Воспоминания современников об А. С. Пушкине

В первые годы лицейской жизни юноша Пушкин не отличался усидчивостью, хотя и поражал многих своей феноменальной памятью и талантливостью. Он «всегда находился в числе последних воспитанников второго разряда, — вспоминал о нем его однокашник С. Д. Комовский [Сергей Дмитриевич (1798 – 1880), действительный статский советник], — и при выпуске из Лицея он получил чин 10-го класса... Учебные подвиги его были не очень блистательны».

Но уже в то время многие товарищи, учителя отмечали его необыкновенную начитанность. «Все мы видели, — писал Пущин [Иван Иванович (1798 – 1859), офицер гвардейской конной артиллерии, декабрист], — что Пушкин нас опередил, многое прочел, о чем мы и не слыхали, все, что читал, помнил...».

А под конец своей жизни Пушкин стал одним из самых образованных людей в России и поражал уже всех своими разносторонними знаниями. «...Хотя в юности учился небрежно и посему в выпуске не попал в число первых учеников, — пишет в своих «Памятных записках» Н. М. Смирнов [Николай Михайлович (1807 – 1870), русский чиновник, дипломат и мемуарист], — но он умел приобрести впоследствии обширные познания в литературе и истории. Он читал очень много и, одаренный необыкновенной памятью, сохранял все сокровища, собранные им в книгах»[9].

~~~~~~~

       «Не только в часы отдыха от ученья, в рекреационных залах, на прогулках, но нередко и в классе и даже в церкви ему приходили в голову разные поэтические вымыслы, и тогда лицо его то хмурилось, то прояснялось от улыбки, смотря по роду дум, его занимавших. Набрасывая же мысли свои на бумагу, он от нетерпения грыз перо и, насупя брови, надув губы, с огненным взором читал про себя написанное».

Так рассказывал про Пушкина его лицейский товарищ Комовский[10].

~~~~~~~

Воспитанница Вульфов Екатерина Евграфовна Синицына в своих воспоминаниях, записанных учителем из Твери В. Колосовым, оставила интересный рассказ о Пушкине-Шахматисте. «Павла Ивановича он... выучил играть в шахматы... но только очень скоро тот стал его обыгрывать. Александр Сергеевич сильно горячился при этом, однажды он даже вскочил на стул и закричал: «Ну разве можно так — обыгрывать учителя». А Павел Иванович начнет играть снова, да и опять с первых же ходов и обыгрывает его. «Никогда не буду играть с вами... Это ни на что не похоже...» — загорячился обыкновенно при этом Пушкин». <…> сильным игроком в шахматы Пушкин не был, но любил играть, увлекался этой игрой[11].

~~~~~~~

       «По шаткому крыльцу вошел я в ветхую хижину первенствующего поэта русского, — читаем мы в дневнике приятеля Пушкина Алексея Вульфа [(1805 – 1881), мемуарист] от 16 сентября 1827 года. — В молдаванской красной шапочке и халате увидел я его за рабочим столом, на коем были разбросаны все принадлежности уборного столика поклонника моды; дружно также на нем лежали Монтескье с «Сельскими чтениями» и журналом Петра I, виден был также Альфьери, ежемесячники Карамзина и изъяснение снов, скрывавшихся в полдюжине альманахов...» Вульф живописует Пушкина в его привычной рабочей обстановке, когда он сочинял стихи и читал, причем, как правило, сразу несколько книг, различных по жанру и направлениям[12].

