Проблемы истины и ее критерия в философии, религии, науке. Истина и заблуждение.

 

 

Есть все основания предположить, что вступление в эпоху диалога и синтеза различных форм духовного опыта рано или поздно приведет к принятию единых критериев истины, не важно, носит ли эта истина научный, религиозный или философский характер. В сущности, эти критерии уже начинают зримо проступать и формулироваться в различных областях как научного, так и ненаучного знания. В каком-то смысле идет неуклонное возвращение к платоновской идее о внутреннем нерасторжимом единстве истины, блага и красоты.

Возможно чтоутверждение таких универсальных критериев истинности в общественном сознании и их принятие научным и религиозным сообществами в качестве значимого регулятива творческой деятельности -- все это и будет наилучшим противоядием против различных форм иррационализма и вместе с тем твердым основанием гармоничного сосуществования и продуктивного диалога между рациональным и внерациональным знанием. Каковы же эти возможные критерии, учитывая, что критерий эстетичности мы уже обсудили выше?

Синтетичность. Современный этап в развитии цивилизации настоятельно требует синтеза знаний. Следовательно, не плюралистичность и не унификационизм, а органичное соединение в едином кристалле теории или духовного учения различных, в том числе и противоположных, граней будет свидетельствовать об их истине. Такая синтетичность означает снятие, говоря языком Гегеля, дотоле односторонних и разрозненных ракурсов видения предмета в рамках более высокого и многомерного понимания. В сущности, все наиболее глубокие философские и религиозные системы, а также научные программы в истории человечества отличались синтетичностью и способностью гармонично соединять, диалектически опосредствовать предшествовавшие им непримиримые идейные альтернативы. Сущность такой синтетической установки сознания лучше всего выражена в словах мастера музыки, наставляющего Йозефа Кнехта, главного героя романа Г. Гессе «Игра в бисер», перед его погружением в мир культурно-символической касталийской Игры: «То, что Игра сопряжена с опасностями, несомненно. Потому-то мы и любим ее, в безопасный путь посылают только слабых. Но никогда не забывай того, что я столько раз говорил тебе: наше назначение - правильно понять противоположности, т.е. сперва как противоположности, а потом как полюсы некоего единства».

Любое знание, претендующее на истинность, не должно сегодня наносить ущерба природе или оправдывать такой ущерб ссылками на обстоятельства или существование более высоких целей и ценностей человеческой деятельности, нежели сохранение природного организма. Данный критерий касается в первую очередь научного и технического знания, но он имеет отношение к религии, к гуманитарным наукам, даже к искусству и философии. Так, мы сегодня сталкиваемся с целым спектром порочных философских аргументов, оправдывающих технократическую ментальность и разрушение природной среды.

Любое полученное знание должно подразумевать возможность своего дальнейшего развития и синтетического обогащения. Любая претензия на абсолютность и завершенность, даже если это касается истолкования религиозных истин, несостоятельна в принципе. Меняется мир, меняется человек, а значит, неизбежно меняются и способы его интерпретации самого себя и мира. Вечные же божественная или философская истины на то и вечные истины, чтобы превосходить в своей бездонной и мудрой глубине любое свое конкретное и временное человеческое истолкование.

Личностность. Объективность истины вовсе не исключает личностного начала, а прямо подразумевает его. Чем нравственнее и ответственнее человек живет и чем альтруистичнее он творит, тем более глубокое, объективное и синтетическое знание

открывается ему и -- как бы парадоксально это ни звучало -- тем в большей степени объективная истина «окрашивается» его неповторимой индивидуальностью и так запечатлевается в истории.

Но возможно, что самыми спасительными и глубокими окажутся, в конце концов самые древние и ясные, но при этом наиболее сложные для практического исполнения жизнеустроительные истины человеческого бытия: живи ответственно и нравственно, избавляясь от личных недостатков и «побеждая мир в себе»; и тогда истина твоей судьбы и истины всего мироздания будут постепенно открываться перед тобой по мере твоего духовного восхождения; устремляйся к будущему и высшему, и тогда станешь хозяином сегодняшнего дня и победишь низшее в себе; забудь о своей эгоистической самости, работай во имя общего блага, ибо только в этом случае ты сумеешь стяжать лучшие человеческие качества и оставить свое имя в человеческой истории; в твоем микрокосме отражается вся Вселенная, и нет вернее ключа для того, чтобы отворить эту дверь в беспредельное и вечное, чем сердце человеческое.

