Гала-концерт. Поёт Алексей Кириллов.

 

По окончании концерта состоялся праздничный ужин. Успев высказать организаторам, устроителям такого мероприятия российского масштаба, как фестиваль, носящий патриотическо-пропагандисткий характер, Ирине Альбертовне Цветковой и Любови Валерьевне Зверевой, самую горячую признательность за приглашение для участия в фестивале, саратовская группа вынуждена была покинуть чудесный зал со столами, где звучали тосты, т.к. спешили на поезд. И организаторы, и собратья по творчеству высказали пожелание Саратовский Рубцовский центр видеть в следующем году, вручив пакет с бутербродами и пирогами.

В поезде, запивая их горячим чаем, саратовцы возвращались из северного города в тёплый Саратов в возвышенном настроении, по дороге обдумывая новые планы своих будущих мероприятий.

 

ПУБЛИЦИСТИКА

 

Валентина Суханова

г. Ртищево

 

ВСЕЛЕНСКИЙ ПОЕЗД  НИКОЛАЯ  РУБЦОВА,

Или

«ЗЛОВЕЩИЙ ПРАЗДНИК  БЫТИЯ»

Сегодня 4 января 2011 года. Мир не всколыхнулся вчера по поводу семидесятипятилетия со дня рождения Николая Рубцова. Как и в прежние юбилеи поэта. Это правильно. И не только, думаю, потому, что поэзия Николая Рубцова принадлежит русской душе, где обитает «тихая моя родина», но и потому, что поэту – 35. И дату смерти его отмечать не надо: он мчится во вселенском поезде вместе со своей Россией.

 

Поезд мчался с прежним напряженьем

Где-то в самых дебрях мирозданья,

Перед самым, может быть, крушеньем,

Посреди явлений без названья…

 

Поезд мчится.

Слово Николая Рубцова объединяет нас больше и больше. Инстинкт самосохранения? «Россия, Русь! Храни себя, храни!»

Сохраним слово Николая Рубцова, дух его поэзии – сохраним русский язык, русскую душу в себе. Сохраним русскую нацию.

Появление повсюду рубцовских центров – историческая закономерность. Радостно, что второй год полнокровно живёт такой центр в Саратове, признанный и бережно опекаемый Саратовским отделением Союза писателей – писателей России Николая Рубцова.

И вот уже на уставшее от несколькочасового чтения жюри литературного конкурса «Душа хранит» – 2010 обрушивается примерно такое: «Ай да Иван Попков! Ай да саратовский Рубцов!»

У меня в руках – альманах, изданный по итогам этого конкурса. Наслаждение необычайное – попасть в поэтический
мир Ивана Попкова, обладателя гран-при первого рубцовс-

 

кого конкурса, тонкого лирика, глубокого философа:

 

Кто узнает – ахнет.

Раннею порою

Поле вкусно пахнет

Скошенной травою.

 

Не слова это вовсе. Правда ведь?

Поезд мчится.

Мне вспомнилась Елена Аркадьевна Умнова, учитель из села Елани, что в Ртищевском районе. Мне, инспектору, видевшему много прекрасных уроков, хотелось встать перед Еленой Аркадьевной на колени и сказать «спасибо». Никогда не забыть просветлённые лица учителя и учеников – и после этих уроков. Сколько поколений впитало вместе с произведениями русских классиков здоровый русский дух – за тридцать два года её работы тут?! Сколько их, таких скромных, безо всяких званий, учителей на Руси. Рождению Рубцовского центра Елена Аркадьевна обрадовалась. Ездит сюда из своего дальнего села на перекладных, за сутки успевает обернуться. Все тут, наверное, заметили сидящую где-нибудь с краешку женщину с видом учителя (не спутаешь ведь их, настоящих, ни с кем другим).

На днях вернулись из Финляндии и Франции группы саратовских педагогов, обогащенные опытом взращивания подрастающего поколения (нет, я не против таких деловых экскурсий, а сказанное выше – информация к размышлению). Эх, догадаться бы им завернуть в Рубцовский центр, чтобы снова (или впервые) прочувствовать это (или другое) откровение поэта:

 

Спасибо, скромный русский огонёк

За то, что ты в предчувствии тревожном

Горишь для тех, кто в поле бездорожном

От всех друзей отчаянно далёк…

 

Прочувствовать и ужаснуться при мысли, что родное образование поставлено на колени.

