Надежды Гитлера и желания Черчилля

 

Если бы война кончилась двумя неделями раньше, сколько людей осталось бы жить! Каких страданий избежали бы берлинцы, каких разрушений избежал бы сам город! Но Гитлер, другие руководители фашистской партии и гитлеровское командование не пошли на прекращение военных действий даже в момент очевидного краха. Они все еще надеялись заключить мир с англичанами и американцами, при условии продолжения войны против СССР. На худой конец – сдать город не советским войскам, а тем же англичанам и американцам.

Мы с тобой, читатель, полистаем сейчас записки Гергарда Больдта, молодого офицера, который в последние дни войны находился не просто в Берлине, а в убежище Гитлера под имперской канцелярией:

«25 апреля… ровно в 5 часов 30 минут утра начался такой обстрел, какого центральная часть города еще не видывала, и только через час он перешел в обычный беспокоящий огонь. После получения утренних сообщений нам было приказано явиться для доклада (к Гитлеру). Прежде чем Кребс (начальник генштаба) успел начать, выступил Лоренц (советник) и попросил слова.

Утром ему удалось принять сообщение нейтральной радиостанции, которое гласило: при встрече американских и русских войск в Центральной Германии между командующими обеих сторон возникли небольшие разногласия относительно того, кому какие районы занимать. Русские упрекали американцев, что в этой области те не выполнили условий Ялтинского соглашения…

Гитлер загорелся, как от электрической искры, глаза его заблестели, он откинулся на спинку стула.

„Господа, это новое блестящее доказательство разлада у наших врагов. Разве германский народ и история не сочли бы меня преступником, если бы я сегодня заключил мир, а завтра наши враги могли бы поссориться? Разве не каждый день и не каждый час может вспыхнуть война между большевиками и англо‑саксами за дележ Германии?“».

Вновь и вновь Гитлер подтверждал свой приказ: сражаться до последнего патрона и солдата. Тех, кто прекращал сопротивление, вешали или расстреливали эсэсовцы. Когда Гитлер узнал, что советские солдаты заходят в тыл к немцам через тоннели метро, он приказал пустить в метро воду из Шпрее, хотя там лежали тысячи раненых немецких солдат и укрывались женщины с детьми.

Нам, читатель, сцена в подвале имперской канцелярии интересна вот чем: были мысли подыхающего фюрера целиком бредовыми или же для них имелись основания? Целиком бредовыми они не были. Господин Черчилль, «враг коммунизма № 1», уже снова размашисто шагал по дороге антисоветизма. После войны стало известно его секретное заявление английскому правительству: «Должен признаться, что мои мысли обращены главным образом к Европе, являющейся матерью современных стран и цивилизации. Было бы страшной катастрофой, если бы русское варварство задушило культуру и независимость древних государств Европы». В переводе на простой и ясный язык слова Черчилля читаются так: «Должен напомнить правительству, что наши хозяева – промышленники и банкиры не столько беспокоятся за будущее Азии, где мы сражаемся с Японией, сколько за будущее Европы. Для империализма было бы страшной катастрофой, если бы примеру советского народа последовали другие народы Европы».

Утаивая до поры истинные чувства и намерения, Черчилль публично восхищался новыми успехами Красной Армии. После Висло‑Одерской операции, когда наши войска за 23 дня прошли от реки Вислы из Польши до реки Одер в Германии полтысячи километров и только в плен взяли 141 тысячу гитлеровцев, он писал И. В. Сталину: «Мы очарованы вашими славными победами… Примите нашу самую горячую благодарность и поздравление по случаю исторических подвигов».

Чем ближе был конец кровопролитной войны, тем прямее изъяснялся английский премьер. 1 апреля Черчилль в послании Рузвельту писал: «Русские войска, несомненно, захватят Австрию и войдут в Вену… Если они займут и Берлин… то это приведет к серьезным и грозным последствиям в будущем. Поэтому я считаю, что с политической точки зрения необходимо продвинуться как можно дальше на восток Германии и поставить перед собой цель занять Берлин…»

И еще один совершенно откровенный и, конечно, совершенно секретный вопль английского премьера, напуганного тем, что в странах, освобожденных советскими войсками, власть берет в свои руки народ: «…Советская Россия стала смертельной опасностью для свободного мира… против ее дальнейшего продвижения должен быть создан новый фронт». Вот так‑то: фронт против войск, чьи победы «очаровывают»!

