Казань – Москва. 29 марта 2011 года

Кроме одного.

                                                    Казань – Москва. 7 марта 2011 года

Здравствуй, Лина. Как твоя жизнь? Что происходит в ней интересного и важного для тебя? Несколько дней назад я перебирала вещи в большом шкафу – ты, наверное, даже его помнишь – он снизу доверху был набит разнообразным барахлом, оставшимся еще чуть ли не с прошлого века. Наверное, впервые лет за сорок из него вытряхнули всё. Спросишь почему? Потому что дом вчера был продан, и я должна покинуть его в течение недели. Хотя, почему тебе это должно быть интересно. Тебя, наверное, куда больше интересует то, почему я вспомнила о твоем дне рождения спустя почти десять лет. И почему я вспомнила о нем, нечаянно наткнувшись на резиновую бирку с моей фамилией, твоей датой рождения, весом и ростом. Только вот с того самого года прошло пятнадцать лет. Да, ты можешь меня ненавидеть и имеешь на это полное право. Еще бы – родная мать не вспоминала о дочери почти десять лет. Хотя, знаешь ли ты это или нет – это неправда. Я помнила о тебе каждый день. С той самой минуты, когда твой отец поднял тебя на руки, взял сумку с вашими вещами, и как захлопнулась за вами дверь. Захлопнулась навсегда. Но… видимо, сейчас ты читаешь это и думаешь, что я пытаюсь себя оправдать в твоих глазах. Нет. Мне нет оправдания, и я знаю это.  Скорее всего, ты не захочешь даже отвечать на эту писанину. Но прошу: если в тебе есть хоть капля жалости к своей дурной матери – ответь. Просто напиши о себе что хочешь. Я хочу, пусть слишком поздно, но я поняла, что очень хочу знать чем ты сейчас живешь, чем увлекаешься. Пожалуйста, ответь.

Твоя непутевая мать.

 

Казань – Москва. 14 апреля 2011 года

Не знаю, читаешь ли ты эти письма или выбрасываешь, даже не распечатав – знаешь, я всё пойму. Потому что то, что сделала я – простить невозможно. Я предала тебя еще до твоего рождения. Я предала тебя еще даже до того, как узнала, что беременна тобой. Я хочу писать, я хочу, чтобы ты всё знала! Не хочу скрывать от тебя ни единой детали своей никчемной жизни!

Мне было четырнадцать лет, когда я познакомилась с твоим отцом. Это даже не было первой любовью – какую такую особую любовь может чувствовать четырнадцатилетняя девочка? К тому же, растущая в семье строгих мусульманских взглядов? Тогда было начало девяностых, перестройка, религии были разрешены, и мой отец, потеряв мою мать, решил, что вырастит из меня достойную мусульманскую девушку и достойную жену. Как видишь, ничего у него из этого не вышло. И я не виню в этом твоего отца – когда я его увидела впервые – это был красивый русский мальчик с поразительными серыми глазами, которые влюбили меня в него с первого взгляда. У меня был отец. Он же был круглым сиротой – воспитывала его бабушка, кажется, ее звали Елена Сергеевна. Татарские бабушки они совсем другие, нежели была она – таких обычно называют аристократами. Она всегда носила идеально выглаженное платье с кружевами на воротнике и рукавах, и никогда не подвязывала волосы платком, как это делают татарки. Просто забирала волосы в высокий пучок. Несмотря на несколько лет, прожитых в Казани, она так и осталась для всех чужой – вечно чопорная, строгая женщина. В отличие от нее, ее внук, твой отец везде и всегда был своим. Татарские парни приняли его так, как будто он всегда был частью их стаи. Да, он хороший человек, но, если бы я знала, чем обернется его ухаживания за мной – я не ответила бы на них ни за что. Лина, я допишу тебе эту историю завтра, моя рука сегодня уже устала и совсем меня не слушается.

Фируза.

 

Москва – Казань. Май 2011 года

Здравствуй. Я не знаю, как обращаться к тебе. Сама понимаешь, что я не могу назвать тебя мамой. Я прочла твои письма – они пришли с задержкой. Я не знаю, что на них сказать тебе, возможно, узнаю, когда стану старше и надеюсь, что однажды мы встретимся. Ты хотела знать как мои дела – у меня обычная жизнь подростка, я хожу в школу и художку, гуляю с подругами и друзьями. Папа здоров. Мама тоже. Я не знаю, что еще написать тебе. Но я не держу на тебя зла и прощаю за всё.

Евангелина.

 

Фируза ушла из жизни 27 апреля 2011 года.

 

Кроме одного.