~~~~~~~

По словам Бади-Тодоре [служащий], жившего при доме Инзова [Иван Никитич (1768 – 1845), русский генерал], Пушкин вставал на рассвете и, вооружившись карандашом и книжечкой, долго, без устали, гулял по саду и заходил далеко в поля. Походит, походит он час-другой, присядет на какой-нибудь пень или камень, напишет немного и опять ходит. Это наблюдалось летом; зимою Пушкин по утрам приказывал вытопить хорошенько печь и принимался ходить по комнате, шлепая турецкими туфлями. Походит, походит, так же, как и в саду, затем присядет, попишет немного и опять начинает ходить. По временам Пушкин до того увлекался работой, что его никак нельзя было оторвать от нее к завтраку или обеду. Когда ему мешали, он страшно сердился, в особенности раз, когда за Пушкиным послали одного молодого парня; не успел еще тот переступить порог и передать поручение, как Пушкин, с криком и сжатыми кулаками, набросился на него и наверно побил бы, если бы тот своевременно не убежал. После этого Пушкин жаловался Инзову и просил раз навсегда не беспокоить его во время занятий, хотя бы он должен был остаться без обеда. Поэтому, когда впоследствии кого-нибудь из прислуги посылали за Пушкиным, то они предварительно подкрадывались к окну и высматривали, что Пушкин делает: если он работал, то никто из прислуги не решался переступить порог. В другой раз, когда ему помешали, он до того рассердился, что, схватив со стола бумагу, на которой писал, разорвал ее, скомкал и швырнул в лицо помешавшему ему. Это случилось с экономкой Инзова, женщиной в летах, из городского сословия. Когда после этого экономка, обидевшись, дулась на Пушкина, он просил извинить ему, так как это «находит» на него[13].

~~~~~~~

Затем Пушкин в эту же часть города очень часто появлялся в самых разнообразных и оригинальных костюмах. То, бывало, появляется он в костюме турка, в широчайших шароварах, в сандалиях с феской на голове, важно покуривая трубку, то появится греком, евреем, цыганом и т. п. Разгуливая по городу в праздничные дни, он натыкался на молдавские хороводы и присоединялся к ним, не стесняясь присутствующими, которые, бывало, нарочно приходили «смотреть Пушкина». По окончании плясок он из общества молдаван сразу переходил в общество «смотревших» его лиц из образованного класса, которым и принимался с восторгом рассказывать, как весело и приятно отплясывать «джок» под звук молдавской «кобзы»[14].

Со слов кишиневских старожилов.

 

~~~~~~~

Пушкин был смелым человеком. Липранди [Иван Петрович (1790 – 1880), российский военный и государственный деятель, военный историк.] <…> вспоминал: «...предмет, в котором Пушкин никогда не уступал, это готовность на все опасности. Тут, по крайней мере в моих глазах, он был неподражаем... <…> Александр Сергеевич всегда восхищался подвигом, в котором жизнь становилась, как он выражался, на карту. Он с особенным вниманием слушал рассказы о военных эпизодах; лицо его краснело и изображало жадность узнать какой-либо особенный случай самоотвержения; глаза его блистали, и вдруг часто он задумывался. Не могу судить о степени его славы в поэзии, но могу утвердительно сказать, что он создан был для поприща военного, и на нем, конечно, он был бы лицом замечательным; но, с другой стороны, едва ли к нему подходят слова императрицы Екатерины II, сказавшей, что она "в самом младшем чине пала бы в первом же сражении на поле славы"»[15].

~~~~~~~

       «Я встретила его в зале, – вспоминает она [Александра Андреевна Фукс (1788 (1805-?) – 2853), русская поэтесса, автор этнографических очерков и мемуаров, друг Пушкина] — Он взял дружески мою руку с следующими ласковыми словами: «Нам не нужно с вами рекомендоваться, музы нас познакомили заочно, а Братынский еще более». Вскоре «я осталась с моим знаменитым гостем одна и, признаюсь, не была этим довольна. Он тотчас заметил мое смущение и своею приветливою любезностью заставил меня с ним говорить, как с коротким знакомым... Потом просил меня непременно прочитать стихи моего сочинения. Я прочла сказку «Жених», и он, слушая меня, как бы в самом деле хорошего поэта, вероятно из любезности, несколько раз останавливал мое чтение похвалами, а иные стихи заставлял повторять и прочитывал сам.... Потом разговоры наши были гораздо откровеннее; он много говорил о духе нынешнего времени, о его влиянии на литературу, о наших литераторах, о поэтах, о каждом из них сказал мне свое мнение и наконец прибавил: «Смотрите, сегодняшний вечер была моя исповедь; чтобы наши разговоры остались между нами»[16].

