Родословная Елизаветы II Виндзор, королевы Великобритании

Предки 1. Елизаветы II Виндзор, королевы Великобритании
2. Отец: Георг VI, король Великобритании	4. Дед: Георг V, король Великобритании	8. Прадед: Эдуард VII, король Великобритании
		9. Прабабка: Александра Датская
	5. Бабка: Мария Текская	10. Прадед по женской линии: Франц Текский
		11. Прабабка по женской линии: Мария Аделаида Кембриджская
3. Мать: Елизавета Боуз-Лайон	6. Дед по женской линии: Клод Джордж Боуз-Лайон	12. Прадед по женской линии: Клод Боуз-Лайон
		13. Прабабка по женской линии: Франсис Дора Смит
	7. Бабка по женской линии: Сесилия Нина Кавендиш-Бентинк	14. Прадед по женской линии: Чарльз Уильям Кавендиш-Бентинк
		15. Прабабка по женской линии: Каролайн Луиза Барнаби

Монограмма

Филипп, герцог Эдинбургский

Воинские звания

Принц Филипп имеет следующие почетные воинские звания:

Великобритания

фельдмаршал (1953);

маршал Королевских ВВС (1953);

адмирал флота (1953);

генерал-капитан Королевской Морской Пехоты (1 июня 1953);

Австралия

фельдмаршал(1 апреля 1954);

маршал Королевских Австралийских ВВС (1 апреля 1954);

адмирал флота (1 апреля 1954);

Новая Зеландия

фельдмаршал (11 июня 1977);

адмирал флота (11 июня 1977);

маршал Королевских Новозеландских ВВС (11 июня 1977);

Филипп Маунтбаттен – бывший принц Греческий и Датский, герцог Эдинбургский принц-консорт Великобритании (официального титула консорт не носит), супруг королевы Елизаветы II.

 Родился 10 июня 1921, Корфу, Греция. Его отец, принц Эндрю был седьмым ребенком Георгия I. Короля Греции. Мать, принцесса Эндрю Греческая, Элис, приходилась дочерью принцу Льюису Баттенбергу, первому лорду адмиралтейства в годы Первой мировой войны. Его отец был кадровым офицером греческой армии. В 1922 году, когда турки вторглись в Грецию, Эндрю был обвинен в измене за невыполнение приказа и оставление позиций под вражеским огнем. После следствия и суда его заключили в тюрьму.

Пока он сидел в камере и ждал встречи с расстрельной командой, его жена взмолилась к английским родственникам, чтобы спасли жизнь Эндрю. Король Георг V вспомнил трагическую смерть своего русского кузена («дорого Ники») и послал к берегам Греции корабль, чтобы угрозой пушек вывести Эндрю и его семью. Принц с глухой супругой и четырьмя дочерьми поднялись на борт военного корабля «Калипсо». Горе-полководец нес оранжевую люльку с полуторагодовалым сыном Филиппом.

Малютка с платиновыми локонами родился на греческом острове Корфу, на кухонном столе в доме, называемом Монрепо («Мой привал»), где не было ни электричества, ни горячей воды, ни даже водопровода. Чтобы объясняться с матерью, потерявшей слух четыре года из-за коревой краснухи, он был вынужден выучить язык жестов. Кроме того, он освоил английский, французский и немецкий, но по-гречески не мог произнести ни слова. Покинув Грецию, он девять лет провел в пригороде Парижа с родителями-бедняками, хотя и принадлежащими роду королей. Жили они впроголодь, под чужим кровом, вынужденные терпеть позор и изгнание и брать деньги у родственников на еду, одежду и обучение детей.

В 1930 году в течение девяти месяцев четыре старшие сестры Филиппа, обучавшегося в Германии, вышли замуж за немецких аристократов. Один из них стал полковником СС, приближенным Гиммлера, а остальные – принцы. Которые будут поддерживать нацистов в годы Второй мировой войны. Сестра Софи дала первенцу имя Карл Адольф – в честь Адольфа Гитлера. Удачно пристроив дочерей, отец Филиппа оставил позаимствованный дом и поселился на яхте своей сожительницы в Монте-Карло, где вскоре пристрастился к азартным играм. Его жена Элис, греческая принцесса, сильно сдала, расставшись с мужем. У нее, видимо вследствие климакса, не выдержали нервы. Ухаживать за юным сыном она больше не могла и вообще скоро оказалась в швейцарской клинике для душевно больных.

