Церковь Вознесения в Коломенском

ШАТРОВОЕ ЗОДЧЕСТВО

ЦЕРКОВЬ ВОЗНЕСЕНИЯ В КОЛОМЕНСКОМ

Традиция устанавливать памятники зародилась в глубокой древности. Древ­негреческие и древнеримские города были украшены многочисленными ста­туями выдающихся правителей и полководцев, триумфальными арками, на­поминавшими о славных победах, торжественными колоннами... В Древней Руси памятниками служили специально воздвигавшиеся кресты, часовни и в особых случаях храмы. Чаще всего сооружение храмов-памятников было связано с военными победами. Так, в память о победе над монголо-татарами на Куликовом поле (1380 г.) был построен храм Рождества Богородицы в Бобренёвском монастыре под Коломной. Знаменитый Покровский собор на Красной площади в Москве, больше известный как храм Василия Блажен­ного, был воздвигнут по повелению Ивана Грозного в честь победы русских полков над Казанским ханством в 1552 г.

Однако не только военные победы отмечали строительством храмов-па­мятников. Были и другие события, казавшиеся современникам достойными увековечения в кирпиче и камне.

Один из самых счастливых и долгожданных дней в жизни московского государя Василия III наступил 25 августа 1530 г. Царь радовался не просто как отец, увидевший своего первенца, но и как правитель огромной неспо­койной страны, понимавший, что если он не оставит наследника, то после его смерти в русских землях вновь начнутся смуты и междоусобья и здание единого государства, с таким трудом созданное его отцом Иваном III, даст опасные трещины. А ждать наследника Василию Ивановичу пришлось дол­го — целых 25 лет. Его первая жена, бездетная Соломония Сабурова, уже дав­но томилась в монастыре. Да и вторая, Елена Глинская, не сразу подарила ему наследника. И вот наконец Бог дал царю сына... Радовался стольный го­род! Гудели в Москве колокола, люди в церквах горячо молились о здравии новорождённого княжича.

Василий III дал благочестивый обет: построить деревянный храм-памят­ник во имя небесного покровителя своего долгожданного сына — Свято­го Иоанна Предтечи.

Ровно через год, в августе 1531 г., в урочище Старое Ваганьково, непо­далёку от Кремля, обещанный Богу храм был поставлен. Все необходимые детали были подготовлены заранее, и на сборку сооружения был потрачен всего один день, причём великий князь сам участвовал в строительстве.

Коломенское. Передние ворота с шатровой Часовой

Башней. 1671—1672 гг.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ ХРАМ В КОЛОМЕНСКОМ

Другим памятником, связанным с рождением Ивана IV, стал знамени­тый храм Вознесения в подмосков­ном великокняжеском селе Коло­менское. Он был освящён 3 сентября 1532 г., накануне дня, в который за два года до того был крещён наслед­ник Василия III.

Своей удивительной красотой и необычными пропорциями новая церковь поразила воображение со­временников. Летописец востор­женно отметил, что такая «велми чюдная» церковь «не бывала преже сего в Руси». И действительно, храм в Коломенском открывал новую страницу в истории средневековой русской архитектуры.

На крутом живописном берегу Москвы-реки вознёсся огромный,

306

Храм Воскресения в Коломенском. 1532 г.

Зимний вид.

Летний вид.

устремлённый ввысь белокаменный столп. Его мощное основание вырас­тает из хитросплетения словно па­рящих над землёй галерей. Много­гранное стрельчатое основание храма завершается тройными за­острёнными кокошниками, напо­минающими языки замершего пла­мени. А над ними на стройном восьмигранном основании возвы­шается шатёр, венчающий всё зда­ние. Грани шатра перевиты узкими каменными гирляндами, похожими на нитки драгоценного жемчуга. Верх его покрыт небольшой акку­ратной главкой с золочёным, свер­кающим на солнце крестом.

Символика нового храма была очевидна. Весь его облик, величест­венный и торжественный, говорил о двух событиях: небесном (которое дало ему имя) — о Вознесении Сы­на Божьего к Отцу, на престол Ца­ря царей, и земном (которое стало поводом к строительству) — о рож­дении наследника престола Мос­ковского государства.

Знаменитый французский ком­позитор Гектор Берлиоз, побывав­ший в Коломенском в середине XIX в., писал: «Много я видел, мно­гим любовался, многое поражало меня, но время, древнее время в России, которое оставило свой след в этом селе, было для меня чудом из чудес... Во мне всё дрогнуло. Это бы­ла таинственная тишина. Гармония красоты законченных форм. Я видел какой-то новый вид архитектуры. Я видел стремление ввысь, и я долго стоял ошеломлённый».

