Глава XXXI. Молиться надобез вранья

День за днем мы плыли, не заглядывая ни в какие города,просто спускались по реке. Шли на юг, погода стояла теплая, от дома мы былитеперь совсем уж далеко. По берегам стали все чаще появляться деревья, обросшиеиспанским мхом, он свисал с их веток, точно длинные, седые бороды. Я впервые увиделэтот мох, сообщавший лесам вид торжественный и мрачный. И в конце концов,мошенники наши решили, что опасность миновала, и они могут снова начатьобжуливать городок за городком.

Первым делом, они прочитали лекцию о пользе трезвости,однако заработали на ней так мало, что им и напиться-то было не на что. Вследующем городке они попробовали открыть школу танцев, но, поскольку оба понималив танцах не больше кенгуру, после первых же их скачков публика сама повскакалас мест и вышибла их из города. В следующем надумали давать уроки орательного искусства,однако ораторствовали недолго, – публика опять-таки повскакала и обложила ихтакими словами, какие ни одному орателю не приснятся, так что пришлось им снованоги уносить. Брались они и за миссионерство, и за месмеризм, и зацелительство, и за предсказания судьбы, за все понемногу, но удача никак не шлаим в руки. Кончилось тем, что остались они без гроша и только валялись на тихоплывшем плоту, скисшие и отчаявшиеся, думая, и думая, и по целых полдня непроизнося ни слова.

В конце концов, они, похоже, что-то надумали и принялисьсовещаться в шалаше, склоняясь друг к другу и разговаривая вполголоса часа подва-три кряду. Джиму и мне стало не по себе. Совсем это нам не понравилось. Мытак рассудили, что они затевают какую-то пакость еще и почище прежних.Обсуждали мы это, обсуждали, и решили, что они собираются какой-нибудь дом илилавку ограбить, а то и фальшивые деньги начать печатать – что-то в таком роде.Ну и перепугались и дали друг другу слово ни за что на свете в такие дела не впутываться,а при первой же возможности бросить их и смыться, пусть делают, что хотят, нобез нас. Вот, и как-то рано утром укрыли мы плот в хорошем, надежном местемилях в двух ниже задрипанного городишки под названием Пайксвилль, и корольсошел на берег, сказав, чтобы мы никуда носа не показывали, пока он непройдется по городку и не разнюхает, дошли ли до этих мест слухи насчет«Королевского совершенства». («Пока не разнюхаешь, какой дом легче всегоограбить, вот ты о чем, – сказал я себе. – Ладно, когда вы его обчиститеи вернетесь сюда, вам только и останется, что гадать, куда подевался плот сомной и Джимом, – ну и приятных вам размышлений.») А он прибавил, что, если невернется к полудню, значит все в порядке и мы с герцогом должны будем тожеприйти в городок.

Хорошо, остались мы на плоту. Герцог какой-то беспокойныйбыл, дерганый, злющий. То и дело ругал нас – чего ни сделай, все не по нему.Ну, понятное дело, что-то у них заваривалось. Я обрадовался, когда насталполдень, а король не объявился – думаю, хоть с плота можно уйти, какая-никакая,а перемена, а там, глядишь, и настоящая случится. Пошли мы с герцогом вгородок, начали разыскивать короля и, в конце концов, нашли – в задней комнатепаршивенькой забегаловки, вдрызг пьяного, – тамошние бездельники от нечегоделать насмехались над ним, а он ругался во всю глотку, грозился – даром чтоничего им сделать не мог, потому как на ногах не стоял. Ну, герцог тоже егообругал, назвав старым дураком, а король огрызнулся и пошла у них перебранка, ая понял – вот он, наш шанс, и припустился, что твой олень, к реке, только пяткизасверкали. Добежал я до нее, совсем запыхавшийся, но распираемый счастьем, и кричу:

– Отчаливай, Джим, скорее! Мы свободны!