Поезд мчится.

«Когда почувствую, что вот-вот омертвеет сердце или по-

кажется, что загорюю над чужой радостью, – мне снова нужны целительные строчки её стихов, настоянные на солнечных травах её медоносных лугов, пропущенные через её незлобивое сердце, в которых вместо заговора от бесчувствия – лёгкий шепоток ромашек, бегущих вслед за её речкой».Эти строки написаны мной когда-то о Валентине Сергеевне Марютиной, тоже, как и Е.А. Умнова, проработавшей всю жизнь в сельской школе. Подруга моя. Завидую её ученикам.

Гляжу на фотографии Валентины Сергеевны с окрестностями её родного села Лопатино Ртищевского района, сделанные дешевеньким фотоаппаратом, и думаю: как же всё-таки удалось ей «уловить неуловимое»? Дарит Валентина Сергеевна всем своё «родное захолустье», своё Ферапонтово.

И небесно-земной Дионисий,

Из соседних явившись земель,

Это дивное диво возвысил

До черты, небывалой досель.

Неподвижно стояли деревья,

И ромашки белели во мгле,

И казалась мне эта деревня

Чем-то самым святым на земле…

 

Недавно издан хорошо оформленный фотоальбом моего земляка. Красиво наше прихопёрье. Не купила – рука не поднялась.

Поезд мчится.

Часто вспоминаю травматолога Михаила Евгеньевича, любимого больными не только за высокий профессионализм, но и за то, что ничего не берёт у них. Разве забыть, как отвлекая меня, пациентку с травмой, от боли, мой милый доктор читал Есенина.

Россия Николая Рубцова – это и мой сосед дядя Володя, фронтовик, бессребреник, не захотевший пойти с протянутой рукой за положенным ему – квартирой и машиной. Знакомые шли к нему днём и ночью. Всё умел делать дядя Володя. Умер по весне. Проводить его собралось много. Дочь из Москвы приехала. Похоронная служба – с положенными бесплатными услугами. Молодцы из службы принялись рулеткой отмеривать метры от дома до машины: пронос гроба в бес-

платные услуги не входит. И опомнились тут люди: подняли осторожно гроб и понесли. Рядовой Великой Отечественной, связист Тимохин Владимир Поликарпович дошагал и дополз до Берлина без рулетки.

Без рулетки прошёл всю войну и мой отец – Нилов Михаил Александрович. Похожими они были с дядей Володей, недаром дружили. Они ушли и вместе с ними ушла целая эпоха. Вечность сотрёт их имена, как стерла мириады имён людей, спасших русскую землю.

Мчится во вселенском поезде Россия Николая Рубцова, её «тревожные жители земли».

 

Но довольно! Быстрое движенье

Всё смелее в мире год от году,

И какое может быть крушенье,

Если столько в поезде народу?

 

Елена Умнова

с. Елань Ртищевского района

 

«ЛИШНИЕ ЛЮДИ… РАЗВЕ ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ

БЫТЬ ЛИШНИМ?!»

 

Посвящается памяти В.П. Астафьева,

друга Н.М. Рубцова.

 

«Россия, Русь! Храни себя, храни!»

Н.М. Рубцов

 

Когда открываешь первую станицу рассказа Виктора Астафьева «Людочка» и читаешь эпиграф: «Ты камнем упала, я умер под ним», приходит в голову привычная мысль: «Ну, наверное, опять про очередную куртизанку и название с уменьшительно-ласкательным суффиксом и эпиграф прозрачно намекает на роковую женскую роль в мужской судьбе. Не иначе: пропал хороший парень, околдованный отрепетированными приёмами очаровательной хищницы». Но читаешь страницу, другую и узнаёшь историю так нелепо и жестоко оборванной юной жизни…

Рассказ потрясает своей правдивостью: жизнь дана такой, как она есть, без лакировки. А название рассказа – не дань фривольности, так широко представленной в последних достижениях современных деятелей искусства, особенно зрелищных. Скорее здесь «любовь запоздалая» и раскаяние, сожаление об утрате, нежность к юному, беззащитному, хрупкому существу, вчерашнему ребёнку, ещё во многом таким ребёнком и оставшимся. И никто не помог, не спас, все равнодушно отвернулись, все предали. И Людочка, без вины виноватая, оказалась лишним человеком…