Армии США и Англии в то время подошли с запада к Берлину на сто километров. И несмотря на то что главы союзных правительств задолго до тех дней договорились, чьи войска и на каких территориях будут вести военные действия, наши союзники, вопреки договоренности, намеревались первыми войти в столицу фашистского рейха.

Гитлеровские дивизии, по сути, без сопротивления складывали оружие перед американцами и англичанами, открывали им дорогу на восток Германии. И все же сухопутные войска союзников не успевали с исполнением тайных замыслов своих правительств. Тогда начали готовить воздушно‑десантную операцию. Генерал К. Ф. Телегин пишет: «Об этой операции позднее рассказал мне в порыве откровенности командир 82‑й воздушно‑десантной американской дивизии генерал Джеймс Гейвин на приеме, устроенном Военным советом 1‑го Белорусского фронта для союзного командования. По его словам, на конец апреля – начало мая в штабе Эйзенхауэра (верховный главнокомандующий союзными войсками) усиленно готовилась высадка его дивизии и 1‑й английской на аэродромы в районе Берлина с задачей занять его до подхода наших войск. Но сделать это не успели. „У нас рассчитывали, – говорил Гейвин, – что после такой глубокой и быстротечной операции от Вислы до Одера раньше середины мая вы не будете в состоянии начать наступление. А вы разгромили немцев и заняли Берлин“».

Да, заняли – со всеми вытекающими из этого факта историческими последствиями.

А что было бы, если бы союзники помешали советским войскам нанести завершающий удар по фашистской Германии? Конечно, Гитлера союзники не пожалели бы. А вот спасение германских капиталистов в их планы входило. Удайся им эта спасательная операция до конца, и Германия снова стала бы грозой европейских народов. Даже при теперешнем состоянии дел Федеративная Республика Германия (Западная Германия) в военном отношении сильнее всех ее капиталистических соседей. До сих пор в стране открыто действуют организации реваншистов и неофашистов, которые хотят изменить послевоенные границы в Европе, прирастить к своей территории земли других стран. Странно, но факт: почетным гражданином столичного города ФРГ Бонна под номером 47 числится… Гитлер. То германское государство, которое Черчилль, вопреки договоренности великих держав, видел в своих планах, как и гитлеровская Германия, снова было бы – при определенных обстоятельствах – натравлено империалистами на Советский Союз, на уничтожение социализма.

Сам собой напрашивается вопрос: почему наши союзники действовали в то время вопреки своим сокровенным желаниям и в основном придерживались союзнических договоренностей? Три момента вынуждали их к этому.

Первый: сила советских армий.

Второй: восхищение народов подвигом Советской страны в борьбе с фашизмом.

Третий: США и Англия воевали с Японией, а для победы над японскими милитаристами им была нужна помощь наших Вооруженных Сил. Нарушив договоренность, они этой помощи не получили бы.

Говорим мы, читатель, о сложных вещах. Свои предположения мы должны подтверждать фактами, мнениями авторитетных людей. Как сильна была Красная Армия, видно из ее стремительного, сокрушающего движения на запад. О настроениях населения союзных нам стран свидетельствовал английский фельдмаршал Монтгомери, заместитель главнокомандующего союзными войсками: английский народ «…не позволил бы послать себя в бой против русских…». И еще: «Русские были героями во время германской войны, и, если бы британское правительство захотело воевать против них в 1945 году, оно попало бы в трудное положение у себя дома». Иными словами говоря, правительство Черчилля было бы свергнуто.

И третий момент, подтверждение которого несколько задержит наш рассказ о событиях в осажденном Берлине. Задержка необходимая, ведь вторая мировая война закончится лишь с разгромом милитаристской Японии, главной союзницы гитлеровцев. Итак, чем можно подтвердить крайнюю заинтересованность США и Англии в наших войсках на Дальнем Востоке?

Американцам и англичанам, чтобы подготовить высадку на Японские острова сильного десанта – в несколько миллионов человек, – понадобились бы годы. В скором же времени они могли собрать для высадки не более полумиллиона. Это против 3 миллионов японских солдат, находившихся на своих островах. Правда, у японцев значительно меньше кораблей и самолетов. Однако японцы половину своих самолетов, 5 тысяч из 10 тысяч, могут превратить в самолеты‑торпеды; летчики‑смертники, камикадзе, готовы. Готовятся тысячи смертников‑аквалангистов; при подходе десантных судов противника к берегу они опустятся в море и ручными минами потопят их. А прежде на корабли американцев и англичан нападут катера, начиненные взрывчаткой, и сверхмалые подводные лодки – тоже с экипажами смертников.

