Между Богом и антропным принципом

 

Это самая важная глава, ибо в ней мы рассмотрим антропный принцип, согласно которому наша Вселенная такова, потому что если бы она была другой, то нас бы в ней не существовало. Антропный принцип – это одно из самых мощных орудий атеистов, которые используют его в своей битве с идеей о сотворении мира Богом.

Воспринимаемая нами Вселенная характеризуется набором отлично пригнанных друг к другу констант – таких как масса электрона или сила тяжести, от которых зависит существование нашего мира. Это привело некоторых ученых к мысли о том, что если мы здесь, значит, мир должен быть таким, каков он есть. Нам приходится жить в этой единственной гостеприимной для нас Вселенной среди всех других частей мультивселенной. То есть мы находимся в той Вселенной, в какой можем существовать. Антропный принцип плюс существование бесконечной совокупности вселенных (по большей части негостеприимных) многие рассматривают как удачную замену Бога, который целенаправленно сотворил природные константы для того, чтобы мы могли жить.

В ХХ веке появилась квантовая теория. Роджер Пенроуз всю свою жизнь посвятил попыткам понять, как работает вселенная. После многолетних экспериментов и размышлений он пришел к поразительному выводу: если бы энтропия (мера неупорядоченности, часто используемая в физике) космоса хоть ненамного отклонилась от существующей величины, то Вселенной бы не существовало. Таким образом, Вселенная должна была быть «идеально настроенной» в такой степени, какую мы не можем ни осознать, ни представить. В книге «Путь к реальности»[19] Пенроуз пишет: «Можно ли привлечь антропный принцип для объяснения весьма специфической природы Большого взрыва? Следует ли включить этот принцип в качестве составной части в картину инфляции, так чтобы первоначально хаотичное (то есть обладавшее максимумом энтропии) состояние тем не менее привело к образованию Вселенной, в которой мы живем и где господствует второе начало термодинамики?»

Второе начало термодинамики гласит, что энтропия системы со временем возрастает. Модель Вселенной Пенроуза, давшей начало человеческой жизни, обусловлена определенными требованиями: например, соблюдением второго начала термодинамики, условием равновесия температур и другими условиями. Пенроуз пишет:

 

Грубо говоря, аргумент звучит так: «Для того чтобы существовала разумная жизнь, нам нужна большая Вселенная, располагающая временнóй шкалой, достаточной для эволюции в благоприятных условиях, и т. д. Эти условия требуют инфляции, начавшейся в ограниченном регионе и поражающей нас видом той огромной Вселенной, которую мы знаем». Может показаться, что благодаря своей романтичности такие аргументы устоят против любой научной критики, но я все же склонен думать, что это не так… Требуемая для такого процесса точность соблюдения фазовых, пространственных и объемных отношений имеет вероятность, равную единице, деленной на (1010)123. Степень 10123 – величина энтропии черной дыры, масса которой равна массе наблюдаемой нами Вселенной.

 

Только такой математический гений, как Пенроуз, мог представить аргументы в пользу существования порождающей жизнь Вселенной, построенные на термодинамических требованиях черной дыры. После этого Пенроуз, уточняя аргумент, спрашивает: «Но на самом ли деле нам нужны условия для жизни во всех частях Вселенной?» Ответ его заключается в том, что существует минимальная часть Вселенной, в которой в результате действия слепых и неумолимых сил возникли благоприятные условия для поддержания жизни и разума. Это позволяет Пенроузу несколько смягчить условия:

 

Таким образом, точность, которая требовалась от нашего Создателя… для того чтобы построить меньший участок, имеет вероятность, равную единице, деленной на (1010)117. Теперь творцу нужен лишь очень малый сегмент первоначального множества, намного меньший, чем раньше. Господь наверняка выбрал для этого тихий и спокойный участок… Должно быть, в возникновении нашей Вселенной действительно было нечто весьма особенное… Или примем версию о том, что первоначальный выбор был «божественным актом», или попытаемся измыслить какую-нибудь физическую или математическую теорию, объясняющую в высшей степени необычную природу Большого взрыва. Лично я склонен посмотреть, насколько далеко удастся нам продвинуться по второму пути.

