Глава XXVIII.Надувательство не окупается

К этому времени весь дом уже проснулся. Я спустился вверхний коридор, пошел к лестнице, прохожу мимо комнаты девушек, смотрю – дверьраспахнута, а за ней сидит над своим старым сундуком, открытым, Мэри Джейн. Онав него вещи укладывала, готовясь в Англию ехать, но теперь перестала – сидит сосложенным платьем на коленях, лицо в ладони спрятала и плачет. Очень мне сталоне по себе, да и любому стало бы. Вошел я в комнату и говорю:

– Мисс Мэри Джейн вам тяжело видеть человека в беде и мнетоже – по большей части. Расскажите, что случилось.

Она и рассказала. Все дело в неграх было – как я и думал.Сказала, что их продажа почти напрочь испортила для нее прекрасное путешествиев Англию, она и не знает теперь, как сможет быть там счастливой,понимая, что мать и ее дети никогда больше не увидят друг дружку, – тут беднаядевушка не выдержала, всплеснула руками и разрыдалась пуще прежнего.

– О боже, боже, подумать только, им никогда ужебольше не свидеться!

– Да свидятся они – и в ближайшие две недели, я точно знаю! – говорю я.

Господи, я выпалил эти слова, и подумать ничего не успев. Аона мигом обвила мою шею руками и попросила сказать это снова – и снова,и снова!

Я уж понял, что вылез с этим слишком рано, сболтнул лишку исам себя в угол загнал. И попросил ее дать мне подумать с минутку. Ну, онасидит, молчит, взволнованная, красивая, сгорает от нетерпения, но выглядиттакой счастливой и радостной, точно ей зуб только что выдрали. Стал яприкидывать, как мне быть. И говорю себе, если человек, попавший в серьезныйперепет, начинает вдруг чистую правду говорить, так ведь он, пожалуй что,здорово рискует, – я, конечно, наверняка ничего сказать не могу, опыта у меня поэтой части уж больно мало, но так мне, во всяком случае, кажется, – однако насей раз, не сойти мне с этого места, правда представлялась мне штукой намноголучшей, да, собственно, и безопасной, чем вранье. Надо будет, говорю ясебе, как-нибудь потом поразмыслить над этой редкостной странностью. Я ни с чемпохожим пока что не сталкивался. Ну и наконец, думаю: ладно, рискну, возьму даи скажу всю правду, хоть оно и все равно, что сесть на бочонок с порохом иподорвать его – из одной только любознательности, из желания выяснить, кудатебя метнет. И говорю:

– Мисс Мэри Джейн, есть где-нибудь неподалеку от городаместо, в котором вы могли бы отсидеться денька три-четыре?

– Да, дом мистера Лотропа. Но зачем мне где-то отсиживаться?

– Насчет «зачем» вы пока не думайте. Если я расскажу вам,откуда мне известно, что ваши негры увидятся – еще и пары недель не пройдет, –и увидятся прямо здесь, в вашем доме, если докажу, что мне это известнонаверняка, уедете вы дня на четыре к мистеру Лотропу?

– Дня на четыре! – говорит она. – Да ради этого я там хотьцелый год просижу.

– Хорошо, – говорю. – Кто другой мог бы и на Библии клясться,а я бы все-таки сомневался, но от вас мне и одного только словадовольно.

Она улыбнулась и зарумянилась, да так мило, а я говорю:

– Если вы не против, я закрою дверь – и засов задвину.

И, снова присев рядом с ней, попросил:

– Вы только в голос не кричите, ладно? Сидите спокойно ивыслушайте меня, как подобает мужчине. Я сейчас скажу вам правду, мисс МэриДжейн, так что крепитесь, потому как правда эта неприятная и принять ее будеттрудно, но тут уж ничего не попишешь. Ваши дядюшки – никакие не дядюшки, а парочкамошенников, сущих проходимцев. Ну вот, худшее я сказал, остальное вам выдержатьпроще будет.

Конечно, ее это потрясло, однако самое узкое место я уже проскочил,а дальше пошел полным ходом. Глаза у нее разгорались, разгорались, пока ярассказывал все точка в точку, начиная с той минуты, в которую мы повстречалинаправлявшегося к пароходу юного простофилю, и до той, когда она бросилась усвоих дверей королю на грудь, а он поцеловал ее раз шестнадцать-семнадцать, –тут она вскочила, лицо пылает, что твое небо на закате, и говорит:

– Скотина! Пойдем, не будем терять ни минуты – ни секунды,– добьемся, чтобы их вываляли в смоле и перьях и бросили в реку!