А он не отвечает и из шалаша не выходит. Исчез Джим! Япокричал, позвал его, потом еще и еще, побегал туда-сюда по лесу, вопя во всегорло, но без толку – пропал мой старый Джим. Сел я тогда на землю и заплакал, несладил с собой. Однако и долго просидеть на одном месте тоже не смог. И скоровышел на дорогу, пытаясь придумать, как мне теперь быть, а по ней какой-томальчишка идет, ну я и спросил у него, не видел ли он странного негра, одетоготак-то и так-то, а он говорит:

– Видел.

– Где? – спрашиваю.

– Вон там, в двух милях отсюда, у Сайласа Фелпса. Этот негрбеглый, ну его и поймали. А ты что, ищешь его?

– Очень он мне нужен! Я часа два назад столкнулся с ним влесу, и он сказал – попробуй пикнуть, я тебе кишки выпущу – ляг на землю и лежи,ну, я так и сделал. С тех пор все сидел в лесу, выходить боялся.

– Ладно, – говорит он, – можешь больше не бояться, потомукак его словили. Он с какой-то фермы на Юге сбежал.

– Это хорошо, что его словили.

– А то! За него аж двести долларов награды отваливают.Это ж все едино, что на дороге деньги найти.

– Да уж – будь я постарше, они бы мне достались, я ж его первым увидал. А кто его поймал-то?

– Да старикашка один, не здешний, – поймал и продал награду занего, всего за сорок долларов, мне, говорит, вверх по реке надо плыть, я ждатьне могу. Представляешь? Я бы хоть семь лет прождал, можешь несомневаться.

– Я тоже, – говорю, – будь уверен. Хотя, если он такпродешевил, может, там не все чисто, может, негр и не стоит таких денег.

– Стоит, да и чисто там все, как в аптеке. Я объявление онем своими глазами видел. Все, как есть, про него, до точки – и сам он описан,как на картине, и ферма под Новорлеаном указана. Нет, сэр, там все путем,сомневаться не в чем. А скажи, у тебя табачку пожевать не найдется?

Табака у меня не было, и мальчишка ушел. А я добежал доплота, залез в шалаш и стал думать. Но ничего путного не надумал. Ломал яголову, ломал, пока она не разболелась, а как эту беду избыть, так и не сообразил.После такого долгого пути, после всего, что мы сделали для этих гадов, всепошло прахом, все пропало и погибло, потому что им хватило совести проделать сДжимом гнусный фокус – продать его за сорок грязных долларов чужим людям в вечноерабство.

Тут мне пришло в голову, что, если уж Джиму суждено на родурабом быть, так для него было бы в тысячу раз лучше остаться рабом дома, сосвоими. Может, написать Тому Сойеру письмо, пусть он скажет мисс Ватсон, гдетеперь ее негр. Однако от этой мысли я отказался, и по двум причинам: старухаразъярится, разобидится на сбежавшего от нее Джима за подлость инеблагодарность и мигом продаст его в низовья реки, а не продаст, так ведь всебудут презирать его, неблагодарного негра, оно же естественно, и тыкать емуэтим презрением в нос, и будет он чувствовать себя покрытым вечным позороммерзавцем. А что станет со мной? Все узнают, что Гек Финн помог негрувырваться на свободу, и если я вдруг встречу кого-нибудь из моего городка, тоготов буду от стыда на землю перед ним повалиться и ботинки его лизать. Вот таконо и бывает: сделает человек гадость какую-нибудь, а отвечать за нее не хочет.Думает: пока про нее никто не знает, в ней и стыдного-то ничего нет. В точностиэто со мной и случилось. Чем дольше я размышлял об этом, тем сильней менягрызла совесть, и тем более греховным, низким и подлым я себя ощущал. Инаконец, вдруг понял – ведь это же просто-напросто рука Провидения отвесила мнеоплеуху, дала понять, что, пока я крал негра у бедной старушки, которая никогдаменя ничем не обидела, за всеми моими греховными делишками внимательнонаблюдали с небес, а теперь вот уведомили: сидит, сидит там наверху Всевидящийи следит за твоими пакостными проделками, – он-то и позволил тебе зайти такдалеко, а дальше не пустил. Если бы я в ту минуту на ногах стоял, то, наверное,повалился бы со страху на землю. Ну, я попробовал вроде как оправдаться передсобой, сказал себе, что таким уж греховодником меня вырастили, моей-то вины тутнету, однако что-то внутри меня твердило: «Там же была воскресная школа, ты могходить в нее, и тебе объяснили бы, что тех, кто ведет себя так, как ты повел сэтим негром, ожидает гиена огненная».