Главным, что отличало храм в Ко­ломенском от всех предшествовав­ших ему русских храмов, был имен­но каменный (кирпичный) шатёр. До того все русские храмы заверша­лись сводами и венчающими их главами (куполами на барабанах). Главками венчались и колокольни. Правда, своды многих соборов в XV в. всё сильнее и сильнее вытягивались вверх, однако пи одному зодче­му не приходило в голову заменить их высоким шатром. Возможно,

307

прототипом каменного шатра стали шатры деревянных церквей. Однако далеко не все учёные согласны с этим. Споры о загадке происхожде­ния шатра Вознесенской церкви ве­дутся до сегодняшнего дня.

ШАТРОВЫЕ ХРАМЫ XVI—XVII ВЕКОВ

Конструкция шатровых храмов-памятников с высоким, издалека за­метным силуэтом, но небольшим внутренним пространством, рас­считанным на ограниченное число молящихся, очень подходила для строительства храмов-памятников. В 50—60-е гг. XVI в. мемориальные шатровые храмы поднялись в Балахне, Муроме, Коломне, Старице и других местах. Высоким нарядным шатром был перекрыт централь­ный объем и главного храма-памят­ника во всём Московском госу­дарстве — Покровского собора на Красной площади в Москве (1555— 15б0 гг.), выстроенного в честь взя­тия Казани в 1552 г.

Всего за два десятилетия, про­шедших после появления первого каменного шатрового храма в Ко­ломенском, этот новый вид архитек­туры получил признание у русских зодчих, которые стали возводить шатровые храмы во многих городах и сёлах наравне с более привычными — перекрытыми сводом. Почти все шатровые храмы XVI в. имели одну и ту же композицию: на ниж­ней кубической части (четверике), служившей основанием, строился восьмигранный столб (восьмерик), который венчал шатёр. Однако зод­чие, принимая эту общую схему, добивались необычайного разно­образия, и ни один шатровый храм не повторял другой. Каждый шатёр имел свой собственный силуэт, а до­полнительные украшения и при­стройки ещё больше подчёркивали своеобразие того или иного памят­ника.

Так, мастер, строивший во вто­рой половине XVI в. Преображен­скую церковь в подмосковном селе Остров, украсил её шатёр несколь­кими рядами «вспенивающихся» кокошников, количество которых равно ста сорока четырём. К башне­образному высокому основанию церкви приставлены по бокам два маленьких придела, завершённые сводами и барабанами с луковичны­ми главками. В церкви Петра-ми­трополита в Переславле-Залесском (1585 г.) шатёр ясно отделён от мощного широкого основания зда­ния. В 1603 г. по распоряжению ца­ря Бориса Годунова в Борисовом го­родке под Можайском был выстроен самый большой шатровый храм в честь святых Бориса и Глеба. Он был на девять метров выше храма в Ко­ломенском и достигал семидесяти четырёх метров.

XVII век принёс с собой новые художественные веяния. Архитектура становилась всё более нарядной, цер­кви напоминали порой сказочные те­рема, стены зданий украшали из­разцами и расписывали яркими красками. Не осталось без изменений и шатровое зодчество. Часто из ос­новного перекрытия шатёр превра­щался в декоративную деталь за­вершения и потому терял связь с внутренним пространством сооруже­ний. Иногда он венчал уже не весь объём, а только его часть или даже за­менял собой церковные главки.

В 1649—1652 гг. в Москве была построена церковь Рождества Бого-

ШАТРОВЫЕ ХРАМЫ ПОСЛЕСМУТНОГО ВРЕМЕНИ

В эпоху Смутного времени, т. е. в годы бунтов и польско-шведской интервенции, каменное строительство в России почти совсем прекратилось. Урон, нанесённый русским землям внутренними «нестроениями» и иностранными ратями, сопоставим только с потерями от нашествия орд Батыя. В память об избавлении страны от страшных бед начала XVII столетия были воздвигнуты многие церкви, в том числе и шатровые. В Нижнем Новгороде, в котором собиралось народное ополчение, был построен Архангельский собор (1631 г.). В Троице-Сергиевом монастыре, выдержавшем долгую и жестокую осаду, — церковь преподобных Зосимы и Савватия (1635—1637 гг.). В Угличе, особенно сильно пострадавшем от интервентов, — трёхшатровая церковь Успения (1628 г.), прозванная за красоту Дивной.