Жизнь главной героини такая обездоленная, так беден спектр её радостей, что никто не позавидует: труд упорный с детских лет как единственный смысл жизни, но только ли трудом счастлив человек!? Не по себе становится, когда узнаёшь, что бедная девушка оказалась преданной близкими и родными. Предала и не раз родная мать, женщина вроде бы неплохая, работящая, мыслящая, нее бездумно плывущая по жизни. Предала хозяйка квартиры, хотя говорила, что девушка ей как дочь. Предал парень, у которого пробудился к ней соответствующий его полу, возрасту и моральному облику интерес.

Даже правоохранительные органы не защитили её права на жизнь. Все предали – и в итоге девушке некуда податься: только в петлю осталось. Горько, что автор подчёркивает «ушибленность» героини: и плоти её, и способностей в учении. Может быть, это знамение времени, и все мы, кто больше, кто меньше, далековато отстоим от идеала «всесторонне развитой личности»: один не шахматист, другой не хоккеист, третий не художник. Так что упрёков в несовершенстве, если как следует взяться, можно найти множество для каждого слишком много мнящего о себе.

Горько вдвойне. Рассказ этот как предостережение: стираются, размываются грани между миром нормальных людей и преступников. В эпилоге все «близкие» хоронят Люду, так и не узнавшую счастья и не встретившую того единственного, любимого и родного человека, свою половинку. И что, как оказалось, самое потрясающее: зло законом не оградить, не пресечь, злу в силах дать отпор может только отчим, представленный В. Астафьевым несколькими штрихами: угрюмый, замкнутый, наголодавшийся в тюрьмах по крестьянской работе и нормальной семейной жизни. Лишь отчиму естественно, как воздухом дышать, дать бой злодею Стрекачу, окружённому шакальём мужского пола, послушно ползающим у ног любого встречного негодяя.

Неужели все обыкновенные, нормальные люди так безнадёжно слабы и жалки, что никто не может защитить женщину, старика, ребёнка от насилия, от издевательств? Неужели на пути негодяя может встать только подобный ему, но ещё более закоренелый, матёрый? «Настоящего, непридуманного пахана почувствовали парни… Этот давно уже ни перед кем на колени не становился… Беспощадным временем сотворённое двуногое существо…от пещерных людей доставшееся, сквозь дремучие века прошедшее, клокотало всесокрушающе, жалости не знающее бешенство».

В.П. Астафьев проявил гражданское мужество, подняв столь важную тему. Этот небольшой рассказ предстаёт как реквием всем живущим. Многое задел, разворошил автор и скинул маски с повседневного разноликого бытия, показал неприглядный лик героев нашего времени. Из-за нашей прекрасной экологии всё больше рождается больного и слабого потомства, в этом не виноватого. Как жить, если не повезло и не родился Геркулесом? Ребёнок не выбирает, от каких мамы с папой родиться, в каком месте и в каком году? Уже этим ди-

тя человеческое не виновато. С любым может случиться такое, что не угодит чем-то своим близким. Никто не застрахован от нелюбви и равнодушия родных, первых людей, встреченных каждым на пороге жизни, от расчётливо-оценочного отношения знакомых в детстве, в школе, после школы, как это было с Людой. Никто не застрахован от встречи с негодяем и от равнодушия окружающих. «Колокол звонит по тебе…» Колокол звонит по умирающей деревне Вычуган и иже с ними, по обесцененным чувствам гордости и любви, по убиваемой красоте и нравственности, по опаскуженной невинности.

Люда – обычный, средний человек, скромная, добрая, трудолюбивая, никому не мстящая за свои несовершенства, за равнодушие близких. Не всем же быть гениально одарёнными, идеально красивыми. Человек имеет право быть обычным, просто хорошим, трудолюбивым и добрым. Как жестоко обошлась слепая судьба с восемнадцатилетней Людой, обладающей здоровой народной нравственностью: она была жестоко избита и изнасилована на глазах у кодлы и только чудом в этот страшный день избежала группового насилия. Нередко специалисты по криминогенным делам утверждают: виноваты в преступлении и жертвы. В чём была виновата Люда? Не пила, не курила, даже не кокетничала, никому не навязывалась, с плохой компанией не связывалась, просто шла на танцы в парк.

