Наброски и зарисовки растений, плодов, цветов: Освоить конструктивное построение структуры дерева через зарисовки отдельных деревьев, группы деревьев...
Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...
Топ:
Определение места расположения распределительного центра: Фирма реализует продукцию на рынках сбыта и имеет постоянных поставщиков в разных регионах. Увеличение объема продаж...
Марксистская теория происхождения государства: По мнению Маркса и Энгельса, в основе развития общества, происходящих в нем изменений лежит...
Выпускная квалификационная работа: Основная часть ВКР, как правило, состоит из двух-трех глав, каждая из которых, в свою очередь...
Интересное:
Подходы к решению темы фильма: Существует три основных типа исторического фильма, имеющих между собой много общего...
Аура как энергетическое поле: многослойную ауру человека можно представить себе подобным...
Отражение на счетах бухгалтерского учета процесса приобретения: Процесс заготовления представляет систему экономических событий, включающих приобретение организацией у поставщиков сырья...
Дисциплины:
2020-04-01 | 345 |
5.00
из
|
Заказать работу |
Вступив на престол, Екатерина продолжала осыпать «милостями» гвардейцев. За спиной Екатерины стояли вельможи, вначале фактически правившие за неё, а затем и юридически закрепившие власть в стране.
Среди основных вельмож не было единства. Каждый хотел власти, каждый стремился к обогащению, славе, почёту. Все опасались «светлейшего»1. Боялись, что этот «всесильный Голиаф», как называли Меньшикова, пользуясь своим влиянием на императрицу,, станет у кормила правления, а других вельмож, познатней и породовитей его, отодвинет на задний план. Опасались «всесильного Голиафа» не только вельможи, но и дворянство, шляхетство. Ещё стоял в Петропавловском соборе гроб Петра, а уже Ягужинский обратился к праху императора, громко, чтобы слышали, жалуясь на «обиды» со стороны Меньшикова. Сплачивались влиятельные Голицыны, один из которых, Михаил Михайлович, командовавший войсками, расположенными на Украине, казался особенно опасным для Екатерины и Меньшикова. Меньшиков открыто третировал сенат, а сенаторы в ответ на это отказывались собираться. В такой обстановке действовал умный и энергичный Пётр Андреевич Толстой, добившийся согласия Меньшикова, Апраксина, Головкина, Голицына и Екатерины (роль которой в этом деле фактически сводилась к нулю) на учреждение Верховного тайного совета. 8 февраля 1726 года Екатерина подписала указ о его учреждении. Указ гласил, что «за благо мы рассудили и повелели с нынешнего времени при дворе нашем как для внешних, так и для внутренних государственных важных дел учредить Тайный совет…». В состав Верховного тайного совета указом от 8 февраля вводились Александр Данилович Меньшиков, Фёдор Матвеевич Апраксин, Гаврила Иванович Головкин, Пётр Андреевич Толстой, Дмитрий Михайлович Голицын и Андрей
Иванович Остерман2.
Через некоторое время члены Верховного тайного совета подали Екатерине «мнение не в указ о новом учреждённом Тайном совете», которое установило права и функции этого нового высшего правительственного органа. «Мнение не в указ» предполагало, что все важнейшие решения принимаются только Верховным тайным советом, любой императорский указ заканчивается выразительной фразой «дан в Тайном совете», бумаги, идущие на имя императрицы, снабжаются также выразительной надписью «к поданию в тайном совете», внешняя политика, армия и флот находятся в ведении Верховного тайного совета, равным образом как и коллегии, их возглавляющие. Сенат, естественно, теряет не только былое своё значение высшего органа в сложной и громоздкой бюрократической машине Российской империи, но и титул «правительствующего». «Мнение не в указ»1 стало для Екатерины указом: она со всем согласилась, кое-что только оговорив. Созданный «при боку государыни», Верховный тайный совет лишь милостиво считался с нею. Так фактически в руках «верховников» сосредоточилась вся власть, а правительствующий Сенат, оплот сенаторской оппозиции Меньшикову и его окружению, став просто «высоким» надолго потерял соё значение, не перестав быть средоточием оппозиции «верховникам»2.
