Фото 10. То, что обычно выдают за «подлинник» секретного протокола к договору. На самом деле это фотомонтаж из госдеповского сборника 1948 г., в котором опубликованы фотокопии из коробки фон Леша.

Через некоторое время, а именно 27 октября в «закрытом пакете № 34» были обнаружены «оригиналы» якобы тщательно скрывавшихся «секретных протоколов» Молотова — Риббентропа, а в пакете № 35 карты с автографами Сталина и Риббентропа. В данном случае «секретные протоколы» потребовались, что называется, до кучи, дабы конъюнктурность якобы случайной находки «катынского» пакета № 1 не так бросалась в глаза. Впрочем, по прошествии 16 лет эти находки в президентском архиве все же выглядят более чем странными. По официальной версии в архивах генсеков скопилось до полутора тысяч закрытых пакетов с документами наивысшей степени секретности. Но общественности предъявили содержимое одного пакета, а содержимое другого — «секретные протоколы» — лишь огласили. А что же было в остальных — неужели ничего интересного?

Любопытного там, конечно, было много. И новая «демократическая» власть устами своих самых «демократических ученых» неоднократно торжественно обещала обнародовать содержимое главного партийного архива. Газета «Коммерсант» опубликовала 15 апреля 1993 г. такую заметку:

ПАРТИЙНЫЕ АРХИВЫ СТАНУТ ДОСТОЯНИЕМ НАРОДА

Документы из бывших архивов ЦК КПСС и Центрального партийного архива, которые до августа 1991 года хранились под грифами «строго секретно» и «особая папка», скоро появятся в печати. Вчера об этом было заявлено на состоявшейся в пресс-центре МИД России презентации нулевого номера журнала «Источник», редакция которого намерена публиковать только архивные материалы. «Источник» — приложение к журналу «Родина». Учредитель нового журнала — Верховный Совет России.

Главный редактор журнала «Родина» Владимир Долматов рассказал корреспонденту Ъ, что идея нового журнала возникла после издания в августе 1991 года указов президента России, согласно которым архивы КГБ СССР и учреждений КПСС, находящихся на территории РСФСР, передавались в ведение архивных органов России. В результате огромное количество ранее недоступных архивных материалов было рассекречено. Еще до принятия указов редакции удалось установить контакты со многими архивами, которые и пригодились впоследствии. <…>

Присутствовавший на презентации председатель Комитета по делам архивов при правительстве России Рудольф Пихоя сказал корреспонденту Ъ, что выход журнала «Источник» он считает особенно важным, поскольку принцип подачи материалов в нём — публикация только архивных документов без каких либо комментариев — поможет читателям самим оценить те события прошлых лет, сведения о которых раньше были доступны лишь немногим.

Журнал будет выходить тиражом 20 тыс. экз. раз в два месяца и распространяться как по подписке (600 руб. за 6 номеров), так и в розницу по свободной цене.

 

Тел. редакции журнала «Источник»: (095) 203-60-25. ^[109]

 

«Источник» действительно издаётся. Однако сенсационные секретные документы из партийных архивов почему-то не обна-родуются. Чтобы как-то объяснить странное молчание относительно содержимого других сотен «закрытых пакетов» с грифом «Особая папка» демократические «историки» что-то невнятно бормочут насчет того, что новая «демократическая» власть засекретила все (!!!) документы из архива Политбюро и генсеков. Это не мешает им с пеной у рта клеймить прошлую власть как раз за то, что та, дескать, подло скрывала от народа правду.

Поскольку сами документы не публикуются, остается выуживать крохи информации из воспоминаний прикоснувшимся к ним избранных счастливцев. Вот какими откровениями делится с нами бывший руководитель аппарата президента СССР Горбачева Валерий Болдин:

 

«То, что Горбачев большой мистификатор, секрета не представляет. Во всяком случае, в 1987 году секретные протоколы и карты были положены ему на стол. Он расстелил карту и долго изучал ее. Это была крупномасштабная карта с обозначением населенных пунктов, рек и прочего на немецком языке. Он изучал линию границы, которая была согласована. Насколько помню, там стояли две подписи: Сталина и Риббентропа. Потом Горбачев посмотрел и сам протокол — небольшой документ, по-моему, всего два листочка, и обратил внимание на то, что подпись Молотова была сделана латинскими буквами. Та главная загадка, которая всех сбивала с толку и была необъяснима. Горбачев изучал документы долго, потом сказал: „Убери, и подальше!“.