Люда – один из многочисленных вариантов Золушки, воспетой в сказках о добре, всегда побеждающим зло. Только в жизни нет добрых волшебников, нет благородных принцев и доблестных рыцарей. Оскудела ими наша земля, вымерли, наверное, как мамонты или перестроились в конъюнктурщиков, в приспособленцев. Конечно, так рентабельнее, комфортнее и коммуникабельнее. Да и техника безопасности не последнее дело в жизни, а дороже жизни ничего нет для каждого. Люда хотела жить, мечтала о счастье, об уважении людей, о дружбе, любви хотела настоящей, очеловеченной, а не лёгких связей, которые всё чаще имеют место быть в нашей современной цивилизации. Люда хотела жить, но выбрала добровольную смерть, когда увидела, что за неё некому заступиться, а кодла озверелых особей мужского пола стережёт каждый её шаг, смертью угрожает, уже напасть приготовилась, им так уже привычно, не стыдно, не страшно и не тошнит. Из каких веков отрыжка – неандертальских или ещё более древних веков – маразм вернулся на круги своя перед

 

концом света – вечную тьму, потому и рви, бей, круши напоследок?

Хозяйке квартиры, конечно, свой дом дорог, своя рубашка ближе к телу (грозились дом поджечь), хотя Люда от души старалась помогать хозяйке во всём, ночей недосыпала, даже кровь из носа текла. Но, как говорится, на некоторых не угодить. Так что у Люды был только один выход, раз в городе не было защиты: вернуться к матери в деревню. Но мать её хотела себе счастья, пожалела чужого, незнакомого мужчину с покорёженной судьбой, собралась от него родить в сорок лет второго ребёнка, ещё неизвестно с какими особенностями. Скупой платит дважды. Поскупилась мать на любовь к дочери, даже слова ласкового не сказала, не спросила, что случилось, хотя видела на дочери синяки и порезы. Другая бы как львица кинулась на защиту своей единственной кровиночки, дочери, продолжения своего женского. Но мать, забитая несчастливой жизнь, уступила свою дочь злым силам, пожертвовала ею ради нового призрачного счастья «рядом с молчащим пока вулканом, чувствуя его затаённую, ей неведомую страхотищу, какую-то чудовищную мощь, которую он ни разу, слава Богу, не оказал при ней…»

Как слабы стали люди, потому и теснят нас со всех сторон, совсем к пропасти подтолкнули. Вот и сдаём позиции: деревни умирают, в городах растёт преступность, старость предаём, детство предаём, невинность губим, топчем, красоту на свалку меняем, идеалы заплёвываем… Что ещё осталось предать? «Господи, помоги хоть эту дитю полноценную родить и сохранить… А за тую доченьку, кровиночку алую, жертву жизни невинную, прости меня, если можешь… Я зла никому не делала и её погубила не со зла… Прости, прости, прости…» – исступлённо молит мать. Но нет уверенности, что и другой ребёнок будет дорог, угодит ей. Когда любят, принимают таким, каков есть, не выгадывая, не высчитывая: а сколько стоит?

Изо всех, кто предал Люду и подтолкнул к роковой черте, по-настоящему страдает только мать. Чувство собственного достоинства, девичья гордость в Люде не умерли и после надругательства. Конечно, ей нужно было обратиться к матери и к отчиму, как к последнему пристанищу, не обижаться на неотзывчивость и отгороженность матери от женской беды своей кровной дочери. Эх, дочки-матери, уж если у вас исконная связь потеряна, то куда же дальше идти? Люда поняла горькую, страшную истину, что она, живой человек – лиш-

ний, что никому нет дела до неё, всем она мешает, а нужна стала только скопищу подонков для удовлетворения их постыдных потребностей. Люда не могла растоптать себя в угоду этому стаду опустившихся до уровня скотного двора, не могла стать для них подстилкой, служить средством для группового удовлетворения похоти. Разумная цель – удовлетворение материальных и духовных потребностей – некоторыми индивидуумами понято примитивно как руководство к действию, немедленное приобретение благ даже сомнительным путём.