Обращает на себя внимание состав Верховного тайного совета, он целиком отражает то соотношение сил, которое сложилось в правительственных кругах. Большая часть членов Верховного тайного совета, а именно четыре из шести (Меньшиков, Апраксин, Головкин и Толстой, принадлежала к той неродовитой знати или примыкала к ней, как Головкин, которая выдвинулась на первый план при Петре и благодаря ему заняла руководящие посты в управлении государством, стала богатой, знатной, влиятельной. Родовитая знать была представлена одним Дмитрием Михайловичем Голицыным. И, наконец, особняком стоит Генрих Иоганович Остерман, немец из Вестфалии, ставший в России Андреем Ивановичем, интриган, беспринципный карьерист, готовый служить кому угодно и как угодно, энергичный и деятельный бюрократ, покорный исполнитель царских повелений при Петре и правитель Российской империи при Анне Ивановне, «лукавый царедворец», благополучно переживший не один дворцовый переворот. Его появление в составе Верховного тайного совета предвещает то время, когда вслед за кончиной Петра, которого «заморские» авантюристы, смотревшие на Россию, как на кормушку, хотя они и не были приглашены в далёкую Московию именно им, боялись и не решались действовать открыто, на русском престоле оказались его бездарные преемники, и «напасть немецкая» развернулась на всю, проникнув во все поры российского государства. Таким образом, состав Верховного тайного совета при Екатерине I в феврале 1726 года отражал победу петровских питомцев и их опоры в январе 1725 года (гвардейцев. Но править Россией они собирались совсем не так, как Пётр. Верховный тайный совет представлял собой кучку аристократов (а верховники действительно были феодальной аристократией, все без исключения, независимо от того, кем были их отцы и деды в Московском государстве), стремившихся сообща, маленькой, но могущественной и влиятельной группой править Российской империей в личных интересах.
Конечно, включение в состав Верховного тайного совета Дмитрия Михайловича Голицына отнюдь не означало его примирения с мыслью о том, что он, Гедиминович, имеет такое же право и основания править страной как и царский денщик Меньшиков, «худородный» Апраксин и др. Придёт время, и противоречия между «верховниками», т.е. те же противоречия между родовитой и неродовитой знатью, которые вылились в события у гроба Петра, найдут отражения и в деятельности самого Верховного тайного совета1.
Еще в донесении от 30 октября 1725 года французский посланник Ф. Кампредон сообщает о «тайном совещании с царицею», в связи с чем им упоминаются имена А. Д. Меньшикова, П. И. Ягужинского и Карла Фридриха. Неделей позже он сообщает о «двух важных совещаниях», состоявшихся у Меньшикова.1 В одном из его донесений упоминается также имя графа П. А. Толстого.
Практически в это же время датский посланник Г. Мардефельд сообщает в донесениях о лицах, входящих в состав советов, «собираемых по внутренним и внешним делам»: это А. Д. Меньшиков, Г. И. Головкин, П. А, Толстой и А. И. Остерман.
При анализе данных известий нужно отметить следующие обстоятельства. Во-первых, речь идет о наиболее важных и «тайных» государственных делах. Во-вторых, круг советников узок, более или менее постоянен и включает людей, занимающих ключевые государственные посты, и родственников царя (Карл Фридрих – муж Анны Петровны). Далее: совещания могут происходить у Екатерины I и с ее участием. Наконец, большинство названных Кампридоном и Мардефельдом лиц вошло затем в состав Верховного тайного совета. У Толстого назрел план обуздать своеволие Меншикова: он убедил императрицу создать новое учреждение – Верховный тайный совет. Председательствовать на его заседаниях должна была императрица, а его членами предоставлялись равные голоса. Если не умом, то обостренным чувством самосохранения Екатерина понимала, что необузданный нрав светлейшего, его пренебрежительное отношение к прочим вельможам, заседавшим в Сенате, стремление командовать всем и вся, могли вызвать распри и взрыв недовольства не только у родовитой знати, но и среди тех, кто возводил ее на престол.2 Интриги и соперничество, разумеется, не укрепляли позиций императрицы. Но с другой стороны, согласие Екатерины на создание Верховного тайного совета явилось косвенным признанием ее неспособности самой, подобно супругу править страной.
