Глава XLI. «Не иначекак бесы»

Доктор оказался стариком – очень милым, благодушного обличиястариком. Я рассказал ему, как мы с братом отправились вчера вечером наИспанский остров, поохотиться, и наткнулись там на небольшой плот, и заночевалина нем, а около полуночи брат, видать, дернул во сне ногой и ударил по своемуружью, а оно возьми да и выстрели ему в ногу, и теперь нам нужно, чтобы он,доктор, приплыл туда и залечил его рану, но только чтобы он никому об этом неговорил, никому ни слова, потом что мы хотим вернуться нынче к вечеру домой исделать нашим родным сюрприз.

– А кто ваши родные? – спрашивает он.

– Фелпсы, они ниже по реке живут.

– Ага, – говорит доктор. И подумав с минуту, спрашивает:

– Как, ты говоришь, он поранился?

– Сон ему приснился, – отвечаю, – а ружье и выстрелило.

– Редкостный сон, – говорит доктор.

В общем, зажег он фонарь, собрал сумку и мы пошли к реке.Однако, когда доктор увидел челнок, тот ему не понравился, – доктор сказал, чтодля одного человека он достаточно велик, а для двоих, пожалуй, просто опасен. Яговорю:

– Да вы не бойтесь, сэр, он и нас троих без хлопот на местодоставил.

– Каких таких троих?

– Ну как же, меня, Сида и… и… и ружья. Я ружья имел ввиду.

– Ага, – говорит доктор.

Поставил он ногу на борт, покачал челнок, потом головой тряхнули сказал, что, пожалуй, поищет лодку побольше. Однако все лодки оказались привязаннымина цепи с замками, и потому доктор забрался в челнок и сказал, чтобы я ждал еговозвращения, или попробовал найти другую лодку, или, если мне захочется,вернулся домой и подготовил всех к сюрпризу. Я ответил, что мне не захочется,объяснил ему, как найти плот, и он уплыл.

И скоро мне пришла в голову мысль. Я говорю себе, а что еслинога Тома за три, как говорится, взмаха овечьего хвоста, не заживет? Что намтогда делать? – сидеть на острове, дожидаясь, пока доктор кота из мешка невыпустит? Нет, сэр, я знаю, что я сделаю. Дождусь его возвращения, иесли он скажет, что ему нужно еще раз там побывать, отправлюсь с ним, хотьвплавь, коли придется, а на острове мы его скрутим и свяжем, и поплывем с нимвниз по реке, а как Том поправится, дадим старику денег, сколько он попросит,или все, какие у нас останутся, и высадим на берег.

Залез я под штабель досок, чтобы поспать немного, а когдапроснулся, солнце уже в небе стояло! Выскочил я наружу, побежал к дому доктора,но там мне сказали, что он, как уехал ночью, так и не возвращался. Ну, думаю,значит плохи у Тома дела, надо мне побыстрее до острова добираться. Понесся япо улице и едва свернул угол, как чуть не угодил головой в живот дяди Сайласа.Он и говорит:

– Батюшки, Том! Где ты был столько времени, негодяй?

– Да нигде, – говорю, – мы с Сидом за беглым негромгонялись.

– Но как же ты мог уйти из дому? – говорит он. – Там тетушкатвоя просто места себе не находит.

– Ну это она зря, – говорю, – с нами же ничего плохого неслучилось. Мы просто за фермерами и собаками побежали, да не нагнали их ипотеряли, а потом нам показалось, что их голоса с реки доносятся, и мы отыскаличелнок, и поплыли за ними, а найти не смогли, ну и плыли вдоль берега, пока невыдохлись и не устали, и потому привязали челнок и спать полегли, а проснулисьтолько час назад и погребли сюда, чтобы новости узнать, – Сид пошел в почтовуюконтору, послушать, что там говорят, а я решил едой какой-нибудь разжиться, апосле мы бы домой пошли.

Отправились мы в почтовую контору, чтобы «Сида» из неезабрать, но, как я и полагал, его там не оказалось, зато старик письмо какое-тополучил. Подождали мы Сида, подождали, однако он так и не пришел, и стариксказал – ладно, поехали, пусть Сид, когда ему надоест дурака здесь валять,пешком домой топает или в челноке плывет. Я попросил его оставить меня вконторе, Сида дожидаться, но он ответил, что это бессмысленно, а я простообязан вернуться домой и сказать тете Салли, что с нами ничего не случилось.

Приехали мы домой и тетя Салли так мне обрадовалась, что ирасплакалась, и рассмеялась сразу, и обняла меня, и розог задала – хотя под еерозгами, как всегда, заснуть можно было, – и сказала, что Сид, когда вернется,такую же лютую порку получит.