Кто лишний в этой жизни? Тот, кто несёт людям зло, страдание, смерть? Или добрый, трудолюбивый, порядочный человек? Личность мужчины определяет настоящее нации, личность женщины – будущее. Настоящее оставляет желать лучшего! Слово за будущим, слово женщине! Сегодняшним днём жизнь не заканчивается, завтра наступит, несмотря ни на что. Хмурое будет завтра утро или ясное, зависит от женщин! Не зря женщин называют прекрасным полом! Уж сколько лет на женщинах всё держится! Не подведите, храните жизнь, очаг домашний берегите, дарите жизнь и Русь храните. Народ – главное богатство страны. Сбережение народа – одна из главных задач современности. Если бы было всё хорошо в демографии, в женском положении, то не сказал бы один мыслящий и чувствующий мужчина: «Как я рад, что у меня не дочери, а есть сыновья. Сыновья сами себе хозяева, от них будет зависеть их судьба. А женщины что могут? У вас столько бед всяких. То замуж не вышла, то муж пьяница, то болезни. Чем я, отец, смогу помочь? Только материально. А так гляди и мучайся».

Как говорится, комментарии излишни.

А у В.Я. Брюсова есть стихотворение-гимн «Женщине», в котором встречаются такие строки:

Ты – женщина, и этим ты права.

От века убрана короной звёздной,

Ты – в наших безднах образ божества!

Мы для тебя влечём ярём железный,

Тебе мы служим, тверди гор дробя,

И молимся от века – на тебя!

Людочке не повезло, как не повезло и многим другим девушкам, женщинам, попавшим в беду, попавшим в рабство современным рабовладельцам, возомнившим, что они сильные личности и имеют право диктовать свои условия сущест-

вования. Известен такой постулат из истории цивилизации: «Ценность общества проверяется его отношением к женщине, к ребёнку». Людочка, как и многие другие, мечтала о счастье, о любви, а получила иное…

У французов есть немало мудрых изречений о женщинах, известно их преклонение перед прекрасным полом, вековечная галантность, передающаяся из поколения в поколение. Вот лишь некоторые из этих крылатых выражений: «Ищите женщину, «Чего хочет женщина, того хочет Бог!» Замечательно сказано, лучше не придумаешь! А что же у нас получается?

А чего хочет женщина? Обычная, нормальная, среднестатистическая, трудящаяся, учащаяся или пенсионерка? Во-первых, мира без войн, без терактов, без кровопролития. Во-вторых, благоденствия, порядка в жизни во всех сферах, чтобы было где жить, учиться, работать и верить в будущее, в прекрасное далёко и близкое. В-третьих, уважения, внимания, заботы, дружбы и любви, чтобы не было одиночества, холодности, непонимания, чтобы жить с верой и надеждой, что хороших людей, надёжных, бескорыстных, всё-таки больше, чем негодяев, живущих по принципу: «Лишь бы мне, любимому, было хорошо, а все и всё горите синим пламенем». Когда есть надёжные отношения, уважение, забота, любовь-дружба, а там и семья. И дети любимые, желанные, можно и побольше, если всё хорошо. В четвёртых, образование, медицина, наука, искусство – всё доступное людям, а не избранным и не для избранных, для блага всех, а не для обогащения узкой прослойки, «элитой» себя именующей. Вот чего хочет женщина. Коротко и ясно.

Когда В.П. Астафьева спрашивали: «Зачем говорить о страшном, зачем ворошить, вспоминать плохое?» – он отвечал откровенно, понимая, что молчать об этом нельзя: «Если я об этом не скажу, то кто же скажет?» Писать стремился выполнять свой долг патриота и гражданина, пробудить совесть, напомнить согражданам – хранить нравственные заветы, беречь и любить Родину, не забывать, какой дорогой ценой отстояли родную землю от врага в годы Великой Отечественной войны.

В поэтическом творчестве Н.М, Рубцова тоже звучат эти важные темы, ведь любовь вызывает не только радость, восхищение красотой природы и человека, любовь вызывает и чувство озабоченности, тревоги и печали, потому что в жизни

бывает не только хорошее, но и плохое. И слова поэта Н.М. Рубцова: «Россия, Русь! Храни себя, храни!» – не просто красивые слова, это завет чуткого и совестливого человека, через раны сердца которого проходят все тревоги мира, того «прекрасного и яростного мира», где суждено жить всем нам. В душе человек в силах сохранить многое, без чего невозможно жить, невозможно остаться человеком.