Фото 11. Вот эта фитюлька, опубликованная в 1999 г. еженедельником „Совершенно секретно“ без ссылки на источник якобы доказывает, что Горбачев знал о „секретных протоколах“ как минимум с 1986 г. Реквизитов, указывающих на подлинность документа, эта записка не имеет. Вообще, вопрос о „белых пятнах“ в истории отношений между двумя странами впервые был поставлен в повестку дня лишь во время краткого визита Горбачева в апреле 1987 г., откуда он действительно мог дать шифротелеграмму. Но в этом случае ответ не может быть датирован 1 декабря 1986 г. Перед нами очевиднейшая фальшивка.

Шло время, и вдруг эти протоколы стали вызывать повышенный интерес. Их запрашивали и Фалин, и Яковлев. Я доложил об этом Горбачеву. Он сказал: „Никому ничего давать не надо. Кому нужно — скажу сам“.

А на первом Съезде народных депутатов он заявляет, что „все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом“. Вскоре после этого он пригласил меня к себе и спросил как бы между прочим, уничтожил ли я эти документы. Я ответил, что сделать этого не могу, на это нужно специальное решение. Он: „Ты понимаешь, что представляет сейчас этот документ?“ Ну, после того, как он на весь мир заявил, что документов этих не видел, я представлял, насколько для него это неуютная тема, он хотел бы поскорее уйти от нее и забыть, но сделать это было не так-то просто. Он еще дважды спрашивал, уничтожены ли секретные протоколы. Документы эти многократно зарегистрированы в различных книгах и картотеках, поэтому либо надо было уничтожить все книги, потому что подтирки делать там, естественно, нельзя, либо переписывать книги заново, — а это многолетние, начиная с тридцатых годов, записи. Вообще сделать это невозможно в принципе». ^[110]

 

Удивительно, что об этом случае Болдин хранил молчание столь долго, и поделился воспоминаниями, находясь под следствием по делу ГКЧП. Горбачев категорически отрицал, что Болдин представлял ему некий доклад о «секретных протоколах» и показывал их оригиналы. Первооткрывателей у «оригиналов» протоколов Молотова — Риббентропа много, и множатся они с каждым днем. Один из них — известный антисоветчик Буковский, которого в свое время отпустили на Запад в обмен на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана. Вот что он рассказывает в интервью «Новой газете»:

 

— В двадцатых числах августа 1991 года, сразу после путча ГКЧП, я приехал в Москву и начал уговаривать власти открыть архивы и устроить суд над КПСС. К тому времени я уже был хорошо знаком с людьми из ближайшего окружения Ельцина — Геннадием Бурбулисом и Михаилом Полтораниным. Я к ним пришел с этим предложением и объяснил, что если этого не сделать, то коммунисты оживут и снова станут серьезной угрозой. И более-менее всех уговорил — кроме Ельцина. Тем не менее я предложил созвать международную комиссию из историков, открыть архивы и постепенно все обнародовать. Был даже подписан черновой договор между главой Росархива Рудольфом Пихоя и мной. У меня были доверенности Гуверовского института войны, революции и мира и еще целого ряда западных исследовательских институтов, то есть я действовал как их представитель.

Этот договор у меня где-то до сих пор хранится. Он был написан от руки и подписан Пихоя и мной. Как впоследствии выяснилось, никакого значения он не имел и оказался филькиной грамотой. Когда чуть позже я снова приехал в Россию, оказалось, что все изменилось. Ельцина уговорили подписать какую-то инструкцию, согласно которой возвращаются правила секретности, существовавшие до падения советской власти.

— Это когда произошло?

— К концу того же 1991 года. Ельцин, несмотря на все ходатайства Бурбулиса и Полторанина, выступил против идеи суда. Он сказал, что не надо раскачивать лодку. Конъюнктура очень быстро, буквально в течение месяца, изменилась, и никакой речи о комиссии, о суде, об открытии архивов уже просто не было. Всё вернулось на круги своя. Я не смог в архивах посмотреть даже собственное дело. Мне сказали, что подписано решение о засекречивании материалов после 1961 года. А «особые папки» засекретили чуть ли не со сталинских времен. И я уехал из России, потеряв всякое желание возвращаться.

Но к весне моё предсказание оправдалось. Коммунисты зашевелились, ожили и подали в Конституционный суд на Ельцина, оспаривая его решение о запрете КПСС. Мне позвонили от Бурбулиса и попросили приехать помочь с этим судом. Я сразу же сказал, что приеду при одном условии: если будут открыты архивы. Меня заверили, что они будут открыты. Весной 1992 года действительно была создана президентская комиссия по временному рассекречиванию архивов для нужд судебного дела. К моменту моего приезда она уже работала. Кое-что уже было доступно.

