Курить, спать, пить. Танцевать и повторить

С собой у меня был ярко-желтый толстенький дневник с зайцем на обложке, который пытался совершить суицид. Этот заяц вызывал во мне какие-то смутные смешанные чувства симпатии, которые я не могла объяснить. Он казался мне хорошим олицетворением моего состояния: порой кричаще-радостного, граничащего с психозом, а порой депрессивного и суицидального. Я долгое время не могла понять, какое из этих состояний мое нормальное, кто я. Диаметрально противоположные, они ведь никак не могли ужиться в одном человеке. Раздвоения личности у меня точно не было, а значит, что-то было не так, значит, что-то было не мое. Но что именно, я не понимала и искренне считала виной всему депрессию. А непонятные всплески активности – это и есть я настоящая. Или я есть депрессия?
Неспособность понять себя и душевные метания выливались в бесконечный поиск ответов извне. Голландия предоставила мне просто колоссальное количество возможностей для расширения своих поисков и сознания. Каждый день мы курили. Мне казалось, что это прекрасная альтернатива «Флуоксетину», ведь и то и другое в конце концов повышало настроение. К сожалению, я не учла один очень важный момент: «Флуоксетин» не вызывал во мне непредвиденных психотических реакций (по крайне мере на тот момент). Трава была непредсказуема. Один день меня сладенько размазывало, и я себя чувствовала маслом, тающим в жарких объятиях блинчика; а другой день меня накрывала жуткая паранойя, и мне казалось, что сейчас все поймут, что со мной что-то не так, и вообще, я одна в другой стране, как я доберусь домой и что если меня никогда не отпустит?
Тем не менее веселое времяпровождение в компании молодежи из разных стран и различных сортов голландской травы виделись мне отличной альтернативой унылому заключению в своей комнате в обнимку с печеньем. Собственно, это и были единственными моими вариантами времяпровождения, свободного от уроков культуры и языка: я либо бурно веселилась, накуривалась и пила розовое вино, танцевала и была душой компании, либо плакала одна в своей комнате и спала.
– Ты так много спишь! Ты прямо спящая красавица! – шутит тощая угловатая чешка, ставшая мне верным другом в той поездке. – Точно, так и буду тебя называть.
Прозвище закрепилось, и с тех пор весь месяц я была для всех «спящая красавица», из-за того, сколько времени я проводила во сне. Трава и алкоголь раскачивали шаткие качели моего психического равновесия, и я все больше и глубже погружалась в депрессию, все меньше хотела развлекаться и все чаще оставалась в комнате одна: плакать и спать. За ту поездку я исписала половину своего желтого дневника с глупым зайцем. Дневник я вела на тот момент уже несколько лет, но писала туда очень редко и только то, что мне казалось особенно важным о своем душевном состоянии. В Голландии мне стало настолько плохо, что все казалось особенно важным. Я плакала и спала, спала и плакала. Иногда выходила вместе со всеми в город, пила, курила, радовалась жизни и поднималась на гребень волны, чтобы затем вновь с размаху удариться об землю и опуститься еще ниже.

В тот период я почти ничего не ела, потому что на передний план вышли мои внутренние страдания, и в какой-то момент мне стало уже не до еды. Иногда мне хотелось уснуть и не проснуться, и казалось, что будет плохо вечно и «меня никогда не отпустит». Во снах я спасалась от реальности, которая каждый раз била меня лучами света, как только я открывала глаза. Мне не хотелось жить. Но, как ни странно, даже в таком состоянии я видела лишь единственный плюс: возможно, я похудею.
Когда пришел конец курсам, я наконец выдохнула с облегчением. Перед тем как ехать домой, мы с ЧП договорились встретиться в Амстердаме и провести пару недель в Европе. Вся поездка получилась довольно смазанной и осталась в моей памяти лишь фрагментами воспоминаний из-за безумного количества употребляемой травы и тотальной потери контроля над тем, кто я, где я и зачем. Одним из ярчайших воспоминаний остается наш утренний поход в кофешоп, без малейшего намерения курить и с твердым желанием лишь выпить кофе и позавтракать. На прилавке я вижу разноцветный кусок пирога, кислотно-розового, фиолетового и желтого цвета. «Спейс-кейк» – кричит этикетка, – «вы улетите!»
Моя первая мысль: «О, хочу попробовать».
Моя вторая мысль: «Но сколько в нем калорий?»
После непродолжительной борьбы в моей голове побеждает первая, и я покупаю кусок себе, кусок ЧП и третий кусок нам напополам. Ведь это торт. Торты всегда были моей слабостью. Плюс – это интересный опыт. И вообще, сейчас завтрак, мы сожжем эти калории, пока будем весь день гулять. Довольная, я съедаю свои полтора куска без малейшего чувства вины и радуюсь, что не чувствую никакого эффекта. Какой у меня сильный организм! Его даже голландская трава не берет!
