Награды духовенства и их роль в церковно-государственных отношениях в России

XVIII – начала XX столетия

Временные рамки настоящей статьи ограничены периодом, который в истории Русской Православной Церкви получил название «Синодальный». Почти двести лет высшая административная и судебная власть в Русской Православной Церкви, лишенной Патриарха, принадлежала Святейшему Синоду, «крайним Судией» которого рас­сматривал себя самодержавный монарх.

К началу Синодальной эпохи в Русской Церкви не существовало четко структурированной наградной системы. Современные специалисты по геральдике разделяют исторически сложившийся корпус наград Русской Православной Церкви на три группы: канонические – возведение в сан диакона, священника, епископа, что отражалось на степени и формах участия в богослужебных таинствах, литургические – т.е., отличия духовных лиц при совершении богослужения и в деталях богослужебного облачения и внебогослужебные. [1]. Придерживаясь этой классификации, можно констатировать, что к Синодальному периоду в Русской Церкви существовали канонические и литургические награды. Литургической наградой являлось, например, право ношения архиереями за богослужением саккоса, что первоначально являлось прерогативой Патриарха. Дозволение служить в саккосе некоторым архиереям с патриаршего благословения как награду давал царь Алексей Михайлович. К литургической награде также относилось право употребления митры – изначально принадлежности архиерейского облачения, которой с 1675 года были удостоены несколько архимандритов [2:39].

Внебогослужебными наградами – государственными орденами и медалями, духовенство начали награждать именно в Синодальный период. Уже при Петре Iцерковным служителям были предоставлены граж­данские при­вилегии, наряду с государственными служа­щими. Согласно «Табели о рангах» иерархи приравнивались к чиновникам пер­вых трех классов [3:4] священно­слу­жители и их дети пользовались правами личных дво­рян, а церковнослужители – почетных граждан. Все они получали право быть награждае­мыми государствен­ными наградами Рос­сийской Империи [4:174], однако имели право носить эти награды только вне церкви на рясах. Первым духовным лицом, удостоенным государственной награды оказался митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Гавриил, получивший в 1796 году ордена святого апостола Андрея Первозванного – высшую награду Российской Империи. В период с 1768 по 1908 годы этим орденом было пожаловано 32 лица духовного звания, из них 21 православный иерарх (в сане митрополита), в их числе и Митрополит Московский и Коломенский Филарет [5]. Духовные лица именовались не кавалерами ордена, а сопричисленными к ордену. [6:14; 7:935]. Духовенство награждалось также орденами святого благоверного князя Александра Невского, святой Анны и святого Владимира.

Поводом к награждению являлась, как правило, юбилейная дата служения или активная деятельность – миссионерская, общественная, просветительная. Например, в начале XIXстолетия епископ Курский и Белгородский Феоктист (Мочульский) за большой вклад в педагогическую науку и общественную деятельность избранный членом Российской Академии наук и почетным членом Харьковского университета, был награжден орденами святой Анны I-й степени и святого благоверного князя Александра Невского [8]. В 1804 году император Александр I удостоил ордена святой Анны I класса епископа Пензенского и Саратовского Гайя, отметив в рескрипте: «я желаю тем означить, сколь много уважаю я влияние веры и добрых пасторских примеров на нравы и добродетели гражданские» [9].

В де­кабре 1797 года император Павел Iименным указом Святейшему Синоду ввел ряд наград для белого духовенства: «во-первых, получение креста для ношения на цепи на шее, во-вторых, употребление фиолетовой бархатной камилавки или скуфьи; и, наконец, третие, для знатнейших из них митры, каковую употреб­ляют архимандриты» [2:39]. Указом 1797 года впервые в истории России глава государства законодательно признал своей прерогативой награждение духовенства богослужебными наградами, что, несомненно, следовало из признания его фактическим главой Русской Православной Церкви.