— А с чего вы начали рассекречивание?

— В основном смотрели документы ЦК. Как известно, было три уровня принятия решений — Политбюро, секретариат ЦК и аппарат ЦК (отделы). В основном рассекречивались документы секретариата и аппарата. В августе 1991 года здание ЦК было опечатано. Его взяли под контроль и сменили охрану. Поэтому архивы, находившиеся в здании ЦК на Ильинке, оказались в руках российских властей. А архив Политбюро где-то за год до того был перевезён в Кремль и приобщен к Президентскому архиву, то есть к архиву Горбачева. И поэтому был недоступен российской власти.

— А кому он был доступен?

— В тот момент Ельцин уже мог распоряжаться архивом, он стал президентом страны. Но все было не так просто. Если в здание ЦК мы могли ходить, смотреть описи, по описям заказывать документы и через суд их пробивать, то в Президентский архив мы даже попасть не могли.

— Кто это — мы? Члены комиссии?

— Да, группа экспертов. Я официально был экспертом Конституционного суда по делу «КПСС против Ельцина». В архиве Политбюро мы не могли ничего толком заказать, потому что не видели описей. А не имея описей, невозможно было дать номер документа и шифр. Президентский архив этим пользовался. Если мы запрашивали какой-нибудь документ, они требовали его номер, шифр и дату решения Политбюро, отлично зная, что ничего этого у нас нет. Но механизм получения особо важных документов существовал. Если мы очень хотели получить некий документ, мы шли к Бурбулису и Полторанину, они шли к Ельцину Ельцин вызывал начальника архива, стучал кулаком по столу, и назавтра документ нам предоставляли.

Но это был довольно сложный алгоритм. Каждую бумажку так вышибать невозможно. Главой ельцинской администрации был некий Петров, которого Ельцин притащил с собой еще из свердловского обкома. Он по статусу отвечал за Президентский архив. Поэтому пробиться туда мы не могли никак. Это был старый обкомовец, который душой принадлежал партии и вовсе не хотел, чтобы такие люди, как мы, туда совали нос. Только через Ельцина и со скандалом можно было что-то получить. Так мы, например, получили документ о вторжении в Афганистан, хотя архив нам отвечал, что никакого решения об этом вторжении Политбюро не принимало.

— Как вам удавалось копировать документы?

— Я их сканировал. Купил портативный компьютер и ручной сканер — по тем временам это было большой новинкой даже на Западе. Я приобрел экспериментальную модель у фирмы-производителя. В широкой продаже их еще не было, а в России о такой технике даже не слышали. И не подозревали, чем я, собственно, занимаюсь. Хотя никакого закона я не нарушал. Нам запрещалось ксерокопировать документы, но упоминания о сканировании в инструкциях не было. Они же были составлены очень давно, ещё при советской власти. Потом чиновники наконец сообразили, чем я занимаюсь. Помню, кто-то закричал однажды: «Он же все копирует! Он же все на Западе опубликует!». Я спокойно собран вещи и вышел из здания… Слава богу, не задержали, дали уехать.

— Вам удалось, насколько я знаю, скопировать даже некоторые документы, не рассекреченные для Конституционного суда.

— Да. В основе своей это были документы, связанные, как они выражались, с агентурной работой. А по их правилам агентуру расшифровывать нельзя ни при каких обстоятельствах.

— Как вам удалось добраться до этих документов?

— Я запрашивал документы по описи. А описи устроены так, что по ним не поймешь, что это за документ. Названия, например, такие: «Вопрос международного отдела ЦК» или «Вопрос КГБ СССР». Нужно было догадываться, что это мог быть за вопрос в то время. Я разозлился и потребовал открыть все документы из «особых папок». Вообще все. И власти на это пошли.

Так вот, однажды заходит в комнату отдыха президентской стороны, участвовавшей в процессе, член комиссии по рассекречиванию Котенков (тогда представитель президента в Верховном совете) и радостно мне сообщает, что в комиссии для меня много новых материалов рассекретили — целую папку. Не все, конечно, есть документы, связанные с агентурой, эти — никак, а остальное вот — читай! И кладет передо мной одну папку. А вторую кладет на свой стол. Тут начался обеденный перерыв, и они все отправились на обед. В пустой комнате остались я и две папки. Ну я, конечно, начал с папки Котенкова…

— Какой массив материала вам удалось просмотреть?