Через несколько лет принцесса Элис снова появилась на виду. Она ударилась в религию и основала женскую обитель Марфы и Марии, ее сестры во Христе взялись помогать больным и бедным грекам. В войну она прятала несколько еврейских семей и посмертно была удостоена государственных наград Израиля. То, что Элис побывала замужем и родила пятерых детей, не помешало ей обет безбрачия, и до конца своих дней она носила препоясанную белым шнурком серую рясу с вуалью и апостольником.

Как бы то ни было, в воспитании Филиппа она больше не участвовала, и заботы о десятилетнем мальчике легли на плечи его бабушки по материнской линии, вдовствующей маркизы Милфод-Хейвенской. Она забрала внука в Англию, а когда через несколько лет умерла, ответственность за воспитание Филиппа взял на себя ее старший сын – Джордж, маркиз Милфорд-Хейвенский. Ему было всего сорок шесть лет, когда он скончался от рака, и опека над Филиппом досталась в наследство его младшему брату – лорду Льюису Маунтбаттену. «И тогда за мое воспитание взялся дядя Дики, - вспоминал Филипп, - а до этого считалось, что у меня нет отца. Вообще-то сейчас меня многие считают сыном Дики».

За десять лет Филипп проучился в десяти школах; платили его родственники. Одна богатая тетушка субсидировала его первые два года обучения в «Вязах» - школе для состоятельных американцев в Сен-Клу под Парижем. Еще четыре года счета за обучение оплачивала английская родня. Это когда он посещал «Оулд табор скул» в Суррее – одно из самых старых в Англии и святочтущих традиции приготовительных школ. Затем его сестры решили, что завершить образование он должен в Германии, и 1933 году в возрасте двенадцати лет он появился в списках учеников баденского «Шлосс-Салема». «Когда мы с Филиппом учились а «Салеме», знания ценились, - вспоминала невысоко актриса Лилли Лессинг. – В чести были смелость, правдивость, забота о тех, кто слабее тебя… И Филипп – отличный спортсмен – был на высоте. Очень большое влияние на него, да и на всех, оказал доктор Курт Ган. Но доктор Ган был еврей, и ему вскоре пришлось уехать из Германии. Он нашел пристанище в Шотландии, где основал «Гордонстон-скул», и через год Филипп уехал туда вслед за ним».

Курт Ган, был директором экспериментальной мужской школы. Здесь дети имели счастье познакомиться с такими радостями жизни, как почти армейский режим с отбоем по команде, изнурительные физические упражнения, ледяной душ дважды в день и освежающие пробежки перед завтраком. Филипп – один из самых истовых приверженцев Гана – в Гордонстоне процветал, получая прекрасные отметки и отличаясь в спортивных состязаниях. Он стал капитаном крикетной и хоккейной команд.

В Гордонстоне Филипп провел пять лет, и за это время опекуны не навестили его ни разу. Не имея собственного жилья, он вынужден был на каникулы уезжать к родственникам. Один из дядей, шведский наследный принц, подбрасывал ему деньжат на карманные расходы, но их никогда не хватало, чтобы оплатить все расходы. Даже одежду Филиппу часто приходилось одалживать у друзей, и они помнят, как сообща искали ему костюм и запонки для манжет и воротника, чтобы на свадьбу своей двоюродной сестры Марины и герцога Кентского он я вился в подобающем виде.

Очутившись в Гордонстоне, Филипп пожелал надеть мундир королевских военно-воздушных сил и стать летчиком-истребителем. Но тут сказал свое веское слово дядя Дики: мол, флот Его Величества – единственный род войск, достойный аристократа. «ВВС – это для рабочего класса… Все наши короли служили на флоте, - заявил Маунтбаттен. – Я твердо верю, что военно-морское образование – наиболее подходящее для будущего правителя». Поэтому Филипп поступил в военно-морское училище в Дартмуте.

Вскоре молодой гардемарин уже твердо знал свой курс и рулил прямиком к счастливому браку с будущей королевой Англии. Он уже и забыл, что три года назад влюбился в Корбину Райт-младшую, рекордсменку мира среди наиболее фотографируемых женщин. Впервые они встретились в Венеции, когда Филипп проводил каникулы у тети Аспазии, вдовы греческого короля Александра.

Он был поражен ее сиянием. Корбина-младшая с Филиппом провели три недели в Венеции и еще одну – в Англии. Накануне отплытия Райт в Америку Филипп приехал к ним попрощаться. Потом на протяжении трех лет он писал ей письма дважды в неделю. Он мечтал жениться на ней, но Корбину он уже не интересовал. Райт младшая предпочла наследника семьи автомобильных королей Бодетта. Филипп, носивший погоны офицера британского флота, возобновил переписку с кузиной принцессой Елизаветой. Но неравнодушие к чарам актрис сохранится у него на всю жизнь.

