Ранние годы Филиппо Брунеллески

Но герой нашего сегодняшнего рассказа — не этот изящный и прекрасный художник, а Брунеллески, Филиппо Брунеллески. Вот его скульптура, конечно, она более поздняя, на фасаде галереи Уффици. «Муж проницательного ума, одаренный удивительным мастерством и изобретательностью». Так Брунеллески называет один из документов синьории. То есть даже в документах, казалось бы, где такие практические вещи, он поименован вот такими эпитетами. Уже современники его называли славой Флоренции.

Источником сведений о жизни Брунеллески считается биография, написанная Антонио Манетти. Это его младший современник, но написал он эту биографию 30 лет спустя после смерти Брунеллески, поэтому многие, конечно, вещи приобрели легендарный характер и, может быть, не всегда достоверный.

Вот, например, тоже замечательный портрет Брунеллески, который написал Мазаччо. Именно Мазаччо, Брунеллески и друг Брунеллески с ранних лет, скульптор Донателло, эти три фигуры, художник, архитектор и скульптор, они считаются родоначальниками Ренессанса, во всяком случае флорентийского искусства, и вообще многих процессов, которые с этого времени запускаются очень серьезным образом в искусство Возрождения. Сегодня мы часто говорим о том, что Брунеллески был архитектором, потому что остались его знаменитые произведения, прежде всего купол Санта Мария дель Фьоре, но он был человеком очень разносторонним.

Он родился во Флоренции. Его отец, Брунеллески ди Липпо, был нотариусом, нотариус — в то время была очень уважаемая должность, почетное положение занимал, а мать Джулиана принадлежала к аристократическому роду Спини. Такое соединение в это время очень часто бывает. Соединение людей успешных, часто денежных с аристократией создает новую итальянскую элиту.

Филиппо был средним из трех детей, получил хорошее образование и воспитание. И воспитывали его как раз флорентийские гуманисты, потому что дом нотариуса Брунеллески ди Липпо был открытым и часто принимал поэтов, философов и так далее. И вот в этой обстановке рос Филиппо, и это на него повлияло очень сильно.

Его научили гордиться культурой римлян как своих предков, потому что уже к этому времени и флорентийцы, и римляне, и жители других городов воспринимали себя наследниками римской культуры, хотя, конечно, варварского там много было подмешано, особенно в северных районах, но все равно они себя возводили, конечно, к римлянам. Он научился ненавидеть варваров, уничтожавших римскую культуру. Отсюда его нелюбовь к средневековым постройкам и такой резкий поворот в архитектуре именно к античному началу.

Филиппо Брунеллески приобрел значительные познания в математике, обучаясь у самого известного флорентийского ученого, математика Паоло Тосканелли, хотя он был не только математиком. Он был астрономом, географом. И вот такое разностороннее дарование его учителя сказалось и на Брунеллески.

С раннего времени он очень увлекался механизмами. Он изучал всякие машины: ткацкие машины, какие-то военные машины. Целыми днями он возился с колесиками, шестеренками, гирями, ходовыми механизмами, собирал какие-то будильники, часы, потому что в это время это было очень модно. И еще в юности, в молодости Брунеллески этим занялся. Мы потом увидим, как это ему помогло в его архитектурных разработках.

Первый биограф Брунеллески Антонио Манетти, кстати, сам будучи математиком, пишет, что он проявлял живейший интерес к оптике. Оптика тоже помогла ему потом в архитектурных расчетах. И линейная или оптическая перспектива, разработанная Брунеллески, она же тоже основана именно на оптике, на оптических исследованиях, сформулированных еще в античности Евклидом и Птолемеем.

И перспектива для него была не просто способом передачи глубины пространства. Это было нечто большее. Это было средство включить вот эту пеструю, многообразную картину действительности, а мы говорили, что искусство как бы поворачивает зеркало с неба на землю, уже в предвозрожденческие времена, и это исследование земли, которым теперь все занялись. Для Брунеллески перспектива была средством как-то передать эту действительность, многоликую, многообразную, включить в нее человека и выстроить ее в правильных пропорциональных отношениях.

К тому же он начинал свое художественное образование в мастерской ювелира. И это тоже очень важно, потому что ювелиры в это время не просто камни обрабатывали или драгоценности делали. Они тоже занимались оптикой, они занимались изобретением новых машин по обработке камня, высчитывали грани алмазов и так далее. То есть это тоже было все соединено и с философией, и с медициной, потому что опять же алхимия, драгоценные камни обладали целительными свойствами и так далее. Все это очень в эту эпоху, конец средневековья, Возрождения, все это было очень связано. Поэтому он начинал как ювелир и даже поработал в Пистойе над серебряными фигурами алтаря святого Иакова.

И начинал он сначала как скульптор, то есть он в себе сначала почувствовал скульптора. Он помогал Донателло, с которым он подружился. Донателло был немножко младше. Ему 13 или 14 лет было, когда они познакомились и началась их дружба, продолжавшаяся всю жизнь. И сначала их свела вместе скульптура.

Согласно Манетти, его биографу, он создал несколько статуй из дерева и бронзы. Он упоминает некую статую Марии Магдалины для церкви Санто Спирито, но, к сожалению, она сгорела в пожаре 1471 года. А вот сохранилось его распятие для церкви, которое он сделал для церкви Санта Мария Новелла в 1409 году, и, как гласит легенда, он это распятие сделал на спор со своим другом Донателло. Только для Брунеллески важно было подчеркнуть красоту страдающего Христа, а, как мы потом увидим, когда будем говорить о Донателло, у его друга, у Донателло, победило стремление к реализму, и он показал не только красоту, но и ужас этого тела.

Типичный для Раннего Возрождения образ Мадонны с младенцем в исполнении Брунеллески, но здесь он, я бы сказала так, не проявляет большой оригинальности. Скорее, он следует той традиции, которая уже сложилась.