— Много тысяч документов, а скопировал я порядка семи тысяч. Вообще комиссией было отобрано 48 томов, но все я не сканировал. Очень большую часть составляли вещи, мне мало интересные, например, коррупция в КПСС.

— Что такое «особая папка»?

— «Особая папка» — это форма секретности. Есть разные формы — «секретно», «сверхсекретно», «особой важности», «лично», «особая папка». А в президентском архиве, то есть в архиве Политбюро, еще была такая форма, как «особый пакет». Это запломбированный мешок, на котором не написано, что в нем находится.

— Что хранилось в таких «особых пакетах»?

— Сведения о всех крупных убийствах: например, о катынском деле — расстрел пленных польских офицеров в 7 940 году. Но не только. Там же находился секретный протокол к договору «Молотов — Риббентроп» от 1939 года. Там вообще много вещей, не приятных для власти.

Президентский архив после суда снова перевели на Ильинку в здание ЦК. Но он хранится отдельно, в него нужен особый допуск… ^[111]

 

Как следует со слов Буковского, он остался один на один с «особой папкой», в которой хранились «секретные протоколы» и сведения «о всех крупных преступлениях». В руках у него был сканер. Логично будет предположить, что самые сенсационные документы советской эпохи, не одно десятилетие будоражащие умы прогрессивного человечества, он скопирует. Однако именно бумаги из «особых пакетов» бывший диссидент не копирует. Более того, Буковский даже не упоминает, что же было в этих пакетах, кроме уже известных нам бумаг по катынскому делу и «секретных протоколов» Молотова — Риббентропа. «Много вещей, неприятных для власти» — это очень уж расплывчатая формулировка.

Буковский, надо отдать должное его последовательности, ненавидел прошлую советскую власть, ненавидит он и нынешнюю эрэфовскую. Так с чего это он упускает возможность предать огласке неприятные для нее документы? Объяснение простое: никаких «особых пакетов» этот «эксперт» и в глаза не видал, потому он о них и не может сказать ничего вразумительного, повторяя лишь общеизвестные штампы. Правда, даже повторить правильно не может, называя «закрытый пакет» «особым пакетом». А если кто-то все еще верит, что Буковский действительно работал с секретными документами, то спросите у этого типа, в каком месте ему померещился гриф «сверхсекретно». Это уже из разряда анекдотов про Штирлица.

Вывезя копии документов на Запад, Буковский их там опубликовал. Так называемый архив Буковского доступен в Интернете по адресу http://www.2nt1.com/archjve/buk-rus.html, но искать там изображения скандальных «секретных протоколов» бесполезно — документов, датированных между февралем и октябрем 1939 г. там вообще нет. Опять приходится верить на слово ельцинскому «эксперту»: он, дескать, видел собственными глазами и держал в руках. Кстати, хранение исторических документов 30-х годов в президентском архиве противоречит нормам Положения об Архиве президента РФ, ибо он создан 17 февраля 1992 г. как структурное подразделение президентской администрации для хранения документов, связанных с деятельностью Ельцина и его преемников. Почему якобы обнаруженные там «секретные протоколы» не были переданы по подведомственности? Только потому, что «секретные протоколы» не существуют, а всякого, кто осмелится их запросить, пошлют куда подальше, сославшись на то, что данный документ хранится в секретном фонде. Так оно и происходит.

Почему-то прикасаются к скандальным документам, связанным с «секретными протоколами» только самые ярые антисоветчики: Ельцин, Яковлев, Волкогонов, Пихоя, Буковский, Болдин, Фалин и Вульфсон с Безыменским. А потом долго и витиевато рассказывают, что же они увидели. Но показать никому не желают. Правда, их россказни совершенно не согласуются друг с другом, и это понятно — врать всем одинаково невозможно. Например, Ельцин видел сразу десять «секретных протоколов»! Наверное, с перепоя у него двоилось в глазах и известные нам четыре он принял за десять. Даже если считать разъяснение к «секретному протоколу» от 28 августа 1939 г. и один доверительный протокол, получится лишь шесть документов. Вот как сам высокопоставленный алкаш поведал об этом в своих мемуарах «Записки президента»:

 

«Запомнилось, как Горбачёв передавал мне свой секретный архив.

Он достал кучу папок и сказал: это из архива генеральных секретарей, берите, теперь это все ваше.