Тут уж меня просто затрясло. И я решил помолиться, – вдругмне удастся исправиться, стать не таким мальчиком, каким я был, а малость получше.Встал я на колени. А слова молитвы ко мне и не идут. Почему не идут? Да потому чтоот Него же не спрячешься, и пробовать нечего. И от себя тоже. Прекраснейшимобразом понимал я, из-за чего они не идут. Из-за того, что я сердцем нечист,что нечестен, что двурушничаю. Я надумал избавиться от греховности, а в сердцесвоем совершал самый великий из всех грехов. Старался заставить мои губысказать, что буду поступать правильно и честно, что возьму и напишу хозяйкеэтого негра о том, где он есть, но ведь в глубине-то души знал, что вру, и Онтоже знал. Молиться надо без вранья – вот что я тогда понял.

В общем – беда, хуже некуда, а как из нее выбраться, непонятно.И наконец, пришла мне в голову такая мысль: напишу я все-таки это письмо, вдругпотом и помолиться смогу. И знаете, просто поразительно, – душа моя сразу сталалегкой, как перышко, словно никакой беды и не было вовсе. Ну, взял я бумагу скарандашом, довольный такой, взволнованный, и написал:

Мисс Ватсон, ваш беглый негр Джим здесь, на две милиниже Пайксвилля, у мистера Фелпса, который отдаст его за награду, если выпришлете.

ГекФинн

Впервые в жизни меня охватило замечательное чувство очищенияот всех грехов и я понял, что теперь-то уж смогу и помолиться. Но сразу делатьэто не стал, а отложил бумажку и принялся думать – о том, до чего ж оно хорошо,что все так сложилось, о том, как близко я подошел к погибели и аду. Думал я,думал и вдруг обнаружил, что думаю уже о нашем путешествии по реке и все времявижу перед собой Джима: днем, ночью, иногда под луной, иногда в грозу, вижу,как мы с ним плывем, и разговариваем, и поем, и смеемся. И непонятно почему, невижу ничего, что помогло бы мне ожесточиться против него, зато противного этому– сколько влезет. Я увидел, как он отстаивает после своей и мою вахту, чтобы явыспался; как радуется мне, когда я выбираюсь из тумана, и когда прихожу к немуна болото – в тех местах, где шла кровная вражда, – ну и так далее; а потомвспомнил, как он всегда называл меня голубчиком и по голове гладил, как старалсясделать для меня все, что только мог придумать, каким он всегда был хорошим; инаконец, вспомнил, как я спас его, наврав насчет оспы на нашем плоту, и как онменя благодарил, как сказал, что я – лучший друг, какой был когда-либо на светеу старого Джима, а теперь и единственный; и именно тут на глаза мнепопалась моя бумажка.

И понял я, что зашел в тупик. Взял я ее с пола, подержал вруке. Меня била дрожь, потому как я должен был выбрать на веки вечные что-тоодно из двух и понимал это. Посидел я так с минуту, почти и не дыша, а потом иговорю себе:

– Ну и ладно, значит, пойду в ад, – и разорвал письмо.

Страшная это была мысль и слова страшные, но я их произнес.И назад не взял, а о том, чтобы исправиться, даже и думать перестал навсегда.Просто выбросил это дело из головы, сказал себе, что снова встану на стезюпорока, она мне в самую пору подходит, меня для нее и растили, а другая мне негодится. И для начала, украду-ка я Джима еще раз, вызволю его из рабства, аесли измыслю чего похуже, то и это сделаю, потому что, коли уж я погряз вгрехе, и погряз навсегда, так имею полное право грешить напропалую.