А в доме людей было, как сельдей в бочке, – фермеры сженами, их к обеду пригласили, – и тараторили все они, как нанятые. Хуже всехбыла старая миссис Хочкисс, эта вообще рта не закрывала. Слышу, она говорит:

– Знаете, сестра Фелпс, я всю эту вашу хижину обсмотрела итак вам скажу, по-моему, тот негр умом тронутый был. Я так сестре Дамрелл исказала – ведь правда, сестра Дамрелл? – умом, говорю, он тронулся, – вот этисамые слова и сказала. Меня все слышали: говорю, умом он тронулся, на это жевсе, говорю, указывает. Хоть жернов этот возьмите, говорю, интересно, говорю,узнать, какой это человек, если он в здравом рассудке, стал бы на жернове такуюгалиматью выцарапывать, а? Здесь у такого-то лопнуло сердце; а здесь такой-тоизнывал тридцать семь лет, да еще внебрачного сына какого-то Людовика приплел ипрочий вздор. Умалишенный, говорю, я и попервости так сказала, и потомговорила, и под конец, все время говорила – умалишенный, говорю, что твойНавуходоносчик.

– А как вам понравилась лестница из тряпок, сестра Хочкисс?– спрашивает старая миссис Дамрелл. – Зачем, во имя Божие, могла емупонадобится…

– Вот самыми этими словами я и сказала в ту же минуту сестреОттербек, она вам сама подтвердит. Она говорит, вы только посмотрите на этутряпичную лестницу, а я, говорю – да, говорю, посмотрите, говорю, нанее, на что, говорю, могла она ему понадобиться. А она, и говорит …

– Но как они, господи прости, вообще этот жернов тудазаволокли? И кто эту дыру прокопал, кто…

– Самые мои слова, брат Пенрод! Я так сестре Денлап – передайтемне патоку, ладно? – так сестре Денлап в ту же минуту и сказала, как же они,говорю, этот жернов сюда заволокли? И ведь без посторонней помощи, вот ведь что– без помощи! Подумать только! Нет уж, говорите мне что хотите,говорю, а помощь у них была, да еще какая помощь-то, говорю; у этогонегра дюжина помощников имелась, и я бы шкуру спустила со всех негров этогодома, говорю, а узнала бы, кто ему помогал, говорю, больше того, говорю, я бы…

– Дюжина, вы сказали! – да ведь и сорок человек столько всего не понаделали бы. Возьмите пилы из столовых ножей ипрочее, это ж сколько на них трудов положено было; а ножку кровати такой пилойотпилить – неделя работы для шести человек; а что этот негр из соломы соорудилна кровати, а…

– Ваша правда, брат Хайтауэр! Именно так я и сказала самомубрату Фелпсу. Он говорит, что вы об этом думаете, сестра Хочкисс? О чем,говорю, брат Фелпс? А он – да вот о том, как эту ножку от кровати отпилили, а?Что я думаю? – говорю. – Я думаю, что она не сама себяотпилила, кто-то другой, говорю, ее отпилил; вы уж как хотите, а такое,говорю, мое мнение, можете его в расчет не принимать, говорю, но уж такое оноесть, мое мнение, говорю, а если у кого получше имеется, говорю, так пусть еговыскажет, вот и все. И говорю сестре Денлап, я говорю…

– Да, забодай меня кошка, чтобы столько всего наворотить, сестраФелпс, нужно было полон дом негров согнать и заставить их аж четыре недели потетькаждую ночь напролет. Вы хоть рубашку возьмите – она ж до последнего дюймапокрыта тайными африканскими письменами и все кровью написаны! Тут не иначе какцелый невольничий корабль потрудился. Господи, да я бы два доллара отдал тому,кто мне их прочитает, а что до негров, которые их написали, порол бы подлецов,пока они…

– Так вы думаете, это ему люди помогали, брат Марплс?Пожили бы вы в нашем доме немного, так по-другому запели бы. Господи, да онитут тянули все, что им под руку попадалось, а ведь мы, должна вам сказать, всевремя настороже были. Рубашку эту прямо с бельевой веревки стянули! А простыня,из которой лестница сделана, – я вам и сказать не могу, сколько раз они еекрали, а мука, а свечи, а подсвечники, а ложки, а старая железная грелка, атысяча других вещей, которые мне уж и не упомнить, а мое новое ситцевое платье– и ведь все мы: я, Сайлас, Сид и Том, день и ночь за домом следили, я ужговорила, но ни лица, ни ногтя, ни волоса их не углядели. А в последнюю минутуони, нате вам, проскользнули у нас под носом и оставили всех в дураках, – иведь не только нас, бандитов с Индейской территории тоже, – и преспокойно ушлис негром, хоть за ними шестнадцать человек и двадцать две собаки по пятамгнались! Говорю вам, это побивает все, о чем я когда-нибудь слышала! Да никакиебесы лучше и ловчее не управились бы. И сдается мне, не иначе как бесы тут и орудовали,потому что – вы же знаете наших собак, самые лучшие собаки в округе, – так ведьни одна же из них следа-то не взяла! Вот объясните мне это, если сумеете! Хотькто-нибудь!