Позавтракав наркотическим кексом, мы решаем отправиться гулять, но едва проходит час, как нас накрывает. Мощно. В одну секунду мир вокруг перестает быть дружелюбным и понятным, я полностью теряю ориентацию себя в пространстве, в жизни, себя как личности. Я даже не понимаю, где заканчивается мое тело и начинается окружающий мир. Я полностью дезориентирована и мечтаю лишь об одном – чтобы это поскорее это закончилось.
«Нужно съесть что-то с сахаром и выпить молока, – с важным видом говорит ЧП – Тогда быстрее отпустит». Мне было все равно, насколько это было правдой и почему он вообще так решил, но мы тут же отправляемся на поиски какого-нибудь кафе. Точнее, это ЧП отважно идет впереди, я же уныло тащусь за ним, таращась по сторонам и спотыкаясь. Так как сидеть в кафе мы в таком состоянии просто физически не могли бы, мы заходим в ближайшую кондитерскую. «Я закажу», – бодро говорю я, заходя внутрь. Из нас двоих говорить по-голландски умела только я, и почему-то мне показалось это очень хорошей идеей – именно сейчас попрактиковать язык. Хочу заметить, что по-английски мы оба болтали как на родном, а в Голландии все его понимают. Но, наверное, это было бы слишком просто.
Я подхожу к кассе и смотрю на прилавок. Там разложены все виды выпечки, торты и пирожные, печеньки и булочки. Ко мне подлетает кассир, этакая голландская нимфа с двумя косичками, уложенными короной на ее светлой голове, и спрашивает: мол, чего изволите? Я соскребаю по стеночкам головы остатки мозга, собираю ошметки мыслей в кучку и на чистом голландском, почти без акцента, ей говорю:
– Мне нужно печенье. Сладкое. Одно. Очень сладкое, пожалуйста.
Она на секунду замирает, но, видимо, голландцы настолько привыкли к шастающим по их городу упоротым туристам, так что ни один мускул не дрогнул у нее на лице.
– Конечно. Вот у нас есть с шоколадом, с изюмом, с корицей, вот с фисташка…
– Мне нужно сладкое! – перебиваю я ее. – Очень сладкое.
Голландская нимфа с сожалением смотрит на меня и кладет в пакетик какое-то печенье.
– Самое сладкое. Что-то еще?
– Да, – я стараюсь не смотреть ей в глаза, потому что мне стыдно за мое состояние – Мне нужно… Молоко.
– Вам в кофе? Латте?
– Нет, просто молоко. Не сладкое, – на всякий случай уточняю я.
Получив свой странный заказ и чувствуя себя прямо-таки победителем и практически самой настоящей голландкой, вываливаюсь на улицу.
– Че так долго!! – кричит ЧП, и мы быстренько уминаем печенье с молоком прямо под окнами пекарни.
Когда мы уходим, я оглядываюсь назад и вижу озабоченное лицо нимфы за прилавком. Я спешу отвернуться. Мне стыдно.
Вернуться в отель я бы не смогла, даже если бы мне пообещали миллион долларов. Я вообще по жизни страдаю топографическим кретинизмом, а тут начисто потеряла способность ориентироваться в пространстве. Слава богу, ЧП берет все в свои руки, и каким-то чудом я прихожу в себя уже в нашем номере гостиницы. Весь вечер я провожу, летая в космосе, а в перерывах меня рвет радугой, в прямом смысле. Красочный кекс выходит наружу, а среди других безумных мыслей в моей голове отчетливо бьется лишь «слава богу, значит, эти калории можно не считать».
Наутро мы решаем, что неплохо было бы все-таки осмотреть город на свежую голову и с чистым, не замутненным коварными кексами сознанием. Мы весь день бродим по маленьким извилистым улочкам, любуемся тюльпанами и пряничными домиками вдоль каналов. Амстердам поистине волшебен, даже если ничего не курить. В конце концов мы теряемся и обнаруживаем себя в районе маленьких секонд-хендов и интересных магазинов еще никому не известных, начинающих голландских дизайнеров. Мы заходим в один из них. Внутри пахнет чем-то непонятным, видимо, очередным сортом голландской травы, запах которой здесь повсюду, а одежда висит по два-три экземпляра каждой вещи. Я брожу сквозь ряды аккуратно развешанных кофточек и платьев, наслаждаясь атмосферой и любуясь необычными вещами. Вдруг мой взгляд падает на яркое красно-желтое платье. Я подхожу, чтобы рассмотреть его поближе. Это короткое платье без бретелек, с бантом сзади, усыпанное красными маками на желтом фоне колосьев ржи. Это была любовь с первого взгляда. Я моментально решаю, что оно мне просто жизненно необходимо, и воображение уже учтиво подсовывает картинки, где я, счастливый обладатель этого совершенно восхитительного платья, вся такая красивая, иду, улыбаясь, по улице, и все оборачиваются мне вслед. Примерочных в магазине нет, а платье одного-единственного размера, и я решаю во что бы то ни стало похудеть, если это потребуется для того, чтобы влезть в него.