308

 

родицы в Путинках. В её богатом убранстве были использованы сра­зу четыре декоративных шатра, по­ставленные на узкие изящные бара­баны, которые в свою очередь покоились на сводах. Эта церковь уже не являлась в буквальном смыс­ле шатровой, поскольку шатры бы­ли использованы архитекторами лишь для украшения постройки. Однако она знаменита тем, что ста­ла последним памятником шатро­вого зодчества в Москве. В 1652 г. патриарх Никон предписал впредь церкви «строить о единой, о трёх, о пяти главах, а шатровые церкви отнюдь не строить». Впоследствии запрет был подтверждён, а в качест­ве образца зодчим указали пятигла­вый Успенский собор Московского Кремля.

Едва ли не первым нарушил свой запрет сам Никон, задумавший по­строить храм, который повторял бы формы христианской святы­ни — храма Воскресения в Иеруса­лиме. Патриарх приказал соорудить невиданной величины каменный шатёр над ротондой, примыкав­шей к храму Воскресения в осно­ванном им Воскресенском Но­воиерусалимском монастыре под Москвой. Шатёр был настолько ве­лик, что без видимой причины рух­нул в 1723 г. В 1748 г. по проекту Растрелли его начали восстанавли­вать, но уже из дерева. Появлялись шатровые храмы и в провинции.

Однако московские зодчие такой вольности позволить себе уже не могли и в дальнейшем использова­ли полюбившийся шатёр только для завершения колоколен.

Шатровое зодчество XVI — XVII вв. — уникальное направление русской архитектуры, которому нет аналогов в искусстве других стран и народов. Шатровые храмы Москов­ского государства — неповторимый вклад России в мировую культуру.

309

 

 

СОБОР ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО

Покровский собор на Красной площади (1555—1561 гг.) — знаменитый па­мятник средневекового русского зодчества. В народе его называют храмом Василия Блаженного — по имени известного московского юродивого, по­гребённого в 1552 г. у стен Троицкой церкви, которая первоначально сто­яла на месте собора. В 80-х гг. была сооружена пристройка, которую посвя­тили Василию Блаженному. В сознании миллионов людей этот храм не просто архитектурный памятник, а символ целого периода русской истории. Его построили по указу Ивана Грозного, в нём служили патриархи москов­ские, ему дивились приезжавшие в далёкую Московию европейские купцы и дипломаты. Московское государство XVI—XVII вв. — вот эпоха, с которой неразрывно связан храм Василия Блаженного. Но помимо этого Покровский собор воспринимается и как величайшее достижение русской архитектуры, отражение самых ярких и самобытных черт национального гения.

Идея постройки каменного мно­гопридельного храма (придел — пристройка к церкви, в которой мо­жет происходить богослужение) в память взятия Казани в 1552 г. роди­лась не сразу. Сначала только одна каменная церковь была окружена семью деревянными придельными церквами. Названия некоторых при­делов по традиции были связаны с обстоятельствами жизни самого ца­ря, а другие — посвящены церков­ным праздникам в честь святых, совпавшим с днями важнейших по­бед над татарским войском во время похода на Казань. Однако быстро возведённые деревянные приделы не удовлетворили царя Ивана IV, и он спустя два года пригласил талант­ливых русских мастеров Барму и Постника Яковлева (по одной из ги­потез, это одно и то же лицо — Иван Яковлевич Барма) и «повеле им здати церкви каменны заветныя во­семь престолов, мастеры Божьим промыслом основаша девять приде­лов, не яко же повелено им, но яко по Бозе разум давася им в разумении основания». Установленное зодчими число церквей-приделов позволило создать симметричную, упорядочен­ную композицию, которая гармо­нично вписалась в свободное про­странство Красной площади.

Многопридельность в русских храмах была известна и ранее, одна­ко лишь в Покровском соборе впер­вые произошло сознательное со­единение группы отдельных храмов в одном сооружении. Многопридельность становится здесь основой композиционного замысла. Вокруг центрального, самого высокого столпа, увенчанного шатром, по сто­ронам света расположены четыре больших храма, а по диагоналям — четыре малых. Башнеобразные объ­ёмы начинаются от самой земли и воспринимаются как отдельные церкви. Вместе с тем они образуют сложную пирамидальную компози­цию, которая отличается художест­венным единством и высокой дина­мичностью.