~~~~~~~

И вот наступил день встречи с Пушкиным. 26 мая 1836 года с самого утра Дурова [Надежда Андреевна (1783 – 1866), первая в России женщина-офицер, писательница] со страхом ожидала его приезда и то и дело подбегала к небольшому оконцу своего номера, расположенного «под облаками» на четвертом этаже. «Что подумает Александр Сергеевич, когда увидит, сколько лестниц надобно будет пройти ему? — с отчаянием думает она. <…> Но вот наконец карета знаменитого поэта остановилась у подъезда. От страха Дурова заметалась по комнате, но потом, взяла себя в руки, с горящими пунцовыми щеками остановилась перед дверью, мысленно представляя себе Пушкина, преодолевающего многочисленные ступеньки, ведущие в ее мансарду. Вот она слышит чьи-то шаги в прихожей, отворяется дверь и входит... ее слуга Тишка. «Александр Сергеевич Пушкин!» — вытянувшись перед ней в струнку и почему-то шепотом сообщает он. «Проси», — на одном дыхании произносит она. Тишка проваливается как сквозь землю, и вот уже она видит на его месте небольшого роста человека с цилиндром в руке, с быстрыми светлыми глазами и длинными бакенбардами. Он кажется Дуровой настолько знакомым... Во всех его движениях и словах столько простоты и светской учтивости, что Дурова мигом приходит в себя и скоро уже не без иронии начинает наблюдать, как «вежливый писатель и поэт» начинает рассыпаться в комплиментах, хвалить «слог моих записок, полагая, что в этом случае он говорит тем языком, каким обыкновенно люди образованны говорят с дамами»[17].

~~~~~~~

«...Однажды часа в три, — пишет И. И. Панаев [рус. писатель и журналист, 1812 – 1862] в своих мемуарах, – я зашел в книжный магазин Смирдина [Александр Филиппович (1795 – 1857), русский издатель и книгопродавец]... В одно почти время со мной вошли в магазин два человека: один большого роста, с весьма важными и смелыми приемами, полный, с рыжеватой эспаньолкой, одетый франтовски; другой среднего роста, одетый без всяких претензий, даже небрежно, с курчавыми белокурыми волосами, с несколько арабским профилем, с толстыми, выдававшимися губами и с необыкновенно живыми и умными глазами. Когда я взглянул на последнего, сердце мое так и замерло. Я узнал в нем Пушкина по известному портрету Кипренского.

До этого я нигде никогда не встречал Пушкина. Я преодолел робость, которую ощутил при первом взгляде на этот великий литературный авторитет, подошел к прилавку, у которого он остановился, и начал внимательно и в подробности рассматривать поэта... Он спросил у Смирдина не помню какую-то книгу и, перелистывая ее, обратился к своему спутнику с каким-то замечанием. Спутник, заложив руку за жилет, отвечал громко, не смотря на Пушкина, и потом, с улыбкою обратясь к Смирдину <…> Я думал, глядя на господина с рыжей эспаньолкой: «Счастливец! Как он обращается с великим человеком. Кто бы это такой?»[18].

~~~~~~~

1827 года, в один из дней начала лета, я [Андреев Алексей Симонович (1792 – 1863), преподаватель математики] посетил бывшую тогда выставку художественных произведений на Невском проспекте против Малой Морской в доме Таля. В это время была выставлена картина, присланная Карлом Брюлловым из Италии, известная под названием "Итальянское утро". Уже не в первый раз я с безотчетно приятным наслаждением смотрел на эту картину. Странное чувство остановилось во мне. Казалось, я дышал каким-то мне дотоле неведомым воздухом. Что-то неизъяснимо приятное окружало меня. С таким чувством я вышел на улицу. Первые особы, мне встретившиеся, был барон Дельвиг и с ним под руку идущий, небольшого роста, смуглый и с курчавыми волосами. Я с Дельвигом поздоровался, как с хорошо знакомым, и он меня спросил, разве я не знаю его (указывая на своего товарища). Получив от меня отрицательный ответ, он сказал: "Это — Пушкин". Тогда я, от души обрадовавшись, отнесся к Александру Сергеевичу, как уж несколько знакомому, ибо часто до приезда его виделся с его матерью Надеждой Осиповной и сестрою Ольгою Сергеевною. Одежда на нем была вовсе не петербургского покроя, в особенности же картуз престранного вида. Желая быть долее с Пушкиным, я вместе с ними пошел опять на выставку. Дельвиг подвел Пушкина прямо к "Итальянскому утру". Остановившись против этой картины, он долго оставался безмолвным и, не сводя с нее глаз, сказал:

— Странное дело, в нынешнее время живописцы приобрели манеру выводить из полотна предметы и в особенности фигуры; в Италии это искусство до такой степени утвердилось, что не признают того художником, кто не умеет этого делать.