Я отвечаю:

– Всенепременно. Только вы когда это сделать хотите – до отъезда к мистеру Лотропу или…

– Ой, – говорит она.

– Нашла о чем думать! – говорит, и снова садится. –Забудь о моих словах, пожалуйста. Не обижайся, ладно?

И кладет свою шелковистую ладошку на мою – да так, что яотвечаю: сначала, мол, помру, а уж после и обижусь.

– Я до того разозлилась, что у меня голова кругом пошла, –говорит она. – Ну, продолжай, я так больше не буду. Скажи мне, что делать, явсе сделаю.

– Ну так вот, – говорю, – эти двое мошенников – мерзавцы,каких мало, но так уж вышло, что мне придется какое-то время плыть с ними идальше, хочу я того или нет, – не спрашивайте, почему; конечно, если вы имсейчас хвост прищемите, ваш городок вырвет меня из их лап, и я только рад буду;но тогда еще одному человеку, – вы его не знаете, – придется очень туго. Мы ж должныуберечь его от беды, верно? Конечно, должны. Поэтому мы их сейчас трогать не станем.

Пока я это говорил, мне хорошая мысль в голову пришла. Ясообразил, что, может, мне и Джиму и удастся избавиться от наших мазуриков –оставить их в здешней тюрьме и смыться. Однако плыть на плоту днем, не имеярядом никого, кто мог бы отвечать на вопросы встречных-поперечных, мне вовсе неулыбалось, а значит, выполнение моего плана следовало отложить до позднеговечера. Ну, я и говорю:

– Мисс Мэри Джейн, я скажу, как мы поступим, и вам даже непридется так долго сидеть у мистера Лотропа. Далеко до него отсюда?

– Меньше четырех миль – вон в ту сторону. Совсем рядом.

– Ну и отлично. Вы сейчас поедете к нему, побудете там додевяти или до половины десятого вечера, а потом попросите отвезти вас домой –скажете, что вспомнили про одно важное дело. Если окажетесь здесь доодиннадцати, поставьте вот у этого окна свечу и, коли я сразу не объявлюсь,подождите до одиннадцати, а если не объявлюсь и к этому часу, значит, я сумелсбежать и мне ничего не грозит. Идите тогда в город, рассказывайте обо всем исажайте это жулье в тюрьму.

– Хорошо, – говорит она. – Так и сделаю.

– А если получится так, что я удрать не смогу и меня сцапаютвместе с ними, вы уж объясните, что я вам все загодя рассказал, заступитесь заменя, как сможете.

– Заступиться? Да я тебя пальцем никому тронуть не дам! –говорит она и вижу: ноздри у нее раздуваются, а глаза сверкают.

– Если я все же удеру, – говорю я, – то не смогу доказать,что они не дядюшки ваши, а пройдохи, но и если останусь здесь, тоже ведь несмогу. Я присягну, конечно, что они – бродяги и воры, но и все, хотя, конечно,и это чего-нибудь да стоит. Однако есть люди, которые могут обличить этупарочку лучше, чем я, и в их правдивости усомниться будет потруднее, чем вмоей. Я вам объясню, как их найти. Дайте мне карандаш и листок бумаги. Вот, смотрите:«Королевское совершенство, Бриксвилль». Спрячьте эту бумажку, не потеряйте. Когдасуду захочется узнать о них побольше, пусть пошлет кого-нибудь в Бриксвилль сизвестием, что у вас здесь изловили людей, которые представляли «Королевскоесовершенство», и что вам нужны свидетели против них. Вы и ахнуть не успеете,мисс Мэри, как все, кто живет в том городе, сюда прискачут, да еще и презлющие.

Ну, думаю, теперь вроде все. И говорю:

– Пусть они аукцион свой устраивают, вам беспокоиться не очем. Пока после него целый день не пройдет, за купленное все равно никтозаплатить не успеет, а мои прохвосты без денег отсюда не уберутся, а если мысделаем все, как задумали, то и продажу объявят незаконной, и никаких денегони не получат. Это как с вашими неграми – не было никакой продажи, и негрыскоро назад вернутся. Господи, да они и за негров ничего пока что неполучили – вляпались они по самые уши, мисс Мэри.