 

Пенроуз рисует и образ Создателя – человека с длинной белой бородой, указующего перстом на бесконечно малую точку всего «пространства параметров», мыслимых для актуальной энтропии Вселенной и создания той, что мы имеем. Не будучи религиозным человеком, Пенроуз тем не менее понимает: для того чтобы появился наш мир, должно было случиться чудо и возникнуть строго определенное количество энтропии, требующееся для его создания. В поисках альтернативной причины такого точного попадания в бесконечно малую вероятность Пенроуз признает, что разработка квантовой теории гравитации может привести нас к вариантам ответа.

Самый знаменитый ученик, а ныне научный соратник Пенроуза – Стивен Хокинг. Как мы уже видели, он уклоняется от обсуждения темы сотворения Вселенной, становясь иногда на атеистическую точку зрения. Всю свою сознательную жизнь Хокинг всерьез занимался разбором идей антропной теории.

В сентябре 1981 года Хокинг присутствовал на конференции в Ватикане. Обращаясь к нему, находившемуся в группе ведущих ученых мира, папа Иоанн-Павел II сказал, что, вероятно, человек тщетно ищет движущие силы сотворения Вселенной. По мнению понтифика, такое знание проистекает «из божественного откровения». Папа был прав, утверждая, что физика и космология не в состоянии показать нам движущие силы сотворения Вселенной и, тем более, найти причины, вызвавшие Большой взрыв. Независимо от того, существует Бог или нет, мы не способны объяснить Большой взрыв. Некоторое время спустя Хокинг, обсуждая этот вопрос с писателем Джоном Бослафом, высказал свой взгляд на Вселенную и на ее возникновение:

 

Вероятность того, что Вселенная, подобная нашей, могла возникнуть в результате Большого взрыва, ничтожно мала. Начиная обсуждать происхождение Вселенной, в первую очередь вспоминаешь религиозные объяснения.

 

Всю свою жизнь Хокинг удивлялся свойствам элементов, составляющих Вселенную. Если бы заряд электрона был немного другим, то не горели бы звезды и не взрывались сверхновые, выбрасывающие в пространство множество необходимых для жизни элементов. Если бы сила притяжения была хоть чуть-чуть слабее, то не было бы компактной материи, не существовало бы ни звезд, ни планет.

У нас нет теории, которая могла бы объяснить, почему заряды и массы частиц таковы, каковыми они являются. С теоретической точки зрения эти параметры представляются произвольными. Но если бы их величины отличались от реальных хоть на йоту, нас попросту бы не существовало. Хокинг сказал следующее: «Если принять во внимание все возможные константы и законы, которые могли бы иметь место в пространстве, то можно понять, что шансы возникновения Вселенной, способной породить жизнь, были ничтожно малы».

В своей попытке объяснить, как образовалась породившая жизнь Вселенная, само возникновение которой имело крайне низкую вероятность, Хокинг пришел к антропному принципу. Биограф Хокинга Китти Фергюсон пишет:

 

Хокинг следующим образом поясняет антропный принцип: представьте себе множество различных, удаленных друг от друга вселенных или изолированных участков одной Вселенной. Условия в большинстве их неблагоприятны для возникновения разумной жизни. Однако в некоторых появились предпосылки для возникновения звезд, галактик и солнечных систем, на которых возникли разумные существа, спрашивающие: почему Вселенная такова, какой мы ее видим? Согласно антропному принципу, ответ может быть один: если бы Вселенная была другой, нас бы в ней не было и некому было бы задать этот вопрос.

 

Многие физики не любят антропный принцип, потому что он ничего не объясняет, давая лишь тривиальный ответ: порядок вещей таков, каков он есть, потому что он не может быть иным. Кроме того, антропный принцип – не самая удачная замена Бога. Можно сказать, что существует лишь одна Вселенная и Бог сотворил ее именно такой, с нужными параметрами и силами, подходящей для возникновения разумной жизни. Постулировать бесконечное множество вселенных и антропный принцип, «выбирающий» ту из них, где мы должны жить, – это очень расточительный и к тому же не слишком научный способ построения модели жизни. Хокинг и многие другие физики надеются, что настанет день, когда универсальная «теория всего» объяснит значимость всех параметров Вселенной, упразднив, таким образом, антропный принцип.

