Расследование культа Слаанеш 1

 

— И, судя по пока имеющейся информации, это место — улей Ультарис? — Натаниэль прикрыл глаза. Мысли немного плыли, хотя ему и удавалось поддерживать внешнюю бодрость. «Миледи, вы правы, спешить не стоит. Мы ещё даже не выяснили, кто из поддавшихся ереси поддерживает тот или иной культ», — ответил он дознавателю, открыв глаза. — Думаю, это можно будет обсудить позже, леди Райт. Астос! — обратился он к пилоту, — тебе разве не говорили, что пассажиров надо выпроваживать после посадки, а не до неё? Иначе от них остаются вмятины на газоне…

Из динамиков послышался весёлый смех пилота.

— Мне многое говорили, Натаниэль. Но я не всё слушал.

Катер сел на площадку рядом с поместьем, и пилот снова сказал:

— Прямо к газону, как заказывали.

Хассель дёрнул рукоятку, отпирающую шлюз катера. Выдвинувшаяся лестница уткнулась в красноватую землю, поросшую жидковатой жёлто-зелёной травкой, захиревшей от кислотных дождей. От дома уже спешили несколько сервиторов с отметками Апотекариума.

— Миледи, прошу вас, — он указал в проём двери. — Энн, Клотильда, дамы вперёд.

 

Женщины спустились первыми, пробираясь через подоспевших сервиторов, и заметили спешащего к ним Леви, размахивающего планшетами в руках. Учёный хромал больше обычного и выглядел перевозбуждённым.

«Интересно, у него получится вскрыть моё личное дело?» — подумала Энн, тщательно спрятав свои мысли от инквизитора.

«Интересно, что раскопал Бертрам, — взглянув на хромавшего учёного, подумал Хассель, держась здоровой рукой за поручень. — Неужели он смог… выполнить мою недавнюю просьбу? — подавил он дальнейшие мысли. Идея со вскрытием досье дознавателя уже не казалась ему такой срочной, хотя и продолжалась оставаться достаточно важной. — Так быстро?»

— Милорд! — запыхавшийся Леви остановился возле последней ступеньки трапа, перекрыв доступ недовольно жужжащим сервиторам, размахивавших шприцами и резиновыми ножными фиксаторами. Видимо, их не предупредили, что пациент в перевязке не нуждается. — Я нашёл… нашёл…

Энн закрыла глаза. Ей даже стало легче от того, что сейчас всё кончится. И не придётся больше носить эту тайну с собой.

— Я нашёл в местных архивах упоминания о некоем древнем храме, — выдохнул Леви, успокаиваясь. — Он находится под ульем Ультарис, и может быть связан с Губительными силами…

Натаниэль поморщился, не скрывая эмоций. Он ожидал от учёного большего. «Как бы исхитриться и спросить Бертрама про личное дело дознавателя? — подумал он, потом оставил эту мысль до поры. — Всё-таки, я должен знать историю Энн. Если спросить её… Нет. Скорее всего, она не расскажет — слишком сильно я потерял доверие в её глазах».

Дознаватель разочарованно вздохнула. Теперь ей придётся дальше играть свою роль, стараться не выдать себя, отсекать любые попытки доверия.

«Странно всё-таки он себя ведёт, — думала она, удаляясь прочь от катера, рядом с которым суетились медикусы и Бертрам, — или это только со мной? Возможно, возможно... Никогда бы не подумала, что Хассель ханжа, да и отношения внутри команды только скрепляют дело. Кстати, про отношения...»

Энн поискала взглядом Гламора, но не обнаружила его.

«Неужели ещё не вернулся? Странно. А у меня к нему было отличное предложение, от которого он бы вряд ли отказался».

До следующей вечеринки оставалось достаточно времени, которое дознаватель и хотела потратить с пользой для себя и общего дела. Проблема заключалась в том, что для этого ей требовался Фейринг, а его не было.

«Надо будет отправиться поискать его».

Поймав отголоски мыслей дознавателя, Натаниэль невесело усмехнулся. Ханжой он не был, но недостаток информации о члене команды беспокоил его. Он доверял леди Райт, поскольку она уже доказала свою преданность Императору и лично Хасселю, сражаясь. Но чувствовал, как много она скрывает — личного, прошлого, настоящего. И по-прежнему не доверяет ему полностью. Тот момент слабости, что случился межу ними, после этого оказался вытеснен борьбой с внутренними демонами. Почему-то инквизитор был более чем уверен, что тайна Райт немногим лучше, чем его столь тщательно оберегаемая от других загадка.

«Стоит рассказать ей, — Натаниэль зажмурился от укола особо толстой иглой, — может быть, так получится раскрыть её историю?»

«Скорее, она обвинит тебя в ереси, и получит инсигнию после сожжения тебя Конклавом, еретик», — услышал он едва различимый голос на границе сознания, и дёрнулся от объявшего на секунду всё тело холода. Но всё прекратилось.

Энн оглянулась на инквизитора. На краткий миг ей показалось, что ему нужна помощь, что там, за спиной, что-то происходит. Дознаватель поискала взглядом Хасселя, но не увидела ничего особенного. Она пожала плечами и скрылась в дверях дома.

 

Фейринг, благоухавший сомнительными ароматами сильных антисептиков и обеззараживающих средств, вышел из ванной комнаты раздражённым и мокрым. Запах апотекариума он ненавидел со времён службы в гвардии, но после столкновения с поклонниками Нургла любые средства были хороши — болезни не особо разбирали, как сильно ты веруешь в Императора, и заражали всех.