Было ли возникновение Верховного тайного совета разрывом с петровскими принципами управления? Для решения этого вопроса нужно обратиться к последним годам Петра и практике решения Сенатом наиболее важных вопросов. Здесь бросается в глаза следующее. Сенат может собираться не в полном составе; на заседаниях, разбиравших важные вопросы, зачастую присутствует сам император. Особенно показательно заседание 12 августа 1724 года, обсуждавшее ход строительства Ладожского канала и основные статьи государственных доходов. На нем присутствовали: Петр I, Апраксин, Головкин, Голицын. Примечательно, что все советники Петра – будущие члены Верховного тайного совета. Это наводит на мысль, что Петр I, а затем и Екатерина склонялись к мысли о реорганизации высшего управления путем формирования более узкого, чем Сенат, органа. Видимо, неслучайно в донесении Лефорта от 1 мая 1725 года сообщается о разрабатываемых при русском дворе планах «об учреждении тайного совета», включающего императрицу, герцога Карла Фридриха, Меншикова, Шафирова, Макарова.1
3 мая это сообщение почти дословно повторено в донесении Кампридона.
Итак, истоки появления Верховного тайного совета следует искать не только в «беспомощности» Екатерины I. Сообщение же о заседании 12 августа 1724 года ставит под сомнение и расхожий тезис о возникновении Совета как о каком-то компромиссе с «родовой знатью», олицетворяемой Голицыным.
Указ 8 февраля 1726 года, которым официально оформлялся Верховный тайный совет при особе императрицы, интересен как раз не следами борьбы лиц и группировок (их там можно разглядеть лишь с очень большим трудом):этот государственный акт – не что иное, как законодательное установление, в принципе сводящееся к легализации уже имеющегося совета.
Обратимся к тексту указа: «Понеже усмотрели мы, что тайным действительным советникам и кроме сенатского правления есть немалый труд в следующих делах: 1) что они часто имеют по должности своей, яко первые министры, тайные советы о политических и других государственных делах, 2) из них же заседают некоторые в первых коллегиях, отчего в первом и весьма нужном деле, в тайном совете, а и в Сенате в делах остановка и продолжение от того, что они за многодельством на могут вскоре чинить резолюции и названныя государственныя дела. Того за благо мы рассудили и повелели с нынешнего времени при дворе нашем как для внешних, так и внутренних государственных важных дел учредить Верховный тайный Совет, при котором сами будем присудствовать».пСпбю__________________________________________________________________________________________________________________________
Указ 8 февраля 1726 года трудно заподозрить в какой- то «недосказанности», маскирующей некую борьбу партий, группировок и т. п.: настолько ясно виден тот факт, что центр тяжести законодательного постановления лежит совершенно в другой плоскости, а именно в области задач функционирования государственной машины.
Не так давно четко сформулировано мнение, что на протяжении ряда лет, еще со времен Петра I «недостаточная оперативность Сената стала ощущаться сильнее, и это не могло не привести к созданию более гибкого постоянного органа. Им и стал Верховный тайный совет, возникший на основе совещаний советников, систематически собиравшихся Екатериной I». Приведенный тезис наиболее адекватно отражает причины изменений в высшем управлении в 1726 году и находит подтверждение в конкретном материале.
Уже 16 марта 1726 года французский посланник Кампредон опирался на оценки, дошедшие из среды самого Совета. В так называемом «Мнении не в указ»1 мы находим, в частности, такой комментарий указа 8 февраля 1726 года: «а как ныне Ея императорское величество…для лутчаго успеху в росправе государства тож правление изволила разделить надвое, ис которых в одном важные, в другом протчие государственные дела, то как всем видимо есть, что с помощью Божиею не в пример лутче стало быть прежнего…» Верховный тайный совет, как негласные советы времен Петра I, - чисто абсолютистский орган. Действительно, какой-либо документ, регламентирующий деятельность Совета, отсутствует. «Мнение не в указ» скорее формулирует общие принципы независимости и полновластия, нежели как-то ограничивает их. Ведающий внешней и внутренней политикой, Совет является императорским, поскольку императрица в нем «первое президентство управляет», «оной совет толь наименее за особливое коллегиум или инако почтен быть может, понеже он токмо Ея величество ко облегчению в тяжком Ея правительстве бремени служит».
Итак, первое звено: Верховный тайный совет – прямой наследник негласных советов Петра I в 20-е годы XVIII века, органов с более или менее постоянным составом, сведения о которых достаточно ясно отразились в дипломатической переписке того времени.