Несмотря на то что антропный принцип не имеет никакой научной ценности и не может правдоподобно объяснить реальность, новые атеисты с радостью за него ухватились в качестве аргумента, заменяющего необходимость творца. В своей книге «Бог как иллюзия» Ричард Докинз посвящает 30 страниц этому принципу и даже весьма любопытным способом связывает его с естественным отбором: «Естественный отбор работает, потому что это дорога с односторонним движением, накапливающая удачные изменения. Повезти должно только в самом начале, и это “миллиардам планет” обеспечивает именно антропный принцип». Заметив, что антропный принцип «ненавистен большинству физиков», Докинз продолжает: «Я не могу понять почему. Думаю, что он просто прекрасен. Возможно, я так считаю, потому что мое сознание было воспитано Дарвином».

Роджер Пенроуз, на самом деле, отходит от антропного принципа. Пенроуз считает, что Вселенная обязана своим происхождением либо «божественному акту творения», либо причине, которую мы обнаружим, когда будет создана «окончательная физическая теория». Подобно мультивселенной, антропный принцип – это своего рода принудительный аргумент, не имеющий глубокого теоретического обоснования.

Антропная идея существует в нескольких вариантах. Слабый антропный принцип занимается конкретными переменными, например отвечает на вопрос: почему мы живем на Земле, а не на Венере? На Венере слишком жарко, поэтому мы находимся здесь, а не там. Мы должны жить в «обитаемой зоне» нашей Солнечной системы, удовлетворяющей требованиям Златовласки – не слишком жарко и не слишком холодно. В этой зоне вода должна существовать в жидком агрегатном состоянии, чтобы сделать возможным существование жизни.

Сильный антропный принцип применяют ко всему: к массам и зарядам элементарных частиц, к космологическим константам, к энтропии нашего участка Вселенной, к величинам всех природных сил и прочему. Сильный антропный принцип гласит, что все природные величины такие просто потому, что если бы они были иными, то нас бы здесь не было.

У антропного принципа интересная история. В начале 1960-х годов принстонский физик Роберт Дикке воспользовался антропными аргументами для того, чтобы объяснить возраст Вселенной, который, по его мнению, должен быть совместим с эволюцией жизни и с разумными сознательными существами. Во Вселенной, слишком юной для того, чтобы на ней могла развиться жизнь, таких существ просто не было бы. Однако сам термин антропный принцип был придуман в 1973 году австралийским физиком Брендоном Картером. Впервые он сказал о нем в Кракове, в речи на конгрессе, посвященном пятисотлетию со дня рождения Коперника.

За прошедшие десятилетия аргумент Дикке распространили и на другие численные величины, характеризующие свойства наблюдаемой Вселенной. Ученые задавали следующие вопросы. Почему масса протона в 1836,153 раза больше массы электрона? Почему электрические заряды верхних и нижних кварков равны 2/3 и –1/3 соответственно? И почему на той же шкале заряд электрона в точности равен –1? Почему гравитационная постоянная Ньютона равна 6,67384 × 10–11?

Есть еще один вопрос, занимающий умы физиков с 1916 года. Почему постоянная тонкой структуры так соблазнительно близка к величине 1/137, обратной простому числу? (Теперь мы знаем эту постоянную с куда большей точностью – 1/137,035999.)

Ричард Фейнман однажды написал: «Это одна из величайших проклятых загадок физики: магическое число, пришедшее к нам неизвестно откуда. Можно сказать, что его “начертала божественная рука”, но мы не знаем, что “двигало карандашом”». Астроном Артур Эддингтон (доказавший теорию Эйнштейна об искривлении пространства-времени вблизи массивных объектов) построил вокруг этого числа множество нумерологических гипотез, ни одна из которых, впрочем, так и не была доказана. (Правда, Эддингтон полагал, что эта константа равна 1/136.) Есть даже анекдот о том, что австрийский физик и один из первопроходцев квантовой механики Вольфганг Паули, который всю жизнь был одержим числом 137, умирая, попросил Бога разъяснить ему эту загадку (между прочим, Паули в то время лежал в больнице, в палате номер 137) и вознесся на небо, где Бог вручил ему толстый конверт и сказал: «Прочти мой препринт, там я объяснил все».