 

«Штурм рейхстага». Картина В. Богаткина.

 

Сами американцы считали, что для победы над Японией им нужно готовить армию в 7 миллионов человек. Военный министр США Стимсон предупреждал президента: «Если мы осуществим высадку на одном из главных островов и начнем захватывать Японию, японцы… станут сопротивляться до последней капли крови… В результате мы понесем огромные потери и будем вынуждены оставить Японию».

А у Японии была еще могущественная опора. В Северо‑Восточном Китае (Маньчжурии) находилась самая боеспособная армия японцев – Квантунская, свыше миллиона солдат и офицеров. Получая на занятой территории все нужное для боев, имея укрепленные районы, эта армия могла сопротивляться долгое‑долгое время.

В таких‑то вот обстоятельствах США и Англия сильно уповали на помощь Советского Союза. Нам предстояло сразиться именно с Квантунской армией, взять ее на себя. Но сделать это мы обещали – и могли – лишь три месяца спустя после разгрома гитлеровской Германии. Так что у наших союзников, как говорится, был стимул не тянуть с ликвидацией немецко‑фашистских армий.

За 23 дня – с 9 по 31 августа 1945 года – советские войска разгромят Квантунскую армию, освободят от японских захватчиков исконно русские Курильские острова и Южный Сахалин, а также Корею и обширные районы Китая. Мы выполним свой союзнический долг. И 2 сентября японские милитаристы подпишут акт о безоговорочной капитуляции. Вторая мировая война в тот день закончится.

Обдумывая связь событий на Дальнем Востоке с Берлинской операцией и всем, что делается на фронтах Европы, ты, читатель, несомненно, вспомнишь о взрывах американских атомных бомб – 6 августа в Хиросиме и 9 августа в Нагасаки. Не они ли, испепелившие два больших города с их жителями, принудили Японию к капитуляции? Если они, то участие советских войск в войне с Японией не так уж было важно…

 

     Этих берлинских ребятишек наши солдаты накормят, обогреют. Пусть растут, пусть живут счастливо.         

 

     Понял ли этот человек, в каком страшном, в каком неправедном деле участвовал?         

 

Может показаться странным, но атомные взрывы не очень‑то испугали правителей Японии. Испугали, конечно, но не настолько, чтобы они запросили мира. Они догадывались, что у американцев бомбы для новых бомбежек еще не готовы. Японские генералы намеревались припугнуть США и Англию тем, что в ответ на атомную бомбардировку уничтожат огромное число пленных американцев и англичан. После войны японские историки написали многотомную «Историю войны на Тихом океане». Вот что сказано в ней: «…при появлении атомной бомбы государственная политика, определенная Высшим советом по руководству войной, не претерпела никаких изменений». Чем был по‑настоящему поражен Высший совет, так это наступлением наших армий. Читаем в «Истории войны на Тихом океане»: «…вступление Советского Союза в войну против Японии явилось ошеломляющим ударом для руководителей японского правительства… и развеяло все надежды на продолжение войны».

А вот что говорил в ту осень американский генерал К. Ченнолт, командующий ВВС в Китае: «Вступление Советского Союза в войну против Японии явилось решающим фактором, ускорившим окончание войны на Тихом океане, что произошло бы даже в том случае, если бы не были применены атомные бомбы. Быстрый удар, нанесенный Красной Армией по Японии, завершил окружение, приведшее к тому, что Япония оказалась поставленной на колени».

Ты, читатель, слышал голос японцев, голос американца и убедился, какое важнейшее значение имели советские войска при разгроме восточного агрессора. Теперь тебе будет яснее поведение наших союзников на последнем этапе войны в Европе. Мы снова возвращаемся в Берлин.

 

«Конец». Картина Кукрыниксов.

 

 

      

   

Бои в городе

 

Бои на улицах Берлина были ожесточенные. Советские воины отбивали у врага одну позицию за другой. Член Военного совета 1‑го Белорусского фронта генерал Телегин рассказывает, как нелегко приходилось им и какими героями были участники штурма города: «Бой в Берлине распался на тысячи мелких очагов: за каждый дом, улицу, квартал, станцию метро. Бой шел на земле, под землей и в воздухе. Герои штурма продвигались упорно, методически со всех сторон – к центру города…

Здание министерства внутренних дел – „дом Гиммлера“ защищают самые отборные части СС. Весь он опоясан кольцом баррикад, окружен „тиграми“, „фердинандами“, „пантерами“, все окна ощетинились дулами автоматов и пулеметов.