Я прижимаю к себе этот яркий кусочек радости и резко разворачиваюсь, готовая бежать к кассе. Повернувшись, я практически сталкиваюсь с ЧП, который бесцельно бродит по магазину со скучающим видом.
– Смотри!! – возбужденно воплю я, практически тыкая ему платьем в лицо, – Смотри, какое красивое! Я его покупаю!
ЧП не выглядит впечатленным. Он скептически смотрит на мой маковый шедевр, потом переводит взгляд на меня и выдает:
– А ты в него влезешь?
Что?? Что он только что сказал? От этих слов у меня внутри все буквально падает. Теперь я понимаю, что имеют в виду люди, когда говорят, что пали духом. В тот момент у меня точно упал весь мой жалкий дух. Не веря своим ушам, я беспомощно смотрю на ЧП, все еще прижимая к себе платье. В тот момент я ненавижу все: ненавижу себя за свою неспособность просто-перестать-есть, ненавижу свое тело, с которым постоянно надо бороться за каждый килограмм, и ненавижу ЧП, который позволяет себе такое говорить, даже не понимая, как меня это ранит.
Я мертвой хваткой впиваюсь в платье и гордо шествую к кассе. На глаза наворачиваются слезы, но теперь я уже хочу назло всем (кому?) надеть этот цветочный шедевр и доказать в первую очередь себе, что тоже достойна чувствовать себя красивой. Оплатив покупку, я теряю интерес к оставшейся части дня и прогулке. Мне не терпится вернуться в отель и устроить примерку. Так я и хожу по Амстердаму, трепетно прижимая к груди пакетик со счастьем внутри.
В платье я влезла. Оно сразу же село как влитое и моментально отвоевало себе место самой любимой одежды в моем сердце и шкафу. По сей день я храню его, хотя уже и не ношу, как напоминание о том, что не стоит позволять брошенной невзначай фразе влиять на свою самооценку, и как память того далекого и грустного времени расцвета моего РПП.
Наконец голландские каникулы подходят к концу, и приходит время возвращаться в Москву. Назад, к волшебному «Флуоксетину», к своей рутине и новому кругу собственного ада. В самолете я сладко засыпаю, уже предвкушая нашу следующую поездку – через месяц мы летели на Ибицу.

Ибица

Первая поездка на Ибицу осталась в моей памяти яркими воспоминаниями о бессонных ночах, наполненных вечеринками, алкоголем, хорошей музыкой и эйфорией. В первый же день меня настолько переполнили эмоции, что я просто не чувствовала такой потребности, как голод.
Мы просыпались около одиннадцати утра, с трудом открывая глаза после очередной вечеринки. Затем следовали жалкие попытки прийти в себя после бурного веселья накануне: сначала я пыталась спастись кофе, но в итоге сдалась и вышибала клин клином – утро я обычно начинала с бутылки шампанского прямо в душе. Я же на каникулах, мне можно.
После половины бутылки ко мне возвращалась способность снова трезво мыслить (как иронично!), и я могла существовать дальше. Благополучно проспав завтрак, мы сразу шли на пляж. К тому моменту, когда мы до него добирались, становилось невыносимо жарко, а алкоголь и солнце никогда не были моей любимой комбинацией. Поэтому, едва добравшись до пляжа, мы шли в кафе. Есть не хотелось, спасибо похмелью и новой порции шампанского, но душа требовала продолжения праздника, и на нашем столе неизменным гостем стал огромный кувшин сангрии.
Я радовалась, что мне не приходилось считать калории, ведь в алкоголе я себя не ограничивала, а обычную еду практически не ела. Фактически ела я только вечером, когда мы выползали на ужин. Будучи голодной весь день, я весьма справедливо считала, что на ужин могу позволить себе все, что угодно, и ни в чем себе не отказывала. Паэлья, морепродукты, пицца… И, хотя все это было безумно вкусно и наверняка бы не отразилось на моей фигуре, ничто надолго не задерживалось в моем несчастном теле. Если я не вызывала рвоту сразу после съеденного чисто из привычки, то остатки выходили позже от обильного количества алкоголя и таблеток.
На одной из вечеринок я попробовала экстази. Этот фееричный момент полнейшей и тотальной эйфории врезался в мое сознание как самый лучший момент моей жизни, и каждую ночь я хотела повторять это снова, и снова, и снова. И снова… Никакое удовольствие от еды, секса или жизни в любом ее проявлении не могло сравниться с наркотическим, опьяняющим блаженством. Я была настолько погружена в себя и свои переживания этого чудесного опыта, что напрочь забывала о еде, которая наконец отошла на второй план и перестала меня волновать.