Одних церковных наград священнослужитель мог быть удостоен от лица Святейшего Синода, другими мог быть только Высочайше пожалован. В прерогативу Синода входило награждение набедренником – принадлежностью архиерейского облачения, введенной в качестве награды архиепископом Московским Платоном (Малиновским) в середине XVIIIстолетия [6:368], палицей, скуфьей и камилавкой (белого духовенства) [2:41]. Камилавкой был награжден и отец святителя Филарета протоиерей Коломенского Успенского собор Михаил Дроздов. Примечательно, что Александр I, увидев его имя в списке лиц, представленных к награждению камилавкой, в знак своего благоволения к сыну коломенского священника повелел наградить протоиерея Михаила еще и наперсным крестом [7:19]. Наперсный крест тоже являлся Синодальной наградой. Московским Собором 1675 года их установлено было носить одному Патриарху и четырем митрополитам. В 1742 году императрица Елизавета Петровна указала возложить наперсные кресты на всех архимандритов, для отличия их от игуменов и иеромонахов, и на своего духовника протоиерея Феодора Лубянского. Екатерина II также жаловала наперсные кресты своим духовникам и некоторым известным протоиереям. По инициативе Павла I серебряные наперсные кресты были введены, как знак отличия для всех пресвитеров, за долголетнее беспорочное служение. На лицевой стороне креста помещено было рельефное изображение Распятия, на внутренней – сделана надпись: «Пресвитеру, дающему образ верным словом и житием. Установлен в благочестивое царствование великого государя императора Павла I 1797 г., декабря 18».

В ведении Святейшего Синода находились канонические награды, в том числе, возведение отличившегося иерея в сан протоиерея, игумена и архимандрита, а епископа в сан архиепископа и митрополита, разумеется, только с одобрением кандидата государем. С 1589 года в сан митрополита и архиепископа автоматически возводились лица, назначенные на архиерейские кафедры определенного ранга: Московскую, Крутицкую, Новгородскую, Казанскую, Ростовскую. В Синодальную эпоху возведение епископа в более высокое иерархическое достоинство стало личной наградой, не зависящей от занимаемой им кафедры.

Существовали награды, право пожалования которых духовным лицам принадлежало исключительно государю. Высочайшей наградой для пресвитеров являлось право ношения панагии вместо наперсного креста. В XVIIIстолетии панагия жалуется наряду с архиереями и некоторым архимандритам. Императрица Анна Иоанновна даровала ее в 1734 году своему духовнику архимандриту Троицкого Сергиева монастыря Варлааму [10]. Митрополит Филарет ходатайствовал о подобной «Всемилостивейшей награде по благоусмотрению Св. Синода» архимандриту Антонию (Медведеву) – наместнику Троице-Сергиевой Лавры. При этом Московский иерарх ссылался не только на беспорочное монашеское служение архимандрита, но и на «общеполезные» его достижения: устройство при Лавре училища для бедных детей, училища иконописания, обучения братии разным рукоделиям и даже лечение в Лаврской больнице солдат раненных в Крымскую кампанию, а в их числе трех пленных турок [7:935]. Аргументы свидетельствуют о том, что прагматично-утилитарное отношение к монастырям, начало которому положил Петр I, было наиболее доступным государственной власти и потому могущим вызвать у нее наиболее благоприятный отклик.

В 1820 в продолжение инициативы императора Павла о наградных наперсных крестах были учреждены т.н. «кабинетные кресты», выдававшиеся по высочайшему указу из Кабинета Его Императорского Величества [2:41]. Они могли украшаться бриллиантами или драгоценными камнями, в оформлении таких крестов присутствовала государственная символика. Священникам, назначенным в заграничные миссии и храмы, золотой кабинетный крест выдавался по положению. Если они прослужили за границей не менее семи лет, этот крест оставался у них уже в качестве личной награды. Такой награды был удостоен, например, архимандрит Антонин (Капустин), внесший неоценимый вклад в утверждение русского духовного присутствия в Зарубежье, особенно в становление Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, которую он возглавлял на протяжении почти тридцати лет [11:72]. Духовная награда порой венчала научные заслуги. В 1893 году сотрудник пекинской Духовной Миссии иеромонах Алексий (Виноградов) удостаивается кабинетного креста за книги «История Библии на Востоке» и «Древне-патриархальные династии царей Ассуро-Вавилонии и Персии, Китае, у евреев и магометан» [12]. Среди наиболее известных лиц, награжденных кабинетным крестом за свое пастырское служение, святой праведный Иоанн Кронштадский и священномученик Иоанн Кочуров.