Изучив обстановку в районе „дома Гиммлера“, приказываем 150‑й и 175‑й дивизиям начать с 7 часов 29 апреля очищать это здание от эсэсовцев. Враг дрался упорно, стараясь не допустить советских воинов к дому. Пришлось выкатить пушки и бить прямой наводкой. Через пробитые артиллерией бреши в обороне врага в ночь с 29 на 30 апреля штурмовые группы ворвались в дом. Бой закипел на лестничных маршах, в коридорах, в забаррикадированных комнатах, подвалах.

Гитлеровцы сознательно оставляли отдельные комнаты, где наши воины попадали под огонь автоматов и гранат: проделанные в стенах и потолке отверстия были замаскированы картинами, плакатами или бумагой. Одна из штурмовых групп в пылу боя попала в такую ловушку. Уже погиб костромич Павел Молчанов, замертво упал Ромазан Ситдиков, тяжело ранен командир группы Аркадий Рогачев. Малейшее движение прижатых к стене воинов грозило им смертью.

И в эти критические минуты вдруг на верхних этажах раздаются взрывы гранат и громкое „ура“. Воспользовавшись замешательством врага, оставшаяся в живых горстка храбрецов бросается на второй этаж. Десятка полтора гитлеровцев сдаются без сопротивления. Потом советские воины врываются на третий этаж, и снова никакого сопротивления. В лужах крови валяются убитые и раненые, а часть живых, побросав оружие, с ужасом смотрит на потолок, в зияющее отверстие.

Все объяснилось просто. Солдат Матвей Чугунов, видя, что штурмовая группа попала в безвыходное положение и промедление грозит ей полным уничтожением, пробрался вдоль стены к окну и под огнем врага по водосточной трубе взобрался на чердак. Обнаружив пролом в потолке комнаты, наполненной фашистами, он, не раздумывая, бросил туда две гранаты».

В рассказе генерала Телегина тебя, возможно, поразило, что штурм одного дома поручался двум дивизиям. Да, огромные здания, стены которых не брали снаряды обычных пушек, были как крепости. И гарнизоны защищали их немалые. В ночь на 1 мая сержанты М. А. Егоров и М. В. Кантария подняли Знамя Победы над рейхстагом. Когда комнаты, коридоры и подвалы этого здания очистили от врага, только пленных фашистов набралось больше двух с половиной тысяч.

Последним очагом сопротивления в Берлине была имперская канцелярия. Под этим зданием находилось железобетонное убежище Гитлера. К моменту штурма Гитлера уже не было в живых: страшась людского гнева, он покончил жизнь самоубийством. Имперскую канцелярию штурмовали тоже две дивизии. Вечером 1 мая она была взята.

Берлин пал 2 мая 1945 года. Во второй половине дня остатки его гарнизона начали сдавать оружие.

Гитлеровцам, окруженным у Вендиш‑Буххольца, удалось переместиться несколько западнее, к Луккенвальде, затем к Белицу. Но к своей 12‑й армии они прорваться не смогли и капитулировали, сдались в плен 30 апреля.

Вспомни‑ка дни, когда фашисты были окружены: 24 и 25 апреля. Посчитай, сколько времени понадобилось, чтобы разгромить обе группировки. Неделя. Это ли не доблестный срок! А вся Берлинская операция уложилась в 22 дня. Наши войска разгромили 70 пехотных, 12 танковых и 11 моторизованных дивизий. В плен мы тогда взяли около полумиллиона солдат и офицеров.

Для нас в минувшей войне не было легких побед. Враг был сильный, жестокий – фашисты. В Берлинской битве три наших фронта потеряли убитыми и ранеными более 300 тысяч воинов.

 

 

 

        В огромном городе одновременно шли сотни, тысячи боев. Бой за каждый дом, за подвал дома, за чердак, за этажи.         

 

КОМАНДИРЫ ПОБЕДЫ

 

      

   

Командующий фронтом

 

ы посмотрели общий ход сражения за Берлин. Сейчас, читатель, посмотрим, что делали командиры разных званий в том сражении в одно и то же время – 24 апреля. Отправимся на один из фронтов, который участвовал в Берлинской операции, – на 1‑й Украинский. Тем фронтом командовал Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев.