– Да, это уж…

– Господь всемогущий, я сроду…

– Господи помилуй, да я бы…

– И дом обокрали, и…

– Боже милосердный, я бы побоялась и жить-то в таком…

– Жить побоялись бы! – да меня они до того запугали,сестра Риджуэй, что я и спать ложиться боялась, и просыпаться боялась, нисесть, ни встать без страха не могла. Ведь они же могли украсть и… – господи, ну,вы и сами понимаете, в какой тревоге я всю вчерашнюю ночь провела. Бог мнесвидетель, я боялась, что они кого-нибудь из детей украдут! До того дошла, чтоу меня мысли в голове стали путаться. Сейчас-то, днем, это дурью кажется, но ясказала себе: там, наверху, спят мои мальчики, и никого рядом с ними нет и,видит Бог, так мне стало не по себе, что я тайком поднялась наверх и заперла ихкомнату! Честное слово. Да и любой бы запер. Потому что, когда тебя так пугают,и пугают, и каждый раз все сильнее, ты уж совсем соображать перестаешь и какиетолько глупости не делаешь, и начинаешь думать: вот, положим, я мальчик, сплюнаверху один, а дверь не заперта, и…

Она примолкла, и, по лицу ее судя, удивилась чему-то, апотом медленно так повернулась и уставилась на меня. Ну, я встал и пошелпрогуляться.

Говорю себе: я смогу лучше объяснить, почему нас утром вкомнате не оказалось, если пройдусь немного и поразмыслю. Да так и сделал.Правда, далеко уходить не стал, боялся, как бы тетя Салли кого-нибудь за мной вдогонне послала. А вечером, когда гости разбрелись, я подошел к ней и сталрассказывать, как нас с «Сидом» разбудили шум и стрельба, а дверь была заперта,но нам же хотелось посмотреть, что там к чему, вот мы и спустились по громоотводу,ладони все поободрали, больше мы так спускаться не станем. А дальше япересказал ей все, что раньше дяде Сайласу наплел, и она сказала, что прощаетнас, что, может, все было и правильно, потому как, чего же еще от мальчиковждать, у всех у них ветер в голове гуляет, и раз никакой беды из этого невышло, так она, сдается ей, лучше будет благодарить небеса за то, что мы живы,и благополучны, и все еще рядом с ней, чем станет волноваться из-за того, чтопрошло и быльем поросло. Поцеловала она меня, погладила по голове и о чем-то печальнозадумалась, а потом вдруг как вскочит на ноги и говорит:

– Господи-Боже, ночь уж на дворе, а Сида все нет! Что жетакое стряслось с мальчиком?

Я вижу, удача сама мне в руки просится, и говорю:

– Давайте я сбегаю в город и отыщу его.

А она:

– Ну уж нет. Оставайся здесь, хватит с меня и одного запропавшего.Если он не вернется к ужину, твой дядя сам за ним съездит.

Ну, к ужину он не вернулся, и после ужина дядя уехал.

Возвратился он около десяти, расстроенный, поскольку Томадаже следов никаких не сыскал. Тетя Салли ужасно разволновалась, но дядяСайлас сказал, что тревожиться особо не о чем – мальчики они и есть мальчики,сказал он, вот увидишь, утром Сид объявится, живой и невредимый. Однако тетяответила, что все равно посидит немного, подождет его, и свет зажжет, чтобы емуиздали видно было.

А когда я спать отправился, она поднялась со мной и свечуприхватила, и уложила меня, и одеяло мое подоткнула, и так вокруг меня суетилась,что я почувствовал себя совсем мерзко, даже в глаза ей взглянуть не мог; апосле она присела на краешек кровати и долго-долго разговаривала со мной, и всео том, какой чудесный мальчик Сид, ей, похоже, хотелось говорить о нем,говорить и не останавливаться; и все спрашивала меня, не думаю ли я, что он влесу заблудился или, может, утонул, а вдруг он где-то лежит сейчас, вот в этуминуту, страдающий или мертвый, а ее рядом нет и помочь ему она не в силах – изамолчала, только слезы по щекам катятся, а я стал говорить ей, что с Сидом всехорошо, что утром он непременно домой вернется; и она сжала мою руку, а может,и поцеловала меня, и попросила повторить еще разок, и еще, потому что ей отэтого легче становится, ведь вон сколько у нее бед всяких и горестей. А когдасобралась уходить, взглянула мне прямо в глаза, твердо и ласково, и говорит:

– Я не стану запирать дверь, Том, да и окно с громоотводом,они тоже тут останутся, но ты ведь будешь хорошим мальчиком, правда? Ты несбежишь? Ради меня.

Видит Бог, мне жуть как хотелось сбежать, выяснить, что сТомом, да я и собирался это сделать, но после таких ее слов не смог бы, дажеесли бы мне несколько царств за это дали.

Однако меня донимали мысли и о ней, и о Томе и потому спал ябеспокойно. Ночью дважды спускался по громоотводу, огибал дом и видел, как она сидитсо свечой у окна и на дорогу смотрит, а в глазах слезы; и так мне хотелосьчто-нибудь сделать для нее, но я же не мог, я мог только клясться себе самому,что никогда больше не причиню ей горя. А в третий раз я проснулся уже на заре иопять соскользнул вниз, смотрю, она так и сидит, свеча почти уж догорела, а тетяСалли спит, опустив на руку старую седую голову.