Если отвлечься от забавных историй и анекдотов, то надо признать, что все физические константы, описанные выше, пока не поддаются анализу и разумному объяснению. Одним из физиков, пытавшихся понять их, был Стивен Вайнберг, который часто опережал свое время. В 1998 году, буквально за несколько месяцев до публикации поразительного астрономического открытия об ускоряющемся расширении Вселенной, приведшего к выводу о существовании «темной энергии», пронизывающей пространство и распирающей Вселенную, Вайнберг и его коллеги из Техасского университета опубликовали статью о гипотетической темной энергии. Авторы утверждали, что если такая энергия существует, то ее величина может колебаться в очень узких пределах, приведенных в статье. В противном случае энергия будет или слишком велика для того, чтобы галактики могли сливаться под действием сил гравитации, или слишком мала, и тогда может произойти гравитационный коллапс до того, как успеет развиться жизнь.

Вайнберг и его коллеги пришли к выводу, что величина космологической постоянной должна основываться (в определенных границах) исключительно на антропном принципе. Он позволил предсказать значение неизвестного параметра, но при этом была использована неудовлетворительная методология, так как она не выявила никаких оснований для величины космологической константы, за исключением все того же аргумента: «Если мы здесь и наблюдаем это, то оно должно находиться в таком-то диапазоне величин».

Конечно, то же самое можно сказать и по поводу постоянной Ньютона, масс и зарядов кварков и электрона, константы тонкой структуры, параметров, управляющих сильными и слабыми ядерными силами, и т. д. Силы природы чрезвычайно точно подогнаны под то устройство Вселенной, какое мы наблюдаем. С точки зрения антропного принципа, если мы здесь, то параметры должны быть именно такими, какими они являются в реальности.

Сила тяжести, несмотря на то что именно ее действие мы ощущаем больше всего, является самой слабой из всех четырех природных сил. Гравитация на сорок порядков слабее сил электромагнитного поля. Можете провести наглядный эксперимент: положите на стол небольшую скрепку. Она будет лежать на месте, удерживаемая полем тяготения всей расположенной под столом планеты. Теперь возьмите маленький магнит и постепенно приближайте его сверху к скрепке. Когда магнит приблизится на достаточное расстояние, она подпрыгнет вверх и прилипнет к нему. Это показывает, что даже крошечный магнит, обладающий электромагнитными силами, может преодолеть силу притяжения всей необъятной Земли.

Почему же сила тяготения на сорок порядков слабее сил электромагнитных? Почему четыре природные силы имеют именно такие, а не иные величины? Если бы было по-другому, нас бы здесь просто не было: гравитация раздавила бы нас еще до появления на свет, если бы была сильнее. А если бы иным было электромагнитное поле, то перестала бы работать вся химия, ибо ядро не смогло удержать около себя противоположно заряженные частицы. Если бы сильные внутриядерные силы имели иную величину, то кварки либо были бы раздавлены, либо улетели из протонов и нейтронов, а сами ядра просто прекратили свое существование. Если бы иную величину имели слабые внутриядерные силы, то либо все элементы стали бы радиоактивными, либо звезды перестали бы излучать свет и тепло. В обоих случаях жизнь просто не смогла бы возникнуть.

Когда я брал у Вайнберга интервью и расспрашивал его о работе, он сказал: «Вселенная, скорее всего, напоминает гигантского кота Шредингера. Есть части Вселенной, где кот жив, космологическая постоянная имеет должную величину и находятся ученые, наблюдающие Вселенную и задающие вопросы. Есть и другие части Вселенной, где кот мертв, космологическая постоянная либо слишком мала, либо слишком велика, и там нет ни жизни, ни задающих вопросы ученых». Такой вот интересный взгляд на Вселенную.

Однако некоторые космологи прибегают к антропному принципу, потому что не знают, почему масса, заряд электрона и кварка, энтропия Вселенной и величина космологической постоянной таковы, что стало возможным существование нашей Вселенной.

Если вы захотите проверить, какая из двух гипотез верна: Вселенная, созданная согласно особым требованиям, или Вселенная, случайно оказавшаяся подходящей для жизни просто потому, что мы ее наблюдаем, то обнаружите, что наука не в состоянии ответить на этот вопрос.

 

Как мы уже видели, физика не может уйти от загадки невероятной точности настройки многих ее параметров. Самый лучший и самый простой пример этой загадки – взаимодействие протона, нейтрона, электрона и кварков. Каждый студент-физик знает, что материя состоит из протонов и нейтронов, составляющих атомное ядро, вокруг которых обращаются электроны, завершая строение атома. Притяжение электронов к ядрам обусловлено тем, что электрический заряд электрона равен по абсолютной величине и противоположен по знаку электрическому заряду протона: без этого равновесия зарядов жизнь во Вселенной была бы невозможна.