И начал я размышлять, с какого конца мне за дело взяться, иперебрал много разных способов и, наконец, составил план, который показался мнеподходящим. Потом высмотрел немного ниже по реке лесистый остров, а когдастемнело, подвел к нему плот, укрыл его и спать завалился. Проснулся я ещезатемно, позавтракал, облачился в покупную одежду, а другую и еще кой-какиевещи увязал в узелок и поплыл в челноке к берегу. Пристал немного ниже места, вкотором стоял по моим прикидкам дом Фелпса, спрятал узелок в лесу, наполнилчелнок водой, навалил в него камней и затопил примерно четвертью мили нижестоявшей на берегу, у устья речушки, маленькой лесопилки, решив, что когда онмне снова понадобится, я легко его здесь найду.

А после вышел на дорогу и, проходя мимо лесопилки, увидел наней вывеску: «Лесопилка Фелпса». В двух-трех сотнях ярдов за ней стояла и ферма.Смотрел я в оба, но так никого и не увидел, хоть день был уже в разгаре. Впрочем,меня это устраивало, я не хотел пока попадаться кому-нибудь на глаза, мне нужнобыло только с местностью ознакомиться. По моему плану, прийти сюда мнеследовало из города, а не снизу. Так что я просто огляделся как следует ипотопал в город. Ну и первым, кого там увидел, оказался герцог. Он клеил назабор афишу «Королевского совершенства» – всего три представления, как впрошлый раз. И хватало же им наглости, мошенникам этим! Я наскочил прямо нанего, увильнуть не успел. Он, похоже, здорово удивился и говорит:

– Здорово! Ты откуда взялся? – а следом спрашивает, радостнои нетерпеливо: – А плот где? Ты хорошо его спрятал?

Я отвечаю:

– Я как раз об этом и хотел спросить у вашей милости.

Радости в нем мигом поубавилось. Он говорит:

– С какой же стати у меня-то об этом спрашивать? –говорит.

– Ну, – отвечаю, – когда я вчера увидел короля в тойзабегаловке, то решил, что до плота нам его еще несколько часов дотащить неудастся, не скоро он протрезвеет, и пошел прогуляться по городу, чтобы времяскоротать. И тут подходит ко мне какой-то мужчина и предлагает десять центов,чтобы я помог ему переплыть в ялике через реку и привезти оттуда барана, я,конечно, согласился; и когда мы стали барана в ялик грузить, мужчина дал мнеконец веревки, к которой баран был привязан, а сам хотел его подсадить, датолько баран оказался сильнее меня, вырвался и побежал, а мы за ним. Собаки унас не было, и пришлось нам гоняться за ним по всему округу, пока он не притомился.До самой темноты гонялись, только тогда и словили, а как привезли в город, япошел к плоту. Пришел, а его нет. Я и говорю себе: «Это, значит, у них тут чего-тостряслось и пришлось им удирать, и негра моего они с собой прихватили, а он былединственный негр, какой у меня есть на всем белом свете, и теперь я оказался вчужих местах, собственности у меня никакой, и чем мне на хлеб заработать, я незнаю» – и сел на землю, и заплакал. А ночь всю в лесу провел. Но что же тогда сплотом-то сделалось? И с Джимом – с бедным Джимом?

– Да откуда мне, к черту, знать – то есть, это я о плоте. Старыйдурак продал тут кое-что за сорок долларов, но к тому времени, как мы с тобой отыскалиего в забегаловке, тамошние бездельники уже успели втянуть его в игру,полдоллара ставка, и он спустил до цента все деньги, кроме тех, какие на виски успелпотратить, а когда мы, уже к ночи, добрались до плота и увидели, что его нет,то сказали друг другу: «Маленький мерзавец увел наш плот и удрал вниз по реке,а нас бросил».

– Я же не бросил бы моего негра, так? – единственного вмире, мое единственное достояние.