В середине нашей поездки к нам присоединились знакомые ЧП – Александр и Катя. Мне не хотелось делить ЧП и его общество ни с кем, тем более с этой новоприбывшей парочкой. Катя была светлой, жизнерадостной и энергичной девушкой, которая не давала нам сидеть на месте ни минуты. Александр представлял собой серьезного, слегка флегматичного молодого человека. Вместе они представляли собой весьма странную пару, и мы с ЧП всю поездку гадали, были они в отношениях или нет.
В один из дней наших чудесных каникул мы решили взять напрокат машину и отправиться исследовать остров и соседние пляжи. Мы арендовали мини-купер и направились в сторону «самого чистого пляжа Европы» по версии какого-то журнала какого-то там года. ЧП как всегда фонтанировал энергией и оптимизмом, Катя радостно ему вторила, Александр вклинивался в их разговор едкими замечаниями, а я рассматривала свои ноги и пыталась понять – похудела ли я? И как понять насколько?
Наконец мы добрались до этого места. Пляж оказался дикий, и дорожки для спуска вниз не было. Чертыхаясь, мы стали спускаться вниз сквозь камни и красную пыль. Становилось все жарче, было неудобно, и меня начало все раздражать. Людей вокруг практически не было, если не считать деда-хиппи и еще несколько туристов. Добравшись вниз, я с недовольным видом легла на лежак, достала свой недочитанный сборник Кафки и отгородилась от всего мира, пока остальные пошли купаться. Кафка меня подгрузил, и спустя какое-то время я прямо почувствовала, как мои мысли стали вязкими и тягучими. Читать дальше стало невозможно, и, пригревшись на солнышке, я заснула.
Проснулась я от того, что пришла Катя и стала громко копаться в своей сумке. Я огляделась: ЧП нигде не было видно, туристы весело бултыхались в воде, дед-хиппи безмятежно курил косяк, Александр стоял в воде по колено и задумчиво ковырял водоросли палкой.
– А где ЧП? – спрашиваю у Кати.
– Ой, он пошел поискать, где купить водички. Наверное, наверх пошел, не знаю. – Катя поправила купальник и доверительно спросила – А вы давно встречаетесь? Живете вместе?
Я пожала плечами. Встречались мы около полутора лет, но с ЧП я всегда была как на пороховой бочке, никогда не уверенная в завтрашнем дне и в его планах насчет меня. Мне резко стало жалко себя, от обиды к глазам подступили слезы, и я быстро перевела тему, спросив Катю о ней самой. Она пустилась в пространные рассуждения о своих поклонниках и бурной личной жизни. Пока она бодро болтала, я краем глаза узрела ЧП, который возник из ниоткуда и уже присоединился к хиппи-деду, сидя рядом с ним и покуривая его косяк. Где он был? – И тогда он мне сделал предложение! Представляешь?! Но я его гордо отшила. А второй узнал про это и приехал тоже с цветами!
– Что? – я непонимающе смотрю на Катю, потеряв суть разговора и запутавшись в ее поклонниках.
– Ну Женя. Который на «ауди», – нетерпеливо поясняет Катя, устроившись поудобнее. Я с тоской понимаю, что она вошла во вкус и теперь ее не остановить. – Короче, он позвонил Лене прямо при мне и сказал, что между ними все кончено, но он еще не знал, что Миша уже написал ей вчера про нас…
– Слушай, – я резко вновь перевожу тему, не в силах слушать ее поток мыслей про незнакомых мне людей. – А что у вас с Александром?
Катя на секунду задумывается, потом пожимает загорелым плечиком и говорит:
– Александр хороший парень, но он слишком замороченный, у него депрессия.
Я не нашлась, что на это ответить, и мы молча посмотрели в его сторону. Тема Александра Кате явно была не интересна, поэтому она взяла свой телефон и тут же начала увлеченно с кем-то переписываться.
Я, наоборот, встрепенулась. До этого я никогда не встречала никого с депрессией вживую. С настоящей депрессией. Конечно, в интернете было полно этих мифических людей, которые не стесняются о ней говорить, но по факту весь мой круг общения состоял из тех, кто считал сей диагноз чем-то постыдным. Потому что «возьми себя в руки, надо просто чаще улыбаться» и т. д., и т. п., это мы все помним. Так что упустить настоящего живого человека, который бы меня понял, я просто не могла.
Я подошла к Александру. Как спросить его о депрессии, я не знала. Мы не особо разговаривали до этого, и уже тем более не о таких деликатных вещах. Надо как-то издалека, ненавязчиво.
– Катя сказала, что у тебя депрессия, – дурацким голосом пищу я, подкравшись к нему сзади. Браво, Аня, ты сама дипломатичность.