Однако в то время как электрон не имеет отчетливой внутренней структуры и является элементарной частицей, протон и нейтрон таковыми не являются. Каждый протон состоит из трех кварков – двух верхних и одного нижнего. Суммарный электрический заряд кварков таков, чтобы заряд протона был в точности равен +1 (заряд электрона полагают равным –1), ибо в противном случае равновесие будет нарушено.

Мы знаем, что на самом деле в ядре заряд верхнего кварка равен в точности 2/3, а заряд нижнего кварка – –1/3. Если сложить заряды двух верхних и одного нижнего кварка, то получим 2/3 + 2/3 – 1/3 = 1. Каким образом стала возможной такая точность? Мало того, нейтрон (частица, присутствующая в ядрах всех элементов тяжелее водорода) должен иметь суммарный электрический заряд, равный нулю, и он состоит из двух нижних кварков и одного верхнего. Здесь снова срабатывает ставшее привычным математическое волшебство. Если вы сложите заряды кварков, составляющих нейтрон, то получите 2/3 – 1/3 – 1/3 = 0.

Но почему заряды кварков так идеально подогнаны друг к другу? В самом начале, через ничтожную долю секунды после Большого взрыва Вселенная, как считают ученые, состояла из кварк-глюонной плазмы, которую иногда называют «кварковым супом». Потом кварки, плававшие в этом плотном и исключительно горячем супе, созданном Большим взрывом, внезапно объединились в тройки с образованием протонов и нейтронов. Одно только это уже представляется загадочным: в природе большинство вещей образуют пары, но не триплеты (набор, состоящий из трех объектов). Почему и как все это произошло и как заряды, массы и силы взаимодействия, объединившись, создали стабильные сложные частицы, необходимые для возникновения Вселенной? У науки пока нет удовлетворительных ответов на эту головоломку.

На самом деле, стандартная модель физики частиц была построена с применением мощного математического аппарата именно в попытке разрешить хотя бы некоторые из этих загадок, но она не смогла ответить на вопросы о массах элементарных частиц и взаимодействиях сил. Также без ответа остается и вопрос о пресловутой константе «1/137», управляющей всеми электромагнитными взаимодействиями. Эти числа не получаются в результате решения уравнений модели; их приходится вставлять «вручную». Однако как именно были получены «свободные параметры» в наших моделях Вселенной и как они обрели именно те значения, какие необходимы для существования Вселенной, остается трудной, неразрешенной загадкой – одной из многих загадок науки.

Один из способов выйти из положения – сказать, согласно антропному принципу: «Если бы параметры были другими, то нас бы здесь не было и некому было бы задавать все эти вопросы». Но таким образом невозможно научно опровергнуть соперничающую гипотезу: «Параметры были выбраны так, чтобы можно было создать Вселенную». Так что же все-таки было первопричиной – Бог или антропный принцип?

 

Вероятно, самым лучшим примером неадекватности применения антропного принципа для правдоподобного объяснения природных явлений является упомянутое выше событие, случившееся 65 миллионов лет назад, – столкновение Земли с небесным телом Солнечной системы. В результате этой катастрофы атмосфера Земли наполнилась пылью, заслонившей Солнце, наступило резкое похолодание, погубившее почти все живое, включая динозавров. Ученые считают, что если бы это событие не произошло, то динозавры продолжали бы господствовать на Земле, а приматы не получили бы возможности развиться и, в конце концов, став людьми, захватить власть над нашей планетой.

Если спросить у верного поборника антропного принципа, почему астероид или гигантский метеорит столкнулся с Землей 65 миллионов лет назад, то ответ, скорее всего, будет все тот же: «Потому что в противном случае нас бы здесь не было и некому было бы задать этот вопрос». Но именно на этом примере мы действительно убеждаемся в антинаучности антропного принципа. Небесное тело Солнечной системы столкнулось 65 миллионов лет назад с Землей, потому что его орбита случайно пересеклась в тот момент с орбитой нашей планетой. Это правильное научное, а не антропное объяснение. Очень важно иметь в виду, что такого объяснения пока не существует для констант, характеризующих массы частиц и силы их взаимодействия. Поскольку же, как мы видим, антропный принцип этому объяснений не дает, нам надо искать и находить другие варианты. Таким объяснением может стать божественный замысел или, по меньшей мере, то, что пока находится за пределами нашего понимания.