Такая композиция является тем более оригинальной, что у неё нет прямых предшественников. И это не удивительно: невиданный ранее храм одновременно должен быть уз­наваемым для современников и во­площать новые общественные и по­литические идеи.

Сложность художественных форм собора заставляла исследова­телей видеть в нём и символ храма ветхозаветного царя Соломона (XI в. до н. э.), и Небесный Иерусалим — отражение Храма Гроба Господня в

310

 

 

311

Собор Василия Блаженного.

313

Церковь Троицы

В Никитниках. XVII в.

в Никитниках, наоборот, поражает необыкновенной живостью, пест­ротой и кажется порождением шум­ной жизни торгового Китай-города Москвы. Все её части поставлены несимметрично, хотя и уравнове­шенно; всё, кажется, растёт, шевелится, развивается на глазах. Вот начи­нает расти на степе белокаменная лопатка; доросла до карниза — раз­двоилась, будто дерево, на два ствола-полуколонки, те потянулись вы­ше, пронзили ещё один карниз и вытолкнули наверх заострённый бу­тон — раму для иконы. Кокошники храма похожи на луковицы дорогих заморских тюльпанов, тонкие шей­ки глав — на стебли, а сами главы — на диковинные плоды.

Внутри церковь уютна. В ней нет столбов, много света льётся из боль­ших окон, и пространство лежит лег­ко и спокойно. Пёстрые росписи по­крывают стены сплошным ковром. Сюда ходили молиться не тому Бо­гу, которого боялись, а тому, кото­рый помогал человеку в его земных каждодневных делах. Эта радостная архитектура не возвышает, по зато и не устрашает сердце человека.

Церковь Троицы в Никитниках понравилась и москвичам, и гостям из других городов. Приехавший из Мурома богатый купец Тарасий Бо­рисов решил украсить родной город похожей церковью, и не просто по­хожей, а ещё лучше Повторив в ос­новном московскую постройку, приглашённые купцом мастера укра­сили её цветными изразцами. Драко­ны, всадники, птицы-сирины с де­вичьими головами смотрят на муромцев со стен монастырского Троицкого собора (1642—1643 гг.).

314

А в кокошники вставлены разно­цветные керамические шишки. Мест­ные краеведы предполагают, что Тарасий пожелал таким способом увековечить своё прозвище — Цвет­ной. Большую власть имел торговый человек в городе: захотел — и пере­селил бобылей-горожан на посад, а на месте их дворов поставил мона­стырские Святые ворота с увенчан­ной шатром церковью Казанской Богоматери (1648 г.). В киотах (ни­шах) над окнами вырезаны дата стро­ительства и имя заказчика, чего не позволяли себе даже цари! От обилия форм, от яркости цвета буквально ря­бит в глазах: словно нескончаемый праздник выплеснулся на улицу древ­него Мурома. Дивным узорочьем на­звали впоследствии такую архитекту­ру. И действительно, украшения её напоминают удивительные узоры русских вышивок или кружев.

К середине XVII в. Россия полно­стью оправилась от последствий Смутного времени. Стали активно развиваться промышленность и тор­говля; быстро росли старинные рус­ские города, оказавшиеся на пере­крёстке торговых путей: Ярославль, Великий Устюг, Каргополь. Как толь­ко появились деньги, возникла воз­можность строить храмы, заказы­вать иконы, приобретать дорогие изделия ювелиров.

Ярославль в то время по количест­ву жителей и производимым товарам находился на втором месте после Москвы. По Волге шёл путь из вос­точных стран на север. Персидские купцы везли роскошные ткани, дра­гоценные камни, жемчуг; с ними со­перничали индийцы, основавшие своё поселение в Астрахани. С вос­точными купцами торговали пушни­ной ярославцы братья Скрипины. Нажив на этой торговле огромный капитал, они стали едва ли не бога­че царя. Когда у Михаила Фёдорови­ча возникала нужда в деньгах, он об­ращался к Скрипиным, которые стали как бы царскими банкирами. А в благодарность за предоставленные ссуды царь подарил братьям чудо­творную реликвию — часть ризы (одежды) Христовой.

315

316

триарший престол в середине сто­летия, счёл необходимым обратить­ся к архитектуре Древней Руси и православного Востока. Очевидно, он усмотрел в узорочности неумест­ное отступление от изначальных образцов, которое так сурово пре­следовал в богослужебных книгах, проводя церковную реформу. Никон запретил строить шатровые храмы и попробовал возвести на русской земле копию храма Воскресения и Гроба Господня в Иерусалиме в под­московном Новоиерусалимском мо­настыре.