«В то время почти каждая английская девушка писала кому-нибудь на фронт или на флот, - вспоминала гувернантка принцессы Елизаветы Мэрион Кроуфорд (Кроуфи). – Думаю, Елизавете тоже нравилось при случае говорить, что она шлет посылки и письма человеку, который сражается за ее страну».

Гардемарин, официально отказавшийся от притязаний на греческий трон, к 1942 году дослужился до звания лейтенанта. В сорок третьем Филипп вернулся в Англию и четыре месяца не ходил в море. Тогда-то его и пригласили на Рождество в Виндзорский замок. Спустя несколько лет он скажет: «Я принял приглашение только потому, что больше никуда идти не собирался». В гостях он довольно смело шутил с королевой Марией, и та сочла его «очень ярким молодым человеком». Короля Георга VI он развлекал рассказами о том, как возле Сицилии немецкий пикирующий бомбардировщик атаковал его корабль, о борьбе с подводными минами и торпедами. Естественно роль Филиппа в приближении победы над врагом смотрелась более чем выпукло. «Весьма и весьма занятные приключения», - скажет потом Его Величество. Зная, что Филипп имеет награды, король выслушал его внимательно, однако было нечто раздражающие в громком смехе, напористости и прямолинейности молодого человека. Разумеется, такой заботливый отец, как Георг VI, не мог пожелать для своей любимицы Лилибет брака с грубияном подобным Филиппу. Тем паче Филипп не был богат и не мог одеваться, как полагает джентльмену. «Его гардероб просто ужасен», - поморщился король.

Камердинер лорда Маунтбаттена с этим не спорил. «Кажется, принц Филипп слабо разбирался в моде, - вспоминал он. – Его гардероб не вызывал бы зависти даже у заурядного банковского клерка… Должно быть, жалование флотского офицера едва позволяло принцу сводить концы с концами… И в Лондон приезжал всегда налегке, иногда только с бритвой… Даже собственной расчески не имел Может быть, о нем на службе плохо заботились, может, сам был неряшлив – не имел привычки держать в запасе свежие рубашки. Когда он ложился спать, я стирал его носки и сорочку, а по утрам гладил. А еще я штопал ему белье».

Отец Филиппа умер в 1942 году. За пять лет до этого он увидел своего сына в последний раз. От принца Эндрю остались чемоданы с испорченными молью костюмами, ветхими орденскими лентами и набором бритвенных принадлежностей из слоновой кости. До 1946 года Филипп не мог вступить во владение наследством, а после костюмы перешили, и он наконец обзавелся штатским гардеробом. Но обноски из потертого габардина не произвели выгодного на Его Величество впечатления, для которого только твид и пласфорсы являлись признаками хорошего воспитания. Правда, Елизавета настаивала, чтобы отец предложил Филиппу поучаствовать в стрельбе по шотландским куропаткам на территории Виндзорского парка, но король не согласился – опять же из-за того, что у Филиппа не было пласфоров. Принц даже не представлял, что это такое. Его Величество объяснил, что это разновидность брюк, которые называются так потому, что они на четыре дюйма длиннее обычных гольфов.

«Пусть тогда твои наденет, у тебя же их много», - нашлась Елизавета.

Король неохотно уступил, но все же затаил неприязнь к молодому человеку, который никогда не носил пижам и домашних шлепанцев, не имел выходных костюмов да вдобавок не стыдился изношенной обуви. Английский монарх пришел к заключению, что у Филиппа манеры простолюдина, а не принца крови.

Личному секретарю короля Филипп показался хулиганом. «Невоспитанный, необразованный, неотесанный и, похоже, не очень благонадежный», - вот его отзыв.

Монарх судил о нем по одежке и не мог простить его равнодушия к пуговицам и бантам. И хотя Филипп всегда был учтив и предупредителен с «дядей Берти и тетей Елизаветой», его самоуверенность и фамильярность никак не импонировали королю. Королеве же не понравилось, что Филипп сразу почувствовал себя в Виндзорском замке как дома; он даже распоряжался слугами, в связи с чем она была вынуждена сделать ему несколько замечаний. Но не она, ни ее муж не подозревали, что их застенчивая семнадцатилетняя дочь пророчит этого молодого офицера себе в мужья.

Дядя Дики затеял кампанию по смене Филиппом гражданства и религии – чтобы в будущем он идеально подходил на роль супруга королевы. Но поскольку в Греции бушевала гражданская война и на стороне правительства сражались британские части, Маунтбаттену дали понять, что Филиппу не время менять паспорт, - это будет превратно истолковано и демаскирует английскую помощь роялистам. Либо, напротив, мировая общественность придет к выводу, что Британия считает роялистскую карту битой и предоставляет Филиппу что-то вроде убежища. Так что с этой затеей надо подождать до марта 1946 года, когда в Греции пройдут всеобщие выборы и референдум насчет монархии.

