Сайдуллаев подходит, осторожно, чтобы не запачкаться кровью достает мобильник из кармана режиссера.

САЙДУЛЛАЕВ. Да? Кто это??? Щас. (Режиссеру.) Вам звонят из мастерской. Они хотят уточнить номер вашей стиральной машины.

РЕЖИССЕР (с трудом). Ка…кой???

САЙДУЛЛАЕВ (в телефон). «Какой»? (Ему отвечают, режиссеру). «Беко». 

РЕЖИССЕР (пытаясь остановить кровь). У меня… был… «Сам-сунг»…

САЙДУЛЛАЕВ (в телефон). У него был «Самсунг». Что??? (слушает, режиссеру). Они спрашивают, «центрифуга была с ребром или нет»?

РЕЖИССЕР. Кажется… нет…

САЙДУЛЛАЕВ. «Нет!» (слушает, передает режиссеру). «Она, что, белье жевала»?

РЕЖИССЕР (сквозь боль). Она… протекала.

САЙДУЛЛАЕВ (в телефон). «Протекала». (Слушает, передает режиссеру.) «Можете взять».

РЕЖИССЕР. Передайте… что я… уже…

САЙДУЛЛАЕВ. Он не сможет! (выключает телефон, какое-то время тыкает кнопки, возвращается в зал.)

На сцену выходит буфетчица в грязном фартуке.

РЕЖИССЕР (буфетчице). Помогите…

БУФЕТЧИЦА (глядит на режиссера). Что, уже мясо готово?

ФАЙКО. Мариночка, погодите…

БУФЕТЧИЦА. Что «погодить»? Мне тарелки нести или нет? Или опять черт-е как будете есть?

КОРНЕЕВ. Принеси одноразовые. (Оглядывается.) Где Диффенбах? Мы ждем, сколько можно???

Быстро входит жизнерадостный пожилой мясник с чемоданом и футляром от контрабаса.

ДИФФЕНБАХ. Пробки, я извиняюсь!..

ЛУРЬЕ (Корнееву). Мишенька, начинай.

На сцену выходит актер Корнеев, надевает очки, достает лист бумаги. Этим временем Диффенбах выходит на сцену, достает из чемодана фартук, надевает, извлекает из футляра топор, из чемодана – тесаки и ножи различных размеров. Раскладывает. Готовится.

РЕЖИССЕР. Эй… вы чего?.. (В ужасе смотрит, хочет бежать, но не может из-за ран.)

КОРНЕЕВ. Дорогие друзья, и коллеги. Я сегодня немного волнуюсь, я уверен - вы поймете меня. Ровно сорок лет назад, вот тут, на этой сцене у меня привился вкус к театру. Анатолий Аркадьевич Кафрос был мой первый учитель. Во всех отношениях это был талантливый, замечательный художник, и мне, будучи тогда еще совсем мальчишкой после школы-студии МХАТ, представилась честь быть скромным участником его поедания.  (Читает.) «За все эти годы моего служения в нашем театре было съедено 12 режиссеров совершенно разных талантов и дарований. Разумеется, у каждого из нас образовались свои вкусы и пристрастия: кто-то любит язык, кто-то мозг, а кому-то просто нравится печень, но нас объединяет одно – это мучительная любовь к непростому искусству, которым мы занимаемся. Великий основатель нашего театра Владимир Иванович Лялин на заре XX века достаточно точно выразил свою мысль в письме к Горькому: «Для чего нужны режиссеры? Для того, чтобы их есть. На этом и держится наш русский театр». В этой регулярности и непрерывающейся великой традиции мы принимаемся за 13-го режиссера. Дорогие друзья и коллеги! Поздравляю Вас, и желаю приятного аппетита!» (Складывает бумагу в карман.)

ДИФФЕНБАХ. Ну что?..

КОРНЕЕВ. Начинайте!

Звучит «реквием». Диффенбах берет топор, подходит к лежащему режиссеру. Входит буфетчица с тарелками и вилками.

РЕЖИССЕР. Я не съедобный… (Кричит.) Я не съедобный!!! 

ШАШКИНА. Становится сыро…

ВДУНОВ. Опусти-ка, занавес, братец…

Машинист опускает занавес. Теперь режиссера и Диффенбаха не видно, зато слышно: методично стучит топор и кричит от адской боли режиссер.

Буфетчица раздает тарелки. Входит директор театра – Янина Петровна.

ДИРЕКТРИСА. Что у вас происходит?!!! Опять?!!!

Все стихает. Тишина.

КОРНЕЕВ. Репетируем…

За занавесом стонет недобитый режиссер.

ДИРЕКТРИСА. Что «репетируем»?! Я разве не вижу?! Опять режиссера сожрать собрались?!

Весь зал молчит.

ГАДИН. А что, разве нельзя?..

ЧОЧКАРЕВ. Имеем полное право.

ДИРЕКТРИСА. А ты, Чочкарев, помолчи!.. Я быстро укорочу твой язык! Ты у меня Гамл е та играешь без регистрации!

ЛОРА ПРУН. Янина Петровна, мы же договорились…

ДИРЕКТРИСА. Договорились… Но это было вчера! А сегодня пришел факс!

ФЛЯГИН. Факс???

ДИРЕКТРИСА (в зал). А цеха что тут расселись?!! Нечего тут!  Осветители, монтировщики, реквизит – живо на большую сцену! Вечером «Конкурс красоты», нам за это спонсоры платят… И билетеры и гардероб! Пошли все, заберите тарелки! А артисты останьтесь…

Обслуживающий персонал театра быстро покидает зал.

Занавес поднимается. Диффенбаха нет. Режиссер лежит на полу, его тело растерзано, но он еще жив.

ДИРЕКТРИСА (актерам). Наш театр зовут в Нью-Йорк на фестиваль.

ГАДИН. В USA?..

ДИРЕКТРИСА. Именно.

ЧОХМАНДА. Я был в Америке сто лет назад!

КОРНЕЕВ. Да, вы еще ездили с Коминтерном.

ДИРЕКТРИСА. Вот факс из СТД. (Отдает бумагу Корнееву.) Вся труппа, плюс персонал.