И, вновь замолчав, смотрел на картину, отступил и сказал:

— Хм! Кисть, как перо: для одной — глаз, для другого — ухо. В Италии дошли до того, что копии с картин до того делают похожими, что, ставя одну оборот другой, не могут и лучшие знатоки отличить оригинала от копии. Да, это, как стихи, под известный каданс можно их наделать тысячи, и все они будут хороши. Я ударил об наковальню русского языка, и вышел стих, — и все начали писать хорошо.

В это время он взглянул на Дельвига, и тот с обычною своею скромностью и добродушием, потупя глаза, ответил: «Да»[19].

 

Приложение 4

«Он наш поэт, он наша слава»

(библиографический обзор литературы)

        Александр Сергеевич Пушкин занимает одно из основных мест в отечественной литературе. Мы начинаем изучать творчество поэта чуть ли не с первого класса, продолжаем во время прохождения всей школьной программы, а некоторые читают Пушкина и всю свою жизнь. Происходит это потому, что он является и сказочником, и поэтом, и прозаиком, и великим реформатором русского языка.        Познакомиться с биографией и творческим путем писателя вам поможет книга Шатилов, Б. А. Пушкин [Текст]: [для ст. шк. возраста] / Борис Шатилов; [под общ. ред. Ю. Русаковой]. — М.: Дет. лит., 1969. — 254 с. Главное, чем издание привлекает с первой же страницы, кроется в способе изложения материала. Уже первая глава – рассказ о предках и близких поэта – ведется таким простым и точным языком, что сразу вызывает к себе доверие читателя.За очень живым, уверенным и вместе с тем ясным повествованием чувствуется большая осведомленность рассказчика.

        К характеристике персонажей книги Б. Шатилов подходил и как историк, и как писатель. Тонкое проникновение в психологию изображаемых им лиц и выразительная обрисовка бытовых деталей позволили ему приблизить к нам образы и друзей поэта и его врагов. Такое исторически верное и вместе с тем художественное изображение придает книге яркие «примеры беллетристики», делает ее увлекательной для читателя.

        В книге много цитат из писем, стихотворений и заметок Пушкина, а также из воспоминаний о нем современников.

        Более глубоко с биографией и творчеством вы можете ознакомиться в книге Лотман, Ю. М. Пушкин [Текст]: биография писателя: статьи и заметки. 1960-1990 / Ю. М. Лотман. — СПб.: Искусство, 1997. — 847 с. Данная книга является результатом многолетнего исследования А. С. Пушкина как человека так и писателя. В ней впервые собраны все работы исследователя Ю. М. Лотмана, посвященные жизни и творчеству великого русского поэта. Том состоит из четырех разделов: первый – биография А. С. Пушкина; второй – статьи и исследования; третий – заметки, рецензии и выступления, посвященные творчеству поэта; четвертый раздел полностью посвящен роману «Евгений Онегин», сюда вошел и знаменитый лотмановский «Комментарий» к бессмертному творению поэта.

        В издании имеются «Указатель имен», «Указатель произведений А. С. Пушкина», «Указатель периодических изданий пушкинского времени».

        Книга адресована специалистам-филологам, педагогам и учащихся вузов и школ, а также всем интересующимся творчеством А. С. Пушкина.

        Не смотря на то, что прошло более 180 лет со дня трагической гибели гения русской литературы А. С. Пушкина, поиски материалов о нем не прекращаются по сей день. Книга Фридкин, В. М. Пропавший дневник Пушкина [Текст]: рассказы о поисках в зарубежных архивах / В. М. Фридкин. — Изд. 2-е, доп. — М.: Знание, 1991. — 250 с. – плод десятилетних поисков в архивах и музеях Европы и США, в ходе которых автор нашел много новых интересных сведений о Пушкине, близких ему людях и тех, кто причастен к его гибели.

        В. Фридкин во время своих командировок изучил архивы окружения Пушкина П. Б. Козловского и Я. Н. Толстого, в которых были обнаружены письма А. И. Тургенева, З. Волконской; посетил замок Дантесов в Сульце, где жили Жорж и его супруга Екатерина Гончарова; побеседовал с потомками Дантеса и Пушкина. В издании представлено большое количество фотографий, репродукций портретов семьи, друзей и потомков поэта, которые сделал сам В. Фридкин.

        Книга адресована всем тем, кто интересуется жизнью великого поэта.