Маунтбаттен, не забывший, как его самого третировали за немецкие корни, обеспокоился. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Филиппу припомнили шлезвиг-гольштейн-зондербург-глюксенбургскую родословную и связи с сестрами и их мужьями, ярким персонажами «Третьего рейха»! А ведь со своим зятем Бертольдом Филипп был особенно близок. Вызывал тревогу и принц Филипп Гессенский, в честь которого получил имя протеже дяди Дики. Это немецкий родственник был личным посланником Гитлера и служил так добросовестно, что удостоился почетного звания генерала штурмовиков. А до своей смерти в 1943 году еще один дядя Филиппа – принц – Кристофер Гессенский – возглавлял секретную службу телефонного прослушивания под крылом у Геринга. Впоследствии эта служба превратилась в гестапо – тайную политическую полицию нацистов.

Дядя Дики решил во что бы то ни стало максимально отдалить Филиппа от его немецкой родни. Кто-кто, а стреляный воробей Маунтбаттен знал, каким страшным она может стать в руках истеблишмента. Поэтому он направил главе Британского комитета по гражданским делам письмо, в котором подчеркивал, что Филипп больше половины жизни провел в Англии и пред войной пошел служить на флот Его Королевского Величества с намерением всего себя отдать офицерской карьере. «Он вырос настоящим англичанином. Он отлично стреляет, превосходно держится в седле и во всех спортивных играх, таких как футбол, проявил незаурядные способности», - нахваливал принца Маунтбаттен.

Затем он написал Филиппу, чтобы тот «натурализовался на всех парах», после чего можно будет перевести на новый виток роман с принцессой Елизаветой. Филипп ответил дяде слезной просьбой сбавить обороты.

«Я вас умоляю, - писал он, - не советовать так часто моему бедному сердцу, иначе я буду вынужден ухаживать через посредника».

Филипп знал, как огорчила родителей его избранницы статья в «Нью-Йорк таймс», озаглавленная «Свадьба по последней моде» и утверждавшая, что наиболее вероятный кандидат в суженные принцессы Елизаветы – принц Филипп Греческий. Букингемский дворец официально опроверг «эти домыслы». Но фабричные рабочие Англии за шесть тяжелых лет войны истосковались по светским романам. И когда их будущая королева впервые с 1945 года, со дня безоговорочной капитуляции Германии, появилась на людях, толпа встретила ее экстатическими воплями: «Где Филипп? Как там Филипп? Вы за него выйдете?»

Не смотря на разные взгляды по поводу воспитания дочери, король и королева сошлись в одном – Филипп Греческий не годится в зятья. Само собой они видели, что их дочь весьма не равнодушна к красивому лейтенанту, но лишь потому родители взялись за организацию балов, чаепитий, выездов в театры и официальных приемов, чтобы дочь имела возможность познакомиться с отпрысками из приличных знатных семей. На эти мероприятия они приглашали и офицеров некоторых воинских подразделений, размещенных в окрестностях Виндзорского замка. «Надутые, чопорные, нудные», - так отозвалась Елизавета об этих джентльменах со смешными скошенными бородками.

В 1946 году в Англию вернулся Филипп и получил от Елизаветы приглашение погостить у ее семьи в Балморале. Они не виделись уже три года, с Рождества сорок третьего, когда она с хохотом убегала по коридорам Видзорского замка, а он догонял, завывая приведением и клацая огромными бутафорскими челюстями.

«Да, я разок-другой встречал в Виндзорском замке Рождество – надо же где-то его встречать, - скажет Филипп много лет спустя. – Будь это просто случайное знакомство, оно бы, конечно, имело огромное значение. А когда вы в родстве – я ведь знал там половину людей, и все они были моей родней, - ничего странного в том, что мы поддерживали добрые отношения. И вовсе не обязательно думать о матримониальных планах».

В то время Елизавета была в восторге от шуток кузена, особенно когда он протягивал ей банку орехов, а оттуда выскакивала игрушечная змея, или когда за обедом подавал ей булочки, сопровождая это, по ее выражению, «грубыми кишечными звуками». Подчас она так хохотала, что не могла есть.

«Думаю, это серьезно началось в Балморале», - сказал Филипп, вспоминая миловидную двадцати летнюю принцессу, которая и через три года смеялась его шуткам.

После того как Филипп провел несколько дней в шотландской резиденции королей, Его Величество почувствовал, что принц злоупотребляет гостеприимством.