– Ну да, – безразлично отвечает он, продолжая водить палкой по водорослям в воде.
– У меня тоже.
Мы постояли молча.
– И… что ты с ней делаешь? – спрашиваю я.
– Ничего. Когда мне очень плохо, я пеку пирожки с капустой и смотрю «Друзей».
Палки у меня не было, что еще говорить, мы не знали, поэтому мы молча стоим по колено в море и смотрим вниз на водоросли. Сверху они кажутся практически черными и противно колышутся под водой, как будто протягивая к нашим ногам длинные скользкие щупальца, готовые в любой момент схватить тебя и утащить в океан.
– Какие мерзкие они, как будто сейчас схватят, – говорит Александр, и мы выходим из воды.
Внутри меня потеплело. Александр стал первым настоящим другом, который понял мою пустоту внутри.

Счастье взаймы

Я значительно похудела и летала от счастья, не желая посмотреть правде в глаза: я жила эмоциями взаймы. И рано или поздно пришлось бы сполна заплатить за свое беззаботное и безрассудное поведение, такое беспечное по отношению к своему телу. Но час расплаты пришел лишь под конец.
Это был день до отлета. Уже светало, когда мы, возвращаясь с очередной вечеринки домой, спонтанно решили пойти встретить рассвет на горе старого города. ЧП и Александр ушли далеко вперед, Катя уже улетела на день раньше, и я тащилась одна, еле перебирая ногами от усталости. Поднимаясь по узким старинным улочкам, ничто не предвещало беды, но чем выше мы забирались, подходя к замку, тем отчетливее я понимала, что внутри себя опускаюсь все глубже. С каждым шагом наверх я опускалась вниз, в темный холодный колодец, где задорно плескалась моя депрессия. На самой вершине, устав от подъема, я отстала от компании и остановилась, чтобы полюбоваться видом. На горизонте вставало солнце, и его первые лучи ласково погладили меня по щеке. Море переливалось тысячами оттенков бирюзы, сверкая на свету. Под ногами рассыпалась коричневая пыль, живописно поднимаясь небольшими облачками под ногами удаляющихся передо мной друзей. Я глубоко вдохнула тяжелый, сладкий и одновременно солоноватый морской воздух, пропитанный атмосферой всеобщего праздника, и внезапно меня полностью и с головой накрыла черная волна, унося в пучину безудержного горя.
Нельзя удержаться на гребне волны веселья, ожидая, что тебя минует участь быть выкинутым на скалы. За все приходится платить. Любая таблетка экстази неминуемо повлечет за собой период «отхода», когда возвращение к реальности уже само по себе – трагедия, но вдобавок тебя опустит еще ниже, и ты не просто вернешься в точку начала, а будешь намного, намного дальше своей предыдущей точки невозврата, и намного несчастнее. Именно поэтому мешать депрессию и экстази – не лучшая идея, а когда вдобавок ты берешь энергию из алкоголя и влюбленности вместо того, чтобы нормально поесть, – твое тело ждет неотвратимая катастрофа.
Тем утром я погрузилась в один из тяжелейших депрессивных эпизодов в своей продлившийся долгие месяцы. С этого момента и буквально следующие два года я с разной долей успеха барахталась в своем колодце, пытаясь ухватиться хоть за что-то, что могло бы помочь мне вылезти наружу. Чуда не случилось, и эти два года длились очень, очень долго. В моей жизни происходили какие-то бессмысленные и малоприятные события, включая полный разлад в отношениях с ЧП, вылившийся в его измену и мое полное моральное опустошение. Мне было настолько больно, что казалось, что хуже быть уже не может. Есть я перестала совсем, вспоминая о еде раз в пару дней.
Кульминацией моего состояния выступила вторая поездка на Ибицу, практически год спустя после первой. Она была забронирована нами заранее, и я приняла решение ехать, несмотря на все случившееся. Ни простить, ни забыть его поступок я не могла, и вся поездка была пропитана мокрыми солеными слезами, которые сливались с океаном и грозили утопить меня окончательно в любой момент.
Домой я вернулась очень худая и еле живая. «Главное – сконцентрироваться и постараться не умереть», – уговаривала я себя каждое утро. Будучи послушной, я старательно следовала своим советам, и когда начался новый и последний учебный год, вздохнула с облегчением. Меня ждали экзамены, написание магистерской диссертации и поиски работы. Наконец-то можно будет сконцентрироваться на чем-то, кроме своей внутренней пустоты.

Вера – надежда, любовь

Но вернемся немного назад, а именно ровно на те два ужасных года, когда я вернулась домой после первой поездки на Ибицу. Был сентябрь, и я путем титанических усилий поступила в магистратуру МГИМО. Я ни капельки не предвкушала еще два года учебы, но идти искать работу мне представлялось еще более пугающей перспективой, поэтому я сделала то же, что делали все мои знакомые: бездумно подалась в магистратуру.
