокойствие, как уравновешенная глава семьи, склонной к драматизму. Даже Киран, которы