«Мальчику пора на юг», - сказал Георг VI своему любимому конюшему, подполковнику BBC Питеру Таунсенду. И Филипп был вынужден откланяться. Позднее он предлагал Елизавете навещать его в Кенсингтонском дворце, где имела покои его тетя, маркиза Милфорд-Хейвенсая, и в доме Маунтбаттенов на Честер-стрит. Кроме того, он уговорил Елизавету нанести визит старшей дочери лорда Маунтбаттена, Патриции, и ее новому мужу лорду Брэбурну, которые жили в скромном коттедже в графстве Кент. Филипп возил принцессу и в Коппинс, Букингемширское поместье герцогини Кентской, где он провел многие отпуска. Греческая герцогиня Марина, которую привезли в Англию, чтобы выдать замуж за герцога Кентского, была одной из любимых родственниц Филиппа. Побывав в Коппинсе несколько раз, Елизавета доверила Марине свою тайну: «Папа не хочет, чтобы я слишком часто виделась с Филиппом или еще с кем-нибудь, так что вы, пожалуйста, не говорите ему».

Через много лет, вспоминая о своих отношениях с Елизаветой, Филипп сказал: «Мне кажется, одно влекло за собой другое. Наверное, всерьез я об этом начал задумываться …. дайте прикинуть ……. в сорок шестом, когда я вернулся в Англию и приехал в Балморал. Наверное, именно тогда мы…. как бы выразится….. стали подумывать об этом серьезно и даже поговаривать…».

Погостив в Балморале в августе 1946 г., Филипп тайно сделал предложение Елизавете и опять же тайно получил согласие. Отец был против, да и все остальные родственники.

В августейшем семействе Елизавету поддержала только ее бабушка королева Мария. Она не улыбалась когда в ее присутствии высмеивали принца Филиппа, а если речь заходила о «нелепых экспериментальных школах с идеями всеобщего равенства», королева мать мрачнела и устремляла взор в пустоту.

Осторожный король обсудил возможность брака его дочери с приближенными, и те подкрепили свои рекомендации результатами социологического опроса, проведенного журналом «Санди пикториэл». Оказывается сорок процентов английский читателей, «обладающих классовым самосознанием», против свадьбы Елизаветы с Филиппом, «потому что он иностранец».

Филипп выдавал себя за скандинава. «Точнее, я датчанин, - сказал он репортеру. – Дома мы говорим по-английски… но иногда переходим на французский. Случается и немецкий вспомнить, ведь у меня кузины немки. Когда не найти подходящего слова в одном языке, ищешь в другом…»

Дочь герцогини Мальборо вспоминала, как ее братья надсмехались над Филиппом за глаза. «Он не знал, чем живет страна, - говорила герцогиня. – Он был пришельцем из другого мира – это и привлекало к нему Елизавету. Ну и, конечно, его красота. Ему не суждено было врасти в британский истеблишмент, но он иногда честно пытался стать таким же претенциозным, скучным и чопорным, как и все мы. Разумеется, у него ничего не вышло – яркая индивидуальность брала свое».

Елизавета билась за него геройски. «Вы же все-таки женились на маме, хоть она была и не королевского рода. А Филипп — из королевской семьи».

Но короля она этим не убедила. Любящий отец весьма сомневался, что из Филиппа получится верный муж. Он кое-что знал о том, как молодой лейтенант проводит отпуска, в частности, знал о его привычке наведываться со своим другом и сослуживцем Майклом Паркером в александрийские бордели. Не нравились королю и слухи об отношениях Филиппа с его подругой детства Элен Корде, и уж совсем он не одобрял полуночные вылазки в Уэст-Энд с кузеном Дэвидом Милфорд-Хейвеном. Но больше всего огорчало Георга VI крепнущее желание дочери выйти замуж за Филиппа. Она отдавала себе отчет в том, что ей, как прямой наследнице престола, необходимо получить отцовское согласие на брак, а также согласие правительств страны и Содружества. И тогда Елизавета напугала родителя до полусмерти, выразив готовность пойти по стопам дяди, герцога Виндзорского, который отрекся от престола ради любимого человека.

 Сделав Елизавете предложение, Филипп принялся хлопотать о натурализации, желая впредь именоваться «лейтенантом военно-морского флота Его Величества Филиппом Маунтбаттеном». Впоследствии он будет отрицать, что делал это по настоянию дяди Дики. «Я не придавал этому (приобретению английского гражданства и аристократической фамилии) слишком большого значения, — скажет он биографу в 1971 году, — но в конце концов убедился, что лучшей альтернативы не существует... Общество заблуждается, считая, что дядя Дики всю жизнь руководил моими поступками».