 

Глава XLII. Почему неповесили Джима  

Дядя Сайлас уехал в город еще до завтрака, но так на следТома и не напал, и вернулся; старики сидели за столом молча, думали о чем-то, икофе их стыл, и не съели они ничего. В конце концов, старик говорит:

– Я тебе письмо отдал?

– Какое письмо?

– То, которое вчера в почтовой конторе забрал.

– Нет, не отдавал ты мне письма.

– Ну, значит, забыл.

Пошарил он по карманам, потом сходил туда, где письмооставил, принес его и вручил тете Салли. А она и говорит:

– Господи, это же из Санкт-Петербурга, от сестры.

Я решил, что мне не повредит еще одна прогулка, но даже сместа сдвинуться не смог. Впрочем, вскрыть письмо она не успела, уронила его ипобежала на двор – заметила что-то. Ну и я в ту сторону посмотрел. И увиделлежавшего на матрасе Тома, и старого доктора, и Джима в ее ситцевомплатье и со связанными за спиной руками и еще кучу всякого народа. Сунул я письмоза первую вещь, какая мне под руку подвернулась, и тоже на двор помчал. А тетяСалли бежит к Тому, плачет и вскрикивает:

– Ох, он умер, умер, я знаю, он умер!

Том повернул к ней голову, пробормотал что-то, – я сразупонял, что он не в себе, – а тетя всплеснула руками и говорит:

– Слава Богу, жив! А больше мне ничего и не нужно, – ипоцеловала Тома и полетела, чтобы приготовить для него постель, к дому,рассыпая направо-налево – так быстро, как язык ее позволял, – приказы неграм ивсем прочим, и все старались поскорее убраться с ее дороги.

Тома понесли в дом, старый доктор и дядя Сайлас пошли заним, а я – за толпой, посмотреть, что она с Джимом сделает. Были в ней люди,сильно взъевшиеся на Джима, и этим очень хотелось повесить его в поучение прочимнеграм, чтобы, значит, им не повадно было сбегать, на манер Джима, доставившеговсем столько хлопот и продержавшего целую семью в смертном страхе многие дни иночи. Однако другие говорили, нет, мол, не стоит, это ж не наш негр, а ну какобъявится его хозяин, он же нас заплатить за него заставит. Желавшие повеситьДжима малость поостыли, потому что люди, которым больше всех прочих хочется вздернутьнегра, всегда оказываются теми, кому меньше всего хочется платить за него послетого, как они вдоволь над ним натешатся.

Но уж ругали они Джима на все корки и время от временикто-нибудь ему оплеуху отвешивал, однако Джим молчал и ни разу даже вида неподал, что знает меня. Отвели его в ту же самую хибару, переодели в прежнююодежду и снова приковали, но только не к ножке кровати, а к большой железной скобе,которую вбили в нижнее бревно, – и сказали, что сидеть ему теперь на хлебе иводе, пока хозяин его не приедет, а коли хозяина долго не будет, так его саукциона продадут. Лаз наш они засыпали и решили, что по ночам хижину станутсторожить двое вооруженных фермеров, а днем у нее бульдог будет сидеть, к дверипривязанный. Ну а когда они со всеми делами покончили и принялись обкладыватьДжима на прощание последними словами, подошел старик-доктор, посмотрел на то,что там творилось, и говорит:

– Не обходитесь с ним суровее, чем требуется, потому что он– негр неплохой. Я когда нашел мальчика, увидел, что без посторонней помощи мнепулю не извлечь, а он в таком состоянии был, что я не мог оставить его ипоплыть за этой помощью; ему понемногу все хуже становилось, и хуже, и в концеконцов, в голове у него помутилось, он меня даже подпускать к себе перестал,все повторял, что, если я разрисую плот мелом, он меня убьет, и другой дикий вздорлепетал, и я понял, что одному мне с ним не сладить, и сказал себе, но, правда,вслух, что просто обязан заручиться чьей-то помощью, и едва я это произнес, какоткуда ни возьмись вылезает этот негр и говорит, что поможет мне, – и помог, иочень хорошо помог. Я разумеется, сразу сообразил, что он беглый, а значитподаться мне некуда, придется при больном и день просидеть, и следующую ночь.Положеньице, доложу я вам! В городе у меня двое пациентов в простуде лежат, мнебы сплавать туда, проведать их, а нельзя, вдруг негр удерет, и тогда я виноватбуду, а никакие лодки мимо – так близко, чтобы я до них докричаться мог, – непроплывают. Так и сидел я на том плоту сиднем до нынешнего утра, и должен вамсказать, лучшей няньки и более преданного, чем этот негр, слуги я за всю жизнь невстречал, а ведь он свободой своей рисковал, да и вымотан был сильно, я сразу понял,что в последнее время ему приходилось трудиться много и тяжко. Он мнепонравился, и я вам вот что скажу, джентльмены, такой негр тысячи долларовстоит – и обращения заслуживает самого доброго. И мне он доставлял все, чтотребовалось, и мальчик на поправку шел так, точно он дома в постели лежал, –даже лучше, быть может, потому что там, на плоту, было покойно и тихо; ну а мнепришлось проторчать на нем, с больным и негром на руках, до сегодняшнегорассвета, только тогда я и увидел проплывавшую мимо лодку с какими-то людьми – итут мне повезло, потому что негр сидел у тюфяка мальчика и спал, положив головуна колени, – ну, я тихонько поманил людей к себе, они подкрались к негру исхватили его, он даже проснуться не успел, так что все обошлось без большихнеприятностей. Мальчик тоже спал, хоть и беспокойно, мы обмотали веслатряпками, чтобы не разбудить его, лодка взяла плот на буксир, и мы поплыли,тихо и мирно, а негр даже отбиваться не стал, и вообще не произнес ни единогослова. Нет, джентльмены, он негр хороший, такого я о нем мнения.