Падение Верховного тайного совета в 1730 году могло рассматриваться как доказательство того, что появление органов, подобных ему, - нечто вроде призрака прошлого, вставшего на пути только что родившегося русского абсолютизма. Так воспринимали этот орган множество историков XVIII – XIX веков, начиная с В. Н. Татищева и кончая Н. П. Павловым-Сельванским, а отзвуки такого понимания проявились и в советской историографии. Между тем ни сами события 1730 года, ни их последствия для такого заключения оснований не дают. Необходимо учитывать, что к указанному времени Совет во многом утратил качество негласного реального правительства страны: если в 1726 году состоялось 125 заседаний Совета, а в 1727 году – 165, то, например, с октября 1729 года после смерти Петра II в январе 1730 года Совет вообще не собирался и дела были в значительной степени запущены.1 Кроме того, документы, вышедшие в 1730 году, причем документы программного, без преувеличения, значения, нельзя сводить к знаменитым «Кондициям». Не меньшего внимания заслуживает так называемое «Клятвенное обещание членов Верховного тайного совета». Он рассматривается как документ, составленный членами Совета после ознакомления с позицией столичного дворянства в отношении верховной власти. В нем говорится: «Целость и благополучие каждого государства от благих советов состоит… Верховный тайный совет состоит не для какой собственной того собрания власти, точию для лутчей государственной ползы и управления, в помощь их императорских величеств». Воспринимать эту декларацию, учитывая официальный характер документа как демегогический прием, видимо, нельзя: его направленность диаметрально противоположно положениям «Кондиций». Скорее всего это – свидетельство изменения первоначальной позиции Верховного тайного совета, с учетом пожеланий, выраженных в дворянских проектах, и настроений самого дворянства. Не случайно и программное требование «Клятвенного обещания»: «Смотреть того, дабы в таком первом собрании одной фамилии болше двух персон умножено не было, чтоб тем нихто не мог взять вышней для на селя силы».Это достаточно зримое подтверждение того, что, с одной стороны, традиции «монархии с боярской думой и боярской аристократией» были еще в памяти, а с другой - что политическое мышление верхушки господствующего класса в этот период напрямую отказывалось от них.
Указанная корректировка позиции Верховного тайного совета и послужила причиной того, что он не испытал в марте 1730 года никаких жестоких репрессий. Указ от 4 марта 1730 года, упразднивший Совет, выдержан в весьма спокойной форме. Более того, значительная часть членов Совета была введена в состав восстановленного Сената и лишь затем под различными предлогами отстранена от государственных дел. Члены Верховного тайного Совета А.И.Остерман и Г.И.Головкин 18 ноября 1731года были введены в состав вновь учрежденного Кабинета министров. Такое доверие со стороны новой императрицы к людям, бывшим, вне всякого сомнения, в курсе известной «затейки» с ограничением полномочий императрицы, заслуживает того, чтобы быть отмеченным. В истории событий 1730 года еще очень много неясного. Еще Градовский А. Д. обратил внимание на любопытную деталь первых шагов политики Анны Иоанновны: восстанавливая Сенат, императрица не восстановила должность генерал-прокурора. Как один из вариантов объяснения этого явления, историк не исключал и того, что «советники ея имели в виду поместить какой-нибудь новое учреждение между Сенатом и верховною властью…»1
Период 20—60-х гг. XVIII в. — отнюдь не возвращение или попытка возвращения к старым временам. Это — период «юношеского максимализма», который переживал в это время укреплявшийся русский абсолютизм, вмешиваясь во все и вся и при этом, видимо, не имея реальной опоры в Сенате этого времени в центральных учреждениях, бывших «стройной системой» зачастую лишь на бумаге.
В противоположность укоренившемуся среди многих буржуазных исследователей мнению, не до конца изжитому и в работах советских историков, именно «надсенатские» императорские советы были проводниками новой, абсолютистской линии в управлении.
Обратимся к конкретному материалу. Вот лишь несколько достаточно ярких и типичных примеров. Возникновение Верховного тайного совета вызвало довольно характерную реакцию со стороны Сената, о которой мы можем судить по личному распоряжению Екатерины I: «Объявить в Сенате. Чтоб ныне по указам, присланным из Верховного тайного совету исполняли так, как определено, а о местах не щитатся. Ибо еще не вступили в дела, да почали о местах щитатся»1.