В первый учебный день я ужасно опаздывала. Бурно проведенные летние каникулы теперь остались лишь воспоминаниями в моей голове, а на смену беззаботности пришли осень, холод и обязанности. Я летела в университет, проклиная все на свете и стараясь успеть к первой паре. На мне было купленное в Амстердаме просторное платье-майка на На одно плечо грязно-розового цвета, а на ногах были резиновые балетки, тоже розовые. На шее было несколько слоев дешевой бижутерии, волосы были не уложены. За лето они выгорели, отросли, иссохли и посеклись. Видок у меня был еще тот. Хороший образ для каникул на пляже, но никак не для первого дня магистратуры МГИМО. Впрочем, мой вид меня в тот день не волновал ровно до того момента, как мы ни встретились с ЧП и не вошли в институт.
– Оо! Какие люди!! – тут же завопил он и помчался вниз по лестнице. И тут я увидела ее.
По лестнице спускалась худая блондинка в идеально сидящих серых брюках со стрелками, белоснежной мужской рубашке и подтяжках. Она аккуратно ставила на ступеньки ногу за ногой в потрясающих лодочках на высоченных шпильках. Светлые волосы оттенка «пепельный блонд» в короткой стрижке безупречно уложены. Легкий макияж подчеркивает острые скулы. Всем своим видом блондинка источает надменность, лоск и что-то непонятное, но явно для меня недостижимое.
Естественно, я ее сразу возненавидела. «Стерва крашеная», – подумала я, семеня за ЧП в своих резиновых балетках. Ну вот и почему я не оделась приличнее? Мне хотелось провалиться сквозь землю, но я подхожу к ним.
– Это Вера, мы вместе учились на бакалавриате, а теперь она будет в одной группе с тобой! – радуется ЧП непонятно чему. Блондинка явно не разделяет его восторга и смотрит на него с холодным презрением. – Кстати, помнишь ту тусовку у Вована? Я тогда почти переспал то ли с тобой, то ли с твоей подругой! Как там ее звали? Маша? Вроде я не спал с ней. Хотя всякое могло быть, – доверительно сообщает ЧП нам с Верой и тут же перескакивает на другую тему.
Вера явно не впечатлена его откровениями. Она любезно бросает мне ледяное «рада познакомиться» и поспешно удаляется на своих идеальных шпильках, пока ЧП безостановочно несет какую-то ахинею про Вована, три бутылки виски, водолаза и бойцовский клуб.
Я смотрю вслед Вере и вздыхаю. Меня накрывает сразу разочарование, сожаление и зависть. Ну почему я так глупо оделась? Болтающий ЧП вызывает злость и раздражение, и я отделываюсь от него под предлогом начинающейся пары. По пути в аудиторию я покупаю капучино, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, но все бесполезно. Я окончательно чувствую себя уродливым идиотом и с
мазохистским удовольствием смакую чувство собственной никчемности. Так мне и надо! Ты ничего не достойна! Видела Веру? Вот так должны выглядеть магистрантки МГИМО. Не то что ты.
Я вваливаюсь в полупустую аудиторию и сразу иду на последний ряд. Меня раздражает сам факт того, что я добровольно подписалась на еще два года этого учебного ада, и с плохо скрываемым раздражением я швыряю единственную купленную тетрадь на стол. Копаюсь в сумке. Конечно же, ручки там нет. Мне настолько было наплевать на все этим утром, что я даже не позаботилась о том, чтобы захватить ручку.
Потихоньку начинают заходить студенты, и аудитория начинает заполняться. На первую парту никто не садится, самые ответственные студенты кучкуются на второй парте, с увлечением обсуждая предмет предстоящей пары и кто что прочитал за лето. Я вздыхаю. Придется просить ручку у кого-то.
– Андрей, у тебя не будет запасной ручки? – кричу я нашему главному ботанику через весь класс. Он замирает, и его глаза округляются так, как будто я ему предложила пойти нюхнуть кокаин в туалете.
– Ты что, в первый день пришла без ручки? Ну ты даешь… – он лезет в старомодный кожаный портфель и достает оттуда штук пять ручек различных цветов. Господи, ну и додик. Зачем ему столько? Кидать через всю комнату он отказался, мотивируя это тем, что «мы не в первом классе», и мне приходится встать и подойти к нему.
– Ой, Ань, мне кажется, ты чем-то облилась, – вкрадчиво говорит мне Андрей и тыкает в пятно на моем платье. Откуда оно здесь? Ах да, наверное, капучино.