Я ответил, что до той поры, пока все это не обработают архивисты, не притронусь к бумагам. Я знал, что там есть и вовсе не стратегические, а просто очень интересные и важные материалы для историков — например, письма репрессированных писателей на имя Сталина, неизвестные эпизоды из политической жизни Хрущева, Брежнева, история Чернобыля, афганской войны и так далее.

Кстати, через несколько месяцев именно в этом архиве были найдены оригиналы всех знаменитых секретных соглашений пакта Молотова — Риббентропа. Двухметровые карты с подписями Сталина и Риббентропа — у Сталина красный карандаш, у Риббентропа синий. Видно, как они „правили“ границы. Один тут правит, другой там… И потом крупными буквами их подписи. Нашли десять секретных соглашений. В них абсолютно ясно видна вся грязная политика Гитлера и Сталина.

На съезде народных депутатов Союза А. Н. Яковлева назначили председателем комиссии по правовой оценке пакта Молотова — Риббентропа. Этой комиссии удалось найти только копии документов. И то не всех, трех вообще не было.

Яковлев обращался к Горбачеву с просьбой помочь в поисках документов. Горбачев сказал, что все было уничтожено в пятидесятых годах. Сейчас выяснилось, что пакеты с оригиналами документов были вскрыты руководителем секретариата Горбачева Болдиным. Естественно, Болдин доложил своему шефу о том, что обнаружены документы, которые искали историки всей планеты.

Когда мне сообщили о том, что найдены эти документы, я тут же позвонил Яковлеву: „Александр Николаевич, нашлись документы“. Сначала я услышал его радостный возглас: „Наконец-то, я всегда в это верил!“ Ну а потом он в сердцах добавил несколько слов — повторить их я не решаюсь». ^[112]

 

Копировал документы из архива Политбюро и Дмитрий Волкогонов (вроде как с разрешения Ельцина). Копировал и отчего-то тоже передавал за границу (архив доступен в Интернет по адресу http://www.loc.gov/rr/mss/text/volkogon.html). Читаем интервью с директором Государственного архива Российской федерации Сергеем Мироненко, опубликованное русским журналом «Вестник», издаваемым в США (№ 13(350) от 23 июня 2004 г.):

 

…— Покойный Дмитрий Антонович Волкогонов передал, говорят, большое количество документов в США из архива Политбюро. Это так?

— Оригиналы Волкогонов не передавал — можете мне поверить. Но он снимал копии, имея полномочия от президента России, несмотря на то, имеет ли документ гриф «сов. секретно» или нет. Поэтому доступ к копиям этих документов, оказавшихся в библиотеке Конгресса США, проще, чем в наших архивах — к оригиналам. Это понятно, да?

— Конечно. Что такое «особая папка», Сергей Владимирович? Это папка, куда складывались особо секретные бумаги?

— Нет. «Особая папка» — это тип документа, степень секретности. Такая «особая папка» существовала и в Политбюро, и в правительстве, и в министерствах. В протоколах заседания Политбюро можно прочитать: «Слушали. Постановили. Решение — „особая папка“. То есть даже среди членов Политбюро это была высшая степень секретности, материалы Политбюро хранились не в одном делопроизводстве, а в разных». ^[113]

 

Опять мы сталкиваемся с удивительным фактом: почему-то именно «секретные протоколы» Волкогонов не скопировал и никуда не передал, ограничившись устным сообщением о находке.

А вот какими воспоминаниями поделился с еженедельником «Совершенно секретно» еще один член секты «свидетелей протоколов» — сотрудник аппарата ЦК КПСС Юрий Мурин:^[114]

 

В 1986 году мне стало известно о существовании в Архиве Политбюро закрытого пакета № 1 с надписью «О поляках, постановление Политбюро П 13/144 от 5.111.1940 г., записка НКВД СССР (Берия) 794/Б, март 1940 г.». Это были документы, относящиеся к расстрелу военнопленных польских офицеров, так называемое «Катынское дело». Вскрывать этот пакет имел право только Генеральный секретарь ЦК КПСС. С содержанием документов были ознакомлены все лидеры СССР, от Хрущева до Горбачева. Последний раз пакет № 1 вскрывали 24 декабря 1991 года, и он был вновь запечатан с пометками «Справок не давать» и «Без разрешения руководителя аппарата президента СССР не вскрывать».