Кто-то и говорит:

– Да, доктор, должен сказать, вел он себя отменно.

Ну и остальные все малость смягчились, а уж до чего я былблагодарен старому доктору, что он за Джима заступился, я и сказать не могу, иеще я порадовался тому, что не ошибся в нем, потому как мне с самого начала показалось,что сердце у старика доброе. В общем, все сошлись на том, что Джим вел себяпревосходно, и заслуживает хорошего к нему отношения и даже награды. И все доединого пообещали, не сходя с места и от чистого сердца, что больше его хаятьне будут.

А после вышли из хижины и замок на дверь повесили. Я-тонадеялся, что они додумаются хоть пару цепей с него снять, уж больно тяжелыебыли эти цепи, или добавят к воде и хлебу мяса с овощами, однако такое им вголову не пришло, и я решил, что лучше сам этим займусь, поскорее передав тетеСалли рассказ доктора, – после того, конечно, как получу причитавшуюся мне взбучку,ну, то есть, объясню, почему это я, рассказывая, как мы с Сидом гонялись в тучертову ночь за фермерами, искавшими сбежавшего негра, запамятовал сообщить,что Сида подстрелили.

Однако поскорее не получилось. Тетя Салли просидела вкомнате Тома весь день и всю ночь, а, увидев дядю Сайласа, я всякий разстарался от него улизнуть.

На следующее утро мне сказали, что Тому стало гораздо лучше,а тетя Салли прилегла вздремнуть. Ну я и прокрался в его комнату, подумав, что,если он не спит, мы сможем сочинить какую-нибудь небылицу, которой вся семьяповерит. Однако он спал, и спал очень мирно, и лицо у него было бледное, негорело, как было, когда его принесли. Я присел и стал дожидаться, когда онпроснется. А через полчаса, примерно, в комнату тихо вошла тетя Салли – ну,думаю, попал! Однако тетя только приложила палец к губам, села рядом со мной, истала шептать, что теперь нам лишь радоваться и осталось, потому что симптомывсе замечательные, и он давно уже вот так спит, и выглядит все лучше, всеспокойнее, и она готова поставить десять к одному, что проснется Сид в здравомрассудке.

Ну, сидим мы, смотрим на него и, в конце концов, онзашевелился, открыл глаза, проморгался, как самый что ни на есть нормальныйчеловек, и говорит:

– Смотри-ка! – да я же дома! Как это я сюда попал? Аплот где?

– С ним все в порядке, – говорю я.

– А с Джимом?

– И с ним тоже, – отвечаю я, немного, правда, замявшись.

Однако Том заминки моей не заметил и говорит:

– Хорошо! Отлично! Значит, все обошлось и опасаться намнечего! Ты тетушке-то рассказал?

Я хотел сказать «да», но не успел, потому что тетя спросила:

– О чем рассказал, Сид?

– Ну как же, о том, как мы все это устроили.

– Что устроили?

– Да все же! Как будто у вас тут много чего происходит! Отом, как мы беглого негра освободили – я и Том.

– Милость господня! Освободили беглого… Что это бедное дитя говорит?Боже, Боже, у него опять рассудок мутится!

– Ничего у меня не мутится! Я знаю, о чем говорю. Это мы освободили его – мы с Томом. Задумали освободить и освободили. Да каккрасиво все проделали!

И начал он рассказывать, и тетя Салли ни разу его неперебила, только смотрела на Тома во все глаза, не мешая ему похваляться, да ия мигом понял, что мне даже и пытаться слово вставить не стоит.

– Подумайте сами, тетушка, какая это была работа – недели работы,час за часом, каждую ночь, пока все вы спали. Нам же пришлось и свечи украсть,и простынку, и рубашку, и ваше платье, и ложки, и жестяные тарелки, и столовыеножи, и медную грелку, и жернов, и муку, – конца-края не видать, – вы ивообразить не можете, сколько трудов пошло на изготовление пил и перьев, нанадписи, на то, на другое, и не можете даже вполовину представить себе, как этобыло весело. А пришлось еще гробы рисовать и все остальное, и писать ненанимныеписьма от грабителей, вставать по ночам и спускаться по громоотводу, и рытьподкоп, и веревочную лестницу вязать, и запекать ее в пирог, и посылать Джимуложки и прочие инструменты в кармане вашего передника…

– Милость Господня!