В.П. Астафьева и Н.М. Рубцова объединяло многое: сиротское детство, раннее взросление и «жизнь в людях», голод и бедность, военное лихолетье – вся история страны «железного века двадцатого» нашла отражение в их судьбах. Не гнались они за наградами. Почестями, не мечтали о льготах, о карьере, настоящая любовь бескорыстна. Все бедствия, пережитые большинством соотечественников, им пришлось испытать, и то, что душа хранит, всё вылилось, воплотилось в любимые жанры – стихи, рассказы, повести – вся правда жизни, горькой, суровой, порой несправедливой, без лакировки, без украшений.

Жизнь как она есть – самая интересная книга во все времена.

Татьяна Серова

г. Саратов

 

ИЗ  КРАСНОДАРСКОГО  ДЕТСТВА

 

В Саратове праздновали 90-летний юбилей основания музея-усадьбы Н.Г.Чернышевского. В юбилейные дни наша семья побывала в музее-усадьбе и в выставочном зале. Среди посетителей музея мой супруг неожиданно встретил давнего приятеля – Бориса Маркина. Они не виделись многие годы. Борис – художник, человек творческий и энергичный. Оба были невероятно рады нечаянной встрече. Вспоминали детство, юношеские годы. У обоих вся жизнь связана с Саратовом. Я смотрела на этих седовласых, от радости встречи помолодевших мужчин, и мне тоже вспоминались давние годы детства. Мои первые годы жизни прошли в Краснодаре.

1.

Во время войны Краснодар был захвачен немцами. По рассказам родителей, после того, как город освободили и война закончилась, наша семья поселились в Краснодаре. В немецкую оккупацию жители умирали от голода. Горожане съели даже всех собак и кошек. В послевоенном городе кошка – большая редкость. Во многих домах хозяйничали крысы. Кроме крыс горожан мучили вши и блохи. С этим боролись. Не было мыла. Всё мыли остатками от золы – щёлоком.

Мы жили в самом центре Краснодара, на улице Красной. Рядом с нашим домом – здание городского суда. В нём проходили открытые суды над изменниками Родины. В оккупацию на улицах Краснодара, на базаре, на толкучке, фашисты с пособниками хватали обычных русских людей, краснодарцев, и заталкивали их в машины-душегубки – немецкое изобретение. В машинах-душегубках русских людей травили газом, а кто выживал, закапывали живьём или расстреливали за городом. Однако остались выжившие свидетели таких злодеяний. Пришло время суда над убийцами-душегубами. Их судили. Около здания суда стояли сотни людей, потерявших своих близких. На суде было полно милиции и солдат.

Они охраняли арестованных в основном от горожан, чтобы краснодарцы не растерзали подследственных.

Город ещё не оправился от ужасов войны. В Краснодаре спекуляция, воровство и бандитизм. Банда «чёрная кошка» терроризировала жителей.

Папа и мама были молоды. Маме – 27 лет, а папе – 34 года. Год, как окончилась война. Остались живы. Так хотелось радостной и счастливой жизни. Папа и мама очень редко, но всё-таки ходили в кино и оперетту. Вечером, когда возвращались из кино, – темень. Периодически где-то слышались выстрелы. Бандитизм жуткий. Мама освещала дорогу фонариком. Папа, чтобы не убили и не ограбили, по тёмной улице шёл с пистолетом в руке, вытащив его из кобуры. 

После демобилизации из армии папа очень долго не мог устроиться на работу. В Краснодаре с работой всегда сложно. Жизнь тяжёлая. В 1946 году – неурожай. В 1947 году – сильнейшая засуха и опять голод. У мамы, когда мне было два месяца, от недоедания и голода пропало грудное молоко. Пятилетняя сестра Оля тоже очень хотела кушать: ходила по дому, искала, плакала, просила маму помочь найти завалявшуюся в доме хотя бы совсем малюсенькую корочку хлеба.

Мы стремились выжить. Дома самодельной мельницей папа молол из кукурузы муку. Меня вместо молока кормили болтушкой из этой муки. Мама боялась, что мой живот не выдержит такой еды, но всё обошлось.