Именно Верховным тайным.советом была образована специальная Комиссия о подати во главе с Д. М. Голицыным, которой надлежало решить один из, самых больных вопросов — состояния финансов государства и.» одновременно — бедственного состояния податного населения России2. Но Комиссии не удалось даже пробить «информационный барьер» — из-за отрицательного отношения нижестоящих инстанций. В своем доношении Совету 17 сентября 1727 г. Д. М. Голицын сообщал, что комиссией были посланы в Сенат и Военную коллегию указ «и притом пункты, по которым требовано о присылке надлежащих к оной комиссии ведомостей, и по оны из Высокого Сената прислана ведомость об одной Киевской губернии, и та не на все пункты. А о Смоленской губернии объявлено, что в Сенат ведомости поданы, а о других губерниях ведомостей не прислано. А яз Военной коллегии ведомости присланы, точию не на все же пункты...» и т.д.2 Совет был вынужден своим протоколом от 20 сентябри 1727 г. пригрозить коллегиям и канцеляриям штрафом в случае, если ведомости и впредь будут задерживаться, но насколько можно предполагать, это не возымело никакого действия. Совет смог вернуться к работам миссии лишь 22 января 1730 г., когда вновь слушалось ее доношение, но закончить работу Комиссии не удалось.
Множество подобных казусов, видимо, и приводило членов Верховного совета к заключениям о необходимости сокращения штата различных инстанций. Так, Г. И. Головкин категорически заявлял: «Штат разсмотрит зело нужно, поскольку нетокмо люди есть лишния, бес которых можно 'пробыть, но целыя канцелярии внов сделанные, в которых нужды не видится».1
Позиция Сената в отношении ряда запросов Верховного совета была более чем уклончивой. Так, на соответствующий запрос о фискалах было получено следующее доношение: «А коликое число и где и все ли против указанного числа имеютца фискалы, или где не имеютца, и для чего, о том в Сенате известия нет»3. Иногда Сенатом предлагались слишком медлительные и архаические решения насущных вопросов. К таким можно отнести предложение Сената в разгар крестьянских выступлений 20-х гг. «Восстановить особые приказы для расследования разбойных и убивственных дел». В противовес этому Совет занялся крестьянскими выступлениями сам. Когда в 1728 г. в Пензенской губернии вспыхнуло довольно крупное движение, Совет специальным указом предписал воинским частям «разорить до основания» «воровские и разбойничьи станы», причем о ходе карательной экспедиции, назначенные М. М. Голицыным командиры должны были рапортовать непосредственно Совету2.
Подводя итоги, отметим, что анализ деятельности высших государственных учреждений России 20—60-х гг. XVIII в. ярко иллюстрирует их одноплановость как необходимых элементов политической системы абсолютной монархии. Ясно прослеживается их преемственность не только в общем направлении политики, но и самой их компетенции, должностей, принципов формирования, стиля текущей работы и других моментов вплоть до оформления документации и т. п.
На мой взгляд, все это позволяет дополнить в какой-то мере общее представление, существующее в советской историографии относительно политического строя России XVIII в. Видимо, следует более отчетливо понять всю глубину и разносторонность, известной характеристики В. И. Лениным «старого крепостнического общества», в котором перевороты были «до смешного легки», пока дело шло о том, чтобы передать власть от одной группы феодалов—другой. Подчас эта характеристика получает упрощенную трактовку, а акцент продолжает делаться лишь на то, что все сменявшие друг друга в XVIII в. правительства проводили крепостническую политику.
История высших учреждений 20—60-х гг. XVIII в. зримо показывает и то, что абсолютизм как система в эти годы неуклонно укреплялся и приобретал большую зрелость по сравнению с предшествующим периодом. Между тем еще очень распространенными являются рассуждения о «ничтожности» преемников Петра I в противовес значительности и масштабности политических преобразований самого Петра. Думается, такое перенесение центра тяжести с действительно важного фактора — функционирования верхушки абсолютистских правительств — на личные качества того - или иного монарха на данном этапе развития историографии является просто архаизмом.1 Особенно важно осознание этого при написании учебников и учебных пособий, а также изданий, рассчитанных на широкие читательские массы.
Требуется, очевидно, определенная корректировка устоявшихся терминов для более правильного определения ключевых проблем истории России XVIII в., а также и наиболее перспективных путей их решения. Чем больше накапливается фактов о высших государственных органах, функционирование которых реально отражало состояние абсолютизма — политической надстройки на этапе позднего феодализма1, тем яснее становится: неизменно употребляющийся со времен Ключевского термин «эпоха дворцовых переворотов» отнюдь не отражает основной сущности периода 20— 60-х гг. XVIII столетия. Учитывая спорный характер высказанных в данной статье положений, вряд ли стоит предлагать конкретную точную формулировку для определения этого периода: это было бы преждевременным при настоящем состоянии разработки проблемы. Однако уже сейчас можно сказать однозначно: такая формулировка и конкретный термин должны отражать главные тенденции социально-экономического и политического развития страны, а следовательно, включать и определение того, чем было данное время для эволюции абсолютизма и степени его зрелости.