 

Портрет маршала И. С. Конева. Художник Н. Шут.

 

Войска, подчиненные И. С. Коневу, занимали фронт, протянувшийся на 390 километров. Это были: 3‑я гвардейская армия – 3 гв А. 13‑я армия – 13 А. 5‑я гвардейская армия – 5 гв А. 2‑я армия Войска Польского – 2 А (п). 3‑я гвардейская танковая армия – 3 гв ТА. 4‑я гвардейская танковая армия – 4 гв ТА. 21‑я армия – 21 А. 52‑я армия – 52 А. 2‑я воздушная армия – 2 ВА. 25‑й танковый корпус – 25 тк. 4‑й гвардейский танковый корпус – 4 гв тк. 1‑й гвардейский кавалерийский корпус – 1 гв кк. 1‑й танковый корпус – 1 тк. 7‑й гвардейский механизированный корпус – 7 гв мк.

Может быть, список утомил тебя? Ты, верно, не ощутил отчетливо разницы между 3 гв А и 3 гв ТА? Тогда прочти список еще раз, отыщи армии на карте, посмотри, как они двигались. Иначе не представишь работу командующего фронтом.

Маршал Конев без карты знал, где какие войска находятся. Хотя фронт занимал огромную территорию, он представлял его себе и помнил, как мы помним лицо близкого знакомого. «Память, в том числе и зрительная, – писал И. С. Конев, – была у меня в то время настолько обострена, что все основные направления, все географические и даже главные топографические пункты всегда как бы стояли перед глазами. Я мог принимать доклады без карты; начальник оперативного отдела, докладывая, называл пункты, а я мысленно видел, где и что происходит. Мы оба не тратили времени на рассматривание карты». Конечно, не каждый может быть в таком ладу с картой. Это одно из качеств, присущих большим командирам.

Но мы еще не все подчиненные Коневу войска назвали. В ходе наступления были введены в дело армии второго эшелона фронта: 28‑я армия – 28 А и 31‑я армия – 31 А. И еще есть у фронта 6‑я армия. 6‑я осталась глубоко в тылу, окружив фашистов в городе Бреслау. Чтобы не было лишних потерь, маршал решил город не брать, раньше или позже немцы сдадутся – война‑то кончается.

Итак, двенадцать армий было у маршала Конева. И за все он был в ответе. Если каждой из двенадцати уделить в день хотя бы полчаса, в общей сложности надо шесть часов. Только при очень бережном, прямо‑таки скаредном отношении к минутам командующий мог выполнить работу на своем посту. Поэтому Иван Степанович и счел нужным подчеркнуть умение обходиться без карты на столе – так он экономил минуты для других дел.

В дни Берлинской операции, одной из самых сложных за всю войну, Иван Степанович строго придерживался заведенного распорядка дня. В 21.00 начинались доклады командармов. Заканчивались они к двум часам ночи. В промежутках слушался итоговый доклад начальника штаба генерала армии И. Е. Петрова, корректировалось донесение в Ставку Верховного Главнокомандования. В это же время к командующему приходил начальник разведки фронта – тоже с докладом; только после обдумывания разведданных утверждались планы следующего дня. После двух ночи командующий ложился спать. А в шесть утра к нему уже приходил дежурный офицер с сообщением о событиях, происшедших за ночь. Если же на фронте менялась обстановка, доклад делался в любое время суток. В середине дня, после обеда, командующий опять слушал доклады и планы на следующий день. Это постоянные каждодневные дела. А еще? Еще много‑много других – важных, неотложных, требующих безошибочного решения.

Какие заботы были у командующего фронтом в тот день – 24 апреля? (Чтобы лучше понять их и представить, ты обращайся к карте Берлинской операции.) В воспоминаниях Иван Степанович называет свои заботы узлами. Они и впрямь узлы, которые надо распутать и развязать.

Первый узел. Танковые армии – 3 гв ТА и 4 гв ТА – уже ведут сражение за Берлин. Чем скорее падет этот город, тем скорее кончится война. Как лучше этим армиям действовать?

Второй узел. Гитлеровские войска с ожесточением пытаются вырваться из кольца, в которое они попали у Вендиш‑Бухгольца. Их там 200 тысяч! Прорываются на запад. 9‑я армия немецкого генерала Буссе жмет (синяя стрела в сторону Луккенвальде) на красные стрелы 1‑го Украинского фронта. Маршал Конев предвидел это. Несколькими днями раньше настойчиво торопил командующего 28‑й армией генерал‑лейтенанта А. А. Лучинского поставить один корпус в районе Луккенвальде. Корпус успел занять позиции.