В июне 1811 года кабинетный крест с украшениями был пожалован иеромонаху Филарету (Дроздову), а «случай к сему подали некоторые проповеди», что отмечалось в сопроводительном к награде письме обер-прокурора Синода А.Н. Голицына к Петербургскому митрополиту Амвросию (Подобедову) [7:647].

Наперсными крестами, как синодальными, так и кабинетными, также награждались игумении и казначеи женских монастырей, как правило, в ознаменование их трудов по благоустройству обители.

Особая награда – золотой наперсный крест на Георгиевской ленте существовала для военного духовенства. Первым такой крест получил священник, поднявший роту в атаку после гибели командира при штурме Измаила в 1790 году. Георгиевскими крестами и гражданскими орденами награждались полковые священники частей, участвовавших в сражениях с французами 1807-1814 годов, Крымской кампании 1853-1856 годов, Русско-японской войне. [2:40]. В Отечественную войну 1812 года священник 19-го егерского полка Василий Васильковский, который в сражении при Малоярославце, стоя под обстрелом, с крестом в руках воодушевлял идущих в атаку солдат, единственным из русского духовенства получил воинский орден святого Георгия Победоносца 4-го класса. Согласно императорскому указу от 22 декабря 1813 года полковые священники, участвовавшие в сражениях, были награждены специально учрежденной серебряной медалью. В 1814 году издан Высочайший манифест о награждении всех священников, совершавших служение в период Отечественной войны, особыми бронзовыми наперсными крестами, которые предписывалось носить на красно-черной Владимирской орденской ленте. Такие награды получили около сорока тысяч священнослужителей [13:104-105].

Епархиальным архиереям было предоставлено право разрешать принятие и ношение священниками крестов с украшениями, подносимых в качестве дара приходами или благотворительными обществами, если священник уже имел наперсный крест синодальный или кабинетный. При этом запрещалось носить одновременно оба креста – подарочный и наградной. Разрешалось носить второй крест, только если это был специальный крест в память Крымской войны или полученный за военные заслуги, на Георгиевской ленте. При совершении богослужения разрешалось сохранять на облачении только эти последние [14:1494].

Как и крест с украшениями, из Кабинета Его императорского Величества выдавалась митра. С 1705 года по указу Петра Iмитру имели право носить не только все епископы, но все и архимандриты, а с 1797 года ею награждались заслуженные протоиереи. Екатерина IIвпервые пожаловала митру представителю белого духовенства – своему духовнику протоиерею Иоанну Памфилову, что вызвало серьезное недовольство среди иерархов Высочайшим указом от 6 марта 1859 года Синоду разрешалось лишь ходатайствовать о награждении митрой достойных духовных лиц [2:43]. До 1917 года ее получили всего несколько наиболее заслуженных протоиереев: настоятели Кремлевского Успенского собора, Храма Христа Спасителя, Покровского собора на Красной площади Иоанн Восторгов, будущий священномученик, духовник Марфо-Мариинской обители Митрофан Сребрянский [6:374].

Был еще один вид литургических наград, которых духовное лицо удостаивалось только от имени Государя – бриллиантовый крест на митру и на клобук. Эти награды высочайше жаловалась архиереям, крест на митру лицам в сане не ниже митрополита. Митрополит Московский и Коломенский Владимир (Богоявленский) получил такой крест через два года после назначения на московскую кафедру, причем именно за организацию церковной части визита государя в Первопрестольную в 1900 году. Зато его преемник по кафедре – митрополит Макарий (Парвицкий-Невский) получил крест на митру одновременно с указом о своем назначении. Он имел и бриллиантовый крест на клобуке за миссионерство среди народов Алтая. Также за миссионерские труды в 1891 году бриллиантового креста на клобуке был удостоен единственный епископ – Дионисий Уфимский и Мензелинский – просветитель якутов. Большинству архиереев этой награды приходилось ждать по нескольку лет [6:380]. Очень редкой литургической наградой, которую Высочайше жаловали архиерею только в сане митрополита, являлось право предношения креста за богослужением. Этой чести Государем был удостоен Митрополит Владимир (Богоявленский) после назначения из Москвы на столичную Санкт-Петербургскую кафедру, а также Митрополит Московский и Коломенский Макарий [6:383].

Государственным указом от 14 мая 1896 года был введен для ношения всеми иереями серебряный, восьмиконечной крест с рельефным изображением Распятия на лицевой стороне. Сегодня такой крест возлагается на ставленника при иерейской хиротонии.