Накануне сложения своих полномочий президент СССР Горбачев ознакомил президента РФ Ельцина с содержанием документов, представляющих наивысшую государственную тайну, в том числе с документами о расстрелах польских офицеров в 1940 году и с секретными протоколами советско-германского пакта 1939 года. Горбачев, очевидно, полагал, что передача этих документов Ельцину возложит на того ответственность за их дальнейшую судьбу. Но Ельцин поступил иначе. Документы были возвращены в Архив президента СССР, а спустя неделю сам архив был переподчинен Ельцину. Таким образом, вина в сокрытии документов о расстрелах польских офицеров и подлинников секретных статей советско-германского пакта 1939 года оказалась возложена на Горбачева.

В 1992 году члены президентской комиссии под председательством генерала Волкогонова «обнаружили» этот пакет и обнародовали его содержание <…>

Работая над выявлением документов по советско-германским отношениям за предвоенный период, я обратил внимание на несколько небольших по объему дел. Это были подлинники секретных статей советско-германского пакта 1939 года, получившего название «пакт Молотова — Риббентропа». Запомнились подписи Молотова, Риббентропа, а также росчерки Сталина и Риббентропа на карте раздела сфер влияния. Номера дел с секретными статьями пакта и картой оказались литерными. Это означало, что дела были включены в опись уже после ее оформления и находились на обычном, т. е. совершенно секретном, а не специальном хранении. Хранитель фондов разъяснила, что документы были переданы из МИДа, где находились в личном сейфе Вячеслава Молотова.

В 1987–1989 годах средства массовой информации стали чаще вспоминать о «белых пятнах» в истории, в том числе о подлинниках секретных статей советско-германского пакта 1939 года. 28 марта 1989 года состоялось заседание комиссии ЦК КПСС по вопросам международной политики. В своих выступлениях ученые В. Кудрявцев, А. Чубарьян, Ф. Ковалев, Г. Арбатов не отрицали существование секретных статей пакта (так как в ФРГ сохранилась их фотопленка), однако судьба подлинников оставалась загадкой. По официальным заявлениям МИД, КГБ, ЦК и Минобороны, их не находили.

Учитывая взрывоопасный характер обнаруженных подлинников секретных статей, мы с заведующим VI сектором Я А. Мош-ковым решили изъять эти документы с совершенно секретного хранения и передать их на закрытое, в запечатанном пакете. В начале апреля 1989 года заведующий Общим отделом ЦК В. И. Болдин затребовал секретные статьи пакта. Через некоторое время документы возвратились с указанием: никому никаких справок не давать. На конверте Мошков сделал запись о том, что документы были доложены В. И. Болдину.

Однако М. С. Горбачев на I съезде Народных депутатов СССР 1 июня 1989 года, отвечая на вопрос о подлинниках секретных статей пакта, заявил: «Мы занимаемся этим вопросом. Подлинников нет, есть копии, с чего — неизвестно». Через некоторое время меня вызвал Мошков.

— Положение очень серьёзное, — сказал он, — руководство спрашивает наше мнение о возможности уничтожения этих документов.

— Но о существовании подлинников знают некоторые сотрудники…

— Возьмём подписку о неразглашении.

После обсуждения пришли к решению доложить В. И. Болдину о нашем отрицательном отношении к данному предложению. В.И. Болдин выслушал наши доводы и не настаивал. Казалось, что документы надежно спрятаны в закрытом пакете. Но в обществе происходили серьезные перемены, события развивались стремительно.

Прошли «дни ГКЧП». Во второй половине декабря 1991 года, перед самым уходом с поста президента СССР в Архиве Политбюро появился Михаил Горбачев в сопровождении помощника и охраны. Его прихода здесь ждали: на сдвинутых во всю длину комнаты столах лежали документы, составляющие особую государственную тайну. Речь шла о надежном их сохранении от возможной утраты при смене власти. Выбрав удобный момент, задаю вопрос М.С. Горбачеву:

— Михаил Сергеевич, везде говорилось, что подлинники секретных статей пакта в архиве не обнаружены, а они хранятся здесь, и мы о них знаем.

— Ну что ж, — ответил М. С. Горбачев, — мы же объявили их с самого начала недействительными.

Михаил Сергеевич ушел, а мы вскоре получили распоряжение от руководства срочно передать документы «Особой папки» в Архив Генштаба. За два-три дня в опломбированных мешках документы перевезли в здание Министерства обороны. Прошло немного времени, и от нового начальства мы получили указание вернуть все на старое место, что было так же оперативно исполнено.