 

 

 

     Танки, артиллерия, авиация – все рода войск были охвачены стремлением скорее закончить последнее сражение войны.         

 

Наши войска сдержали первый натиск противника. А как сдерживать новые атаки?

Третий узел. В самом начале рассказа о Берлинской операции упоминались синие стрелы, нацеленные на наши войска с запада и юга. Это удары гитлеровских войск, шедших на помощь Берлину. С запада наступает 12‑я армия фашистского генерала Венка. Прежде она сражалась против войск наших союзников, а теперь, оставив свои позиции пустыми, пробивается к группировке, окруженной у Вендиш‑Буххольца. И тут на пути врага своевременно был поставлен заслон. Командующий фронтом, когда, казалось, ничто еще не говорило об опасности, приказал командующему 4‑й гвардейской танковой армией генерал‑полковнику Д. Д. Лелюшенко поставить в уязвимом месте механизированный корпус. «Если бы нашему брату было положено говорить о предчувствиях или особом чутье, – писал И. С. Конев, – то можно было бы сказать, что именно какое‑то чутье подсказало нам, что здесь‑то и следует прикрыться с запада 5‑м мехкорпусом». Хватит ли корпуса? Скорее всего, не хватит. Надо помочь ему. А кого послать на помощь? Теперь совершенно ясно, что армия Венка пытается соединиться с армией Буссе, чтобы в случае успеха вместе идти на помощь Берлину.

Четвертый узел. Войска 1‑го Украинского фронта выходят на реку Эльбу с востока. Туда же движутся и американские войска – с запада. Встреча союзных войск на разграничительной линии – событие очень важное. Надо дать указание командующему 5‑й гвардейской армией генерал‑полковнику А. С. Жадову, как подготовиться к этой встрече.

Пятый узел. Синие стрелы, направленные с юга во фланг и тыл фронта, – это сильные войска врага: 29‑я мотодивизия, 20‑я танковая дивизия, танковая дивизия «Герман Геринг», 10‑я танковая дивизия СС, танковый корпус, корпусная группа Мозера. Их цель та же: спасти Берлин…

Какое нагромождение событий в один день! Многие сотни тысяч людей участвуют в них – наши, немцы. Каждый не с голыми руками, каждый грозно вооружен. Наши идут с яростью, враг дерется с отчаянием. Ни на минуту не затихает огромное сражение. Трудно даже поверить, что им можно управлять. Но маршал управляет, он настойчиво осуществляет свои замыслы и планы. Правда, как говорит Иван Степанович, «планируем мы одни, а выполняем свои планы… вместе с противником, то есть с учетом его противодействия». И тем не менее все пять узлов были распутаны, развязаны: ни Венк, ни Буссе, ни войска с юга не пробились к Берлину. И сам Берлин вскоре был взят советскими войсками. Какую же гигантскую работу выполнил в этот день командующий! Недаром воинская слава пришла к этому блестящему полководцу. Если измерить ее наградами, она вот какая: орден «Победа», две Золотые Звезды Героя Советского Союза, семь орденов Ленина, орден Октябрьской Революции, три ордена Красного Знамени, два ордена Суворова I степени, два ордена Кутузова I степени, орден Красной Звезды, двенадцать медалей СССР.

Маршал Иван Степанович Конев награжден и многими иностранными наградами.

Однако вернемся к событиям 24 апреля. В этот день Иван Степанович до 13 часов пробыл в пригороде Берлина, в Тельтове, – следил за переправой танков через канал. В этом районе распутывался первый узел. Накануне маршал спал еще меньше, чем обычно. В пять утра уже был в пути к переправе. Он считал необходимым видеть все самому, хотя переправой руководил опытный военачальник командующий 3‑й гвардейской танковой армией генерал‑полковник Павел Семенович Рыбалко.

За каналом – Берлин. Ширина канала 40–50 метров, глубина 2–3 метра, высота бетонированных берегов тоже 2–3 метра. На северном берегу в каменных зданиях засели фаустники, автоматчики, там стоят вражеские пушки, врыты в землю танки. Грозная обстановка. А переправляться надо.