– …и поселить в хибаре крыс, змей и другую живность, чтобы уДжима компания была, а потом вы продержали здесь Тома с маслом в шляпе такдолго, что у нас едва все не сорвалось, потому что, когда фермеры прибежали кхибарке, мы из нее выбраться еще не успели, пришлось спешить, а они услышалинас и погнались за нами, и я получил пулю, а после мы соскочили с тропы ипропустили фермеров мимо себя, а когда прибежали собаки, мы их незаинтересовали, собаки на шум понеслись, а мы добрались до нашего челнока ипоплыли к плоту, и оказались вне опасности, и Джим стал свободным человеком, ивсе это мы сделали, только мы – ну разве не роскошь, тетушка?!

– Отродясь ничего подобного не слышала! Стало быть, это вы,мелкие вы пройдохи, учинили все безобразия, от которых у нас ум за разум заходил, вы перепугали нас только что не до смерти! Так и хочется выдрать васобоих сию же минуту. Подумать только, я места себе не находила ночь за ночью, авы… Ну погоди у меня, вот только поправься, маленький ты негодяй, тогда я извас обоих душу вытрясу!

Однако Тома распирала такая радость и гордость, чтоостановиться он не мог, и продолжал молоть языком, а тетя Салли то и делоперебивала его, изрыгая пламя и дым, и делали они это одновременно, точно кошкина ихнем молитвенном собрании и, наконец, она говорит:

– Ну ладно, можешь наслаждаться вашими похождениями, сколькодуше твоей угодно, но смотри у меня, если я тебя хоть раз вблизи от него поймаю…

– От кого? – сразу посерьезнев, удивленно спрашивает Том.

– От кого? От беглого негра, конечно. А ты думал, откого?

Том грозно взглянул на меня и говорит:

– Том, ты же сказал, что с ним все в порядке, так? Разве он нескрылся?

– Он? – переспрашивает тетя Салли. – Это негр-тобеглый? Никуда он не скрылся. Его опять сюда привели, живого-здорового, и сидитон, весь в цепях, в той же хибарке на хлебе да на воде, и будет сидеть, какмиленький, пока за ним хозяин не явится, а не явится, так мы его продадим!

Том даже сел в кровати – глаза горят, ноздри раздуваются исжимаются, совершенно как перепонки у жабы, – и закричал на меня:

– Они не имеют права держать его под замком! Беги! –не теряй ни минуты! Выпусти его! Он не раб, он так же свободен, как любой, ктоходит по этой земле!

– Что такое говорит это дитя?

– Чистую правду я говорю, тетя Салли, вот что! и если никток нему сейчас же не пойдет, так я сам пойду! Я же его всю жизнь знаю, иТом тоже. А старая мисс Ватсон умерла два месяца назад, и ужасно стыдно ейбыло, что она хотела Джима в низовья продать, сама так говорила, ну иосвободила его в завещании.

– Тогда зачем же, Господи прости, ты-то его освобождал, еслион уже свободный был?

– Ну, знаете ли! Хорошенький вопрос, совершенно женский! Зачем– да приключений мне хотелось, и я готов был по горло в крови ходить, лишь бы…о Господи, тетя Полли!

И если именно она не стояла на пороге, добрая и довольная,точно ангел, пирогов наевшийся, так считайте, что я и на свет еще не родился!

Тетя Салли подскочила к сестре и обвила ее шею руками, датак, что чуть голову ей не оторвала, и заплакала, а я, решив, что уж больножарко тут становится для нас обоих, умелся под томову кровать, места мне тамкак раз хватило. Выглянул недолгое время спустя, смотрю, томова тетя Полли изобъятий сестры уже вывернулась, стоит и смотрит на Тома поверх очков – да так,знаете, точно в порошок его стереть очень хочет. А потом и говорит:

– Ты бы лучше отвел глаза-то – на твоем месте, Том, я так ипоступила бы.

– О, Господи! – говорит тетя Салли, – неужто он такизменился? Это же не Том, это Сид, а Том… Том… погодите, а Том-то кудаподевался? Минуту назад здесь был.

– Ты хочешь сказать – куда подевался Гек Финн!Я, знаешь ли, не для того растила столько лет такого безобразника, как мой Том,чтобы не узнавать его, когда он мне на глаза попадается. Хорошенькое было быдело! А ну-ка, Гек Финн, вылезай из-под кровати.

Я вылез. Без особой, впрочем, спешки.