Обращаясь к вопросу о дальнейших путях развития проблемы, подчеркнем: до настоящего времени актуальным остается давно высказанный тезис С.М. Троицкого о необходимости «монографически разрабатывать историю господствующего класса феодалов». При этом известный советский исследователь считал, что «следует уделить особое внимание исследованию конкретных противоречий внутри господствующего класса феодалов и тех форм, которые принимала борьба между отдельными прослойками феодалов в тот - или иной период»2. Обращение к истории высших государственных учреждений России XVIII в. позволяет дополнить и конкретизировать общий тезис С. М. Троицкого. Видимо, не меньшее значение имеют и проблемы «социальной стратификации» в среде государственного класса, факторы, влиявшие на формирование административной элиты, обладавшей реальным влиянием на внутреннюю и внешнюю политику страны. Особым вопросом, несомненно, заслуживающим внимания, является вопрос о политическом мышлении этого периода, изучении социально-политических взглядов государственных деятелей 20—60-х гг., выяснении того, как складывались «программные» политические установки этого времени.
Глава 2. Политика Верховного тайного совета.
2.1. Корректировка петровских реформ.
Верховный тайный совет был создан именным указом от 8 февраля 1726 г. в составе А.Д. Меншикова, Ф.М. Апраксина, Г.И. Головкина, А.И. Остермана, П.А. Толстого и Д.М. Голицына'. То обстоятельство, что в него вошли президенты Военной, Адмиралтейской и Иностранной коллегий, означало, что они выводятся из подчинения Сената и их руководство оказывается подотчетным непосредственно императрице. Таким образом, высшее руководство страны четко давало понять, какие именно направления политики оно осознает как приоритетные, и обеспечивало принятие по ним
оперативных решений, уничтожая саму возможность паралича исполнительной власти из-за коллизий, вроде той, что имела место в конце 1725 г. Протоколы заседаний совета указывают на то, что первоначально в нем обсуждался вопрос о разделении на департаменты, т. е. о распределении сфер компетенции между его членами, однако реализована эта идея не была. Между тем фактически такое разделение в силу должностных обязанностей верховников, как президентов коллегий, имело место. Но принятие решений в совете осуществлялось коллегиально, а следовательно, коллективной была и ответственность за них.
Первые же решения совета свидетельствуют о том, что их члены отдавали себе ясный отчет, что его создание означает кардинальную перестройку всей системы органов центрального управления, и стремились по возможности придать его существованию легитимный характер. Не случайно их первое заседание было посвящено решению вопросов о функциях, компетенции и полномочиях совета, о его взаимоотношениях с другими учреждениями. В результате появилось известное "мнение не в указ", в котором определялось подчиненное по отношению к совету положение Сената, а три важнейшие коллегии фактически уравнивались с ним. поскольку им предписывалось сообщаться между собой промемориями[1]. В течение всего февраля и первой половины марта 1726 г. верховники (вскоре в этой работе к ним присоединился включенный в совет по настоянию императрицы герцог Карл Фридрих Голштннский) вновь и вновь возвращались к регламентации деятельности нового органа. Плодом их усилий стал именной указ от 7 марта "о должности Сената", неделю спустя указ, переименовывавший Сенат из "правительствующего" в "высокий"(14 июня того же года из "правительствующего" в "святейший" был переименован Синод), а 28 марта еще один указ о форме сношений с Сенатом).
В исторической литературе активно обсуждался вопрос о том, имели ли верховники изначально намерения олигархического характера и не означало ли учреждение Верховного тайного совета фактически ограничение самодержавия. Мне в данном случае наиболее убедительной представляется точка зрения Анисимова. "По своему месту в системе власти и компетенции, — пишет он, — Верховный тайный совет стал высшей правительственной инстанцией в виде узкого, подконтрольного самодержцу органа, состоявшего из доверенных лиц. Круг дел его не был ограничен - он являлся и высшей законосовещательной, и высшей судебной, и высшей распорядительной властью". Но совет "не подменял Сенат", ему "были подведомственны в первую очередь дела, не подпадавшие под существующие законодательные нормы". "Крайне важным, — замечает Анисимов, — было и то, что в Совете в узком кругу обсуждались острейшие государственные проблемы, не становясь предметом внимания широкой публики и не нанося тем самым ущерба престижу самодержавной власти"1.