 

Глава 12

Пределы эволюции

 

Предложенный в 1859 году Чарльзом Дарвином принцип эволюции навсегда изменил облик естественных наук. Благодаря Дарвину мы теперь имеем превосходный научный механизм, объясняющий, каким образом развиваются биологические виды и почему наиболее приспособленные организмы получают преимущества в распространении своих генов. Эволюция функционирует по принципу естественного отбора: хорошо адаптированные индивиды получают преимущества в размножении.

По мере изменения условий окружающей среды начинают процветать наиболее приспособленные к новым условиям виды, а менее адаптированные уменьшаются в численности или вовсе исчезают. Таким образом, эволюция объясняет, почему до сих пор существуют многие из живших некогда видов.

Корни эволюции заложены в таксономии: классификации живых существ по семействам, родам и другим группам, позволяющей видеть, как это ветвление управляет их развитием. Углубленный научный анализ дал возможность нарисовать достаточно отчетливую картину развития жизни от простых организмов к более сложным и показать ветвление их различных семейств и родов. Возможно, оно обусловлено генными мутациями, приведшими к возникновению живых существ, отличных от своих предков и близкородственных животных или растений.

Путь к теории эволюции Дарвина был открыт в XVIII веке шведским врачом, ботаником и зоологом Карлом Линнеем. Будучи студентом Уппсальского университета в 20-е годы XVIII века, Линней написал статью о тычинках и пестиках цветков. Она была высоко оценена, и ученого пригласили на работу в ботанический сад университета. Он преуспел в работе и в 1732 году был направлен в Лапландию для изучения флоры.

В Лапландии Линнею в голову пришла дерзкая идея – классифицировать все живые существа Земли. В 1735 году, защитив в Голландии диссертацию по медицине, Линней представил научному сообществу свой шедевр – книгу «Система природы» («Systema Naturae»)[20]. Двадцать лет спустя, в десятом издании этого руководства по систематике, были собраны сведения по классификации 7700 растений и 4400 животных видов.

Система Линнея, ничего не говоря об эволюции, только классифицировала живущие в то время организмы. Ученый полагал, что в мире живых существ заложен извечный порядок, который можно проанализировать, пользуясь научными методами.

Путь Дарвину проторил и еще один человек – французский ученый Жорж Кювье, изучавший живущие и вымершие виды семейства слоновых. В ходе работы Кювье пришел к выводу, что окаменелости – это остатки древних живых организмов, виды которых, прожив череду поколений, по неизвестной причине переставали существовать. Кроме того, современник Кювье, французский биолог Жан-Батист Ламарк, изучавший моллюсков, выяснил, что живые организмы со временем изменяются, развиваясь и усложняясь. Тем не менее Ламарк не верил в возможность вымирания видов.

Все эти предшествовавшие дарвиновскому учению идеи сами по себе уже противоречили буквальной интерпретации Священного Писания, согласно которому Бог сотворил живую природу неизменной – виды не меняются и не вымирают, но продолжают с момента творения вести статичное существование.

Несмотря на то что идеи изменяемости видов просто витали в воздухе, книга Дарвина «О происхождении видов путем естественного отбора»[21], вышедшая в 1859 году, потрясла широкую публику, так как поставила под сомнение роль Бога как «творца» и историю, рассказанную в книге Бытия. Даже жена Дарвина была шокирована его исследованием и стала бояться, что не сможет впоследствии воссоединиться с мужем на небесах. Тем не менее, поскольку идея уже витала в воздухе, ученые и интеллектуалы безоговорочно приняли ее за истину.

Говорят, что, когда натуралист Томас Гексли прочитал книгу Дарвина, он воскликнул: «Какой же я глупец, что не подумал об этом раньше!» Именно Гексли сыграл решающую роль в распространении идей эволюции, приспособления и отбора среди широких слоев общества, помогая пониманию и признанию теории Дарвина.