Сложившаяся в Синодальный период наградная система не вполне однозначно воспринималась самим духовенством, прежде всего, монашествующими. Святитель Филарет (Дроздов), который в силу своего иерархического положения и нравственного авторитета может считаться выразителем мнений православного русского духовенства первой половины XIXстолетия, безусловно, порицал литургические награды духовным лицам за административно-хозяйственную деятельность [7:760], не одобряя и чрезмерного стремления священнослужителей к внешним отличиям [7:761].

Участники первого Всероссийского монашеского съезда, проходившего в июле 1909 года в Троице-Сергиевой Лавре, выдвинули предложение Святейшему Правительствующему Синоду отменить недуховные награды, выдаваемые им и Правительством, оставив исключительно церковные – скуфью, палицу и т.п. [15:70]. Предложение это принято не было, однако, менее чем через десять лет институт церковных наград Синодального периода был кардинально изменен в связи с падением в России монархии и восстановлением Патриаршества. Тогда в Русской Церкви было положено начало новым наградным традициям, которые формируются и сегодня.

Ольга Геннадьевна Кирьянова

Примечания:

1. Современная система наград Русской Православной Церкви. Мусин А.Е., диак. // Геральдика сегодня:http://sovet.geraldika.ru/print/1990

2. Лисовой Н.Н. Награды Русской Православной Церкви. М., 2001.

3. Кукель М.В. Табель о рангах военных, гражданских и придворных чинов Российской империи. М., 1995.

4. Павлов А.С. Курс церковного права. СПб., 2002.

5. http://www.otechestvo.org.ua/hronika/2004_12/h_14_01.htm

6. Балязин В.Н. и др. Самые знаменитые награды России. М., 2000.

7. Святитель Филарет (Дроздов): Избранные труды, письма, воспоминания. М., 2003.

8. Крупенков А. Белгородский некрополь. //Журнал "Подъем". Воронеж, 2003. №2. http://www.pereplet.ru/podiem/n2-03/Nekrop.shtml

9. Новиков А.П., Барзилов С.И. Саратовские архиереи. Биографические очерки. //Журнал "Волга". Саратов, 1999. №12.

10. Горский А.В. Историческое описание ризницы Троице-Сергиевой Лавры. Ч. I, Гл. 4.http://www.stsl.ru/lib/book4/chap4.htm

11. Киприан (Керн), архим. О.Антонин Капустин. Архимандрит и начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (1817-1894 гг.). М., 1997.

12. Жуков Д. Отец Алексий (Виноградов). Отшельник-китаевед Оптиной пустыни// "Философская Газета". №9:http://www.phg.ru/issue23/fg-9.html

13. Мельникова Л.В. Русская Православная Церковь в Отечественной войне 1812 года. М., 2002.

14. Полный православный богословский энциклопедический словарь. М., 1992. Т. 2.

15. Голубцов С., протодиак. Троице-Сергиева Лавра за последние сто лет. М., 1998.

 

ПРОТОИЕРЕЙ ГЕОРГИЙ МИТРОФАНОВ

ИСТОРИЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

(1900-1927)

Царская Семья

Необходимо остановиться на двух очень важных вопросах, касающихся ситуации этого времени. Это, конечно же, вопрос о Царской Семье, о ее духовном облике, вопрос этот по многим причинам важен. В этой связи я упомяну о явлении распутинщины, которая болезненно отразилась на церковной жизни и даже обусловила объединение всего думского духовенства против Распутина.

Во-первых, Император Николай II был, может быть, самым религиозным из Романовых, правивших в России в XIX веке. Николай I, Александр III были людьми, безусловно, верующими, церковными, но у них не было такой горячей личной религиозности, как у Императора Николая П. Кроме того, на процесс воспитания Николая II очень большое влияние оказывал Победоносцев, о котором мы с вами много говорили. Николай II был воспитан в стереотипах нашей синодальной системы. Он не совсем, может быть, православно понимал место Государя в церковной жизни, ибо мирился с синодальной системой. Идеалом для него был царь Алексей Михайлович, его предок, пожалуй, одна из самых светлых личностей среди наших Государей. Ключевский считал его образцом православного мирянина в допетровской Руси.