Папа придумал и приспособился из обрезков выкинутого на свалку авиационного алюминия лить сковородки. Мама пыталась продавать их на базаре. В первый же приход мамы на базар спекулянты сплотились против неё. Не давая маме нормально продавать сковородки, они сбили цену и купили их у мамы за полцены. Такие деньги от продажи делали бессмысленным папин каторжный труд и оплату электричества. Когда мама пришла на базар во второй раз, то она успела продать 9 из 10 сковородок и её забрали в милицию. Из милиции маму сразу отпустили, узнав, что у неё грудной ребёнок, детей кормить нечем, а муж – демобилизованный офицер и ищет работу. Старший в участке милиционер протокол составлять не стал. Он, скорее всего, пожалел маму, так как опрятно одетая, худенькая, очень красивая молодая женщина внешне никак не походила на торговку. Возможно, помогли и мамина красота, и огромные в пол лица синие глаза, и её

 

способность убеждать (это – первая помощь – от цыганских предков). Маму, вероятно, спасло ещё и то, что в сумке у неё оставалась всего одна сковородка (это – вторая помощь – от судьбы). Получалось, что, несмотря на донос перекупщиков, у мамы не было вещественных доказательств её спекуляции. Все доказательства тайного изготовления сковородок были у нас дома. Узнай об этом милиция тогда – это могло папе, а за ним и всем нам, стоить жизни. С той страшной поры непроданная мамой последняя папина сковородка служит по прямому назначению – на кухне нашей семье по сей день.

В такое трудное время, когда в доме не было ни крошки еды, нас от смертельного голода спасли друзья – семья, кажется, по фамилии Терлецкие. Поделились с нами продуктами. Сработало армейское братство. Папе помогли устроиться работать на мельницу. Дома папа рассказывал, что когда в конце смены с другими рабочими выходил с мельницы, одежда у всех в мучной пыли. Шапка, волосы, брови, ресницы – всё-всё в муке. Мальчишки из ближайших домов сбегались на мельницу к двум часам ночи – к окончанию второй смены. Голодающая ребятня расстилала у проходной перед рабочими мешковины, тряпки, клеёнки. Со всех сторон на перебой просили: «Дяденька, стряхни муку с одежды у меня», «Отряхнись у меня», «У меня!», «У меня!». Мужчины ребят жалели и стряхивали мучную пыль на подстилки. Мальчишки по крохам собирали мучную пыль в маленькие кучки. Собранная таким образом горсточка муки как-то помогала страдающим от голода пацанам.

Папа демобилизовался из армии, как всегда, погорячившись, а потом опять пошёл служить в армию. Постепенно жизнь налаживалась.

На улице Красной перед нашим двором прокладывали трамвайную линию. Рельсы укладывали после работы добровольцы, а также пленные. Мне со двора выходить не разрешали – там немцы, мало ли что? В конце дня всех работников бесплатно кормили. Трамвайный путь через весь город проложили невероятно быстро. Трамвай пошёл по Красной. Удобно. Все довольны. Весь город трудился. Все радовались

Администрация Краснодара благодарила горожан за труд, в связи с чем впервые объявила нерабочий – праздничный день.

2.

Прожив в Краснодаре почти пять лет, мы поменяли свой дом на квартиру в городе Грозном. Мы уезжали из Краснодара навсегда. Друзья и соседи провожали и прощались с нами на трамвайной остановке – той, что около нашего дома, на улице Красной. Смеркалось. Падали редкие капли дождя. Взрослые разговаривали о том, о чём обычно говорят в таких случаях. Что-то вспоминали. Позади оставались такие трудные голодные послевоенные годы. Вместе столько пережито. Шёл 1951 год. Говорили о будущем. Что ожидало нас в городе Грозном? Слушая старших, я впервые задумалась о себе тоже как-то по-взрослому. Я поняла, что и в Грозном, и потом у меня будет большая жизнь. Такая громадная! Жизнь огромная, как что? Как небо. Я посмотрела вверх. Уже стемнело и небо стало чёрным. Необъятная чёрная бездна испугала. 

Стало и страшно, и грустно. Сестра Оля тихонько вытирала слёзы. В краснодарском дворе на улице Красной у Оли оставалась жить её крёстная, старенькая и совсем одинокая, а у меня оставался «жених» – Саша Селезнёв. Дети во дворе дразнили нас жених и невеста. Мы привыкли и не обижались. Саша старше меня на год. Ему шесть лет. Прощаясь, мы с ним обнялись и поцеловались, тайком от взрослых – за ларьком. Два раза. Для верности.