В октябре 1992 года средства массовой информации на весь мир заявили, что подлинники секретных статей пакта 1939 года наконец-то найдены, и тогда же состоялась их публикация наряду с другими рассекреченными документами. Так закончилась эпоха документов с грифом «Особая папка» и закрытых пакетов, ставших теперь достоянием истории. ^[115]

 

Поскольку это самый поздний источник, сообщающий об «оригиналах» протоколов Молотова — Риббентропа, он изобилует массой подробностей, но при этом никак не стыкуется с более ранними сообщениями. Со слов Мурина следует, что Ельцин ознакомился с «секретными протоколами» при передаче ему дел Горбачевым. При этом, как известно, присутствовал Александр Яковлев. Ельцин же утверждает, что лично сообщил Яковлеву о находке лишь в октябре 1992 г. Кто же из двух свидетелей врет? Да оба!

Процитирую яковлевские мемуары «Сумерки»: «Упомяну об одном грустном для меня моменте по проблеме, связанной с пактом Риббентропа — Молотова. Однажды мне позвонил Борис Ельцин (он был уже президентом, а я работал в Фонде Горбачева) и сказал, что „секретные протоколы“, которые искали по всему свету, лежат в президентском архиве и что Горбачев об этом знал. Ельцин попросил меня провести пресс-конференцию, посвященную находке. Я сделал это, но был крайне удивлен, что средства массовой информации отреагировали вяло, видимо, не понимая исторического значения события…».

И ещё из того же источника: «И вот в декабре 1991 года Горбачев в моем присутствии передал Ельцину пакет со всеми документами по Катыни…». ^[116]

 

Горбачев утверждает, что увидел некие документы по Катыни из «особой папки» за несколько дней до сложения полномочий, и лично ознакомил с ними Ельцина и Яковлева при передаче дел. Но почему-то о содержании другого «закрытого пакета», где хранились «секретные протоколы», ни Яковлев, ни Ельцин, ни Горбачев не упоминают. Выходит, что при передаче дел Ельцин заглянул не во все бумаги? Если допустить, что Яковлев и Мурин говорят правду, то как объяснить то, что по официальной версии Ельцин ознакомился с катынскими документами из «особой папки» только 11 октября 1992 г., после чего срочно отправил своего спецпосланника Пихоя к Валенсе? Сам Пихоя в этом вопросе безбожно путается: 14 октября в Варшаве он говорит, что катынские документы только что обнаружены, а вернувшись в Москву, вскоре заявляет в одном из интервью, что находка была сделана 10 месяцев назад.

Но даже если принять слова Мурина за чистую правду, получается, что сверхсекретные архивы Политбюро извлекались, бесконтрольно перемещались, с ними работали некие сомнительные «исследователи» при том, что сами документы хранились, мягко говоря, бессистемно, и единого их реестра не существовало (в это абсолютно невозможно поверить!). В этих условиях вбросить туда любую фальшивку, чтобы потом «вдруг» найти и легализовать— плевое дело. Поскольку якобы не было описи содержимого «закрытых пакетов», то вполне возможно, что при передаче дел в пакете № 34 хранились совсем не «секретные протоколы» Молотова — Риббентропа. Кстати, Горбачев, описывая содержание «катынского пакета», не упоминает тех документов, которые там впоследствии якобы были обнаружены. А кое-что из того, что было обнаружено и передано в копиях в Конституционный суд, сегодня опять куда-то подевалось, и в «научном» обороте не участвует.

Почему никто до сих пор не видел оригиналов «секретных протоколов», понятно — трудно увидеть то, чего не существует. Интересен и вопрос о том, почему никому не показывают оригинал НЕсекретного советско-германского Договора о ненападении. Думаю, документ скрывают для того, чтобы не дискредитировать подделку этого же договора из коробки фон Леша — сразу будет видна абсолютная неаутентичность этих документов. И на всякий случай отечественные «историки» принялись напускать в этом деле туман. Вот что пишет Лев Безыменский:

 

«Как архивный курьёз можно охарактеризовать тот факт, что в соответствующем архивном деле ЦКВКП(б) содержались не оригиналы, а вырезки из „Известий“ и „Правды“ с текстами договора». ^[117]

 

Спрашивается, что же здесь удивительного? В партийном архиве не могут храниться важные межгосударственные договора — для этого существует архив Наркомата иностранных дел. С «оригиналами» у яковлевско-волкогоновско-пихоевской шайки вышел еще один прокол. В дипломатии издавна существует правило альтерната, согласно которому наименование каждой договаривающейся стороны и подпись ее представителя помещаются в экземпляре договора, предназначенном для этой стороны, на первом месте. По этому правилу у советской стороны должны остаться документы, где первой стоит подпись Молото-ва. Но отчего-то слева он расписывается только на русских оригиналах, а на немецких его подпись стоит справа. И если бы так было всегда, то в этом можно было бы усмотреть, хоть и неправильную, но систему. Однако 10 января 1941 г. Молотов подписал первым не только русский, но и немецкий оригинал «секретного протокола» (о выкупе части территории Литвы) из советского комплекта. Запомним правило альтерната. В дальнейшем мы еще столкнемся с его нарушением, когда дело касается «секретных протоколов».