Образование у Императора Николая II было весьма своеобразным, он прослушал курс высшего военного, юридического образования. Его учили лучшие профессора. Он говорил на трех языках, ориентировался в вопросах правоведения, но нужно сказать, что с самого начала он тяготился перспективой Государева служения. Личная его религиозность проявлялась очень рано, ее всячески поддерживали.

Тяжелым потрясением для Николая II была смерть его деда Александра II, он видел его умирающего, окровавленного в Зимнем дворце, и Победоносцев сразу, по горячим следам, что называется, внушал ему мысль о том, что любые реформы губительны для России, для Государя.

Воспитывался Николай в очень строгих условиях. Он побаивался и отца, человека, действительно, внушительного. И мать была довольно волевая женщина. Она была датская принцесса и воспитывала его в достаточной степени строго. Он, как все Государи, был приписан к Гвардии, служил в гвардейском полку, вел образ жизни обыкновенного гвардейского офицера: маневры, летние лагеря, караульная служба, а, значит, и офицерские пирушки, он отдал этому дань, потому что наша офицерская гвардейская среда при всем, так сказать, внешнем блеске, была далеко не так благочестива.

Когда готовился брак Гессенской принцессы, будущей нашей княгини Елизаветы Феодоровны, с Великим Князем Сергеем Александровичем (а Елизавета Феодоровна считалась одной из самых лучших невест царственных домов Европы, одной из первых красавиц, за нее сватался наследник Германского престола и был отвергнут ею), цесаревич Николай встретился с ее младшей сестрой Алисой, в которую он влюбился. Алиса была тогда еще скорее подросток, чем девушка. Александр III тогда не придал этому большого значения. Когда будущий Император Николай II стал настаивать на том, что он хочет жениться именно на принцессе Алисе, Александр III был с этим категорически не согласен, потому что у него были другие виды на его брак, тем более, что именно при Александре III политика России стала приобретать все более и более антигерманский характер, наметился союз с Францией в противовес Германии. И вот здесь Николай II проявил довольно большое упорство. Он был человеком очень мягким, очень сдержанным, не любившим никого обижать, даже немножко побаивавшийся отца, но здесь он проявил твердость. И впоследствии он часто мог проявлять в каких-то вопросах очень большую твердость.

Время шло, Алиса была далеко, началось его увлечение балериной Кшесинской, Александр III смотрел на это тоже сквозь пальцы: пускай отвлечется, может, забудет Алису. Потом было его кругосветное путешествие, во время которого на него было совершено покушение в Японии. И все-таки любовь к Алисе у него оставалась, и, несмотря на все протесты семьи, он заявил, что женится только на ней. В конечном итоге согласие на брак было дано, но к этому времени Александр III болел все тяжелее и тяжелее. Его лечили и выхаживали в Крыму. У смертного одра его находился св. Иоанн Кронштадтский. Может быть, то, что на руках у св. Ионна Кронштадтского умер Александр III и исцеления не произошло, сделало отношение Императора Николая II к св. Иоанну несколько прохладным. Конечно, он переживал очень сильно болезнь и возможность смерти своего отца, потому что совершенно неожиданно для себя он оказывался перед необходимостью принять власть в России. Он этого не очень хотел и уж совершенно не был готов к этому в 1894 году. А ситуация была усугублена тем, что его брак был назначен как раз на это время, и получилось так, что его невеста, Алиса, приехала в Россию в момент, когда умирал ее свекр. Он умер. Естественно, приезд нелюбимой невестки был встречен вдовствующей Императрицей соответствующим образом (между ними всегда были очень плохие отношения), и получилось так, что брачному пиру предшествовали похороны. Не прошло еще сорока дней с момента кончины Александра III, как очень скромно, в придворном храме, обвенчались Николай II и Александра Феодоровна. И это во многом предопределило очень плохие отношения между Александрой Феодоровной и вдовствующей Императрицей.

