Эстетическая компонента философии. Философия как искусство мысли

Вопрос о природе и смысле, содержании и формах эстетизации философского дискурса становится сегодня весьма актуальным. Достаточно сказать, что весь многообразный спектр взаимоотношений современной философии с классическими традициями и с неклассическими парадигмами так или иначе связан с обозначенной проблемой.

Обозначая границы и значение феномена эстетизации философии, надо сказать, что речь идет о достаточно заметном, если не кардинальном изменении формы и даже принципов философствования, сопровождающем расставание мира с философской классикой и становление неклассических философских учений. В то же время этот нетривиальный вопрос является частным историческим моментом исследования более общей историко-философской проблемы. Речь идет о постоянном присутствии эстетической компоненты в содержании и языке практически любой философской рефлексии.

Характер, степень, глубина, качественная определенность этого эстетического присутствия определяются всегда исторически конкретно и поэтому в различных философских учениях выглядят по-разному. Но тот факт, что философия всегда, на всех исторических этапах своего развития содержала и содержит в себе некоторое эстетическое начало, остается неизменным.

Иногда это начало становилось достаточно сильным, заметным, иногда даже определяющим, что превращало ту или иную философскую традицию в эстетику по преимуществу. Иногда, наоборот, эстетическое начало философии отступало на задний план, уходило в тень рационалистических конструкций, проваливалось в объективизм совершенно формального языка. Потом наступали другие времена, и эстетическая компонента философии снова звучала соло на фоне хора самых различных философских дисциплин.

Если говорить об а-исторической или вне-исторической, константной эстетической составляющей философского дискурса, то на первый случай достаточно вспомнить о том, что философия всегда представляет собой не только теорию, но и «любомудрие», любовь к мудрой мысли. Но мудрая мысль всегда прекрасна, даже если по содержанию она горька. Основным мотивом книги Мамардашвили «Эстетика мышления» как раз и является мысль о прекрасной мысли. София – не только мудрое, но и прекрасное начало человеческой мысли. С точки зрения Мамардашвили любая мысль красива уже потому, что она приносит человеку радость. От мысли человек испытывает не только интеллектуальное, но и почти физическое, телесное, чувственное наслаждение. Не случайно архимедова «Эврика!» может быть переведена как «Нашел!», «Понял!», а ощущение высшей точки понимания вполне сравнимо с высшей эстетической реакцией – катарсисом. В акте понимания человек ощущает себя живым, бытийствующим существом, и одновременно мыслящим телом. Что-то понять – не просто радостно, но еще и прекрасно.

Философия по своей природе представляет собой мысль о мысли, и в этом плане ее можно назвать высшей формой мышления. Здесь мысль рождается в чистом виде, адекватная самой себе. И в этом смысле уже априори совершенная. О мысли мыслить чрезвычайно трудно, почти невозможно. И если это все же когда-то случается, радость «чистой» мысли можно сравнить лишь с эстетическим наслаждением, даже восхищением.

Кроме того, всегда возникает еще и проблема донесения, выражения своего мыслительного восторга до читателей, слушателей или собеседников. Тогда философия выступает в качестве своеобразного искусства философа. Ему приходится не только красиво мыслить, но и красиво выражать свои мысли. Философия как искусство мысли требует логичности и стройности, изящества теоретических и образных конструкций, наконец, убедительности. И еще это занятие требует страсти. Одну из своих книг Лосев назвал «Страсть к диалектике». Однажды Ницше назвал Сократа мистагогом науки, имея в виду философию и неистовое отношение к акту рождения мысли, которое всегда испытывал платоновский Сократ. Для Сократа, как известно, «понять» обозначалось смыслообразом «родить в прекрасном». Интересно, что от красоты философской мысли не могли удержаться даже те философы, которые в силу рационалистического характера своей рефлексии старательно избегали литературного языка, художественных приемов и любой другой сознательной эстетизации философского дискурса. Среди них – Гегель, философские афоризмы которого звучат поэтически: «Наука пишет черным по белому, а философия – серым по серому; «Сова Минервы вылетает в сумерки».

Как уже говорилось, Аристотель называл логику гармонией мысли, а в неокантианстве сложилось понимание всей философии как поэзии понятий. Мамардашвили определял метафизику как «странное искусство». Что же касается Хайдеггера, то он постоянно говорит о том, что у поэзии и мысли одни корни, общее происхождение и странное схождение. По Хайдеггеру мыслить значит быть поэтом. Вот почему эстетическое начало – не случайное дополнение или украшение философской мысли, а ее глубочайшая природа, то самое arche, от которого поют музы.

Эта изначальная эстетичность любого философского размышления находит себе еще и адекватную телесную и личностную форму. Действительно, все знают, что любящий или даже просто влюбленный человек сразу же становится красивым. Но то же самое можно сказать и о мыслящем, философствующем человеке, тем более о человеке, влюбленном в мысль. Человек, превративший себя в живое тело мысли, в орган мышления, уже никак не может быть внешне непривлекательным. Он обладает особым обаянием, он интересен для окружающих и невольно и ненавязчиво захватывает их внимание.

Наконец, нельзя не сказать о том, что философия всегда существует в виде текстов, представляющих собой в большей или меньшей мере «рассказовые структуры», а значит, предполагающих «захваченность» читателей, способность их «увлечь» и заинтересовать. Язык таких текстов становится самостоятельной ценностью и чем ближе к современности, тем больше осознается как особая проблема. В результате создаются своеобразные кентаврические образования в логике «от текста к произведению». В истории философии всегда есть место подобным произведениям, начиная от Парменидовой поэмы о бытии, от платоновских диалогов через августиновскую «Исповедь», «Историю моих бедствий» Абеляра, «Философские повести» Вольтера, романы русских писателей золотого и серебряного века, русскую философскую поэзию и литературную критику, литературные произведения экзистенциалистов, заканчивая… Впрочем, традиция создания эстетизированных трудов по философии, равно как и философских по содержанию и настроению художественных творений не закончена, и можно думать, что со временем появятся еще новые формы (жанры, стили) философских произведений.

Если рассматривать исторический аспект присутствия эстетической составляющей в философской мысли, то мы встретимся с колоссальной традицией, в которой эстетическое будет постоянно менять свое место и формы. Эстетическое начало будет прихотливо соединяться даже с самыми неэстетическими компонентами философствования[1], уходить в тень, становиться фоном, потом опять выходить на первый план и брать на себя как бы «чужие», неэстетические задачи. Мы получим тогда настоящее приключение понятия (проблемы), как сказал бы Деррида, и нам придется проследить все его основные перипетии, перебираясь последовательно от эпохи к эпохе. По пути мы будем прослеживать судьбу философской мысли как мышления бытия во всей двусмысленности этого родительного падежа. С одной стороны, эстетическая философская мысль – мысль об эстетической природе бытия. С другой стороны, бытие, эстетическое по своей природе, мыслит себя посредством философии – эстетически.

Для начала попытаемся проанализировать характер присутствия эстетической компоненты в античной философии.