Путь от штаба фронта к Тельтову лежит через лесистый район. Постоянной линии фронта нет. Неприятель рассеян, на любой дороге можно наткнуться на блуждающие группы гитлеровцев. У командующего фронтом есть охрана – взвод пограничников, ему полагается ездить в сопровождении бронетранспортера. Иван Степанович пишет, что он не пренебрегал бронетранспортером, когда вероятность встречи с противником была большой. А обычно, чтобы ехать быстрее, ездил тремя «виллисами»: на первом командующий, шофер, адъютант и автоматчик, на второй машине офицер оперативного управления, шофер и два автоматчика, на третьей – четыре автоматчика во главе со старшиной. «Главным залогом безопасности при передвижении в сторону фронта, – вспоминает Конев, – я считал не количество охраны, а собственную правильную ориентировку на местности…»

К переправе Конев ехал тремя «виллисами». Юркие автомобили пробирались по лесным просекам, по танковым колеям, объезжали минные поля. В Тельтов маршал приехал, когда кончалась артиллерийская подготовка. Танки и мотопехота 3‑й гвардейской танковой армии ждали команду к броску через канал. Тяжелые снаряды взрывались на его северном берегу, раскалывали дома, где засели фашисты. Волна за волной шли наши бомбардировщики. Они сбрасывали бомбы на неприятельские позиции. Все грохотало, гудело. Воздух потемнел от дыма и пыли.

Командующий фронтом, командующий армией, командиры двух авиационных корпусов и артиллерийского корпуса разместились на плоской крыше восьмиэтажного здания – самого высокого в Тельтове. Вражеские автоматчики стреляли из‑за канала, но защитой от пуль были отопительные трубы на крыше, и военачальники не стали менять наблюдательный пункт. «Что делать, – вспоминал маршал, – другого такого хорошего места поблизости не было». С крыши были видны не только канал и места переправы; как на ладони, затянутый дымкой, лежал перед глазами Берлин.

Маршалу не пришлось вмешиваться в руководство переправой. Потом, когда она наладится, он отдаст приказ командующему 4‑й гвардейской танковой армией воспользоваться понтонными мостами армии Рыбалко – 4 гв ТА к тому времени свои переправы не могла наладить. И еще он позвонит в свой штаб и попросит начальника штаба связаться со Ставкой Верховного Главнокомандования, чтобы перебросили в Берлин орудия самого большого калибра: уже здесь, в Тельтове, маршал увидел, что такая артиллерия будет очень полезна в уличных боях.

 

      

   

Командующий армией

 

В 3‑й гвардейской танковой все знали танк командующего. Это был видавший виды, в шрамах и вмятинах тяжелый КВ. Когда танкистам приходилось особенно тяжело, они вдруг замечали на поле боя танк генерала, и силы их удваивались, и приходила победа.

Сейчас танк стоит в укрытии за стеной кирпичного дома. А его хозяин Герой Советского Союза Павел Семенович Рыбалко руководит переправой с наблюдательного пункта. Очень удобно, что здесь же авиационные и артиллерийские командиры.

Вместе с ними Павел Семенович решает, какие участки вражеской обороны, какие цели надо подвергнуть артобстрелу или бомбовому удару. Тут же по телефонной связи отдаются приказы артиллеристам и летчикам.

 

Командующий танковой армией П. С. Рыбалко.

 

Танкисты этой армии много сделали для нашей общей победы.

 

В гвардейской армии два гвардейских танковых корпуса – 6 гв тк и 7 гв тк, еще в нее входит 9‑й механизированный корпус – 9 мк.

А если считать более мелкими единицами, то в армию входили: четыре танковые бригады и два танковых полка, шесть механизированных бригад, две мотострелковые бригады, одна самоходная артиллерийская бригада и девять самоходных артполков, пять артиллерийских полков, один минометный полк, три гвардейских минометных полка и три гвардейских минометных дивизиона («катюши»), пять зенитных артполков, одна инженерно‑строительная бригада. Все эти соединения и части генерал Рыбалко должен с возможно меньшими потерями переправить через канал. Форсированием канала задача армии не ограничивается. Задача – брать Берлин, а частью войск соединиться в пригороде фашистской столицы с войсками 1‑го Белорусского фронта. Между гитлеровскими войсками, окруженными у Вендиш‑Буххольца, и Берлином еще есть тонкая горловина, узкий коридор. Войска Рыбалко должны как можно скорее перерезать эту горловину, закрыть коридор, замкнуть кольцо окружения наглухо.