Несколько слов о самой Александре Феодоровне. Она принадлежала к довольно бедному царствующему Гессинскому дому Германии. У них в семье было не очень благополучно, и две сестры, Елизавета Феодоровна и Александра Феодоровна, воспитывались при дворе королевы Виктории, их бабушки. Воспитание тоже было довольно чопорное, строгое, а, в отличие от Елизаветы Феодоровны, Александра Феодоровна была человеком очень ранимым, даже, можно сказать, в чем-то невротичным. Она получила очень хорошее образование, имела степень магистра философии, то есть была человеком весьма образованным. Обе сестры были очень религиозными, они были лютеранками, хотя в их роду была одна католическая святая. Правда, их религиозность была различна. Елизавета Феодоровна была человеком более сдержанным, более духовно трезвым, обращенным на служение своим ближним, что и впоследствии очень проявлялось. А Александра Феодоровна была склонна к такому, в чем-то, может быть, для Германии характерному, безудержному внутреннему мистицизму, была человеком очень увлекающимся. Она была влюблена в Николая II, она искренне пыталась понять ту страну, в которую она должна приехать и в которой должна царствовать. Накануне брака перед ней оказалось очень серьезное испытание: если Елизавета Феодоровна, вступая в брак с Великим Князем Сергеем Александровичем, могла оставаться лютеранкой и после венчания, то Александра Феодоровна, как вступающая в брак с Царевичем, должна была принять накануне бракосочетания Православие. Она, наверное, еще к этому не была до конца готова, ей трудно было разорвать связи с той конфессией, в которой она была воспитана, и для нее это был тоже большой духовный кризис.

Приняв Православие, Александра Феодоровна приезжает в Россию и приезжает к похоронам. Она была человеком очень обидчивым, впечатлительным, потому что у нее было трудное отрочество. Здесь она оказалась в очень сложных условиях, но тем ближе она была, естественно, связана со своим мужем. Он пытался своей любовью компенсировать те неприятности, переживания, которые она встретила при Дворе с самого начала, и поэтому они уже в первые же месяцы брака ощутили очень глубокую близость и одновременно — противопоставленность окружающему миру: всему семейству Романовых, придворным кругам. Придворные круги вели себя по-разному. Кто-то неискренне заискивал перед ней. Она была человеком очень чутким в этом отношении, она это понимала. Кто-то, наоборот, желая угодить вдовствующей Императрице, подчеркивал свое небрежение к молодой Императрице. С этого момента у нее выработалась черта, которая многих раздражала: она ни с кем не шла на сближение в придворных кругах, ее многие считали очень чопорной, очень холодной, но это была просто защитная реакция. Отношения с Николаем II у них складывались очень хорошо: это была одна из самых совершенных семей в династии Романовых, действительно, малая Церковь. И сам Николай И, конечно, более всего жил интересами своей Семьи.

Его призванием было бы, действительно, служить в гвардии полковником, быть помещиком и жить в семейном узком кругу, в простой усадьбе. Николай II был человеком такого, довольно скромного, образа жизни. Александровский дворец в Царском Селе, который был их любимым местом пребывания, скорее напоминает помещичью усадьбу, чем царский дворец. Но обстоятельства сложились так, что он вынужден был царствовать. Николай II всю жизнь ходил в полковничьих погонах. Это было связано с тем, что как только Царевич становился Государем, он уже терял возможность получать следующий чин, и в каком чине он оказывался к моменту восшествия на престол, в таком он и оставался. Николай II был человек с очень большим чувством долга, и он искренне попытался принять на себя это бремя проблем русской государственной жизни, очень сложных. С самого начала он был раздираем противоречиями: с одной стороны — Победоносцев, с другой стороны — Витте, люди диаметрально противоположные. Победоносцев был его учитель, наставник, обер-прокурор Синода, и Император считался с ним, человеком, во многом ему созвучным. С другой стороны был Витте -- любимец его отца, человек, с которым были связаны многие успехи русской внутренней и внешней политики.

Браку предшествует смерть отца, коронации последует Ходынская давка. Никакого отношения Николай II не имел к тому, что произошло. Если кто и был виноват из царствующей фамилии в этих событиях, то московский генерал-губернатор Великий Князь Сергей Александрович, который не направил достаточного количества солдат и полицейских для наведения порядка на Ходынском поле, поэтому произошло стихийное скопление народа с последующими событиями. Характерный эпизод: Император тяжело переживает происшедшее, он и, в особенности, Императрица в этом видят еще один дурной знак, знак того, что их семейная жизнь будет тяжелым Крестным путем, но, не желая нарушать свои обязанности, он после Ходынских событий, которые произошли рано утром, вечером направляется на прием во Французское посольство. Там был бал (это предполагалось по распорядку торжеств), он идет туда не потому, что безразличен к происшедшему, а просто потому, что считал невозможным свои личные переживания ставить на один уровень со своими обязанностями. Но за Императором после Ходынских событий закрепляется кличка «Кровавый».