– Да это просто молоко от кофе, – я слюнявлю палец и размазываю пятно еще сильнее, пока он с ужасом наблюдает. Нервно поправляет галстук и воротничок своей белой рубашки и на всякий случай отодвигается подальше от меня. Я подкатываю глаза, бормочу «спасибо» и ретируюсь на последнюю парту. Пока я сижу сзади и злюсь на всех и вся, в класс вплывает Вера и уверенным шагом направляется к первой парте. После чего она достает розовую ручку и каким-то меховым пушком и блестящей штукой сверху и, как ни в чем не бывало, сидит там одна и спокойно ждет начала лекции, практически источая чувство собственного достоинства.
От изумления я почти проливаю на себя кофе во второй раз. Откуда у нее столько уверенности в себе? Почему она совершенно не стесняется своей дурацкой ручки, которая вообще не идет к ее строгому деловому образу? И вообще, кем она себя возомнила? Почему она ждет лекцию, не ненавидя все вокруг? Как она это делает??
Заходит преподаватель, и мы погружаемся в учебный процесс и скуку. Несмотря на кофе, меня неумолимо клонит в сон, и я изо всех сил держусь, чтобы не заснуть. Иногда я мельком бросаю взгляд на Веру, которая старательно записывает все своей придурочной ручкой в толстенную тетрадь. Я с раздражением отвожу взгляд. Тоже мне, нашлась тут идеальная. После пары я пулей вылетаю из аудитории, чтобы избежать необходимости с кем-то общаться и делать вид, что мне интересно слушать их унылый бред на тему «Как я провел лето».
Спустя несколько дней безрадостного существования в стенах родного университета мне становится совсем грустно. Моя верная подруга Утка поступила на другое направление магистратуры, и мы с ней почти не пересекаемся. Новых друзей у меня нет ни сил, ни желания заводить. Знакомые раздражают своей энергичностью и энтузиазмом по поводу нового учебного года. Я чувствую, что мне некуда приткнуться и не к кому примкнуть.
«Тоска!» – думаю я, стоя в очереди в столовую в гордом одиночестве. На витрине стоят крошечные полузасохшие салаты с жирным майонезным соусом сверху. Какая гадость! Там калорий 250, не меньше. Еще и сухариками сверху посыпали зачем-то. Фу. Так, что там сегодня в меню? Мясо по-французски? О нет, там майонез и сыр. Тефтели с рисом? Рис – это пустые калории. Может бефстроганов с пюре? Но там ведь картошка… Что бы такого съесть, чтобы похудеть…
– Что бы такого съесть, чтобы похудеть? – раздается у меня над ухом. Я оборачиваюсь и вижу Веру. Она морщит носик. – Все такое жирное, жуть. Ты тоже думаешь, что взять? Хочется что-то, желательно не на тысячу калорий!
Я оторопело таращусь на нее. Она считает калории? Неужели она думает, что ей надо худеть? Погодите, раз ее тоже волнует эта тема, значит, она меня понимает. Мы осторожно перекидываемся фразами о еде, присматриваясь друг к другу. Пока Вера о чем-то нудно рассуждает, я задаюсь вопросом, может ли эта ледяная королева быть нормальным человеком,
которого волнуют проблемы целлюлита? Или ее волнуют только международные отношения, какие-то неведомые мне авторы книг и прочая навевающая скуку фигня?
– Знаешь, у меня были крысы, – вдруг слышу я. – Они были такие теплые и классные. Я клала по крысе в карман пижамных штанов и так лежала дома с ноутбуком. Они такие умные животные.
Я не верю своим ушам. Какие еще крысы? Она трогала крыс? Что я пропустила? Сколько раз я обещала себе слушать собеседника…
– … и в то время я каждый день пробегала по пять километров вечером, мне так нравилось! Это как медитация. Опять же, очень хотелось похудеть, а у меня весь жир уходит в ляжки… – доносятся до меня обрывки ее фраз, пока я задумчиво рассматриваю, как она ест. Как бы мне стать такой, как она? Как заставить себя бегать каждый день, да еще и, упаси боже, по пять километров? Кто эта девушка, и о чем она вообще говорит?
– … и поэтому я оказалась в МГИМО. Кстати, может ну ее, эту диету? Может, отметим первую неделю учебы тортиком? Один раз ведь можно.
Двумя кусками торта спустя, чувствуя себя колобками, мы выкатываемся на улицу и подставляем свои сальные и довольные мордочки под теплое сентябрьское солнце.
– У тебя такие красивые туфли, – с плохо скрываемой завистью вздыхаю я и пытаюсь максимально спрятать свои ноги в резиновых балетках.
– Спасибо, я их купила в последний момент. Не поверишь, так сложно найти классические лодочки. Везде какой-то кошмар на огромной платформе или с блестками. Эти были всего лишь тысяч семь-восемь, так что не жалко.