Отказавшись от прав престолонаследия, Филипп затем отрекся от греческой православной церкви, чтобы принять англиканскую. 16 декабря 1946 года «Нью-Йорк тайме» заявила на первой полосе, что лишь политические соображения, погубившие так много королевских романов, задерживают оглашение помолвки принцессы Елизаветы, наследницы британского трона, и греческого принца Филиппа. И снова Букингемский дворец дал опровержение.

"Наконец короля удалось уломать. Он позволил дочери выйти замуж за Филиппа, который сменил фамилию, национальность, религию и уже не вызывал у британского истеблишмента зубного скрежета. Дядя Дики быстро познакомил племянника с воротилами прессы, и те признали, что родство с королевой Викторией (Филипп, как и Елизавета, приходился ей праправнуком) и служба на Его Величества военно-морском флоте делают его вполне подходящим кандидатом в консорты. И все же король еще долго не соглашался официально сообщить о помолвке. Георг VI распорядился хранить эти планы в строжайшей тайне до его возвращения из Южной Африки. В нем еще не умерла надежда, что Елизавета передумает. Придворные получили указания опровергать все слухи, касающиеся наследницы престола и ее избранника, а от Филиппа король потребовал крайней осмотрительности, запретил ему показываться на людях рядом с Елизаветой до возвращения августейшей семьи в 1947 году.

Филиппу не удалось попрощаться с невестой на вокзале Ватерлоо или у портсмутского причала, на борту корабля, увозящего королевскую семью. Будущему зятю короля не позволили даже прийти в Букингемский дворец на прощальный обед, и ему настоятельно не рекомендовали показываться через десять недель на пристани, чтобы встретить королевскую семью. Однако король разрешил Филиппу писать Елизавете письма. Правда, за два дня до ее отбытия жениху и невесте дали, возможность отпраздновать помолвку в лондонском особняке Маунтбаттена на Честер-стрит.

Однако король не спешил известить подданных о матримониальных планах дочери. Он вычеркнул имя Филиппа из списка приглашенных в Виндзорском замке по случаю скачек в Аскоте. Но восьмого июля Филипп (в то время преподаватель королевского военно-морского училища младших офицеров в Кингсмуре) позвонил Его Величеству. Он просил разрешения вечером приехать в Букингемский дворец и подарить Елизавете доставшееся ему от матери обручальное кольцо с алмазом в три карата. Король дал согласие и любезно пригласил будущего зятя на ужин.

И, наконец, через два дня представитель королевского двора, который два года опровергал слухи о помолвке Елизаветы и Филиппа, сообщил, что таковая состоялась.

Британские средства массовой информации преподнесли помолвку как роман века. «Это вовсе не брак по расчету», — утверждала «Дейли мейл». «Молодые давно и искренне влюблёны друг в друга», — вторила ей «Дейли телеграф». Даже скептичные американцы не подвергли их слова сомнению. «Видя эту симпатичную девушку и молодого морского офицера вместе, мир предпочитает думать о любви, а не о политическом союзе», — говорилось в редакционной статье «Нью-Йорк тайме». Впрочем, Филипп в женитьбе по расчету не видел ничего предосудительного, До 1923 года такие браки для королевских семей считались в порядке вещей, и любовь редко играла мало-мальски значительную роль. Он имел возможность узнать об этом от своих родителей, от двух дядей Маунтбаттенов и от всех кузенов и кузин, включая Марину, нищую греческую принцессу, которую английская династия взяла к себе, чтобы остепенить гомосексуалиста герцога Кентского. Филипп всегда отличался прагматизмом; предлагая руку и сердце Елизавете, он прислушивался не только к голосу любви.

«Как ты думаешь, почему я женюсь?— спрашивал он Кобину Райт. — Скажу честно: потому что у меня никогда не было своего угла. С восьми лет я кочую по школам и кораблям».

Почти четверть века спустя Филипп публично признает, что в брак с Елизаветой он вступил по расчету. К тому времени он будет женат на Елизавете двадцать четыре года, обеспечит трон наследником мужского пола и смирится с ролью консорта. Кроме того, он научится скрывать свои связи с другими женщинами.

«Но из этого не следует, что он не любил Елизавету, когда женился на ней,» — скажет его американский Друг Ларри Адлер, аккордеонист, который на родине попадет в черный список за членство в коммунистической партии и будет вынужден переехать в Англию. Адлер прибьется к компании друзей Филиппа, регулярно собиравшейся в резиденции герцога Эдинбургского на обед по четвергам и получившей известность как «Четверг-клуб». — Спросите, был ли он в нее влюблен? Нет, но питал к ней огромное уважение».