А затем — события 1905 года: расстрел на Дворцовой площади, инкриминируемый ему, хотя он даже не был поставлен в известность, находясь в Царском Селе, о том, что происходит. Вина ложилась на конкретных лиц: на министра внутренних дел, на генерал-губернатора, на градоначальника, на дворцового коменданта. Но опять над ним — ореол какого-то «кровавого царя».
Личная жизнь складывается тоже очень непросто. Императрица — человек, может быть, даже большего ума, чем Николай II, хорошего образования, гораздо более сильной воли. Она справедливо считает, что понять Россию можно, лишь поняв Православие. И с пылом неофита пытается стать православной. Александра Феодоровна очень хорошо чувствует определенную искусственность придворной церковной жизни. Образованное, со светскими манерами, придворное духовенство, очень деликатно и сдержанно ведущее себя с Царской Семьей; затем архиереи, в общем и целом старающиеся не выходить за рамки светских приличий в общении с Государем; а где-то там — православный народ со своей живой верой. Она хочет понять эту живую веру православного народа и поэтому всячески стремится знакомиться с носителями такой народной религиозности. Вот откуда появляются всякие «старцы», странники, странницы, монахи, юродивые при Дворе. Императрица пытается понять веру совершенно незнакомого ей, чуждого народа. В общем, она права: Православие — это ключ к пониманию русской души. Другое дело: и она, и ее муж недопонимают того, что Россия XX века — это не Россия XVII века. Православие уже не является доминантой духовной жизни не только в светских кругах, но, часто, и в народных массах.

Путь Императрицы был непростой, потому что в светских кругах была либо формальная религиозность (отбывание «ногами» обязательных служб) и довольно секулярная жизнь, либо — довольно экзальтированные мистические поиски со «столоверчением», с использованием всяких экстрасенсов, как это было свойственно, в частности, жене Великого Князя Николая Николаевича, черногорской княжне Анастасии, через которую и входит в Царскую Семью на какое-то время Филипп Вашо, классический экстрасенс с нашей точки зрения.

Императрица очень трудно ищет для себя подлинную православную религиозность, она постепенно к ней приходит, из года в год, медленно, но, какие-то, может быть, неофитские элементы мешают ей. Она доверяет каким-то старцам, но не доверяет признанным авторитетам нашей Церкви. Кроме того, личная драма. Она была человеком с чувством долга, очень развитым. У нее рождаются четыре девочки подряд, наследника нет, врачи ей запрещают рожать следующего ребенка, она очень больна. Александра Феодоровна истово молится о даровании ей сына, в результате доходит до того, что у нее возникает внушенная беременность, когда появляются признаки беременности, а на самом деле у нее во чреве никого нет.

И вот канонизация преподобного Серафима. Она к этому относится очень живо. Она справедливо чувствует в прп. Серафиме выразителя глубинных народных религиозных чаяний, усердно молится, совершая паломническую поездку на прославление прп. Серафима, и, действительно, у нее возникает беременность, рождается сын, но она переживает страшное потрясение: сын обречен на медленное умирание, потому что болен гемофилией, болезнью, которой болеют только мужчины, но которая передается через женщин. Она — виновница болезни сына. Болезнь причиняет ему постоянные страдания, но самое главное: он в любой момент может умереть, и медицина здесь бессильна. Любой ушиб, любой порез может быть чреват смертью. Врачи опускают руки, Императрица только на Бога возлагает свое упование.

И тут появляется Распутин. Его сначала представил епископ Сергий (Страгородский) архимандриту Феофану (Быстрову). Арх. Феофан (Быстров) был человек в чем-то наивный, увлекающийся, он воспринял Распутина как представителя народной религиозности. Он был духовником Великих княгинь, в частности, Великой Княгини Анастасии, которая была замужем за Великим Князем Николаем Николаевичем. Распутин был представлен им Великой Княгине. Потом они представили его Императрице. Таков был путь его во дворец. Дворец не был таким уж замкнутым для такого рода людей. Как к министру, к Столыпину мог прийти любой проситель, подать прошение, точно также и Царь мог быть доступен в каких-то случаях.