Есть очень много оснований полагать, что именно Корона Сердца будет синтетически венчать здание человеческого познания и всей духовной культуры в ХХІ в.

 

Истина и заблуждение.

 

Проблема истины является ведущей в философии познания. Все проблемы философской теории познания касаются либо средств и путей

достижения истины (вопросы чувственного и рационального, интуитивного и дискурсивного и др.), либо форм существования истины (понятий

факта, гипотезы, теории и т.п.), форм ее реализации, структуры познавательных отношений и т. п. Все они концентрируются вокруг данной

проблемы, конкретизируют и дополняют ее.

Понятие истины относится к важнейшим в общей системе мировоззренческих проблем. Оно находится в одном ряду с такими понятиями,

как "справедливость", "добро", "смысл жизни". От того, как трактуется истина, как решается вопрос, достижима ли она, - зависит зачастую и

жизненная позиция человека, понимание им своего назначения. Примером тому может служить свидетельство нидерландского физика, создателя

классической электронной теории Х.А. Лоренца. Говоря в 1924 г. о развитии своей научной деятельности, приведшей к электронной теории, он,

в частности, заявил, что видел в квантовом атоме неразрешимое противоречие, которое приводило его в отчаяние. "Сегодня, - признавал он, -

утверждаешь прямо противоположное тому, что говорил вчера; в таком случае вообще нет критерия истины, а следовательно, вообще

неизвестно, что значит наука. Я жалею, что не умер пять лет тому назад, когда этих противоречий не было. Этот факт показывает то

драматическое положение, в котором порой оказываются ученые, переживающие смену одной теории другой и сталкивающиеся с

необходимостью отказа от прежних теорий, считавшихся истинными.

Проблема истины, как и проблема смены теорий, не такая уж тривиальная, как может показаться с первого взгляда. В этом можно убедиться,

вспомнив атомистическую концепцию Демокрита и ее судьбу. Ее главное положение: "Все тела состоят из атомов, атомы неделимы". Является

ли оно с позиций науки нашего времени истиной или заблуждением? Для квалификации ее в качестве истины как будто нет оснований:

современная наука доказала делимость атомов. Ну а является ли она заблуждением? Если считать ее заблуждением, то не будет ли это

субъективизмом? Как может какая-либо концепция, подтвердившая свою истинность на практике (а таковой и была атомистическая концепция

Демокрита), оказаться ложной? Не придем ли мы в таком случае к признанию того, что и сегодняшние теории - социологические,

биологические, физические, философские - только "сегодня" истинные, а завтра, через 10 или 100,300 лет будут уже заблуждениями? Так чем

же мы сегодня занимаемся: не заблуждениями ли, не их ли созданием, развертыванием? Не будет ли здесь произвола, волюнтаризма?

Получается, что мы приходим к оправданию открытой конъюнк-турщины. Поскольку мы этого делать не хотим, постольку альтернативное

утверждение - что концепция Демократа есть заблуждение - тоже приходится отбросить. Итак, атомистическая концепция античного мира, да

и атомистическая концепция XVII-XVIII вв,, не истина и не заблуждение. Так что же такое истина?

Имеются разные понимания истины. Вот некоторые из них: "Истина - это соответствие знаний действительности"; "Истина - это опытная

подтверждаемость"; "Истина - это свойство самосогласованное знаний"; "Истина - это полезность знания, его эффективность";

"Истина - это соглашение". Первое положение, согласно которому истина есть соответствие мыслей действительности, является главным в

классической концепции истины. Она называется так потому, отмечает Э. М. Чудинов, что оказывается древнейшей из всех концепций истины:

именно с нее и начинается теоретическое исследование истины. Первые попытки ее исследования были предприняты Платоном и Аристотелем.

Классическое понимание истины разделяли Фома Аквинский, П. Гольбах, Гегель, Л.Фейербах, Маркс; разделяют его и многие философы XX

столетия.

Этой концепции придерживаются и материалисты, и идеалисты, и теологи; не отвергают ее и агностики; среди приверженцев классической

концепции истины имеются и метафизики, и диалектики. Она очень солидна по своему представительству. Различия внутри нее проходят по

вопросу о характере отражаемой действительности и по вопросу о механизме соответствия.