– И хорошо, – отвечает она. – Ладно, я сейчас спущусь вниз,позавтракаю, а потом отправлюсь к Лотропам.

– Ну уж нет, мисс Мэри Джейн, не пойдет, – говорю я, – ни вкоем разе. Уезжайте до завтрака.

– Зачем?

– А как вы думаете, мисс Мэри, почему я вас вообще уехать-топопросил?

– Действительно, об этом я как-то и не подумала. Так почемуже?

– Господи, да потому, что притворщица из вас никакая. У васже не лицо, а раскрытая книга – подходи и читай. Все написано, да еще икрупными буквами. Думаете, вам удастся смотреть в физиономии ваших дядюшек,когда они вас обнимать-целовать будут, да доброго утра желать, и ничем…

– Нет, нет, не надо! Хорошо, я уеду до завтрака – только радабуду. Но как же я сестер с ними оставлю?

– Ничего с вашими сестрами не стрясется. Ну, придется импотерпеть еще немножко. А если вы все разом с места сниметесь, дядюшки могутзаподозрить неладное и сбежать. Лучше вам и с ними не видеться, и с сестрами,да и ни с кем в городе. А то еще спросит вас кто-нибудь из соседей, какздоровье дядюшек, и тут же все по вашему лицу и поймет. Нет, уезжайте, миссМэри Джейн, а я тут все устрою. Скажу мисс Сьюзен, будто вы просили ее поцеловатьот вас дядюшек и передать им, что вы уехали на пару часов отдохнуть иразвеяться, или там подругу навестить, а к вечеру, ну, самое позднее рано утром,вернетесь.

– Да, подругу, правильно, только я не хочу, чтобы ихцеловали.

– Ладно, значит, обойдемся без поцелуев. – Тут я соврал,конечно, ну да ничего дурного в этом не было. Подумаешь, поцелуйчик передать, –пустяк, и к тому же, безвредный; а ведь такие-то пустяки и позволяют людям идтипо жизни, точно под горку; Мэри Джейн так будет спокойнее, а мне мое обещаниеничего не стоит. И я сказал: – Да, совсем забыл, – насчет мешка с деньгами.

– Верно, мешок у них, и я себя такой дурой чувствую,вспоминая, как они его получили.

– Вот тут вы ошибаетесь. Мешка у них нет.

– Как так, а у кого же он?

– Я бы и сам это знать хотел. Был у меня, потому чтоя его у них спер, чтобы вам вернуть. Я знаю только, где я его спрятал, но,боюсь, его и там уже нет. Мне страшно жаль, мисс Мэри Джейн, вы даже непредставляете – как, но я сделал лучшее, что мог, честное слово. Я едва непопался с этим мешком, ну и засунул его в первое место, какое мне подвернулось,и удрал, – а место было не самое удачное.

– Ой, да перестань ты себя корить – это неправильно, я тебезапрещаю, – ты же ничего другого сделать не мог, значит, и не виноват ни в чем.Так куда ты его спрятал?

Мне не хотелось напоминать ей о ее горе, не мог я заставитьсебя сказать то, от чего она сразу увидит перед собой труп, лежащий в гробу смешком золота на животе. В общем, подумал я, подумал, и говорю:

– Если позволите, мисс Мэри Джейн, я вам лучше рассказывать про это пока не буду – просто напишу все на листке бумаги, а вы, коли вамзахочется, прочтете, когда к мистеру Лотропу поедете. Согласны?

– Да, конечно

И я написал: «Я положил его в гроб. Он был там, когда выплакали там ночью. А я стоял за дверью и очень вас жалел, мисс Мэри Джейн.»

У меня у самого слезы на глаза навернулись, стоило мневспомнить, как она плакала тогда – ночью, совсем одна, а эта парочка негодяевдрыхла совсем рядом, под крышей ее дома, собираясь обобрать ее и осрамить.Сложил я записку, протягиваю ей, – а у нее тоже глаза мокрые. Стиснула она моюруку, крепко так, и говорит:

– Прощай. Я сделаю все, как ты сказал, и даже если мы стобой больше не увидимся, я тебя никогда не забуду, и буду часто-часто думать отебе – и молиться за тебя!