Я понимала, что делаю что-то запретное, но подумала: «Сейчас я уеду, а надёжный и послушный Саша останется. Я буду одна, такая маленькая, в огромной как небо страшной жизни. Я трусиха, а рядом с Сашей – я храбрая. Во дворе я всегда его защищала. Я почему-то жалела его. Он доверял мне и ни разу не предал меня. Он был робкий и деликатный. Это делало меня отважной. Я готова была бесстрашно и жестоко драться, царапаться, орать, визжать – словом вести себя как угодно, но защищать его и себя от врагов. Для смелости я должна знать, что у меня есть Саша. Пусть в другом городе, но есть. Вырасту и сама без взрослых приеду в Краснодар».

Я ещё не знала – согласится ли Саша ждать меня долго, может быть, всю жизнь. Он согласился. Тогда я взяла с Саши клятву и сказала: «Жди! Когда вернусь – поженимся!». После Сашиной клятвы сразу стало легко и спокойно. Грусть и тревога куда-то улетучились. Клятва осталась тайной.

Десять лет Саша ждал. Дальше не знаю. Моя старшая сестра, через десять лет побывала в Краснодаре в нашем дворе, встретила там Сашу. Он ждал меня. Сестра была удивлена. Она всё поняла. Она оценила Сашу: высокую оценку он не получил. После возвращения из Краснодара, Оля всячески избегала разговора со мной об этой поездке. Я училась в десятом классе. В средине учебного года сестра всё-таки мимоходом и вскользь, как говорится, в двух словах рассказала о своей неожиданной встрече с Сашей. Взрослого Сашу я никогда не видела. Я не вернулась в Краснодар.

Никакого продолжения. Наши с Сашей пути-дороги больше никогда не пересекались. Остался в прошлом краснодарский перекрёсток дорог детства.

 

3.

Жаль, что в истории нет сослагательного наклонения. А что если бы...

Нет, нет никакого продолжения. Только… Сохранились лишь некоторые такие мелкие, ничего не значащие обрывки-подробности краснодарской встречи моей сестры с Сашей. Эта ерунда и сущий пустяк, и такая глупость, и всё это совершенно ничего не значит. Но эти, ничего не значащие мелочи из рассказа Люды о визите в Краснодар, даже теперь рвут моё сердце на части.

Нет не сразу, а гораздо позже я поняла, почему мне было так больно читать рассказ Чехова «Дом с мезонином», а будучи студенткой – второкурсницей смотреть этот фильм. Так больно было потому, что я уже успела испытать схожее ощущение и по смыслу, и по остроте чувств. Вот что значит наш русский писатель – классик! Чехов всё про нас знал. В самом конце чеховского рассказа – этот рвущий душу вопрос о юной девушке, о любимой, о младшей сестре, судьбу которой решила старшая сестра. Вопрос в пустоту, в безмолвное чёрное небо. Печаль. Отчаянье. Нестерпимое душевное страдание.

Нет ответа на вопрос: «Мисюсь, где ты?». Ну, как, как можно пережить, перетерпеть, вынести это? Исстрадавшись?

Если бы я была артистка, и мне требовалось бы по роли мгновенно заплакать, то в таком случае эти мелочи из воспоминаний о детстве, а главное – то одно, так пылко и чувственно произнесённое взрослым Сашей и обращённое ко мне

слово, меня всегда здорово бы выручало. Слёзы появлялись бы мгновенно, как у певицы Татьяны Булановой на концерте.

Артисткой я не стала.

Бог, мой милосердный! Какая беспредельная нежность может быть в одном лишь слове?

Слово. Да, что за слово, с таким невероятным трепетом произнёс 17-ти летний юноша, обращаясь к моей сестре, полагая, что говорит со мной? А слово думаю, что скажу, объясню… повторю потом… Когда-нибудь потом, потом…

Когда не будет так больно и грустно… потом…

А, впрочем… Если кратко… Как там у Анненского?

Среди миров, в мерцании светил

Одной звезды я повторяю имя…

Сейчас всё это лишь в копилке воспоминаний о краснодарском детстве. Я редко прикасаюсь к этой копилке.  

 

 

ЛИТЕРАТУРО-

ВЕДЕНИЕ

 

Ирина Петрова

Людмила  Боева

Г. Саратов