Иногда говорят: классическое определение истины (через "соответствие", "верное" или "адекватное" отражение) тавтологично. На наш

взгляд, правы те, кто считает полезными и такие определения-тавтологии, поскольку они играют роль разъяснений значений менее знакомых

слов через слова, значения которых интуитивно более ясны.

Термин "адекватное" ("верное") отражение применительно к мысленным образам может быть конкретизирован через понятия изоморфизма и

гомоморфизма. Д. П. Горский, И. С. Нарский и Т. И. Ойзерман отмечают, что верное отображение как мысленный образ, возникающий в

результате познания объекта, есть: 1) отображение, причинно обусловленное отображаемым; 2) отображение, которое находится в отношении

изоморфизма или гомоморфизма по отношению к отображаемому; 3) отображение, в котором компоненты, находящиеся в отношении

изоморфизма или гомоморфизма к компонентам отображаемого, связаны с последним отношением сходства. Всякое верное отображение (как

мысленный образ) находится в указанных отношениях с отображаемым и поэтому может быть охарактеризовано как истинное. Предикат

"истинный" выступает, таким образом, как некоторое сокращение для описания отображений, отличающихся указанными выше свойствами.

Этим оправдано традиционное определение понятия истины Современная трактовка истины, которую разделяет, по-видимому" большинство

философов, включает в себя следующие моменты. Во-первых, понятие "действительность" трактуется прежде всего как объективная реальность,

существующая до и независимо от нашего сознания, как состоящая не только из явлений, но и из сущностей, скрывающихся за ними, в них

проявляющихся. Во-вторых, в "действительность" входит также и субъективная действительность, познается, отражается в истине также и

духовная реальность. В-третьих, познание, его результат - истина, а также сам объект понимаются как неразрывно связанные с предметно-

чувственной деятельностью человека, с практикой; объект задается через практику; истина, т. е. достоверное знание сущности и ее проявлений,

воспроизводима на практике. В-четвертых, признается, что истина не только статичное, но также и динамичное образование; истина есть

процесс. Эти моменты отграничивают диалектическо-реалистическое понимание истины от агностицизма, идеализма и упрощенного

материализма.

Одно из определений объективной истины таково: истина - это адекватное отражение объекта познающим субъектом, воспроизводящее

познаваемый объект так, как он существует сам по себе, вне сознания.

Характерной чертой истины является наличие в ней объективной и субъективной сторон.

Истина, по определению, - в субъекте, но она же и вне субъекта. Истина субъектна. Когда мы говорим, что истина "субъективна", это

значит, что она не существует помимо человека и человечества; истина объективна - это значит, что истинное содержание человеческих пред-

ставлений не зависит ни от человека, ни от человечества.

Некоторые "идеологи" полагают, что содержание истины зависит от классов и от времени. В 30-40-х годах в нашей стране внедрялось

представление, будто существует "буржуазная физика" и "буржуазная генетика". На этом были основаны гонения на тех, кто поддерживал

теорию относительности, хромосомную теорию наследственности.

Однако в соответствии с здравым смыслом и по исходному определению объективная истина внеклассова и надысторична.

В. И. Ленин отмечал, что объективная истина это такое содержание человеческих представлений, которое не зависит отсубъекта, не зависит

ни от человека, ни от человечества; из этого утверждения, если быть последовательным, вытекало положение о независимости истины и от

классов. В том же ключе следовало бы делать вывод и из утверждения, что соответствия теории денежного обращения с практикой Маркса "не

могут изменить никакие будущие обстоятельства". Положение о внеклассовом, надысторичном характере объективной истины нисколько не

нарушает того, что имеются истины, выражающие интересы классов, что истина определенным образом связана с полезностью знаний и что

сама истина изменяется со временем в смысле своей полноты, степени отражения сущности материальных систем и их проявлений.

Именно по этой причине - внеклассовости и надысторичности - и атомистическая концепция Демокрита в своей основе истинна;

материальные тела действительно состоят из атомов, а атомы неделимы. Хотя атомы и оказались иными, чем это представлялось в

античности, хотя и была доказана впоследствии делимость атомов (кстати, при критике метафизического положения XVII-XVIII вв. о

неделимости атомов забывают, что атомы целостны и действительно неделимы в определенных пределах при определенных условиях; на этом

основана, в частности, вся химия), все же данная концепция соответствовала и соответствует своему уровню состояния практики, пусть

примитивному, обыденному, но вполне определенному опыту. В этих границах она истинна. Иное дело, что данный уровень опыта и

представление о неделимости атомов были в то время абсолютизированы, и в положении "Все тела состоят из атомов, атомы неделимы" не

только не содержалось оговорки - "при таких-то условиях", но, более того, полагалось категорическое "атомы неделимы при всех условиях".

Как видим, к оценке научных концепций в плане "истина" или "заблуждение" нужно подходить при строгом соблюдении требования

соотносить их содержание с конкретным, или отражаемым, предметом, его элементами, связями, отношениями. Если такое соответствие налицо

и при фиксированных (а не любых) условиях воспроизводится, то это означает, что мы имеем дело с достоверным объективно-истинным

знанием в полном его объеме или (как в случае с атомистической концепцией Демокрита) с достоверностью, истинностью в главном его

содержании. В последнем случае сама концепция в гносеологическом плане есть истина плюс заблуждение (что выявляется ретроспективно, с

точки зрения нового уровня развития практики).

Из понимания истины как объективной, не зависящей от индивидов, классов, человечества, следует ее конкретность.

Конкретность истины - это зависимость знания от связей и взаимодействий, присущих тем или иным явлениям, от условий, места и

времени, в которых они существуют и развиваются. Реализацию принципа конкретности можно было видеть из приведенного только что

примера с атомистической гипотезой. Пример, нередко приводимый в литературе: утверждение "вода кипит при 100 градусах Цельсия" пра-

вильно при наличии нормального атмосферного давления (760 мм ртутного столба) и неправильно при отсутствии этого условия. Еще пример,

из области социального познания; он касается оценки марксизма французским экзистенциалистом Ж.-П. Сартром. "Марксизм, - писал он, -

был самой радикальной попыткой прояснения исторического процесса в его тотальности". Именно поэтому "марксизм остается философией

нашего времени, его невозможно превзойти, так как обстоятельства, его породившие, еще не исчезли" (J.-P.Sartre. "Critique de la raison

dialectique". Paris, I960. P. 29). Изменение же капитализма, переход его в монополистический, а затем и в постмонополистическую форму

требует, конечно, и соответствующего изменения социальной, экономической теории капитализма.

В понятие конкретной истины включается указание на время. Имеется в виду время существования объекта и момент или период его

отражения субъектом. Если же "время объекта" или "время субъекта" меняется, то знание может потерять свою объективность.

Таким образом, абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. Конкретность включается в объективную истину. Вследствие этого

понятие истины неотъемлемо от ее развития, от понятия творчества, необходимого для дальнейшей разработки и развития знания.

Объективная истина имеет 3 аспекта: бытийственный, аксиологический и праксеологический.

Бытийственный аспект связан с фиксацией в ней бытия как предметно-субстратного, так и духовного (в последнем случае - когда объ-

ектом познания индивида становится духовный мир другого человека, установленные теории, система догматов и пр.). Само же это бытие

является данным субъекту как объект, т. е. как объективная реальность, хотя и сопряженная с субъектом, но находящаяся вне субъекта познания.

Сама истина обретает собственное бытие. В. С. Соловьев отмечал: "Истина заключается прежде всего в том, что она есть, т. е. что она не может

быть сведена ни к факту нашего ощущения, ни к акту нашего мышления, что она есть независимо от того, ощущаем ли мы ее, мыслим ли мы ее

или нет... Безусловная истина определяется прежде всего не как отношение или бытие, а как то, что есть в отношении, или как сущее" ("Соч. в

двух томах". Т. 1. М., 1988. С. 691). Бытийственный, или онтологический, аспект истины подчеркивался и П. А. Флоренским в его

фундаментальном труде "Столп и утверждение истины". "Наше русское слово "истина", - пишет он, - сближается с глаголом "есть` ("истина"

- "естина")... "Истина", согласно русскому о ней разумению, закрепила в себе понятие абсолютной реальности: Истина - "сущее", подлинно-

существующее... В отличие от мнимого, не действительного... Русский язык отмечает в слове "истина" онтологический момент этой идеи.

Поэтому "истина" обозначает абсолютное само-тож-дество и, следовательно, само-равенство, точность, подлинность. "Истый", "истинный",

"истовый" - это выводок слов из одного этимологического гнезда". Истина-это "пребывающее существование"; это- "живущее", "живое

существо", "дышущее", т.е. владеющее существенным условием жизни и существования. Истина, как существо живое по преимуществу, -

таково понятие о ней у русского народа... Именно такое понимание истины и образует своеобразную и самобытную характеристику русской

философии".

Аксиологический аспект истины состоит в нравственно-этической, эстетической и праксеологической ее наполненности, в тесной связи с

смыслом жизни, с ее ценностью для всей, в том числе практической деятельности человека. Наличие такого момента в истине мы уже видели из

приведенного выше факта, касающегося биографии физика Х.А. Лоренца. Само понятие "истина" в русском языке неотрывно от понятия

"правда". Вл. Даль в "Толковом словаре живого великорусского языка" замечает: правда - это истина на деле, истина во благе, честность,

неподкупность, справедливость; поступать по правде значит поступать по истине, по справедливости; правдивость, как качество человека или

как принадлежность понятия, рассказа, описания; полное согласие слова и дела, истина. Истина-противоположность лжи; все, что верно,

подлинно, точно, справедливо, что есть; все, что есть, то истина. Ныне слову этому отвечает и правда, хотя вернее будет понимать под словом

"правда" правдивость, справедливость, правосудие, правоту. Истина относится [более] куму и разуму, а добро или благо к любви, нраву и воле.

Известный ученый А-Д. Александров пишет, что само понятие "правда" охватывает и объективную истину, и моральную правоту.

"Стремление найти истину, распространить и утвердить ее среди людей оказывается существенным элементом моральной позиции по отноше-

нию к людям... Знание истины обогащает человека, позволяет ему лучше ориентироваться в действительности. Поэтому ложь не просто

противна истине. Тот, кто лжет, как бы обкрадывает человека, мешает ему понимать происходящее и находить верные пути, стесняет его

свободу, налагает на него оковы искаженного взгляда на действительность. Искажение и сокрытие истины всегда служило угнетению.

Неуважение к истине, безразличие к ней выражает неуважение, безразличие к людям; надо совершенно презирать людей, чтобы с апломбом

вещать им, не заботясь об истине".

Праксеологический аспект истины демонстрирует включенность в истину момента ее связи с практикой. Сам по себе этот момент как

ценность, или полезность истины для практики входит в аксиологиче-ский ее аспект, однако, есть смысл в том, чтобы выделять его в качестве

относительно самостоятельного.

Философ М. М. Рубинштейн обращал внимание на освободительный характер истины: каждая познанная истина, подчеркивал он, означает

новый раскрытый простор для действия; предвидя будущее и объединяя его со своими принципами, человек не только ждет будущего, но он

способен и творить его; истина - жизнесозидательна, ложь жизнеразрушительна.

Нацеленность истины на практику, праксеологический аспект истины специально рассматривается в ряде работ по теории познания.

Наиболее содержательной в этом плане является книга Б. И. Липского "Практическая природа истины". Он указывает на то, что истина есть

характеристика определенного отношения между идеей и предметом и поэтому должна включать в себя как объективное знание о свойствах

предмета, так и субъективное понимание возможностей его практического употребления. Человек, располагающий истиной, пишет он, должен

иметь четкое представление не только о свойствах данного предмета, но и возможностях его практического использования. Практика

удостоверяет истину лишь для того, чтобы эта удостоверенная истина могла служить дальнейшему развитию практики. Отсюда - определение

понятия истины: истина есть "содержание человеческого сознания, соответствующее объективной реальности и выступающее теоретической

основой ее преобразования для достижения субъективной цели".

Наличие праксеологического аспекта в содержании понятия "истина" дает основание, как видим, для своеобразного определения этого

понятия. Так понимать истину, конечно, можно, как возможны и некоторые другие ее определения. Однако, нужно видеть и узость этого

определения, которая состоит и в неопределенности вводимого термина "теоретическая основа" и в игнорировании целого пласта знания,

находящегося вне практики. В последнем случае имеются в виду многие области знания, как например, в описательной биологии, которые лишь

отражают объекты в простом наблюдении (вне практики) и непосредственно не нацелены на обеспечение новых циклов практики.

Итак, мы рассмотрели три аспекта истины. Среди них ведущим, основным является бытийственный аспект. Хотя определений понятий

"истина" имеется множество (и они имеют право на существование), все же исходным является то, которое непосредственно касается его

бытийственной сути; оно приведено в начале данного раздела. Его модификацией является следующее: истина есть соответствие субъектных

представлений объекту (реальности).. Поскольку представления субъекта как индивида могут носить конкретно-чувственный или мысленно-

абстрактный характер, постольку можно дать такое определение: истина есть соответствие конкретно-чувственных и понятийных

представлений объекту.

Такое определение понятия "истина" предполагает, между прочим, вполне однозначный и положительный ответ на вопрос, а относится ли

"истина" также к чувственному познанию действительности?

Нередко встречается мнение, будто истина соотносима только с понятиями и с понятийным мышлением. Не соглашаясь с этой точкой

зрения, М. Н. Руткевич справедливо замечает, что истина как соответствие объекту есть общая характеристика любого гносеологического

образа. "Истина" относится и к чувственному познанию. Но поскольку противоположность объективного и субъективного, соответствующего

объекту и не соответствующего ему, развертывается в мышлении в противоположность истины и заблуждения, постольку "заблуждение" (в

отличие от "ложного") обычно употребляется применительно к мысли. Действительно, чтобы "заблуждаться", надо "искать", чтобы искать, надо

иметь известную свободу выбора, а она появляется вместе с относительной самостоятельностью мышления. В ощущениях и восприятиях

свободы выбора нет, поскольку они есть результат непосредственного взаимодействия органов чувств с вещами.

Положение о применимости понятия истинности к ощущениям отстаивают А. И. Уемов, П. С. Заботин и некоторые другие. А. И. Уемов

пишет: "Если мы не считаем ощущения единственной реальностью и полагаем, что вне нас существует материальный мир, который так или

иначе отображается в ощущениях, то вопрос об истинности или ложности чувственных данных является вполне законным. Если эти чувственные

данные соответствуют отображаемой ими действительности, то они истинны, если искажают ее, то - ложны"

Поддерживая эту точку зрения, можно выдвинуть еще и такое соображение. В агностицизме, в некоторых его разновидностях основное

внимание уделяется проблеме отношения ощущения к объекту. Сенситивная сторона субъектно-объектного взаимодействия чрезмерно

субъективизируется вплоть до вывода о несоответствии ощущений свойствам объекта. Результатом такого хода мысли становится отгора-

живание субъектного мира от сущности материальных систем, воздействующих на субъект.

В этом плане изучение того, в каком отношении находятся ощущения к внешнему материальному миру, имеет не только частнонаучнос, но и

гносеологическое значение. Встает проблема первичных и вторичных качеств, своеобразия и познавательной роли "вторичных" (диспо-

зиционных) качеств. Различие между ними как раз и фиксируется в понятиях теории истины ("истинное", "изоморфное", "гомоморфное",

"правильное", "совпадение", "соответствие" и т.п.).

Можно, конечно, применять к ощущениям понятие "правильное" ("неправильное"), особенно если речь идет об ощущениях животных. Но

применение понятия "объективная истина" к человеческим ощущениям лишь подчеркивает человеческое существо отражательного процесса на

уровне органов чувств, его предметно-деятельностную, социальную, конкретно-историческую природу.

Интересные перспективы обещает исследование более широкого феномена "невербальной истины". Так, В. И. Свинцов замечает: "Конечно,

можно легко отгородиться от рассматриваемой проблематики декларацией тезиса, что суждение есть единственный минимальный носитель

истины и лжи. Однако такой "стерильный" подход к истине, вероятно, оправдан лишь для формальной логики с ее специфическими задачами и

методами... С общегносеологической точки зрения более привлекательным представляется широкий взгляд на эту проблему, допускающий

многообразие форм адекватного (неадекватного) отражения действительности, включая и такие способы выражения и передачи истины и лжи,

которые не обязательно связаны с вербальным поведением субъекта"