        О Пушкине писали В. Жуковский, М. Лермонтов, В. Белинский, Н. Некрасов, И. А. Бунин, А. Ахматова, В. Брюсов, М. Горький и многие другие писатели. Книга Светлое имя Пушкин [Текст]: проза, стихи, пьесы о поэте / [сост. и коммент. В. В. Кунина]. — М.: Правда, 1988. — 608 с. как раз включает в себя речи, очерки, статьи, повести, рассказы, пьесы и стихи русских писателей о великом поэте. В сборнике представлены писатели разных эпох – от тех, кто знал Пушкина лично и до наших современников. Здесь собраны произведения разнообразные по жанру – от стихотворения до речи и от статьи до пьесы.

        Вся книга разделяется на три части. В первой собраны стихи, статьи, речи писателей прошлого столетия; во второй – русская и советская пушкиниана ХХ в., созданная до 1945г.; в третьей – произведения о Пушкине в различных жанрах, написанные в послевоенный период (вплоть до 1986г.). Первый и второй разделы построены хронологически. В третьем разделе сделана попытка расположить материал в соответствии с этапами биографии поэта.

        Завершается книга документальным повествованием о первых пушкинистах, закладывавших фундамент науки о Пушкине.

        Книга Очерки творчества Пушкина [Текст] / Н. В. Измайлов. — Л.: Наука, 1976. — 340 c. посвящена творчеству поэта. В данный сборник вошли некоторые из работ, опубликованные Н. Измайловым с 1926-го по 1958-й года: «Пушкин в работе над «Полтавой»; «Мицкевич в стихах Пушкина (К интерпретации стихотворения «В прохладе сладостной фонтанов»)»; «Роман на Кавказских водах»; «Неосуществленный замысел Пушкина»; «Лирические циклы в поэзии Пушкина конца 20 – 30-х годов»; «Оренбургские материалы Пушкина для Капитанской дочки»; «Пушкин и В. Ф. Одоевский».

        В конце издания помещены справки о первоначальных публикациях статей, вошедших в сборник, а также о публикациях текстов «Полтавы» и других материалах для монографии. Книга снабжена двумя необходимыми указателями: упоминаемых в нем произведений Пушкина и личных имен.

Пушкин был не только писателем, но и журналистом. Он публиковал свои статьи в разных журналах, а в 1836 г. Пушкин начал издавать свой собственный журнал – «Современник». Книга Современник, литературный журнал А. С. Пушкина [Текст]: 1836-1837: избранные страницы / [сост., вступ. ст. и примеч. и слов. С. А. Кибальника]. — М.: Советская Россия, 1988. — 378 с. включает в себя лишь часть литературно-художественных материалов «Современника». Текст их печатается по томам пушкинского журнала с сохранением цензурных и редакционных изменений. Имена авторов даются так, как они были даны в «Современнике», авторство анонимных произведений раскрывается в примечаниях. Орфография приближена к современной. Пунктуация в прозаических текстах — современная, в поэтических — та же, что и в «Современнике». Перевод иностранного текста и словарь — в конце книги.

        Все материалы самого Пушкина, предназначавшиеся для «Современника», но по разным причинам не вошедшие в четыре первых тома журнала, приведены в последнем разделе книги. Завершает его перечень статей библиографического характера, включающий в себя наряду с написанными работами также и те, которые Пушкин собирался написать для последующих томов своего издания.

        Нельзя не упомянуть и Пушкина-читателя. Книги были частью его творческой лаборатории, наиболее яркими и быстрыми возбудителями фантазии. У каждой прочитанной поэтом книги своя история, а все вместе они вписаны в его судьбу, переплетены с ней. Издание Матусевич, В. А. Муза чтения [Текст]: рассказы об А. С. Пушкине – читателе, библиофиле / В. А. Матусевич. — М.: Советская Россия, 1991. — 192 с. познакомит вас с кругом чтения Александра Сергеевича. Здесь автор собрал разнообразный, увлекательный и малоисследованный материал. Читатель узнает, как зарождалась любовь к чтению у Пушкина-мальчика, окруженного великолепными книгами и просвещеннейшими людьми своего времени – Карамзиным, Жуковским, Вяземским; как влиял круг чтения поэта на его творчество, как начинал он создавать свою собственную библиотеку и какова ее судьба после гибели поэта.

        В конце книги имеется Приложение «Русские книги в библиотеке А. С. Пушкина по каталогу Б. Л. Модзалевского», который содержит 529 библиографических описания, на издания.

Приложение 5