Что? Семь тысяч за туфли? В то время я одевалась и обувалась в массмаркете, причем особой радостью было ухватить вещь по максимальной скидке. Деньги у меня были, причем достаточно, и я вполне могла купить себе туфли за эту цену. Дело в том, что я считала себя недостойной чего-то дорогого и красивого. Я вечно ждала идеального момента, чтобы купить или надеть хорошую вещь. Вот похудею, и куплю себе дорогое белье. Вот будет какая-то вечеринка, и надену красивое платье. Я и представить себе не могла, что я могу себе позволить хорошие дорогие вещи. Что можно покупать себе что-то красивое уже сейчас, а не ждать подходящего случая. Что есть люди, которые настолько себя любят, что живут здесь и сейчас, а не в томном ожидании будущего. В моей душе поселяется смутная тревога и надежда, что, быть может, наше общение сможет помочь мне с самой собой.
– … но мы уже достаточно долго живем вместе, так что все сложно, – продолжала тем временем Вера, открываясь мне и охотно рассказывая о своей личной жизни.
«Ого, – подумала я. – Она живет вместе со своим бойфрендом. У нее идеальная жизнь во всем». Как вы понимаете, верхом моих мечтаний в двадцать один год было совместное проживание с ЧП, к чему он, как и большинство молодых людей моего окружения, совершенно не стремился. Соответственно, множество совместных страданий с моими подругами сводилось к обсуждению того, как выяснить серьезность намерений наших возлюбленных и как бы так незаметно подтолкнуть их в сторону брака. А тем временем, пока мы переживали и вынашивали коварные планы, Вера уже несколько лет живет вместе с кем-то. Моему восхищению не было предела, а ее авторитет повышался прямо на моих глазах. Умная, красивая, худая, спортивная, стильная, идеальная – да я бы сама с ней жила.

Я неминуемо расстраиваюсь от своего
несоответствия только что придуманным мною же критериям, но из печали выводит возглас Веры:
– Ой, у тебя такие прикольные балетки, они что, резиновые? Прямо как Вивьен Вествуд. И вообще, у тебя такой интересный стиль!
Я удивленно поднимаю на нее глаза и пристально всматриваюсь: уж не издевается ли она? Но Вера одаривает меня улыбкой, я улыбаюсь ей в ответ, мы смотрим на солнце, и оно улыбается нам обеим.
Вера мне определенно начинает нравиться.
Вера – это любовь на долгие годы вперед.

Пытки-Попытки Перейти на Правильное Питание

Время идет вперед, не жалея ничего и никого. Год незаметно пролетает в хлопотах, и вот опять наступает очередное лето. Это то самое лето, которое я провожу в депрессии, оплакивая свой несостоявшийся хеппи-энд в отношениях с ЧП. Одновременно с этим я решаю, что конец – это всего лишь начало чего-то нового и неплохо было бы это новое отыскать в себе и вытащить за уши наружу.
Я решаю, что пришло время перейти на Правильное Питание. Впервые я вижу словосочетание «ПП» в сети, и оно полностью взрывает мне мозг. Что? Оказывается, можно есть и худеть? Просто я все время ела не то, что нужно? И если есть не две шоколадки в день, а три полноценных приема пищи, все равно можно не толстеть?
Новая идея полностью захватывает меня, и мой разум смакует ее, растягивая удовольствие и впитывая в себя информацию. Отныне у меня новая идея фикс – придерживаться «чистого»
питания. Я начинаю есть. С завидным упорством я исключаю все жареное, соленое, сладкое, копченое, жирное и вредное. Мой день теперь строится вокруг приемов пищи, которые продумываются мной до мельчайших деталей. Я покупаю пароварку, новые кухонные весы, все тщательнейшим образом взвешивается и подсчитывается. В институт я ношу еду с собой, а все приемы пищи расписываются мной вплоть до каждой калории накануне.
На завтрак я ем 40 г овсянки на воде с ложкой варенья. На обед я беру с собой тушеные овощи и кусочек куриной грудки на пару. На перекус – обезжиренный творог и фрукт. На ужин – рыба на пару и салат, вместо заправки – сметана с укропом и солью.
Такая одержимость отнюдь не означает, что у меня не было срывов. Они были, и достаточно часто. Будучи страшной сладкоежкой, я не могла отказать себе в пирожном или зефире, стоило им только появиться на горизонте. Моя непоколебимость оказывалась нарушена, и я вновь обещала себе, что «уж завтра-то точно на ПП», глотая куски торта. Особый трепет во мне вызывали эклеры, макаруны и круассаны с миндалем из кондитерской «Волконский». О, сколько различных воспоминаний у меня связано с этими круассанами! Сколько раз я их покупала в самом разном душевном состоянии, заедая ими самые разные мысли, вместе с самыми разными людьми.
Еще одно мое открытие тех времен – кофе из «Старбакса». Это было больше, чем кофе. Это было полноценное блюдо. Мне удавалось договориться со своей совестью, что я могу себе позволить сладкий капучино на обезжиренном молоке с карамельным сиропом, но лишь при условии, чт