И ушла.

Молиться, это ж надо! Думаю, знала бы она меня, так подыскалаб себе задачку попроще. Хотя, спорить готов, и знала бы, все равно бы молилась,– таким уж она была человеком. При ее характере она и за Иуду молиться сталабы, кабы решила, что дело того стоит, – и не отступилась бы нипочем, ей-богу.Говорите мне, что хотите, но, по моему мнению, крепости духа в ней было больше,чем в любой девушке, какую я когда-либо видел. Звучит это так, точно я ейпольстить хочу, но нет. А уж что касается красоты – да и доброты тоже, – тут МэриДжейн их всех до единой за пояс заткнула бы. Она как вышла тогда за дверь, я еебольше и не видел, но думал о ней много-много миллионов раз – и о том, что онаобещала молиться за меня, тоже; и если бы я хоть раз заподозрил, что и из моеймолитвы за нее мог бы какой-нибудь толк выйти, то, не сойти мне с этого места,– молился бы, пока не лопнул.

Ну и вот, Мэри Джейн, я так понимаю, из дому через заднююдверь улизнула, потому что, как она исчезла, никто не заметил. А я отыскалСьюзен с Заячьей Губой и говорю:

– Как зовут тех людей, которые на другом берегу живут? Выеще к ним иногда в гости ездите.

Они отвечают:

– Там таких несколько. Но мы все больше у Прокторов гостим.

– Ну да, правильно, – говорю. – Из головы вылетело. Так вот,мисс Мэри Джейн просила вам передать, что ей пришлось в страшной спешке уехатьтуда – кто-то там у них заболел.

– А кто?

– Да я не знаю, вернее сказать, забыл, по-моему…

– Господи, надеюсь, не Ханнер?

– Не хочется вас огорчать, – отвечаю, – но как раз онасамая.

– Боже милостивый, а ведь еще на прошлой неделе совсемздоровой была! И сильно она заболела?

– Сильно это не то слово. Мисс Мэри Джейн сказала, они у еепостели всю ночь просидели и считают, что она теперь не долго протянет.

– Подумать только! А что с ней?

Я ничего подходящего так вот сразу придумать не смог ипотому ляпнул:

– Свинка.

– Какая еще свинка? Если кто свинкой заболеет, около него ночьюне сидят!

– Не сидят, не сидят! При такой свинке сидят какмиленькие. Это свинка не простая. Новая разновидность, так мне мисс Мэри Джейнсказала.

– Как это новая?

– А так, что она за собой другие болезни тянет.

– Это какие же?

– Ну, корь, и коклюш, и ржу, и чахотку, и желчноепожелтение, и воспаление мозга, и уж не знаю, чего еще.

– Ужас какой! И ее все равно свинкой называют?

– Так мне сказала мисс Мэри Джейн.

– Бог ты мой, но почему же?

– Потому что это свинка и есть, начинается-то все снее.

– Да ведь бессмыслица же. Ну вот, допустим, ушиб человекпалец на ноге, а потом наелся яду, свалился в колодец, шею сломал и мозги себе высадил,и после кто-нибудь спрашивает, отчего это он помер, а какой-то олух говорит: «Аэто он себе пальчик на ноге зашиб». Есть в этом хоть какой-нибудь смысл? Нету. И тут тоже нету. Она заразная?

– Заразная? О чем ты говоришь? Вот ты на борону в темноте напорешься, так зацепишься за нее или нет? Если не за один зуб, то задругой непременно, правильно? И не отцепишься потом, всю ее за собой потянешь, верно?Вот и эта свинка, можно сказать, вроде бороны, да еще и самой хитроумной – ужвцепится, так не отцепится.

– Ужасно, просто ужасно, – говорит Заячья Губа. – Сейчас жепойду к дяде Гарвею и…

– Ну да, – говорю. – Я бы так и сделал. А как же. Ни минуты терять не стал бы.

– Хочешь сказать, не сделал бы?