– Об этом мы не подумали. Понимаешь, мы уже привыкли считатьего нашим негром; ну да, вот именно, – и видит бог, хлопот нам с нимдосталось выше головы. Так что, когда мы обнаружили, что плот исчез, и поняли,что вконец разорены, нам только и осталось, что тряхнуть стариной и еще разпоставить «Королевское совершенство». Я с того времени пашу, не покладая рук, ав горле сухо, как в рожке с порохом. Где твои десять центов? Давай их сюда.

Денег у меня хватало, так что я дал ему десять центов, нопопросил при этом, чтобы он купил на них еду и мне немного дал, потому как этовсе мои деньги, а я со вчерашнего дня ничего не ел. Он не ответил. А секундуспустя вдруг повернулся ко мне и говорит:

– Как по-твоему, не выдаст нас твой негр? Вот пусть толькопопробует, мы с него шкуру сдерем!

– Как же он вас выдаст? Он же сбежал.

– Да нет! Как раз его старый обормот и продал, а со мной выручкойне поделился, потому-то все деньги и пропали.

– Продал? – говорю я и начинаю плакать. – Так ведь онже был моим негром, значит и деньги эти были мои. Где он? Я хочу вернутьмоего негра.

– Ну, вернуть его тебе вряд ли удастся, так что утрисопли и перестань нюнить. Слушай, а сам-то ты нас не сдашь? Что-то не верю я тебе.Но, знаешь, если ты надумал донести на нас…

Он умолк и взгляд у него стал очень неприятный, я такого угерцога до тех пор и не видел. Ну, я поскулил еще немножко и говорю:

– Не собираюсь я ни на кого доносить, да у меня на это ивремени нету. Мне нужно моего негра найти.

Герцог вроде как подобрел, постоял немного, с плещущими наветру афишами в руке, наморщив лоб, размышляя. И наконец, говорит:

– Я тебе кое-что расскажу. Нам придется провести здесь тридня. Если пообещаешь не выдавать нас и негру твоему не позволить, я скажу тебе,где он.

Я пообещал, а он говорит:

– Твой негр сейчас у фермера по имени Сайлас Фелп… – иумолк. Понимаете, он начал было правду мне говорить, да не договорил, емукакая-то другая мысль в голову пришла. И я понял, что он передумал. Так оно ибыло. Не доверял он мне и потому хотел убрать куда подальше на все три дня. Ну искоро заговорил снова:

– Человека, который купил его, зовут Авраам Фостер – Авраам Дж.Фостер, – а живет он в сорока милях от реки, при дороге на Лафайет.

– Ладно, – говорю, – дня за три я до него доберусь. Сегодняже вечером и выйду.

– Ну уж нет, ты сейчас выходи, зачем же время терять?Да смотри, не болтай ни с кем по дороге, держи язык за зубами, топай себе итопай, тогда и мы тебе ничего не сделаем, понял?

Такой приказ мне от него и требовался, на него я инабивался. Мне нужно было развязаться с герцогом и начать исполнять мой план.

– Так что, катись отсюда, – говорит герцог, – а мистеруФостеру говори, что захочешь, я не против. Может, тебе и удастся убедить его,что Джим и вправду твой негр – есть на свете идиоты, которые никакихбумаг не требуют, – по крайности, я слышал, что на Юге такие водятся. Расскажиему, что объявление наше и обещание награды – сплошное вранье, объясни, длячего оно нам понадобилось, глядишь, он тебе и поверит. Ладно, убирайся, можешьнаплести ему хоть с три короба, но помни – дорогой тебе лучше помалкивать.

Ну, я повернулся спиной к реке и пошел. Назад неоглядывался, хотя вроде как и чувствовал, что он за мной наблюдает. Но я жезнал, ему это быстро наскучит. Ушел я от реки примерно на милю, а там повернулназад и двинулся лесом в сторону Фелпса. Решил, что лучше начать исполнять мойплан сразу, не теряя времени, потому как не хотел, чтобы Джим рассказалкому-нибудь об этой парочке до того, как она отсюда уберется. От такой шатии толькои жди беды. Нагляделся я на них, надолго хватит, и еще раз встречаться с ними нунисколечко не желал.