Распутин знает, чего хочет Императрица, и он предстает перед ней в качестве олицетворения народной религиозности: странник, идеалист, чающий град-Китеж обрести для себя. Он послан ей Богом из сибирских лесов для того, чтобы донести до Императрицы слово народа, которого она не может услышать в своем дворце.

Распутин не был авантюристом, это был человек, действительно, наделенный особым мироощущением и особыми духовными способностями. Он, действительно, облегчает страдания Царевича, это многократно подтверждается, хотя, конечно, он не исцеляет его от болезни. У Императрицы складывается определенного рода иллюзия: Распутин послан Богом, будет Распутин рядом — Царевич будет жить, потому что рядом будет тот, кто может его своей молитвой спасти. Все личные семейные моменты постепенно переносятся на государственную жизнь: Распутин послан не только для спасения Царевича, он послан для спасения Государя, государства. Не Государственная Дума, не государственные бюрократы, а именно он, представитель народа, будет тем пророком при православном Государе, который будет ему возвещать волю Божию. Начинается усиление Распутина, которого, разумеется, начинают использовать разного рода люди, и светские, и духовные, пытаясь с помощью его заступничества сделать себе карьеру.

Возникает немало сомнительных историй. Император знает из многократных донесений департамента полиции о том, что Распутин ведет себя вне Царского дома как развратник и пьяница. Государь очень тяготится тем, что происходит, но видит, что для Императрицы присутствие Распутина очень важно. Он предпринимает несколько раз попытки удалить Распутина, но всякий раз уступает настояниям Императрицы. Он старается не во всем следовать советам Распутина, который теперь начинает советовать ему, кого назначить каким министром, на какую кафедру назначить архиерея, проводит людей, подчас заведомо сомнительных. А Императрица всех тех, кто обличает Распутина, начинает воспринимать как личных врагов. Распутина обличает Столыпин и становится личным врагом Императрицы, тем более, что Столыпин — ставленник Императрицы Марии Феодоровны; она ему покровительствует, таким образом, отставка его предрешена. Обличает Распутина когда-то являвшийся его другом епископ Ермоген (Долганов) — его отправляют на покой по настоянию Императрицы. Обличает Распутина митрополит Владимир (Богоявленский) — его в 1915 году отправляют в Киев из Петербурга. Обличает Распутина Елизавета Феодоровна — Императрица ее прогоняет в Москву в 1915 году, и больше они не встречались в этом мире никогда. Императрица идет на конфликты, причем с людьми часто достойными, одержимая этим доверием к Распутину.

Император это терпит как скорбь, он постоянно подчеркивает, что Распутин — это личное дело его Семьи, что не надо вообще этому придавать значения. А в минуты откровенности говорит, что лучше один старец, чем сто истерик Императрицы. Оппозиционная общественность всячески муссирует эту связь Распутина с Царской Семьей. Начинаются сплетни о том, что Распутин является любовником Александры Феодоровны, что, конечно, является абсурдом. Постепенно Распутина начинают изображать как человека, который является орудием неких темных сил, даже германского генерального штаба во время войны. Да и сама Императрица, якобы, — немецкая шпионка. Эта заведомая ложь выставляется противниками Государя, желающими любой ценой расшатать государственность, не улучшить ее, а именно разрушить.

А в это время архиереи требуют созыва Поместного Собора, патриаршества. Николай II идет с болью сердечной на уступки, которые ему внутренне чужды, он создает Государственную Думу, никогда не пытается ее отменить в дальнейшем, но не хочет ослаблять самодержавную монархию, потому что для него это — нарушение воли его отца, попрание вековых устоев русской государственности. Он живет, весь сотканный из внутренних противоречий. Так постепенно приближается 1917 год. Вокруг него все меньше достойных людей, и среди министров, и среди приближенных, даже среди свиты. Это очень хорошо проявится в момент Февральской революции, когда большая часть свиты покинет Царскую Семью в Александровском дворце, когда будет арестован Император и его Семья. Но об обстоятельствах его отречения мы поговорим позже.

 

ПРОТОИЕРЕЙ ГЕОРГИЙ МИТРОФАНОВ

ИСТОРИЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

(1900-1927)