 Действительно, на чье-то замечание, что Маргарет гораздо миловиднее своей сестры, этого гадкого утенка, Филипп вспылил: «Вы их не знаете. Елизавета мила и добра, как её мать».

Филиппу не позволили касаться подготовки свадебного торжества. Ему позволили включить в почетный список гостей кузена, Дэвида Милфорда, но кроме него, Филипп пригласил всего лишь двух человек, хотя, на церемонии присутствовало две, с половиной тысячи гостей. Этими баловнями судьбы оказались сослуживец и закадычный друг жениха Майкл Паркер и мать Элен Корде. Мать же Кобины Райт-младшей, первой его любви, фигурировала в официальном списке приглашенных как светский обозреватель от Херста. Кроме того, Филиппа не желали видеть в Букингемском дворце до урочного дня. Как-никак, свадьба наследницы трона — не просто обряд бракосочетания, а дело государственного значения, которое привлечет внимание мира к британской монархии. А потому король с королевой открытым текстом довели до сведения жениха, что его сестры и их немецкие мужья, поддержавшие гитлеровский «Третий рейх», не будут гулять на празднике. Все они остались в Германии и слушали радиорепортаж из Букингемского дворца, сидя в замке Мариенбург южнее Ганновера. Принцесса Маргарита Гогенлоэ-Ланденбургская, маркграфиня Баденская и принцесса София Ганноверская поздравили брата по телефону. «В подарок от нас всех мы ему послали золотую авторучку с выгравированными нашими именами»,— сказала принцесса София.

Изучив список гостей, королева послала приглашение матери Филиппа, которую считала «милой, но странной… определенно странной»

 3a6oтясь о соблюдении приличий на свадьбе дочери, она ласково поинтересовалась у Филиппа, не согласится ли его мать ненадолго расстаться с монашеским одеянием. Филипп тотчас понял, что мрачную серую сутану с белым апостольником, подпоясанную веревкой, а так же четки необходимо убрать в шкаф до лучших времен. Посему не свадебной церемонии в Вестминстерском аббатстве принцесса Эндрю сидела рядом с августейшей четой, облаченная в шляпку и простое шелковое платье, которое, впоследствии Ее Величество назовет «Очень милым и вполне подходящем случаю».

Утром перед свадьбой Филипп выразил свою обеспокоенность предстоящей женитьбой на женщине, которой суждено стать королевой. «Мы вместе завтракали, и он сказал: «Никак не пойму, кто же я на самом деле — первый смельчак на свете или последний дурак», — вспоминал родственник принца.

Вечно нуждающийся жених, которому звание лейтенанта королевского флота давало восемь гиней в неделю, в одночасье стал особой с рангом, титулом и положением, а также с правом носить тяжелые, сверкающие золотом эполеты. Он полу­чил камердинера, секретаря по протокольным вопросам, конюшего, королевские апартаменты в Кларенс-Хаусе и пятьдесят тысяч фунтов (примерно сто тысяч долларов) на обновление интерьера. А также замок Саннингхилл-парк для загородных уик-эндов. Прежде чем молодожены успели туда съездить, королевскую собственность на краю Большого Виндзорского парка объял огонь — то был первый из многих таинственных пожаров, которые с тех пор пережил дом Виндзоров.

Утром в день свадьбы Филипп опустился на колено перед королем, тот обнажил шпагу и, дотронувшись клинком до каждого плеча будущего зятя, сделал его кавалером; ордена Подвязки. В британской иерархии это высшая награда, которой может удостоить король: В письме матери Его Величество признался, что восемью днями ранее этому же ритуалу он подверг Елизавету, чтобы дать ей преимущество пред мужем.

Филипп, вынужденный сменить гражданство,   фамилию и религию, сам себя низвел до положения простолюдина. За все эти жертвы он был вознагражден тремя высочайшими титулами Великобритании: барон Гринвичский, граф Мерионетский и герцог Эдинбургский. Правда, ему не достался титул принца английского, и этот вопрос не обсуждался до 1957 года. Но уже накануне свадьбы Филипп имел возможность почувствовать, сколь упоительно звучат слова «Ваше Королевское Высочество». Это раздосадовало некоторых аристократов, которые даже сегодня подчеркивают, что британские герцоги, не связанные кровными узами с правящей династией, — это «светлости», а не «Королевские Высочества». Его Величество решил облагородить своего двадцатишестилетнего зятя, чтобы дочь получила статус супруги пэра. К тому же он заботился о благородном происхождении внуков. «Да, конечно это более чем щедро, — сказал он, — но я надеюсь, Филипп понимает ответственность, которая легла на его плечи».