Почти все постройки патриарха отличаются суровостью и стро­гостью, доходящей до аскетизма. Отчасти это объясняется биографи­ей Никона. Происходивший из не­богатой крестьянской семьи, он, став священником, был приглашён в Москву и стал известен царю Алек­сею Михайловичу. Перед Никоном открывалась прекрасная карьера, но после того, как умерли трое его де­тей, он уговорил жену уйти в мос­ковский монастырь, а сам отправил­ся в монастырь на Соловки. Через некоторое время царь, не забывший Никона, способствовал назначению его митрополитом Новгородским. Древнее зодчество Новгорода и Со­ловецкого монастыря поразило Ни­кона и стало его идеалом.

Однако самому Никону властво­вать пришлось недолго. Царь был недоволен претензиями патриарха на высшую власть в государстве. Разрыв между Никоном и Алексеем Михайловичем повлёк за собой ссылку и низложение патриарха. А узорочная архитектура продолжила своё победное шествие по стране.

МОСКОВСКОЕ БАРОККО

После смерти царя Алексея Михай­ловича на престол взошёл его сын Фёдор, которому было всего лишь четырнадцать лет. Юный царь полу­чил хорошее образование: его учи­телем был известный славянский

РОСТОВСКИЙ КРЕМЛЬ

Отзвуки никоновских идей можно усмотреть в строительной де­ятельности митрополита Ростовского Ионы Сысоевича. Биографии митрополита и патриарха Никона имели немало общих черт: ес­ли Никон был сыном крестьянина, то Иона — сыном сельского свя­щенника из-под Ростова. Оба они быстро продвинулись благода­ря личным способностям. Иона стал митрополитом в том же году, когда Никон стал патриархом, причём обряд поставления Ионы в митрополиты совершил Никон. А когда патриарх, рассердившись на царя, оставил Москву, Иону Сысоевича назначили местоблю­стителем патриаршего престола, т. е. заместителем Никона на па­триаршестве. Увидев, что царь не торопится с покаянием, Никон внезапно вернулся в столицу и вошёл в Успенский собор именно тогда, когда в нём служил Иона Сысоевич. Патриарх потребовал уступить ему место, и Иона покорно подошёл под патриаршее бла­гословение. Это вызвало сильный гнев царя. Никона отправили в ссылку, а Иону — в его родные места. Ростовская митрополия в середине XVII в. была едва ли не богаче московской. Она прости­ралась до Белого моря и имела огромные доходы от солеварения: производство и продажа соли в то время были монополией госу­дарства, но митрополиту Ростовскому милостью царской дозво­лялось варить соль на продажу. Иона Сысоевич благодаря этому скопил немалые средства, которые позволили ему полностью об­новить свою резиденцию — ростовский архиерейский дом, полу­чивший впоследствии название Ростовского кремля. Один взгляд на строения митрополита убеждает, что название было дано не слу­чайно: высокая зубчатая стена с круглыми башнями действитель­но напоминает кремль. Не забыли даже башенку-колоколенку, над­строенную над стеной вблизи ворот, — точно такая же несколько ранее появилась на стене Московского Кремля недалеко от Спас­ской башни. Легенда гласит, что царская семья наблюдала с неё за казнями, происходившими на Красной плошали; на самом же деле она предназначалась для пожарного колокола — набата.

Зачем митрополиту понадобилась такая ограда? От какого вра­га он думал защищаться? Вероятно, ни от какого: во второй по­ловине XVII в. такие укрепления устарели, они не устояли бы про­тив мощных орудий. К тому же несколько десятилетий назад Ростов уже защитили более современной по тем временам зем­ляной крепостью в форме девятиконечной звезды: её высокие ва­лы до сих пор окружают центр города. Очевидно, Иона Сысоевич пожелал иметь в Ростове подобие Московского Кремля, в котором вместо царя собирался распоряжаться сам.

Над воротами и внутри Ростовского кремля стоят храмы. Они выглядят строже, чем московское узорочье, но наряднее, чем яро­славские соборы. По стенам кружевной строчкой проходят колончатые пояски, а вместо полукруглых кокошников стены церкви Иоанна Богослова завершаются треугольными фронтончиками. Может быть, эту черту Иона Сысоевич, подобно патри­арху Никону, усмотрел в зодчестве северных русских земель. От­туда же он заимствовал и форму звонницы: большая, тяжёлая, с массивными опорами для колоколов, по типу она гораздо бли­же к звоннице новгородского Софийского собора, чем к коло­кольне Ивана Великого в Московском Кремле.