Что же касается императрицы, то позднее, в указе от 1 января 1727 г., она вполне четко объяснила: "Мы сей Совет учинили верховным и при боку нашем не для чего инако только, дабы оной в сем тяжком бремени правительства во всех государственных делах верными своими советами и беспристрастными объявлениями мнений своих Нам вспоможение и облегчение учинил" 1. Анисимов вполне убедительно показывает, что целым рядом распоряжений, обозначивших круг вопросов, которые должны были докладываться ей лично, минуя совет, Екатерина обеспечила свою от него независимость. На это же указывают и многие другие примеры, как, например, история включения в состав совета герцога Голштинского, редактирование императрицей некоторых решений совета и пр. Но как следует трактовать учреждение Верховного тайного совета (а его появление, несомненно, было важным преобразованием в сфере управления) с точки зрения истории реформ в России XVIII столетия?
Как будет видно из нижеследующего обзора деятельности совета, его создание действительно способствовало повышению уровня эффективности управления и по существу означало совершенствование системы органов власти, созданной Петром I. Пристальное же внимание верховников с первых дней существования совета к регламентации его деятельности указывает на то, что они действовали строго в рамках заданных Петром бюрократических правил и, пусть бессознательно, стремились не к разрушению, а именно к дополнению его системы. Стоит отметить и то, что совет был создан как коллегиальный орган, действовавший в соответствии с Генеральным регламентом. Иначе говоря, само создание совета, на мой взгляд, означало продолжение петровской реформы. Рассмотрим теперь конкретную деятельность Верховного тайного совета в важнейших вопросах внутренней политики.
Уже указом от 17 февраля была осуществлена первая мера, направленная на упорядочение сбора провианта для армии: генерал-провиантмейстер был подчинен Военной коллегии с правом доносить в Верховный тайный совет о неправильных действиях коллегии. 28 февраля Сенат распорядился закупать у населения фураж и провиант по цене продавца, не чиня ему никакого притеснения.
Спустя месяц, 18 марта, от имени Военной коллегии была издана инструкция офицерам и солдатам, посылаемым для сбора подушной подати, что, по-видимому, по мысли законодателей, должно было способствовать сокращению злоупотреблений в этом самом больном для государства вопросе. В мае Сенат реализовал прошлогоднее предложение своего генерал-прокурора и направил сенатора А.А. Матвеева с ревизией в Московскую губернию. Между тем Верховный тайный совет был озабочен прежде всего финансовыми вопросами. Решить его верховники пытались в двух направлениях: с одной стороны, путем упорядочения системы учета и контроля за сбором и расходованием денежных сумм, а с другой — за счет экономии средств.
Первым результатом работы верховников по упорядочению финансовой сферы стало подчинение Штатс-конторы Камер-коллегии и одновременное уничтожение должности уездных рентмей-стеров, объявленное указом от 15 июля. Указ отмечал, что с введением подушной подати функции рентмейстеров и камериров на местах стали дублироваться, и повелевал оставить лишь камериров. Учет прихода и расхода всех финансовых средств также было сочтено целесообразным сосредоточить в одном месте. В тот же день еще одним указом Штате-конторе было запрещено самостоятельно выдавать средства на какие-либо чрезвычайные расходы без разрешения императрицы или Верховного тайного совета.
15 июля стало поворотной датой в судьбе не только Штатс-конторы. В тот же день на том основании, что в Москве имеется собственный магистрат, там была упразднена контора Главного магистрата, что стало первым шагом по преобразованию городского управления, а сама эта мера явилась одним из, как считали верховники, способов экономии средств1. Первый шаг был сделан и на пути к судебной реформе: был издан именной указ о назначении п города воевод для исправления судных и розыскных дел. Причем, аргументация была такова, что уездные жители терпят большие неудобства от необходимости по тяжебным делам ездить в провинциальные города. Одновременно и надворные суды оказываются перегружёнными делами, что влечет за собой усиление судебной волокиты. Впрочем, жаловаться на воевод разрешалось в те же надворные суды.