                                                    Казань – Москва. 7 марта 2011 года

Здравствуй, Лина. Как твоя жизнь? Что происходит в ней интересного и важного для тебя? Несколько дней назад я перебирала вещи в большом шкафу – ты, наверное, даже его помнишь – он снизу доверху был набит разнообразным барахлом, оставшимся еще чуть ли не с прошлого века. Наверное, впервые лет за сорок из него вытряхнули всё. Спросишь почему? Потому что дом вчера был продан, и я должна покинуть его в течение недели. Хотя, почему тебе это должно быть интересно. Тебя, наверное, куда больше интересует то, почему я вспомнила о твоем дне рождения спустя почти десять лет. И почему я вспомнила о нем, нечаянно наткнувшись на резиновую бирку с моей фамилией, твоей датой рождения, весом и ростом. Только вот с того самого года прошло пятнадцать лет. Да, ты можешь меня ненавидеть и имеешь на это полное право. Еще бы – родная мать не вспоминала о дочери почти десять лет. Хотя, знаешь ли ты это или нет – это неправда. Я помнила о тебе каждый день. С той самой минуты, когда твой отец поднял тебя на руки, взял сумку с вашими вещами, и как захлопнулась за вами дверь. Захлопнулась навсегда. Но… видимо, сейчас ты читаешь это и думаешь, что я пытаюсь себя оправдать в твоих глазах. Нет. Мне нет оправдания, и я знаю это.  Скорее всего, ты не захочешь даже отвечать на эту писанину. Но прошу: если в тебе есть хоть капля жалости к своей дурной матери – ответь. Просто напиши о себе что хочешь. Я хочу, пусть слишком поздно, но я поняла, что очень хочу знать чем ты сейчас живешь, чем увлекаешься. Пожалуйста, ответь.

Твоя непутевая мать.

 

Казань – Москва. 29 марта 2011 года

Лина. Я так и не дождалась ответа на предыдущее письмо. Но я прекрасно понимаю, что ты не хочешь меня больше знать. Я даже не знаю, есть ли у твоего отца женщина, есть ли у тебя новая мама, которая уж точно лучше, чем я. Я даже не знаю, заботился ли о тебе кто-либо все эти годы. Пожалуйста, ответь мне – как отец? Жив и здоров ли он? Я ненавидела его все эти годы – за то, что он отнял тебя у меня. Но, при этом, я прекрасно понимала, что тебе будет лучше с ним. Намного лучше, чем со мной. Я не смогла бы тебе дать того, что, я уверена, дал он. Знаешь, в детстве ты была очень красивой девочкой. Когда ты только родилась, я держала тебя на руках и любовалась тобой. Я гордилась, что у меня настолько красивая дочь. Теперь ты, наверное, превратилась в прекрасную девушку. Да я даже уверена в том, что все мальчики из твоей школы бегают за тобой табуном. Знаю, что ты не хочешь знать обо мне ничего, если не ответила на первое письмо, да и это совершенно заслуженно. Но, пожалуйста, прошу тебя об одном одолжении для меня. Я должна сказать тебе одну важную вещь. Скоро меня не станет. И мне очень хочется, пусть не полностью, но хоть как-то оправдаться в твоих глазах – в глазах единственной дочери, единственного родного мне человека на этой земле. Ответь мне просто хоть что-нибудь, если ты готова меня выслушать.

Твоя непутевая мать Фируза.

 

                                                             Казань – Москва. 11 апреля 2011 года

Болезнь медленно пожирает меня изнутри. Я писала тебе в первом письме, что продала дом, т.к. больше не могу за ним присматривать, и больше не могу одна там находиться. Я смогла оплатить себе кровать в доме престарелых, где сейчас и нахожусь. В конце письма я укажу адрес – после моей скорой уже смерти ты сможешь получить все оставшиеся у меня средства – больше мне некому их передать. Всё, что есть у меня – будет твоё, хотя, ха-ха, разве это может быть утешением для тебя? Но это всё, что у меня есть, если я не смогла дать тебе тепла и любви, то пусть хоть эти дурацкие деньги в какой-то степени тебе их заменят. Надеюсь, что у тебя есть мать. Неродная, но человек, который стал тебе матерью. У меня матери не было. Ты видела меня. Я не видела её ни разу – она умерла еще до того, как я появилась на свет – меня выдавливали из тела уже мертвой моей матери. Мой отец очень любил свою жену, и второй раз не женился – так и прожил до конца своих дней вдовцом, посвятившим свою жизнь воспитанию дочери. Он был хорошим отцом – оглядываясь на свое детство, я сама не понимаю – как такой отец мог воспитать такую дочь. Он назвал меня Фирузой – с татарского это переводится как «счастливая», и он делал всё, чтобы я была счастлива. Но я предала и его. Я предала всех, кому я была важна и дорога. Поэтому, пожалуйста, милая Лина, будь своему отцу поддержкой и опорой – он это заслужил даже только тем, что забрал тебя у меня и вырастил достойным человеком.

 Фируза.