Такого растерянного, изумленного лица, какое было тогда утети Салли, я до той поры еще не видал – правда, дяде Сайласу, когда он вошел ккомнату, и ему все рассказали, удалось ее по этой части перещеголять. Вы бы,наверное, его за пьяного приняли – он весь день слонялся по дому, как очумелый,а вечером произнес на молитвенном собрании проповедь, которая обеспечила емугромкую рупетацию, потому как и самый старый старик на свете ничего бы в ней непонял. Ну а томова тетя Полли рассказала, конечно, кто я и что, а когда я самстал рассказывать, как попал в эту передрягу из-за того, что миссис Фелпсприняла меня за Тома Сойера… она перебила меня и говорит: «Ох, перестань, зовименя тетей Салли, я уж привыкла к этому, зачем нам что-то менять?»… да, таккогда тетя Салли приняла меня за Тома Сойера, мне пришлось выдавать себя занего, деваться-то некуда было, а к тому же я знал, что он возражать не станет,только обрадуется – тайна же, загадка, Том непременно превратил бы ее вприключение и от души повеселился бы. Так оно и вышло, и пришлось ему статьСидом, чтобы мне все с рук сошло.

А еще его тетя Полли сказала, что насчет завещания староймисс Ватсон, по которому Джим свободу получил, Том нисколько не соврал, так чтосами видите, Том Сойер взвалил на себя столько забот и хлопот, чтобы освободитьсвободного негра! – а я-то до той минуты, до того разговора, в толк взять немог, как это человек, получивший его воспитание, и вдруг помогает негрусбежать.

Ну вот, а тетя Полли рассказала, что, когда от тети Салли пришлописьмо, в котором говорилось, что Том и Сид благополучно добрались доместа, то сказала себе: «Ну, разумеется, началось! Чего ж было и ждать, отпускаяего в такой путь одного, без присмотра?»

– И я собралась поскорее и поплыла вниз по реке, одиннадцатьсотен миль проплыла, чтобы узнать, что он на сей раз учинил, тем более, что оттебя я никаких ответов на мои вопросы не дождалась.

– Помилуй, так я ж от тебя и вопросов никаких не получала, –говорит тетя Салли.

– Очень интересно! Я тебе два раза писала, спрашивала окаком-таком Сиде ты толкуешь.

– Не получала я твоих писем, сестрица.

Тетя Полли поворачивается, медленно и сурово, и говорит:

– Том!

– Ну что? – спрашивает он, да обиженно так.

– Ты мне не чтокай, дерзкий мальчишка, – ты мне письма подай!

– Какие письма?

– Такие письма. Вот честное слово, возьму я тебясейчас, да и…

– Они в сундуке лежат. Вон в том. И ничего им не сделалось,какими я их получил в конторе, такими и остались. Я в них и не заглядывал даже,пальцем не тронул. Но я же знал, что от них только неприятностей и жди, иподумал – вам все равно торопиться некуда, ну и…

– Да, шкуру мне с тебя спустить все же придется, тут иговорить не о чем. Я ведь и еще одно написала, о моем приезде, видать, он и…

– Нет, оно только вчера пришло, просто я его прочитать пока неуспела, но с этим письмом все в порядке, оно у меня.

Я бы поспорил с ней на пару долларов, что она ошибается, норешил, что, пожалуй, не стоит, так оно безопаснее будет. И промолчал.

 

Глава последняя

Едва мы остались с Томом наедине, я спросил, как онпредставлял себе весь побег и что у него было задумано на случай, если нам ивправду удастся ускользнуть от злосчастной судьбы и освободить негра, который ибез того свободным был. И Том ответил, что с самого начала собирался, вытащивДжима из темницы, поплыть с ним вниз по реке на плоту и, пережив всякиеприключения, добраться до ее устья, а там сказать ему, что он свободен, ивозвратиться с ним домой на пароходе, в самых лучших каютах, и заплатить ему запотраченное на нас время, но первым делом послать домой письмо, чтобы все негрысобрались и встретили его, и провели по городу с факелами и духовым оркестром,и тогда он стал бы героем, да и мы с ним заодно. Ну ладно, по мне, то, что унас получилось, было не многим хуже.

Мы мигом сняли с Джима цепи, а тетя Полли, дядя Сайлас итетя Салли, узнав, как замечательно он помогал доктору выхаживать Тома, ужас дочего расхлопотались вокруг него, и устроили наилучшим образом, и кормили всем,что он ни попросит, и следили, чтобы он жил в довольстве и ничем себя не утруждал.А я сказал Джиму, что у нас есть к нему важный разговор, и привел его к Тому, итот дал ему сорок долларов за то, что он так терпеливо изображал для нас узникаи так хорошо делал все, о чем мы его просили, и Джим обрадовался до смерти и затарахтел:

– Ну, Гек, что я тебе говорил – помнишь, на островеДжексона? Говорил, что у меня грудь волосатая и какая на то примета есть,говорил, что был богатым и снова буду? Все так и вышло! Тютелька в тютельку!Тут уж не поспоришь – примета, она примета и есть! Знал я, что разбогатею ивот, пожалуйста, разбогател!

А после Том целую речь произнес, да длинную такую: давайте,говорит, как-нибудь ночью удерем отсюда все трое, накупим всякого-разногоснаряжения и проведем пару недель, а то и месяц на Индейской территории, будем тамприключений искать. Я сказал, что меня это устроит, вот только денег у меня наснаряжение нет, потому как папаша небось уже вернулся в наш город, отобрал моиденьги у судьи Тэтчера и все их пропил.