Елизавета выходила замуж избалованной, выпестованной в оранжевых условия дочерью пуритан. А Филиппа воспитали родственники, сами выросшие в атмосфере упадка и безнравственности. Елизавета с младенчества вдыхала успокоительные дворцовые запахи воска и свежих роз, а Филипп привык к нафталину, которым безнадежно пропахла одалживаемая ему одежда, и к жизни на обшарпанных чемоданах. Двадцатишестилетний бродяга, побывавший в Европе, Австралии и на Ближнем Востоке, взял в жены девушку двадцати одного года, всего лишь раз на своем веку покинувшей родные пенаты, чтобы погостить в Южной Африке.

Будущий супруг Елизаветы не принадлежал к числу одаренных и всесторонне развитых людей, но он, по крайней мере, двенадцать лет учился по общепринятым программам да еще несколько лет в военно-морском училище, и краснеть из-за плохо подвешенного языка ему не случалось никогда. Он мог с уверенностью, граничащей с наглостью, без стука войти в любой дом, небрежно представиться, подойти к самой красивой девушке и сказать: «У вас тут гораздо приятнее, чем там, откуда я только что сбежал». Филипп умел болтать с кем угодно и о чем угодно, а Елизавета постоянно подыскивала слова.

Через несколько лет и Филипп будет вынужден признать свое невежество. «С прискорбием сознаюсь, что все мои степени – дань титулу», - услышат от него студенты Делийского университета в Индии. «Мое поколение оканчивало лучшие школы и ухитрилось при этом оказаться самым малограмотным за всю эпоху, - скажет он потом в Уэльском университете. – Я – часть потерянного поколения и сейчас пытаюсь наверстать упущенное в период между тридцать девятым и сорок пятым годом.

В 1948 году у Елизаветы и Филиппа родился сын, принц Чарльз

Принц Филипп, решив стать адмиралом, хотел оставить работу в Адмиралтействе, где, по его словам, «целыми днями переставляли корабли на карте», и вернуться на флот. Король отчаянно сопротивлялся: он знал, что Елизавета пожелает его сопровождать и на два года покинет Лондон, а ему совсем не хотелось, чтобы дочь уезжала на такой срок. За долгие недели переговоров им удалось прийти к соглашению: Елизавета будет возвращаться в Лондон каждые несколько месяцев, а король разрешит Филиппу оставить скучную должность. В октябре 1949 года герцог Эдинбургский отправился на Мальту, где его дядя, Дики Маунтбаттен, заместитель главнокомандующего Средиземноморским флотом, через некоторое время назначил его капитаном фрегата «Сорока». Команда уважала Филиппа, но не любила.

Елизавета верная своему обещанию, осталась с ребенком в Англии на несколько недель. Но потом помчалась к Филиппу. Маунтбаттены предавали свою резиденцию в Вилла-Гардаманья в распоряжение Елизаветы и Филиппа на время визитов принцессы.

Елизавета вернулась домой только после того как ее муж ушел в море. Оказавшись дома, Елизавета обнаружила, что беременна. Поэтому в марте 1950 года она отправилась на Мальту, чтобы сообщить мужу новость и провести с ним еще один месяц. Она не видела Филиппа до тех пор, пока он не прилетел с Мальты ближе к концу лета, а 15 августа она родила дочь. Филипп пробыл дома месяц, а потом снова вернулся на службу.

Елизавета присоединилась к нему в ноябре. Они прожили вместе три месяца, а дети снова остались с нянями и старшим поколением. Позднее Принц и принцесса путешествовали по Италии и Греции.

Филипп критиковал Елизавету за то, что она бросила больного сына на несколько недель, когда у него была простуда. Критика ее веса и гардероба волновала ее больше.

Елизавета была на Мальте, когда ей срочно понадобилось вернуться в Лондон, из-за ухудшения здоровья отца. Филиппу пришлось последовать за ней через несколько месяцев. Он простился со своей командой 16 июля 1951. «Последние одиннадцать месяцев были самыми счастливыми в моей жизни моряка». Пять дней спустя он улетел в Англию, где его встречал маленький сын, принц Чарльз, вместе со своей няней. Однако Елизаветы в аэропорту не было. Она отправилась на скачки в Аскот.

Через три месяца они предприняли официальное турне по Канаде. И снова Елизавета и Филипп оставили детей на попечение гувернанток и родителей. Они пропустили первый шаги принцессы Анны и третий день рождения принца Чарльза. Филипп заявил, что эта страна оказалась удачным вложением.

Елизавета никогда не жаловалась на условия, в которых ей приходилось жить за границей. Она предоставляла это мужу. Во время посещения Вашингтона супруги