– А ты подумай с минутку, может и сама все поймешь. Разветвоим дядьям не нужно как можно скорее в Англию попасть? И ты ж не думаешь, чтоим хватит подлости оставить вас здесь – добирайтесь, мол, своим ходом. Ты ведь знаешь, они непременно вас подождут. Ладно, хорошо. Теперь смотри, твойдядя Гарвей – проповедник, так? Отлично, а станет проповедник надуватьпароходного кассира? Станет он потом и судового кассира надувать, лишьбы мисс Мэри Джейн на борт протащить? Сама знаешь, не станет. Так что жеон сделает? А он скажет: «Жаль, конечно, но придется моей церкви покабез меня управляться, потому как моя племянница могла подцепить ужасную аплюрибусумную [9]свинку, и моя святая обязанность посидеть здесь и подождать три месяца, пока невыяснится, больна она или здорова.» Но, конечно, если ты считаешь, что самоелучшее – рассказать об всем дяде Гарвею…

– Да ну тебя – это чтобы мы торчали здесь, как дуры,дожидаясь, когда выясниться, заболела Мэри Джейн или нет, вместо того, чтобыжить припеваючи в Англии? Глупее ты ничего придумать не мог?

– Ну, наверное, кому-то из соседей сказать все-таки стоит.

– Нет, вы его только послушайте! Всем дуракам дурак. Неужелиты не понимаешь, что уж они-то эту новость по всему городуразнесут? Нет, самое верное – вообще никому ничего не говорить.

– Ладно, может, ты и права… да, пожалуй, права.

– Только надо будет все-таки сказать дяде Гарвею, что МэриДжейн уехала ненадолго, а то он волноваться будет.

– Да, мисс Мэри Джейн как раз и хотела, чтобы вы таксказали. Говорит: «Передайте дяде Гарвею и дяде Уильяму, что я люблю их ицелую, и скажите, что я уехала за реку, чтобы повидать мистера»… мистера… какже их зовут-то, богатое такое семейство, его еще мистер Питер шибко уважал … нуэти, как их…

– А, это ты про Апторпов, что ли?

– Точно. Ну и фамилии у вас тут, черт ногу сломит, половинуне запомнишь, как ни тужься. Да, так она и сказала: передайте, мол, что МэриДжейн поехала за реку к Апторпам, потому как ей хочется, чтобы они были нааукционе и купили ваш дом, – дескать, дядя Питер был бы рад, если бы он имдостался, а не кому другому, так что она собирается донимать их, пока они непообещают приехать, а после, если не слишком устанет, вернется домой, а еслиустанет, вернется назавтра утром. И попросила насчет Прокторов ничего неговорить, только про Апторпов – и это будет чистая правда, потому что она действительнохочет поговорить с ними насчет покупки дома, так она мне сама и сказала.

– Ладно, – говорят девушки и отправляются к дядьям, чтобы,значит, рассказать им насчет любви, поцелуев, и всего прочего.

Ну, стало быть, все, что требовалось, я уладил. Девушки ничеголишнего не сболтнут, потому что им в Англию ехать охота, а король с герцогомотсутствию Мэри Джейн на аукционе только обрадуются – для них главное, чтобыона с доктором Робинсоном не стакнулась. Я был страх как доволен собой, думал,что очень все аккуратно обделал – небось, и сам Том Сойер лучше не управилсябы. Нет, он, конечно, добавил бы разных завитушек, ну так куда же мне с нимтягаться – образования не хватает.

Ладно, провели они аукцион – под самый вечер, прямо нагородской площади, – он все тянулся, тянулся, а старикан наш и на миг с него неотлучался, так и вертелся там, вид у него был самый благочестивый, однако отаукционщика он старался далеко не отходить и время от времени добавлял к егословам что-нибудь этакое из Писания или просто нравоучительное, ну и герцогтоже там торчал – гугукал всем подряд, улыбался по-дружески, показывал, как онвсех любит.

Короче говоря, тянулся аукцион,тянулся, пока не оказалось распроданным все, кроме небольшого участка земли накладбище. Ну, они и его попытались спихнуть – все же, такого проглота, как нашкороль, я отродясь не встречал: вот подай ему все – и сразу. Ну ладно, атем временем, к городку подошел пароход и уже через пару минут на площадьпривалила целая толпа, улюлюкавшая, хохотавшая, кривлявшаяся и оравшая:

– Новая смена прибыла! Вот вам еще два наследничка ПитераУилкса – налетай: с пылу, с жару, пять центов за пару!