Понятно, впрочем, что восстановление должности уездных воевод имело отношение не только к судопроизводству, но и в целом к системе управления на местах. "А понеже, — считали верховники, — прежде сего бывали во всех городах одни воеводы и всякие дела, как государевы, так и челобитчиковы, також по присланным из всех приказов указом отправляли одни и были без жалованья, и тогда лучшее от одного правление происходило, и люди были довольны"1. Это была принципиальная позиция, вполне определенное отношение к созданной Петром системе местного управления. Однако вряд ли справедливо видеть в ней ностальгию по старому. Ни Меншиков, ни Остерман, ни тем более герцог Голштинский испытывать такой ностальгии не могли просто в силу своего происхождения и жизненного опыта. Скорее, за этим рассуждением был трезвый расчет, реальная оценка сложившейся ситуации.
Как показало дальнейшее, указы от 15 июля стали лишь прелюдией к принятию решений гораздо более кардинальных. Верховники прекрасно понимали, что ликвидацией одной лишь московской конторы Главного магистрата проблему финансов не решить. Главное зло они видели в чрезмерно большом количестве учреждений разного уровня и чересчур раздутых штатах. При этом, как ясно из вышеприведенного высказывания, они вспоминали, что в допетровское время значительная часть аппарата управления вовсе не получала жалованья, а кормилась "от дел". Еще в апреле герцог Карл Фридрих подал "мнение", в котором утверждал, что "гражданский штат ни от чего так не отягощен, как от множества служителей, из которых, по рассуждению, великая часть отставлена быть может". И далее герцог Голштинский замечал, что "есть много служителей, которые по прежнему здесь, в империи бывшему обычаю с приказных доходов, не отягощая штат, довольно жить могли". Герцога поддержал Меншиков, предложивший отказаться от выплаты жалованья мелким служащим Вотчинной и Юстиц-коллегии, а также местных учреждений. Такая мера, полагал светлейший, не только сбережет государственные средства, но и "дела могут справнее и без продолжения решаться, понеже всякой за акцыденцию будет неленостно трудиться"1. К концу мая решили жалованья "приказным людям не давать, а довольствоватца им от дел по прежнему обыкновению с челобитчиков, кто что даст по своей воле"2. Следует иметь в виду, что под приказными при этом понимались мелкие служащие, не имевшие классных чинов.
Однако показательно, что в вопросе сокращения штатов в первую очередь верховники обратили внимание на коллегии, т. е.
центральные, а не местные учреждения. Уже в июне 1726 г. они отмечали, что от их раздутых штатов "в жалованье происходит напрасной убыток, а в делах успеху не бывает"3. 13 июля члены совета подали императрице доклад, в котором, в частности, писали: "В таком множественном числе во управлении лучшаго успеху быть не может, ибо оные все в слушании дел за едино ухо почитаются, и не токмо, чтоб лучший способ был, но от многова разногласия в делах остановка и продолжение, а в жалованье напрасной убыток происходит"4.
По-видимому, почва для доклада была подготовлена заранее, ибо уже 16 июля на его основе появился именной указ, почти дословно повторявший аргументацию верховников: "В таком множайшем числе членов во управлении дел лучшего успеху не находится, но паче в разногласиях в делах остановка и помешательство происходит". Указ предписывал оставить в каждой коллегии лишь по президенту, вице-президенту, двум советникам и двум асессорам, да и тем велено было присутствовать в коллегии не всем одновременно, а только половине из них, сменяясь ежегодно. Соответственно, и жалованье предполагалось платить лишь находящимся в данный момент на службе. Таким образом, применительно к чиновникам была реализована мера, ранее предлагавшаяся для армии.
В связи с этой реформой А.Н. Филиппов писал, что "Совет весьма близко стоял к условиям тогдашней действительности и живо интересовался всеми сторонами управления... в этом случае он отметил... то, на что ему приходилось постоянно наталкиваться в деятельности коллегий". Однако принятое решение историк считал полумерой, которая "не могла иметь будущность". Верховники, полагал он, не озаботились изучением причин наблюдаемого ими порока, и сокращали число коллежских членов, "не решаясь ни отказаться прямо от коллегиальности, ни отстаивать петровскую реформу в целом". В том, что чрезмерность числа коллежских членов не была выдумкой верховников и что о<
Типы оградительных сооружений в морском порту: По расположению оградительных сооружений в плане различают волноломы, обе оконечности...
Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...
Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...
Опора деревянной одностоечной и способы укрепление угловых опор: Опоры ВЛ - конструкции, предназначенные для поддерживания проводов на необходимой высоте над землей, водой...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!