Не много ли проколов? — удивится иной читатель. Как-никак, фальсифицировали «оригиналы» не просто историки, а академики и профессора. Вот потому, уважаемые, и много проколов — ведь эти ученые нетрадиционной ориентации — демократические. Вообще, когда речь заходит о «демократических ученых», надо держать ухо востро — среди них достаточно много умственно нездоровых людей. Например, тот же Пихоя иногда совершенно серьезно произносит такие речи, что трудно удержаться от подозрений насчет его вменяемости:

 

«… мне пришлось обнаружить море лжи. А сколько элементарного непрофессионализма! В свое время ваш покорный слуга сидит на заседании ученого совета и слышит загробные рыдания историков партии: „А мы не можем посчитать, сколько заключенных было в Свердловской области“. Я встаю и говорю: как вы не можете посчитать? „А нам данные не дают“. Привет, ребята, у вас есть данные о пропускной способности железной дороги? „Есть“. Вы знаете, сколько колючей проволоки туда завезли? „Да“. Сколько положено проволоки на одного заключенного, знаете? „Знаем“. Вот вам и ответ на вопрос». ^[118]

 

Допустим на секунду, что в тоталитарном СССР колючую проволоку не использовали ни в сельском хозяйстве, ни в армии, ни в промышленности, а вся она шла только на нужды Гулага. Допустим, что пропускная способность железных дорог измерялась исключительно объемами перевезенной колючей проволоки. Но по какой формуле высчитывается расход «колючки» на одного заключенного? Ведь это материал долговечный — один раз сделали ограждение, и лет 30 можно не беспокоиться, а за это время через лагерь пройдет не одно поколение зеков. Наверное, Солженицын, когда насчитал 20 миллионов невинно убиенных в сталинских лагерях, пользовался схожими методиками подсчёта — посчитал количество винтовок у вохры, а потом прикинул, сколько можно было убить из них заключенных, работая в три смены.

Спрашивается, как такому «интеллектуалу», как Пихоя, можно поручать фальсифицировать документы, неужели людей поумнее не нашлось? Для фальсификатора в наши дни ум — далеко не главное, потому что фальшивке уже не требуется придавать убедительный вид. Зачастую и подделывать ничего не надо, ибо масс-медиа убедят, что документ существует и он самый настоя-щий-пренастоящий. Для фальсификатора сейчас главное — быть подлецом и иметь госдолжность, чтобы авторитетно заверить виртуальный подлог, который все равно никто никогда не увидит. В этом смысле кандидатура Рудольфа Пихоя подходит идеально. Во-первых, он принадлежал к ельцинской шайке, и когда Ельцин добрался до вершин власти, тот притащил в Москву и Пихоя (его жена состояла в должности президентского спичрайтера). Рудольф Германович, кстати, и сегодня не стесняется именовать Ельцина великим человеком, сравнивая почему-то с Петром Великим. То, что Пихоя — эстонец по происхождению, наверное, не имеет значения, но то, что его отец был выслан при Сталине на Урал, видимо, подпитывало его ненависть к советскому строю.

Главный же мотив Пихоя, Козлова и прочих фальсификаторов, на мой взгляд, был сугубо меркантильным. Я не берусь утверждать, что конкретно за фабрикацию «секретных протоколов» каждый из них получил свои 30 сребреников. Надо смотреть на вопрос шире: при новой «демократической» власти всякий подлец получил для заглота свой кусок Родины — кому-то достались золотые прииски, кому-то заводы и нефтяные компании, а Пихое — архивы. А что, в эпоху рыночной экономики и архивы могут быть ходовым товаром. Сколько десятков тонн ценнейших архивных документов было вывезено из страны за рубеж, установить уже вряд ли возможно, но счет идет не на единицы хранения, а именно на тонны! В 1994 г. разразился скандал в связи с несанкционированным вывозом во Францию 20 тонн документов из архивов, захваченных в Германии в качестве трофеев. Осуществлял операцию глава Государственной архивной службы РФ Рудольф Пихоя. Взамен французы выделили 300 тысяч франков для «надлежащего содержания архивов», которые бесследно рассосались. Это лишь один