317

318

319

просветитель и поэт Симеон Полоц­кий. Фёдор Алексеевич говорил по-польски и по-латыни, писал стихи на трёх языках, сочинял музыку и сам писал иконы. Он покровитель­ствовал организации в России учи­лищ. Однако царь страдал тяжёлой наследственной болезнью, от кото­рой умер на седьмом году своего правления.

К тому времени оставались в жи­вых два сына Алексея Михайловича. Старший, Иван, от первого брака ца­ря с Марией Ильиничной Милославской, был слабоумен, но имел энергичную сестру — царевну Со­фью. Младший, Пётр, был сыном На­тальи Кирилловны Нарышкиной, второй жены царя Алексея. Между Милославскими и Нарышкиными начались раздоры. Хитрая Софья пустила слух, будто Нарышкины хотят «извести» царевичей. Стрельцы ворвались в царские покои в Крем­ле и убили двух братьев Нарышки­ных, дядей Петра I. Третий уцелел чудом, спрятавшись в чулане. По преданию, над дверью этого чулана висела икона Спаса Нерукотворного, и Лев Кириллович Нарышкин взмолился Христу о своём спасении, дав обет построить церковь.

Время исполнить обещанное на­стало в 1689 г., когда Пётр I ут­вердился на троне и пожаловал На­рышкиным богатые подарки. Льву Кирилловичу помимо прочего дос­талось село Фили. Наверное, до ни­коновского запрета Лев Кириллович решил бы построить шатровый храм: ему не нужно было большое помещение, потому что церковь предназначалась для его семейства, но зато хотелось, чтобы постройка

ГРАЖДАНСКАЯ АРХИТЕКТУРА XVII ВЕКА

Подъём гражданской архитектуры, ярко проявившийся в конце XV — начале XVI в. в строительстве Крем­лёвского дворца, имел достойное продолжение в XVII столетии. В невиданных прежде масштабах воз­водились дворцы, административ­ные сооружения, жилые дома, гос­тиные дворы. В их архитектурном облике сказывалось не только же­лание зодчих следовать лучшим традициям прошлого, но и стремле­ние создать совершенно новые ти­пы построек, выработать новый стиль.

Теремной дворец Московского Кремля, построенный в 1635— 1636 гг., своими размерами, пыш­ным великолепием декора словно бросал вызов строительным тради­циям предшествующего столетия. Зодчие использовали привычный принцип сооружения деревянных хоров: ярусно-ступенчатое чере­дование объёмов, живописную асимметрию пристроек, островер­хие завершения крыш. Но уже да­ют о себе знать элементы нового

стиля — симметрия и регуляр­ность: фасады, равномерно расчле­нённые пилястрами и оконными проёмами, создают чёткий ритм. Пышность и нарядность фасадам придавали прежде всего налични­ки окон, украшенные растительным орнаментом, а также рельефные лопатки и карнизы с изразцами. Многие белокаменные детали име­ли многоцветную подкраску и эф­фектно смотрелись на ярко-крас­ном фоне стен. Архитектура Теремного дворца на несколько десятилетий опередила своё время и оказала влияние на строительст­во других зданий Кремля.

Уникальным творением русско­го зодчества XVII в. был деревянный дворец в подмосковном селе Коло­менское, построенный в 1667— 1669 гг. Он состоял из многосрубных хором, поставленных на подклётах (нижних этажах, имею­щих хозяйственное значение). Фа­сады жилых парадных помещений были богато украшены резными наличниками и разнообразными завершениями в виде шатров, бо­чек, кубоватых и уступчатых крыш. Живописная композиция срубов с

320

была высокой и представительной. Для него построили в 1690— 1693 гг. церковь нового для Руси типа, при­шедшего с Украины. Основание её представляет собой куб (четверик). Со всех сторон к кубу примыкают полукруглые выступы, так что план церкви выглядит как цветок с че­тырьмя лепестками. Сверху на куб поставлен широкий восьмигранник (восьмерик), на него ещё один по­уже, с проёмами для колоколов, а сверху третий — восьмигранное основание главы. Здание получи­лось высоким, цельным, но оно не устремлялось ввысь, как копьё, наце­ленное в небо, а поднималось тор­жественно и плавно.

Мастера не пожалели белого камня на отделку: затейливые наличники обрамляют окна, по уг­лам тянутся колонки, а каждый ярус

321

Церковь Знамения в Дубровицах под Москвой. 1690—1704 гг. Храм построен на переломе двух эпох и несёт на себе одновременно черты художественного языка средневековой русской архитектуры и — в большей степени — чисто европейского барокко.