Чарльз Роберт Дарвин родился в Шрусбери (графство Шропшир, в Англии) в 1809 году, пятым из шести детей преуспевающего сельского врача Роберта Дарвина и его жены Сюзанны Веджвуд, происходившей из знаменитой семьи производителей фарфора. Дед Дарвина, Эразм Дарвин, в свое время предложил теорию, сходную с теорией Ламарка, названную им зоономией. В этой теории содержался зародыш идеи эволюции, но сама работа не была строго научной и содержала массу неточностей и произвольных спекуляций.

Дарвин изучал медицину в Эдинбургском университете, но, как говорят, был не в восторге от первоначально выбранной профессии. Он часто прогуливал занятия, посвящая время изучению работ Ламарка и своего собственного деда. Спустя недолгое время Дарвин перешел в Кембриджский университет, где поступил на богословский факультет, но и там не проявлял особого рвения, занимаясь вместо изучения теологии собиранием жуков и других насекомых, верховой ездой и охотой. Тем не менее Дарвин добился больших успехов в изучении естественной истории, ботаники и геологии.

По окончании университета профессор ботаники рекомендовал Дарвину занять неоплачиваемую должность натуралиста в качестве «джентльмена-спутника» капитана судна его величества «Бигль» Роберта Фицроя. Корабль должен был отправиться в двухгодичное плавание к берегам Южной Америки. Профессор считал, что это путешествие предоставит юному Дарвину превосходную возможность непосредственно, из первых рук, познакомиться с естественной историей. Получилось так, что судно пробыло в плавании пять лет и, обойдя Южную Америку, совершило кругосветное путешествие, которое привело Дарвина к его величайшему открытию, кардинально изменившему наш взгляд на природный мир.

В книге «О происхождении видов» Дарвин намеренно не касается вопросов религиозной веры. До самого конца он весьма осмотрительно допускает существование «Творца», хотя и избегает привлекать его для объяснений. Организмы развиваются в течение тысяч и миллионов лет от простых к более сложным формам. В знаменитом заключении Дарвин говорит о «нескольких силах», оставляя место и Творцу, хотя и отводит ему чисто пассивную роль. Вот заключительный абзац книги:

 

Любопытно созерцать густо заросший берег, покрытый многочисленными, разнообразными растениями с поющими в кустах птицами, порхающими насекомыми, ползающими в сырой земле червями, и думать, что все эти прекрасно построенные формы, столь отличающиеся одна от другой и так сложно одна от другой зависящие, были созданы благодаря законам, еще и теперь действующим вокруг нас. Эти законы в самом широком смысле – «рост», «воспроизведение» и «наследственность», почти необходимо вытекающая из воспроизведения. Также «изменчивость», зависящая от прямого или косвенного влияния жизненных условий, прогрессия возрастания численности – столь высокая, что она ведет к борьбе за жизнь и впоследствии – к «естественному отбору», влекущему за собой дивергенцию признаков и вымирание худших форм. Таким образом, из борьбы в природе, из голода и смерти непосредственно вытекает самый высокий результат, какой ум в состоянии себе представить, – возникновение высших животных. Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и изумительных форм.

 

Таково было резюме Дарвина, выраженное в превосходном и поистине поэтическом описании процесса эволюции. Потом началась полемика. Томас Гексли (известный также по прозвищу «бульдог Дарвина») возглавил сражение за эволюцию. Его заслуга состоит в том, что теория эволюции в конце концов получила общественное признание, поскольку она соответствует данным биологической науки и может на самом деле объяснить различные природные факторы.

Многие религиозные люди (особенно те из них, кто понимает, что Ветхий Завет был написан для людей, живших тысячи лет назад и не обладавших современными научными знаниями) принимают дарвинизм как превосходную, жизнеспособную теорию, объясняющую возникновение жизненных форм во всей их непостижимой сложности.

По мнению великого, к сожалению, покойного, ученого-эволюциониста Стивена Джея Гулда:

 

Главный конфликт Дарвина с креационизмом[22] заключается не в том, что последний доказуемо ложен, а в том, что креационизм не располагает интеллектуальными аргументами, ибо убеждение в творении ничему нас не учит, но лишь констатирует (причем такими словами, которые многие люди могут счесть экзальтированными), что определенный организм или его признак просто существуют. То есть констатируется факт, видимый невооруженным взглядом: «Ничто не может быть более безнадежным, чем попытка объяснить сходство особей одного биологического семейства полезностью свойств или учением о конечной причине…»

 

Сам Гулд был твердо убежден, что эволюция не согласуется с какими бы то ни было утверждениями креационизма, но, несмотря на это, терпимо относился к религиозным интерпретациям, принимавшим эволюционную теорию, хотя и был атеистом. Именно в этом контексте он говорит: «Дарвин, например, и его последователи Хаттон, Лайелл и многие другие великие мыслители избегали всяких измышлений о первопричинах вещей (как находящихся за пределами науки)».