– Да нет, – говорит Том, – целы твои деньги – шесть тысячдолларов и даже больше; а отец твой и вовсе ни разу у нас не показывался. Вовсяком случае, до моего отъезда.

А Джим говорит, да серьезно так, торжественно:

– Он больше не вернется, Гек.

Я спрашиваю:

– Почему это, Джим?

– Какая тебе разница почему, Гек? Не вернется и все тут.

Ну, я вцепился в него мертвой хваткой, и он, наконец,сказал:

– Помнишь тот дом, который по реке плыл, а в нем человек был,накрытый тряпьем, и я залез туда, посмотрел на него и тебе сказал, чтобы тытоже залез? Ну вот, можешь теперь брать свои деньги, когда тебе захочется,потому что это он и был.

Сейчас Том совсем уж поправился, и прикрепил свою пулю кчасовой цепочке, и носит вместе с часами на шее, и то и дело на вытаскивает часы,чтобы время узнать и пулю всем показать. А мне писать больше не о чем и я этомустрашно рад, потому что, если бы я знал, какая это морока, книжку сочинять, тонипочем бы за такое дело не взялся и больше уж точно не возьмусь. Да и вообщемне сдается, что на Индейские территории я раньше всех остальных попаду, потомукак тетя Салли надумала меня усыновить и сделать из меня цивилизованногочеловека, а я этого не переживу. Пробовал уже.

КОНЕЦ.

ВАШПОКОРНЫЙ СЛУГА, ГЕК ФИНН.

 

 

[1]Дэвид Гарик (1717-1779), английский актер и драматург. Младшего не существовало(здесь и далее примечания переводчика).

[2]Эдмунд Кин (1789-1833), великий английский актер, дважды гастролировавший вАмерике. На сей раз не существовало старшего.

[3]Театр «Хеймаркет» и сейчас стоит на улице Хеймаркет, находящейся в центральнойчасти Лондона. Уайтчепел – один из беднейших районов лондонского Ист-Энда.Паддинг-лейн – улица, лежащая неподалеку от Тауэрского моста и довольно далекоот Хеймаркет-стрит. Зато Пиккадилли с ней совсем рядом.

[4]Генрих VIII Тюдор (1491-1547), король Англии.

[5]Нелл Гвин (1650-1687), любовница Карла II.

[6]Джейн Шор (1445-1527), фаворитка Эдуарда IV.

[7]Розамунда Клиффорд (до 1150-1176), любовница Генриха II,ставшая фольклорным персонажем.

[8]Материалы поземельной переписи, проведенной в Англии в 1085-1086 годах.

[9]Гек неожиданно обнаруживает знакомство с латынью: e   pluribus   unum – «из многих единое».

[10]Том имеет в виду сенешаля, судебного чиновника средневековой Франции.

 

 

[ИСБ1]Число,21, 8-9

[ИСБ2]Лука,14, 21

[ИСБ3]Притчи,17, 22

[ИСБ4]Псалом50, 19

[ИСБ5]Апокалипсис4, 1

[ИСБ6] Несоответствие:в оглавлении Parkville, здесь Pokeville– оба больше не встречаются.

[ИСБ7]Собраноиз разных переводов (отмеченных ниже) с некоторыми изменениями, необходимымидля поддержания ритма

[ИСБ8]Изперевода П. Гнедича

[ИСБ9]Тотже монолог – Б. Пастернак

[ИСБ10]Тамже – А. Радлова

[ИСБ11]Макбет,М,5,5 – А. Радлова

[ИСБ12]ТЖМ– А. Радлова

[ИСБ13]Макбет,2. 2 – Ю. Корнеев.

[ИСБ14]ТЖМ– А Кронеберг

[ИСБ15]ТЖМ – М. Морозов

[ИСБ16]ТЖМ– Б. Пастернак.

[ИСБ17]ТЖМ– КР, с искаж

[ИСБ18]Макбет2,2 – А Радлова

[ИСБ19]ТЖМ– В. Набоков

[ИСБ20]ТЖМс искажением – БП

[ИСБ21]Гамлет3, 2 – А. Радлова

[ИСБ22]Гамлет1, 2 – А. Кронеберг

[ИСБ23]ТЖМ– В. Набоков

[ИСБ24]Гамлет3, 2 – М. Лозинский

[ИСБ25]ТЖМ– П. Гнедич

[ИСБ26]Макбет1,7 – Ю. Корнеев

[ИСБ27]ТЖМ– У Кронеберг, с искажением

[ИСБ28]РичардIII, 1, 1 – А. Радлова, с искажением

[ИСБ29]ТЖМ– М. Лозинский

[ИСБ30]ТЖМ– Б. Пастернак

[ИСБ31]ТЖМ– М. Лозинский с искажением

[ИСБ32]Гамлет1, 4 – М. Лозинский, с искажением

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора