Глава 6, часть 2. Половина шанса

 

Это продолжалось какое-то время, и уже начинало меня тяготить. Я работал кобылу примерно три недели в открытой бочке и, в общем, все было весьма неплохо. Меня расстраивала одна ее "особенность", которая никак не хотела исправляться. Каждый раз, когда мы ездили в бочке, двигаясь вдоль ограды, она внезапно, без особой причины, начинала тянуть по направлению от ограды к центру.

Нет, тянула она не сильно. Это не было каким-то большим сопротивлением. Это больше напоминало просьбу. Мы работали так спокойно, как это вообще возможно, но она внезапно начинала клониться вовнутрь, сначала внутренним плечом, а потом и поворотом шеи. Каждый раз я ласково поворачивал ее нос к стенке, но этот прием не срабатывал. После носа я начинал прижимать ее к ограде внутренней ногой. Она вставала на стенку, но не на долго. Обычно менее чем через половину круга она снова тянула меня внутрь, и процесс повторялся снова.

Как я уже сказал, за три недели не наблюдалось никакого улучшения. Она просилась уйти со стенки ровно так же, как и в самом начале. Я уже исключил возможность проблем с физиологией, проблем с зубами, плохо подогнанную сбрую - все это было в полном порядке. Я старательно контролировал свой баланс, чтобы быть уверенным, что это не моя манера сидеть в седле, вызывает ее желание отойти от ограды. Но это тоже не было корнем проблемы. Через несколько недель тщательного анализа, я пришел к выводу, что она хочет увести меня со стенки просто в том, что у нее такой взгляд на жизнь. Ей просто не хотелось быть на стенке.

Мы были в тупике. Для того, чтобы считать работу законченной, мне надо было, чтобы она спокойно ходила вдоль ограды, но ей там быть совсем не хотелось. Что я мог поделать в такой ситуации? Конечно, я мог ее заставить. Но если бы я так сделал, где бы было тогда доверие? Я хотел, чтобы оставаться на стенке было ее собственным решением и мне не хотелось заставлять ее принимать это решение, не оставив ей другого выбора. Тем не менее, хотелось сделать все с наименьшим количеством стресса для нее, да и для меня тоже.

Я сильно подумал и выдвинул идею, которая могла бы помочь мне использовать желание лошади уйти со стенки мне на пользу. Идея была довольно легко выполнимой и при этом весьма разумной. Лошадь должна была задуматься и сама захотеть остаться на стенке. Эта идея не вполне соответствовала идее остального тренинга, но давала лошади возможность самой сделать правильные выводы.

Я решил начать с пятнадцати минут в один из наших сеансов. Мы ходили, рысили и прошли уже несколько кругов вокруг бочки, когда кобыла начала поворачивать в сторону центра. Как обычно, я мягко попросил ее вернуться на стенку, повернув ей нос наружу. Она подналегла на трензель и потянула внутрь сильнее. Обычно я приложил бы еще немного внешней ноги, чтобы сместить ее обратно на стенку, но в этот раз я не стал это делать.

Вместо этого я позволил ей сделать что она, должно быть, хотела. Я смягчил внешний повод, и она повернула голову, а затем и все остальное тело внутрь. Как только ее голова начала поворачиваться, однако, я начал отбирать провисание внутреннего повода. (Прим. переводчика: В ковбойской езде повод провисает почти все время). Я повернул ее голову внутрь, и поднял ее в рысь. Мы порысили несколько кругов, пока не получилось так, что мы снова вернулись на стенку примерно в то же самое место, откуда начали. Я выпрямил ей голову, привел ее обратно в шаг и снова попросил ее шагать вдоль ограды.

Вся эта операция заняла всего несколько секунд. Довольно короткий промежуток времени, за которые оба мы достигли того, чего желали. Кобыла, как и хотела, пошла внутрь круга, а я, как хотел, вернул ее обратно на стенку. Полагаю, мы оба были удивлены, как все легко и просто произошло.

Мы прошли не больше одного круга, когда она снова попросила уйти от стены. Я, как обычно, попросил ее остаться, слегка поправив ей нос наружу, и она снова завалила плечо внутрь. Так что мы снова повторили все сначала. Я отпустил внешний повод, она повернула внутрь, я поправил ее нос внутрь и попросил рысь. Мы снова пошли по вольту, и снова вернулись на стенку. Все это заняло порядка пяти секунд. Я перевел ее в шаг, убрал постановление и мы пошли по стенке.

Я думаю, мы оба снова были внезапно удивлены, как легко все прошло. Ни ссор, ни споров, никакой суматохи. И, что еще важнее, никакой битвы. Мы вновь продолжили шаг вдоль ограды, на этот раз прошли целый круг до момента, когда она спросила, нельзя ли ей пойти внутрь. Я поправил ее нос вовне. Она потянула, мы снова прошли через этот процесс и снова оказались на стенке безо всякой борьбы. До следующего раза мы сделали уже почти полтора круга. Но на этот раз все закончилось на том, что я немного повернул ее нос вовне. Она осталась на стенке без какого-нибудь сопротивления. В этот день то был последний раз, когда она попросилась отойти от стенки.

Мы работали так еще два или три дня. Были разы, когда она просила пойти внутрь. Каждый раз я просил ее остаться на кругу, поворачивая нос наружу, и почти всегда она соглашалась на мою просьбу. Пару раз, когда она настаивала на том, чтобы увезти меня внутрь особенно твердо, я позволял ей, но, как Вы уже догадались, мы очень скоро опять были на стенке.

Одна вещь осталась неизменной за всю мою жизнь с лошадьми. Меня этому научил Старик. Если начинаешь драку с лошадью, лошадь практически наверняка начнет драться в ответ. Драка с лошадью всегда приносит как минимум, две проблемы. Первая это то, что для лошади остается совершенно непонятно, что мы от нее хотим добиться этой войной. Вторая, как мне кажется, состоит в том, что каждая драка подрывает накопленное кропотливой работой доверие лошади ко мне. А доверие это такая вещь, которая не приходит в один момент. Его снова приходится собирать по крупицам.

Во всей этой истории я нахожу наиболее интересным то, что за все это время, пока мы работали над этим вопросом, она никогда не сопротивлялась, не воевала со мной и всегда была интеллигентна. Более того, она оставалась спокойной и податливой. Даже когда я просил ее подняться в рысь и через круг вернуться на стенку, она обычно делала это без напряжения. У меня есть пара теорий о том, почему она вела себя так пассивно, хотя я не поручусь за их истинность.

Работая с этой кобылой, я просто позволил ей действовать, как она хочет. Она хотела уйти со стенки. Но тогда и у меня появлялась просьба. Я просил ее вернуться на стенку так быстро, как возможно. Мне кажется, у нее просто не было причин спорить со мной именно из-за того, что я давал ей изначально сделать то, что она хотела. Даже при том, что это продолжалось всего пару секунд, повод для сопротивления исчезал сам собой. Изначально, когда она просила сойти с круга, я говорил ей: "Почему нет? Давай!". Это с самого начала охлаждало ситуацию. Из-за того, что я хотел найти с ней компромисс, я думаю, ей было легче сделать то, что от нее требовалось в длительной перспективе. Работа в таком ключе заняла всего полтора часа в течение трех дней. После этого кобыла больше не просилась уйти со стенки.

Я всего лишь хотел показать кобыле, что не заинтересован требовать от нее видеть во мне доминантного члена нашего партнерства. Что я хочу слушать, что она мне может предложить. Я как бы говорил ей: "Да. Мы можем делать, что ты просишь, но это создает нам с тобой очень много проблем". Каждый раз, когда она тянула нас со стенки, мы должны были выполнять все эти дополнительные действия и в конечном итоге все равно возвращались на стенку. Работая таким образом, я дал ей понять, что если она оставит решение за мной, я оставлю нас на стенке и таким образом мы избежим дополнительной работы. И она в конец концов согласилась: "Может, так и правда будет лучше"

Когда я рассказываю разным людям про эту идею – давать лошади возможность высказаться во время тренировки, я обычно вижу одну и ту же реакцию. Сначала на меня устремляются выпученные глаза, а затем идет стройный хор, как один голос: "Так нельзя делать ни в коем случае!"

Эти ребята заморочены старой идеей, что если давть лошади палец, она отхватит руку. Все они говорят, что давать лошади делать по-своему, это кратчайший путь избаловать ее и сделать неуважающей. А когда это случится, у вас на руках будет клубок совсем других проблем.

Но это неверное толкование моих мыслей. Я не предлагаю давать лошади возможность дурить, как ей заблагорассудиться. Вовсе нет. Все, что я пытаюсь донести, что иногда складывается такое положение вещей, что для нашего же собственного блага (и для блага лошади) дать ей возможность высказаться и самой разобраться в требованиях, если нет веской причины не позволять ей этого.

Видите ли, иной раз мы застреваем в необходимости выполнить какое-то задание с лошадью. Настолько, что лошадь просто теряется за всей этой суматохой. У лошадей при таком раскладе наблюдаются проблемы с пониманием что происходит или что от них просят. Они становятся расстроенными и раздраженными. В таком состоянии лошадь может стать трусливой или перейти в режим защиты. Люди часто воспринимают такое поведение, как недостаток старания. Это, естественно, вызывает определенную реакцию с нашей стороны. Чаще всего это такие "осмысленные" вещи, как: "Я сказал, ты сделаешь. И сделаешь это прямо сейчас". Получается замкнутый круг, основанный на силовом воздействии на лошадь. Думаю, никто из нас не хочет в него попасть. Такая конфронтация вызывает необходимость усиливать силовое воздействие, что так или иначе подрывает лошадиное доверие к всаднику, и их отношения рушатся.

Опять же. Я не призываю убрать из работы с лошадью текущую задачу. Я не говорю, что не надо иметь цели работы с лошадьми. Совершенно напротив. Я думаю, что эти вещи очень важны в развитии хороших, крепких взаимоотношений между лошадью и всадником. Но я думаю, что нельзя позволить задаче или цели стать всепоглощающей. Просто если дела не клеются, посмотрите, может, сейчас как раз самое время выслушать, что пытается сказать лошадь. Возможно, у нее есть ответ на наши вопросы. Если мы дадим ей половину шанса, может, она сможет нам про них рассказать.

Я повидал множество лошадей, которые уже не пытаются ничего сказать. Просто в свое время люди не слушали их, а лошади в них тогда больше всего в них нуждались.

Глава 6, часть 3.

 

За несколько лет до описываемых событий я пришел работать на ранчо, которое занималось конными прогулками. Я должен был развивать эту программу и приглядывать за лошадьми. Ранчо было в относительном упадке и перед началом сезона нам с моими подчиненными пришлось хорошенько потрудиться, чтобы навести порядок.

Тем не менее, все привести в идеальное состояние не получилось. На этом ранчо было несколько лошадей, которые не могли ходить в походы. Они были очень боязливые. Они боялись едва ли не всего и всех. Даже не верилось, что со временем они могли исправиться. Первого звали Бад. Он был мерином. А второй была кобыла по имени Мисси. Оба они были очень добрыми лошадьми, и все мы чувствовали, что время потраченное на них, не пропадет попусту. До нас их работали весьма грубо, и оба они не имели к людям ни доверия, ни желания сотрудничать.

Было трудно добиться от кого-нибудь полной истории того, как с этими лошадьми обращались и почему они так сильно не доверяют людям. Но время шло и через несколько месяцев кусочки пазла встали на места. Бада взяли в работу, когда он был двухлеткой. Его использовали, как ведущую лошадь в течение трех последующих лет. Он был очень быстр, и ему нравилось бегать. С момента, как кто-то взбирался ему на спину и до момента, пока этот кто-то не слезал, Бад передвигался исключительно "бегом". Так что сажали на него только «продвинутых» всадников. В результате такой работы у него не сложилось ни малейшего понятия, как ходить под седлом шагом. Когда кто-то садился в седло, он тут же начинал пританцовывать, и когда его просили пойти вперед, он сразу поднимался в галоп.

Перед тем, как я влился в команду, менеджер решил, что Баду надо научиться все-таки ходить пешком и к нему стали применяться разные приспособления в большом количестве, чтобы заставить его снизить скорость. Для начала на него надели капсюль. Потом добавили двадцатисантиметровый рычаг, усиленный цепочкой. Из того, что я понял, это оборудование действительно немного его притормозило, но не так, как это ожидалось. Даже когда он двигался со скоростью, с которой другие лошади ходят шагом, он передвигался галопом. Его голова была прикручена к его груди, через пять минут шея покрывалась пеной, и он начинал сопеть, как маневровый паровоз. Воздух с шумом врывался в легкие на каждом шагу. Любой всадник на нем тут же хватался за поводья и давление на трензель не уменьшалось никогда. Но все равно это не уменьшало его скорости.

Попытки научить Бада уступать давлению трензеля работали не особенно хорошо. Это было очевидно. Надо было искать путь, отличный от того, чтобы постоянно висеть на его рту. С таким намерением мы вывели его на плац, сняли с него развязки и пелям и одели на него обычный, с усиками, трензель.

Пока мы с ним шли до плаца, он вел себя, как истинный джентльмен. На самом деле, он был исключительно приятен при работе с земли. Не было ни малейшего намека на то, под всадником у него начинаются проблемы. Но все это спокойствие мгновенно улетучилось, стоило мне подтянуть подпругу и поставить ногу в стремя. Его энергия тут же увеличилась, он начал тяжело дышать и согнулся в затылке так, что чуть не доставал до груди. Я попробовал успокоить его мягкими похлопываниями по шее, но это ни капли не помогло. Чувствуя, что если я и могу ему помочь, то это возможно только из-под верха, я мягко встал на стремя и плавно опустился в седло.

В тот момент я почувствовал себя, как если бы я сидел на носовом обтекателе ракетного ускорителя, на момент выхода на максимальную тягу. Количество энергии, которое он тратил, еще не двинувшись с места, совершенно не поддавалось описанию, а когда я попросил его двинуться вперед, он просто попер, что только не через стену. Он стартанул без прогазовки и покрыл периметр манежа за одно мгновение. Зная, что натяжение повода не помогает, я быстро перешел к запасному плану - остановке одним поводом. Я «выбрал» провисание моего внутреннего повода и попросил его сдвинуть нос. Он проделал это без вопросов. Была только одна проблема - никто не сказал мне, что он может делать вольты почти нулевого радиуса на полном ходу и ни на мгновение не сбиться с ритма. Мы мчались, пролетая от угла до угла за пару секунд. Каждый оборот вокруг манежа был добрых сто метров, но даже на восьмидесятом круге он все еще не уменьшил аллюра.

Надо было приступать к запасному плану номер два. Жаль только, у меня его не было. Было ясно, что надо как-то снизить скорость, но как? Как мне донести до него мысль, что мне не надо, чтобы он носился по манежу с бешеной скоростью? Я подумал, что будет лучше всего позволить ему самому сказать мне, как это сделать. Возможно, лучшим способом его остановить, было позволить ему сделать это самостоятельно. В конце концов, все, что я мог сделать верхом, для него не означало остановку. Так что я решил – пусть сообразит сам. Так сказать, дотумкает мозговюлечками. Так что я просто расслабился и стал ждать, когда он набегается достаточно, чтобы иметь возможность слушать, что я ему могу сказать из седла.

В общем, я его отпустил. Он нарезал круг за кругом, носясь с максимальной скоростью, с какой только могли нести его копыта. Когда я почуял, что он замедлился достаточно, чтобы можно было безопасно повернуть, я развернул его в обратную сторону, и мы продолжили полет. Всю дорогу я специально обращал внимание, что мои ноги даже слегка не касаются его боков, чтобы он не мог подумать, что я его высылаю.

Минут через двадцать безумного полета у коня потихоньку начал заканчиваться порох в пороховницах. В тот момент я попробовал попросить его немного замедлиться, приложив легкое давление на трензель. Он этого и не заметил. Я попросил его ответить на легкое давление четыре или пять раз, но он так и не ответил. Я начал просить его сильнее. Пока мы носились вдоль ограды, я попросил его сделать несколько восьмерок и серпантинов. Поначалу он не сильно замедлялся, но, тем не менее, элементы сделал с максимально возможным сбором. Минут через десять этих переменок, его энергичность сильно поубавилась, и я еще раз попросил его перестать галопировать, смягчив посадку и немного потрогав его поводом. На этот раз, к моему удивлению, он замедлился с кентерчика на рысь. Я снова чуть-чуть потрогал его за повод, и он перешел с рыси на шаг, а потом и совсем остановился.

Он был весь насквозь вспотевший и тяжело дышал, но стоял. Я просидел не шелохнувшись минут пять, так как не хотел, чтобы он ошибочно принял какие-либо мои движения за просьбу опять начать движение. По прошествии этого времени я нагнулся и потрепал его по шее. Он в первый раз опустил голову вниз и начал облизнул свои губы.

Несколько последующих недель я работал с Бадом практически аналогично... Сначала я позволял ему отработать себя, как ему самому хотелось, и только после этого чего-нибудь просил. Когда он завершал свою программу, он делал и то, о чем просил его я.

Я бы хотел рассказать, что он всего за несколько недель совершенно исправился, но, к сожалению, это было не так. Прошло почти два месяца, пока он понял, что просто ходить под всадником это нормально. Еще пару недель потребовалось, чтобы объяснить, как останавливаться от тонких сигналов и еще два месяца, чтобы научить его рысить и галопить без перехода на сверхзвук. Но факт есть факт. Когда это все было проделано, он стал исключительно спокойным и настроенным на взаимодействие конем. Два сезона после того, как мы начали работать с Бадом, он не только безопасно возил прокат, но и нормально работал, обучая новичков в манеже. Он был одним из лучших учебных коней.

У Мисси была другая история. Она была пенсионеркой в возрасте примерно двадцати пяти лет. Она была одной из самых приятных кобыл, которых я встречал. Так что было особенно неприятно видеть ее испуганной, что с ней частенько происходило. Она очень нервничала в присутствии людей (за исключением детей). Ее было трудно поймать, тяжело вести. Если ее привязывали, она сражалась, как будто от этого зависела ее жизнь. Я так понимаю, это была ее основная проблема.

Эта история началась с того, как однажды, много лет назад, Мисси была привязана к коновязи. Пара лошадей, что были привязаны рядом, начали драку и так ее напугали, что она рванула назад в попытке убежать. Веревка, которой она была привязана, была не особенно крепкой и порвалась. Мисси была избавлена от проблемы. Наверняка, она до этого никогда не пыталась осаживать на привязи. Я более чем уверен, что если бы в тот момент ее оставили в покое, она никогда бы больше и не стала так делать. Но, к несчастью, один из конюхов решил "научить ее сдавать давлению", чтобы она никогда больше не рвала веревок.

Он взял старушку, привязал ее к коновязи и начал шлепать концом чембура по лицу. Через непродолжительное время она решила, что свалить от этого умника будет хорошей идеей. Когда она потянула, веревка не порвалась. Недоуздок тоже справился с нагрузкой. Это хорошая новость. Плохая новость, что не выдержала коновязь. Мисси снова освободилась.

Конюх привязал Мисси к другой коновязи и продолжил бить ее чембуром. Мисси потянула изо всех сил, и на этот раз недоуздок не выдержал. Ее снова поймали, одели в два недоуздка и снова привязали. На этот раз лопнул чембур.

За три с небольшим месяца конюх прекрасно научил ее тянуть, будучи привязанной. Тянула она так, что что-то из ее привязи обязательно рвалось или ломалось. После этого все пошло еще хуже. Люди перестали бить ее по лицу, но начали бить по заду, но отучить ее этим тянуть не смогли. Она так же продолжала ломать все, к чему (или чем) ее привязывали.

Начкон вмуровал в землю двадцатисантиметровый столб и привязал ее к нему. Постояв возле этого столба разок, она больше не соглашалась к нему подходить на достаточное для привязывания расстояние. Тогда они привязали ее к столбу, что был частью грузовых ворот. Она снова вырвалась, после чего обходила за версту и этот столб. Они стали брать толстые веревки, перевязывать лошадь поперек туловища и пропускать их через недоуздок. Они били ее вилами и цепями по заду, а в конце концов стреляли ее из пневматики каждый раз, когда она тянула... Год за годом появлялся кто-нибудь с новыми идеями, как отучить ее тянуть. Но... Прошли одиннадцать долгих лет, и ни одна придумка так и не сработала.

К моменту, когда я встретил Мисси, она уже многого натерпелась от людей. Год назад ее практически отправили к мяснику. Ее спасло только то, что она была очень обходительна с детьми. Даже при всем том, что она получила от взрослых, она, тем не менее, была очень и очень нежна с детьми, что приходили на занятия. Она обучила езде больше детей, чем остальные пятеро коней на ранчо вместе взятые. Я думаю, если бы не это обстоятельство, она давно бы стала колбасой.

Очевидно, что моя репутация берейтора, восстанавливающего проблемных лошадей, шла впереди меня, потому что как только я появился на ранчо, самым задаваемым мне вопросом стало "как Вы планируете сделать, чтобы Мисси не тянула назад?". Сказать по правде - я не имел ни малейшего представления. Одно я знал наверняка. Дни, когда она получала побои за то, что не стояла привязанной, закончились.

Самым первым делом на ранчо я запланировал узнать поближе всех лошадей, и в особенности, я хотел узнать поближе Мисси. Она была одна из милейших кобыл, с которыми меня сводила судьба. Это стало очевидно с первых секунд знакомства. Вот только доверие к людям, особенно тем, что побольше, было практически на нуле. Во что бы то ни стало, надо было вернуть ее доверие. Для того, чтобы начать добиваться этой цели, я позволил ей рассказать, что ей будет приятно и что ей не по нутру.

Она сходу заявила, что есть несколько вещей, с которыми она ни за что не будет мириться. Во-первых, ее нельзя привязывать в конюшне. Она вообще не любила быть привязанной. Ни в конюшне, ни к коновязи, ни вообще где бы то ни было. "Если вы меня привязали, я буду тянуть. Точка". Еще она не любила, чтобы ее чересчур быстро заседлывали. Это заставляло ее нервничать. Не нравилось ей, когда ее тянули за чембур, заставляя ускорить шаг. Она так же сильно переживала, если ее заставляли идти через те самые грузовые ворота. Она не любила стоять возле некоторых лошадей. Они ее раздражали. Она не любила, когда люди быстро подходят сзади. Или спереди. Это тоже заставляло ее нервничать. Ей очень не нравилось, если веревка или повод обвязывался вокруг ее лица, плечей, спины или крупа - по очевидным причинам. Как то так. Такими были «правила Мисси для работы с земли».

Вопрос «Как сделать, чтобы она не тянула, будучи привязанной?» повис в воздухе. Я посвятил обдумыванию этого вопроса значительное время и, после нескольких недель раздумий, пришел к решению... Мы просто не будем ее привязывать. И не только привязывать, мы вообще не будем делать ничего из того, что ей не по душе.

 

Можете себе представить, насколько обескураживающим был такой подход для людей, думавших, что я явлюсь с какой-то супер методой для обучения лошади тому, как не тянуть. Я думаю, большинство решило, что я просто не хотел связываться с проблемой и просто стал избегать ее. На самом деле я решил, что это один из тех случаев, когда лучший способ решить проблему - делать вид, что ее не существует. Как бы то ни было, это то, что мы тогда сделали.

С того дня мы стали седлать Мисси настолько медленно, насколько было для нее комфортно. Мы отдельно удостоверились, что никто не станет тянуть за веревку, когда ведет ее. Если нам надо было поставить ее на коновязь, мы бросали веревку поверх бревна, но никогда ее не завязывали. Мы предупредили всех не ставить Мисси возле лошадей, которые заставляли ее нервничать. Сказали никому не бегать ни спереди, ни сзади от этой кобылы и чтобы никто не обматывал веревку вокруг нее, если этого можно было хоть как то избежать. В этом месте попрошу понять меня правильно. Мы не старались ходить вокруг лошади "на цыпочках". Мы продолжали делать свое дело так, как если бы это была бы любая другая лошадь. Просто, когда мы имели дело именно с ней, мы старались не делать вещей, которые могли привести к проблемам без нужды.

Работая с ней таким образом, я надеялся, что она поймет, что мы заслуживаем ее доверия. Даже если она не смогла бы окончательно нам довериться, была надежда, что ей станет комфортнее в нашем обществе. Но даже при всем при этом, я могу вам сказать, что прошло достаточно много времени, перед тем, как Мисси начала меняться. Прошли месяцы, прежде чем мы начали видеть в ней перемены. Медленно, но верно эти перемены надвигались. По прошествии времени вещи, что были для нее источником ужасного стресса перестали значить так много, как раньше. Люди, пробегавшие впереди или позади перестали вызывать панические приступы, как это бывало раньше. Натяжение чембура больше не заставляло ее сразу же осаживать. Она могла стоять в ожидании седловки не смотря на то, как проворно вокруг нее ходил человек. И, что я считаю еще более важным, она смогла стоять привязанной к коновязи.

Последний факт мы выяснили вообще случайно. Дело в том, что на лето мы обычно нанимали студентов, и перед началом учебного года оказывались в стесненном положении, потому что все наши помощники возвращались в университеты. В этот раз взамен студентов мы наняли девушку. Она на тот момент еще не изучила всех наших лошадей и не знала прошлых проблем Мисси. Так что после того, как Мисси вернулась из конной прогулки, новый коновод просто привязала ее, как и остальных лошадей. До момента, когда это кто-то заметил, Мисси стояла уже час и ни разу не попробовала дернуться назад. Раньше максимальное время, которое она могла простоять привязанной, до момента, когда она начинала тянуть, не превышало полутора минут. Можете себе представить, какое это было достижение. Все это время мы избегали привязывать ее, даже после того, как она привыкла к порядку действий и стала нам показывать, что для нее это больше не проблема. С этого дня у Мисси больше не было проблем с привязью.

Похоже, иногда мы так запутываемся в попытках найти методы обучения лошадей чему-либо или же в поиске "техник", могущие помочь нам решить проблемы лошадей, что забываем принять самый важный фактор в этом уравнении - саму лошадь.

Мне кажется, если мы дадим нашим лошадям хотя бы половину шанса рассказать нам, что происходит у них в головах... Если мы сможем это искренне выслушать... Мы сможем открыть дверь совершенно новой форме общения с ними. Такой, какой, возможно, раньше и не было. Делая так, мы даем себе возможность получить ВСЕ возможности... Даже те, которые, может быть, предложат сами лошади. Это позволит принять по-настоящему взвешенное решение о направлении, в котором надо двигаться. Это уменьшит количество ошибок, которые мы совершим на этом длительном пути.

Я сейчас говорю про доверие. Доверие к лошади, что она поступит правильно с нами и уверенность самим делать правильные вещи с лошадьми. Конечно же, прежде, чем лошади смогут действительно доверять нам, нам придется им доказать, что мы можем быть честны в своих решениях. А что может быть лучше для развития этой честности, чем позволить лошади время от времени говорить то, что они хотят сказать? Не обязательно всегда носиться с этой идеей, знаете ли. Но и лошадь может быть иногда права.

Возможно, лучший способ стать лидером, которому доверяют, это сначала показать, что мы не боимся быть иногда и ведомыми. Это не вредно - позволять время от времени показывать нам, где мы не правы, или же давать им принимать решение. Если это хорошее решение, мы можем его принять. Если это плохое решение, мы могли бы показать, ПОЧЕМУ это было плохое решение и что МЫ можем помочь им избавиться от последствий. Поступая так, мы не только избегаем потенциального конфликта, но так же показываем лошадям, что можно рассчитывать на нашу честность практически в каждой ситуации.

Возможно, что лошади, для того, чтобы видеть в нас лидеров, как раз не хватает только этого шанса. Особенно в те моменты, когда это особенно важно. В конце концов, может это как раз и есть то, что отличает настоящих лидеров.

 

Глава 7 часть 1. Заработает!

 

Интересные вещи проносятся в голове у человека, когда он закрывает одну страницу своей жизни и готов перейти к следующей. Так я думал, когда смотрел на кучу вещей, сидя на полу стодесятилетней конюшни, которая была и моим офисом, и вторым домом. Весь последний час я занимался тем, что ходил по конюшне, собирая все, что принадлежало мне. Одну за другой я забирал вещи с мест, которые те занимали много лет и складывал рядом с дверью, откуда я их вскорости перегрузил в свой пикап.

В этой куче были инструменты того ремесла, которым я занимался: седла и вальтрапы, недоуздки, корды, оголовья, кожаные поводья, пара наборов вожжей, тряпки и наклейки, чапсы, перчатки, шорные и ковочные инструменты, лассо и хлопчатобумажные веревки разных длин и размеров. Когда я положил последний чомбур на одно из своих седел, я сделал шаг назад и уставился на кучу, качая головой от того, как повернулись события.

Более восьми лет я трудился на этом приютившем меня ранчо то на одной должности, то на другой. Начал я с чего-то вроде консультанта по безопасности труда, затем перешел на должность постоянного тренера. Через год я повысился до звания руководителя и, еще через год, перевез и семью в дом на ранчо. Мы прожили на ранчо чуть больше четырех лет, но неожиданно наше пребывание тут подошло к концу. На следующий день, после окончания летнего сезона меня позвали на встречу с новыми владельцами и по-быстрому уволили. Новые хозяева, набожные христиане, сказали мне, что по их ощущениям я недостаточно посещал христианские мероприятия, которые они устраивали для работников ранчо в течение лета. Даже не смотря на то,что я обеспечивал им то, что называется «высшего уровня первоклассную конную программу», я больше не мог быть частью «семьи» ранчо. Нам дали шестьдесят дней, чтобы освободить территорию.

Пока я ходил по конюшне, еще один последний раз проверяя, все ли я забрал, моя память увела меня в мои самые первые дни на этом месте. Тогда владелец нанял меня, чтобы привести лошадей на ранчо и саму программу в нормальный вид. На ранчо произошло некоторое количество несчастных случаев, связанных с лошадьми и он хотел сделать программу более безопасной, улучшив при этом общее качество услуг, который он предлагал своим гостям. Владелец знал, что я до этого занимался еще парой программ с лошадьми на других ранчо и что лошади в этих местах стали лучше слушаться гостей и что безопасность улучилась до такой степени, что обходилось совсем без несчастных случаев. Это была такая программа, которую он хотел видеть, и он надеялся, что я мог бы помочь ему создать такую.

Мой опыт общения со Стариком очень сильно помог в те дни. Он научил меня обходиться с лошадьми легко. Как правило, в таких местах придерживаются политики "поседлал и поехал" и очень мало уделяют внимания самим лошадям, их содержанию и даже управлению. Часто лошади громче всего протестуют именно против таких порядков. Тогда их становится трудно поймать, они убегают, сбрасывают людей, размазывают всадников о деревья, то и дело пугаются, или просто все воспринимают "в штыки". Я же всегда чувствовал, что самый лучший способ избежать этого, в том, чтобы обращаться с лошадьми спокойно, но настойчиво. С доверием, достоинством и уважением, как обращался Старик со своими лошадьми. Если мы сможем так делать, то все изменится в лучшую сторону, даже при неважно организованной работе.

Прежде всего, мне нужно было найти таких людей, которые помогали бы вести дела нужным образом. Это должны быть люди, у которых есть опыт работы с лошадьми и конечно должно было быть правильное отношение к лошадям. Нам были нужны люди, которые давали бы лошади возможность задумываться, и которые размышляли бы над проблемой вместе с лошдью. Мы хотели найти людей, которые, с одной стороны, могли бы думать самостоятельно, а с другой стороны у них были мягкие руки и добрые сердца. Короче говоря, это должны были быть такие люди, которые всегда в первую очередь думали бы о лошади. Некоторые из них год за годом возвращались работать на ранчо, а теперь работают с лошадьми самостоятельно.

Когда мы наняли тех, кого было нужно, пришло время привести в нормальный вид и само место. Мы построили новый амуничник и офис, новый денник для жеребящихся кобыл, новый четырехуровневый деревянный забор вокруг всего ранчо, дополнительные загоны, две новых «бочки», и огромный манеж для езды верхом. Новые привязи мы установили под тенью высоких елей, так что лошади, которые иной раз были вынуждены дожидаться своей очереди в течение дня, не стояли под солнцем и дождем. Наконец, все работники знали, что на ранчо не должно было быть ни соринки. Навоз должен убираться сразу, как только окажется на земле, пол конюшни нужно подметать по меньшей мере три раза в день, а остальную территорию, включая подъездную дорогу и все конные дорожки нужно очищать и выравнивать по меньшей мере раз в день.

Хорошее состояние заграждений и чистота придавала работникам чувство гордости от того, что они не пускают все на самотек. Это также придавало им энтузиазма во время выполнения их ежедневных обязанностей на ранчо. Эта гордость была заметна в них не только летом, она переходила от человека к человеку и из года в год.

Когда мы набрали команду и привели место в порядок, наконец, пришло время начать работать с лошадьми. Первое, что мы сделали – это подобрали каждой лошади свою индивидуальную амуницию. Видите ли, до этого когда посетитель записывался на занятие верховой ездой, работник на ранчо измерял посетителя за день до занятия и определял ему седло. Это седло клали на любую лошадь, которую работнику посчастливилось поймать в этот день. В результате, лошади постоянно работали под седлами, которые им не подходили и, из-за этого, все время натирали спины.

Мы один за другим клали каждое седло на спину каждой лошади, пока не удавалось подобрать седло, которое подходит конкретной лошади. Как только мы подбирали подходящее седло, оно сразу же закреплялось за лошадью. Также мы подобрали лошадям уздечки. В амуничнике у каждой лошади была своя вешалка для седла. Вешалки располагались в алфавитном порядке в соответствии с именами лошадей. Уздечки также висели в алфавитном порядке, отчего их было легко найти и избежать путаницы.

Как только мы подобрали амуницию лошадям, мы вплотную занялись здоровьем лошадей и их копытами. У многих наших животных были проблемы со спиной, шеей, тазобедренными суставами или плечами. Мы осмотрели всех лошадей, прогнали им глистов и подпилили зубы. Проблемы с опорно-двигательным аппаратом я пригласил конного хиропракта, доктора Дэйва Сименса, с которым мы на тот момент работали уже несколько лет.

Мы решили поменять рацион кормления. Вместо плющеннонго овса, у которого питательная ценность очень небольшая, начали давать подкормку, которая была специально разработана для наших лошадей и поменяли поставщика сена. Новое сено было более качественное, богатое белком, углеводами и другими питательными веществами.

В результате наши кони стали более энергичными, поправились. Похоже, им стало больше нравиться работать.

С копытами лошадей тоже было не все впорядке. Поскольку у многих были больные спины из-за плохо подобранной амуниции, они испытывали проблемы с тазобедренными суставами и плечами. А из-за проблем со спиной и плечами, они не стояли спокойно, когда с ними работал коваль. Из-за той боли, которую они испытывали, они часто выдергивали ногу, которую надо было подковать.

Коваль, который на тот момент занимался копытами, тоже не способствовал уменьшению проблем. Этот парень был очень хорошим ковалем, но ему не хатало терпения и такта. Лошади не так часто отдергивали ноги, пока их не ударяли в живот или не начинали стучать напильником. Лошади пугались, еще когда он только входил в конюшню и пробле<