постройки завершается гребнями, напоминающими белокаменную пе­ну, — «петушиными гребешками». Новый архитектурный декор стал похож на тот, который был моден в Западной Европе; это уже не былое узорочье, а предчувствие грядущих перемен. Белый камень и красный кирпич нарядно смотрятся на фоне неба в окружении зелёной листвы летом или белого снега зимой. Но особенно хороша церковь осенью, когда желтизна увядающих листьев сливается с золотым блеском пяти больших глав (одна над храмом и четыре над боковыми лепестками-притворами). По народному преда­нию, червонцы на их позолоту дал Пётр I. И конечно, не случайно под крестом на боковой главе приютил­ся золочёный двуглавый орёл — знак родства хозяина с царским се­мейством.

Церковь в Филях двухэтажная. Первый этаж, полускрытый гульби­щем (галереей), занимает Покров­ский храм, названный по стоявшей здесь раньше деревянной Покров­ской церкви. Этот храм невысок и

темноват внутри; в нём служили в зимнее время. На втором этаже на­ходится церковь Спаса Нерукотвор­ного, названная так в честь чудесно­го спасения Льва Кирилловича. Она высока и просторна, потому что храм бесстолпный. Под самый свод поднимается великолепный резной иконостас, выполненный царским мастером Карпом Золотарёвым. По­золоченные виноградные гроздья, листья, гирлянды цветов и плодов образуют вокруг икон богатые рамы. Одну из икон — изображение архи­дьякона Стефана — считают портре­том молодого Петра. Резьбой укра­шены и клиросы места для певчих, где пел сам Пётр I, когда приезжал в имение своего дяди. А на стене напротив иконостаса укреп­лён деревянный балкон — ложа. От­сюда слушал церковную службу хо­зяин имения.

Подобная архитектура получила у исследователей название москов­ского, или нарышкинского, барокко. Однако, хотя отдельные сё детали выполнены в стиле европейского барокко, в ней не меньше мотивов, восходящих к зодчеству ренессанса и маньеризма (см. «Введение»). На­рышкинские постройки обладают удивительной органичностью, цель­ностью и художественным совер­шенством. Развитие русского искус­ства всегда отличалось своими особенностями, которые не уклады­вались в европейские рамки. Когда в Европе расцветало Возрождение, на Руси ещё было глубокое Средне­вековье; когда страны Европы пе­реживали закат Ренессанса, на Руси появилось лишь предчувствие гряду­щих перемен. Это предчувствие, родственное закату европейского Средневековья, пронизанное ренессансными ожиданиями, породило архитектуру нарышкинского стиля. Она стала мостиком между старым и новым, между византийским и ев­ропейским, между Москвой царя Алексея Михайловича и Северной пальмирой его сына императора Петра Великого.

322

МОНУМЕНТАЛЬНАЯ ЖИВОПИСЬ (МОЗАИКА И ФРЕСКА)

Живопись русского Средневековья — фреска, мозаика, икона — неизмен­но вызывала и продолжает вызывать огромный интерес у любителей искус­ства и учёных всего мира. Ежегодно миллионы людей приезжают в Новго­род Великий или Киев, чтобы насладиться в древних соборах фресками средневековых живописцев. Среди образованных людей России почти не найти таких, у кого нет в доме хотя бы одного художественного альбома с фотографиями икон или фресок...

Древнерусская монументальная живопись появилась во времена рас­цвета Киевской Руси — при князьях Владимире Святом (980—1015 гг.) и Ярославе Мудром (1019—1054 гг.). До княжения Владимира Русь была язы­ческой и поклонялась многим божествам. Этот князь крестил Киев и боль­шую часть Руси, приняв христианство от Византии — сильнейшего и наи­более просвещённого в ту эпоху государства во всём христианском мире. Новая религия утвердила единого Бога на огромном пространстве от Ладоги до Чёрного моря, на многие века определив облик русской истории и культуры.

Византийские правители — василевсы — считали себя прямыми наслед­никами римских императоров, которые распоряжались когда-то судьбами десятков и сотен народов. Отсюда притязания василевсов на вселенское гос­подство, отсюда блеск царских церемоний и роскошь константинопольско­го двора. Византийская знать, обладавшая утончённым вкусом, была богословски образованна, прекрасно знала античную литературу и искусство.