Генералу подчинялась еще 48‑я гвардейская дивизия. Она принадлежала 28‑й армии, но маршал Конев передал ее танкистам. Стрелки были очень нужны для борьбы против фаустников и автоматчиков врага. Танк в уличном бою беспомощен против них.

Пока не кончилась артподготовка, мы с тобой поговорим о личных взаимоотношениях командиров. Хорошие взаимоотношения важны всегда, но на войне особенно. Размолвки между командирами, бывает, губят хорошие планы и сводят на нет тонкие расчеты. Переправа дала нам с тобой повод коснуться дружбы двух знаменитых военачальников – Конева и Рыбалко. Их дружбу можно взять себе за образец.

Оба они начали военную службу еще в царской армии, были солдатами. После революции пошли добровольцами в Красную Армию. Во время гражданской войны были комиссарами. А познакомились после гражданской войны на Курсах высшего начальствующего состава. Спустя несколько лет опять учились вместе – в Академии имени Фрунзе. Третья встреча произошла почти через двадцать лет – в 1944 году, когда Конев был назначен командующим 1‑м Украинским фронтом; в этот фронт входила и танковая армия Рыбалко.

Почему маршал и генерал стали друзьями? Объяснить такое сложное чувство, как дружба, не просто. Но ясно одно: их сблизило мастерство, с которым оба водили войска. Уважая друг в друге знатока и творца военного искусства, они не могли оставаться просто сослуживцами высокого ранга. Послушай, как сердечно и сурово говорит о Рыбалко Конев. Сердечно потому, что речь идет о друге. Сурово потому, что друг боевой.

«В чем ценность дружбы на войне между командующим фронтом и его командармом? Прежде всего в доверии. А доверие – это основа основ в отношениях между командирами.

Именно взаимное доверие имеет особую цену, потому что оно не ограничивается отношениями двух человек, а как бы по цепочке передается вниз, подчиненным. Атмосфера, при которой в войсках складывается ощущение: в нас верят, на нас надеются – на наш полк, на нашу дивизию, на наш корпус, на нашу армию, – это атмосфера, крайне необходимая на войне, влияющая на ход военных действий.

Если угодно, вообще трудно переоценить наличие или отсутствие взаимного доверия в любой инстанции… Война связана с таким количеством непредвиденных обстоятельств, с такой постоянной необходимостью вносить коррективы и искать новые решения, что, как заранее ни планируй, всего не распишешь, не прикажешь и по каждому поводу заранее всего не укажешь. Вот тут‑то и выступает на первый план доверие.

Павел Семенович Рыбалко был человеком, на которого я полагался всецело… Я знал, что там, где я как командующий фронтом не все предусмотрел, предусмотрит он.

Высоким достоинством Рыбалко было умение сплотить коллектив, который его окружал и которым он командовал. Рыбалко действовал не методом уступок и поглаживания по головке, задабривания или всепрощения. Напротив, всегда предъявлял к подчиненным (в условиях армии это было необходимо) самые суровые требования, но при этом умел оставаться справедливым и заботливым. Ему было свойственно далеко не всегда встречающееся качество, которое я особенно ценю в военных людях. Полною мерою взыскивая с подчиненных за любой промах, он потом, когда за тот же промах подчиненного приходилось отвечать ему самому, не давал его избить, смять, уничтожить. Большую часть ответственности он всегда брал на себя».

Вот целая программа воинской дружбы. Поразмысли над ней на досуге, читатель.

 

     Орден Отечественной войны двух степеней учрежден в мае 1942 г. Им награждались военачальники и рядовые воины, а также люди невоенные – за вклад в победу над врагом. Орден 1‑й степени (из серебра, с золотым сиянием вокруг звезды) первым получил командир артиллерийского дивизиона капитан И. И. Криклий. Многие наши города за мужественное сопротивление врагу награждены орденами Отечественной войны 1‑й степени. В их числе Наро‑Фоминск, Туапсе, Таллин. Всего вручено до 1985 г. около 350 тысяч таких наград. Орден Отечественной войны 2‑й степени (из серебра). В годы войны произведено свыше миллиона награждений этим орденом. В ознаменование 40‑летия Победы в 1985 г. все активные участники войны с фашистской Германией и милитаристской Японией – в соответствии с боевыми заслугами – награждены орденами Отечественной войны 1‑й или 2‑й степени.         

 

Разговор о дружбе командиров будет неполным без такого случая. Перед самым падением Берлина погиб капитан Юрий Новиков, заместитель командира самоходного артиллерийского полка. Солдаты вытащили тело своего капитана и