Такой подход, естественно, оставляет открытым вопрос о том, как возникла жизнь. В своей книге «Камни веков» («Rocks of Ages», 1999) Гулд пишет, что вопрос о существовании Бога находится вне пределов науки. Этот взгляд поддержали многие ученые, но осудил Докинз. Отвечая Гулду, он писал:

 

Я просто не могу поверить в то, что Гулд действительно имел в виду то, что он написал в «Камнях веков». Как я не раз говорил, всем нам приходится сдавать назад для того, чтобы не обижать невежественных, но могущественных оппонентов, и мне хочется надеяться, что Гулд именно так и поступает. Не имел же он в самом деле намерения недвусмысленно заявить о том, что наука вообще ничего не может сказать по поводу существования Бога… Однако по Гулду выходит, что наука не может высказывать даже вероятностные суждения по этому вопросу.

 

Как мы уже видели, когда Докинзу не нравится то, что считает другой ученый, он отбрасывает его суждение, говоря, что этот ученый имел в виду «нечто другое» или хотел ублажить своих оппонентов. Неясно, правда, как сам Докинз собирается определять честную вероятность существования Бога. Откуда возьмется объективная вероятность? Пока нет научных методов, позволяющих сделать это беспристрастно.

Нам, однако, ясно, почему Докинз критиковал беспристрастного Гулда. Вот что пишет Гулд в начале книги «Камни веков»:

 

Я неверующий человек. Я – агностик в том смысле, какой мудро придал этому понятию Томас Гексли, который тем самым обозначил непредвзятый скептицизм как единственно возможную позицию. Ибо человек не может знать ничего доподлинно. Тем не менее, несмотря на мой отход от родительских взглядов (и благодаря отсутствию в моем воспитании влияния источников бунта против родителей), я сохранил большое уважение к религии. Она всегда очаровывала меня больше других предметов (если не считать эволюции, палеонтологии и бейсбола).

 

Даже такой именитый эволюционист, как Гулд, принял ценность религии для нашей жизни, что прекрасно видно по его книге. Конфликт между эволюцией и религиозной верой неизбежен лишь в глазах новых атеистов, и в этом кроются истинные причины враждебности Докинза. Для него грехом является даже обычное уважение к убеждениям верующих. Целый раздел книги «Бог как иллюзия» посвящен разъяснению причин, по которым вера в Бога не заслуживает уважения и интеллектуального понимания со стороны таких просвещенных избранных, как сам Докинз.

Однако эволюция и вера в Бога не обязательно противоречат друг другу. Еще в начале XX века выдающийся французский философ, геолог, палеонтолог и иезуитский священник Пьер Тейяр де Шарден смог убедительно доказать, что эволюция не подменяет собой Бога. Создатель (или та сила, которая нас создала) может делать свое дело посредством эволюции.

«Бог руководит процессами эволюции, – говорил Тейяр. – Я не вижу противоречия между эволюцией и моей верой в Бога». Для Тейяра сами эти законы были так или иначе «созданы». По мнению философа, эволюционные процессы не заменяют первоначального творца, который их запустил и создал зародыш жизни, именно потому, что они реально существуют. Тейяр был глубоко и истинно верующим человеком, но это не мешало ему верить в науку и учение об окружающем нас мире.

Тейяр был одним из палеонтологов, участвовавших в великом открытии окаменевших останков пекинского человека (одного из «недостающих звеньев» между человеком и обезьяной) в гроте Чжоукоудянь к юго-западу от Пекина, вызвавшем большое воодушевление среди антропологов. Тейяр в то время находился в Китае, так как был изгнан туда распоряжением церковных иерархов за сочинения и лекции по теории эволюции. По иронии судьбы, именно там он мог больше всего навредить церкви, ибо в Китае Тейяр де Шарден занялся «практической эволюцией», приняв участие в анализе находки, возраст которой составлял не меньше 600 тысяч лет.<