В отличие от языческого Древнего Рима духовную и художественную жизнь Византии определяла Церковь — главный заказчик строительства и украшения храмов. К X—XI вв. в византийском искусстве сложилась такая система росписи храма, которая наиболее точно и полно воспроизводила сущность христианского учения в зрительных образах.

323

КИЕВ

Древнерусская монументальная жи­вопись складывалась на основе ви­зантийских традиций. Киев стал уче­ником Константинополя — столицы Византийской империи. Оттуда при­езжали на Русь митрополиты, еписко­пы, священники, а также архитекто­ры и живописцы, которые привозили иконы и украшенные миниатюрами церковные книги. На протяжении нескольких столетий русские масте­ра перенимали тонкое искусство «греков» — так называли на Руси всех подданных василевса вне зави­симости от их национальности.

Мастера, оформляя древнерус­ские соборы, использовали два ви­да техники монументальной живо­писи: мозаику и фреску. Мозаика отличается наибольшей роскошью и нарядностью. Сложенная из смаль­ты - - небольших кусочков окра­шенного стекла, она менее подвер­жена воздействию времени, чем фреска, и не теряет первоначальной свежести красок. Смальта хорошо отражает солнечный свет, который наполняет храм цветовыми перели­вами, подобными мерцанию драго­ценных камней. Для украшения ки­евских церквей мозаикой была построена мастерская, где изготов­ляли смальту. Кубики смальты окра­шивались в разные цвета: учёные насчитали в мозаичной палитре собора Святой Софии сто семьдесят семь оттенков.

В технике мозаики, как наиболее дорогой и сложной, выполнялись композиции в куполе и апсиде. Ос­тальные части храма расписыва­лись водяными красками по сырой штукатурке — фресками. Благодаря замечательным свойствам этой техники, а также мастерству живо­писцев, знавших все её тонкости, некоторые фресковые ансамбли, со­зданные много столетий назад, со­хранились до наших дней. Конечно, произведения, исполненные в тех­нике фрески, менее долговечны, чем мозаики, однако они также весь­ма устойчивы к разрушительному воздействию уходящих веков. На протяжении столетий фресковые росписи древнерусских церквей не выцветали, не темнели и не порти­лись от сырости. Рецепты составле­ния красок хранились в секрете и передавались только от мастера к ученику — из поколения в поколе­ние. Масляной живописи русское Средневековье не знало.

Собор Святой Софии в Киеве — древнейший памятник, который со­хранил монументальную живопись домонгольской Руси. Он воздвигнут в середине XI в. в честь победы кня­зя Ярослава Мудрого над пришлы­ми кочевниками-печенегами. Ве­ликолепное внутреннее убранство

324

Мозаика

325

326

шую часть стен храма. В нижней ча­сти стен и столбов располагаются многочисленные изображения свя­тых воинов и Отцев Церкви, муче­ников и праведников. Они находят­ся на высоте, приблизительно равной человеческому росту, и как бы вместе со всеми возносят молит­вы к Богу. Для внимательного зрите­ля все сцены и композиции ансамб­ля складываются в стройный рассказ о событиях Священной истории в ярких, красочных образах.

Фрески древней Киевской эпохи отличаются строгостью следования принципам византийской системы росписи и торжественной монументальностью.

ВЛАДИМИР

Процветавшие киевские земли по­степенно пришли в упадок от княже­ских междоусобиц и набегов кочев­ников. Во время княжения Андрея Боголюбского (1157—1174 гг.) и Всеволода Большое Гнездо (1176— 1212 гг.) новым центром политиче­ской и культурной жизни русских земель стал Владимир.

Всеволод провёл свою юность в Константинополе, где полюбил ви­зантийскую культуру и искусство. Один из его сыновей, Константин, хорошо знал древнегреческий язык, а другой, Михаил, основал библио­теку, в которой было собрано око­ло тысячи греческих рукописей.

Собор Святого Дмитрия (1195 г.) во Владимире украшали фресками приглашённые из Константинопо­ля греческие мастера. До наших дней дошли только два фрагмента росписей — «Страшный суд» и «Рай». Композиция фрески «Страш­ный суд» основывается на тексте за­ключительной книги Нового завета — «Откровение Иоанна Богослова», или «Апокалипсиса». На большом своде изображены двенадцать апо­столов, сидящих на тронах с высо­кими спинками. Позади них стоят ангелы, которые также присутству­ют в Страшном суде.

Со времён Софии Киевской принципы монументальной живо­писи существенно изменились. На в<