Энн ещё в начале коридора услышала радостный голос парии. Гламор нашёлся, но Клотильду это радовало так, словно он нашёлся среди завалов тоннеля под ульем через неделю после обвала.

Дознаватель подумала, что им не стоит сейчас мешать, свернув в боковой проход. Быть псайкером и сражаться с врагами Империума означало не только жалование, быструю карьеру или столь же скорую смерть. Это ещё и лишало простых радостей в сфере эмоций. В один момент твоя жизнь делилась ровно на до и после. И ты уже должен был жить с этим до конца дней. А все твои эмоции делились на те, которые ты всегда скрываешь, и те, которые ты всегда слышишь. Ничего личного, если это не под замком. Ничего неожиданного, если ты не под щитами. И ничего настоящего, оно и так уже видится в тонкой ауре мыслей собеседника.

«Я несправедлив к леди Райт, — думал инквизитор, лёжа в громко щёлкавшем томографе, делавшем снимки его тела. — Стоит признать, Натаниэль Хассель, что твоё поведение — это поведение труса и слабого человека. Несмотря на всю твою силу и псайкерский дар, ты был и остаёшься одиночкой. И на все попытки вывернуть тебя из панциря отвечаешь отстранённостью и отрешённостью, отталкивая тех, кто хочет помочь».

Натаниэль пожалел, что отказался от предложенного Энн на борту катера амасека. Не затуманить мысли, но снять скапливающееся, как подтекающее топливо, напряжение под сводом черепа.

«Хорус меня разорви, так можно стать иконой самого себя, и окончательно превратиться в холодного расчётливого… инквизитора».

 

Райт почти добралась до своей комнаты, когда на неё вывалился очумевший Гламор. Он весь был перепачкан какой-то мазью, от него несло за милю средствами очистки и дезинфекции, а сам он был одет только в полотенце на бёдрах. За ним волочилась пария, вцепившаяся как раз в то самое полотенце. Энн встретила парочку холодным взглядом.

— Клотильда, надеюсь, вы оба не ко мне?

— Да! — вырвалось у Гламора.

— Нет! — вскрикнула пария. Энн подавила желание засмеяться.

— Мне сказали, что ты меня искала, — Фейринг смотрел на дознавателя со стоическим упорством, продолжая крепко цепляться за полотенце. Дознаватель согласно кивнула, потом выразительно посмотрела на голый торс Гламора, изукрашенный шрамами букв святого писания.

— Но не в этом же виде, господин Фейринг, — не сдержала она улыбки. — Мне, безусловно, приятно ваше рвение, но...

— Внешний вид, внешний вид… — проворчал он, удерживая полотенце от падения. — Это поправимо. Я только что с зачистки, пришлось сжечь комплект одежды, а я её проносил всего лишь год! Дознаватель, говорите, что вам нужно, и сразу решим, что дальше делать. На себя я могу натянуть что угодно, хоть чехол от катера, если вас это смущает…

— Меня не смущает даже отсутствие на вас кожи, господин Фейринг, — давая понять, кто тут дознаватель, произнесла Энн. — У меня к вам просьба. Возможно, она будет вам интересна. Как священнику, — Райт загадочно улыбнулась. — Заходите, — пользуясь случаем отомстить парии за её поведение на вечеринке, сказала она Гламору, кивая на дверь.

— Во славу Императора, — выразил согласие он, — можете на меня рассчитывать, леди Райт.

— Клотильда, я поговорю с тобой после разговора с дознавателем, — сказал он надувшейся Воттс, и направился в комнату дознавателя, пытаясь пригладить вставшие дыбом после санобработки волосы.

Энн впустила Гламора, не обращая внимания на то, на чём держалось его полотенце. Она подошла к дальнему углу комнаты, пошарила рукой за фальшпанелью в шкафчике, которых в поместье аристократов всегда было в избытке, и достала оттуда свёрток из потрёпанной ткани.

— Это дал мне один друг. И посоветовал обратиться к священнику, чтобы он нанёс рисунки на любую металлическую поверхность с соответствующими делу ритуалами.

Энн протянула свёрток Фейрингу, который даже забыл о полотенце, соскользнувшем вниз, едва он вскочил с места, развернув ткань.

Райт совершенно случайно угадала одно из слабых мест бывшего священника, хотя, поразмыслив, он пришёл к выводу, что это был точный расчёт и профессиональная внимательность к деталям. С того момента, как Фейринг впервые услышал голос, зовущий его на битву с демонами, и нанёс на своё тело первый символ, он тратил большую часть своего свободного времени на поиски и изучение старых священных книг, из которых брал цитаты и неизвестные дотоле ему изображения. Некоторые из них, после вдумчивого изучения, он наносил на своё тело в виде шрамов.

Развернув свёрток, Гламор испытал смешанное ощущение восторга и удивления. Изображения, как он чувствовал, явно имели сродство к металлу, и для него оказывались бесполезны. И ещё, они удивительно сочетали в себе два противоположных начала — изгибы, характерные для живого, и жёсткие линии механизмов. Он принюхался, но не почувствовал хаоса или дыхания варпа.

— Механикус? — спросил он дознавателя, без тени смущения подбирая одной рукой упавшее полотенце и возвращая его на законное место. — Оружие, или?

— Да, механикус, — подтвердила его догадку Энн. — Небольшой подарок за оказанную помощь. Мне кажется, что это именно оружие, — сказала она, — во всяком случае, мой знакомый магос определял конечный результат именно как средство причинения повреждений неверным Императору. Мне хочется нанести это на свою обувь.

Она сняла один из ботфортов и протянула Гламору каблуком вверх.

— Вот сюда и сюда, — она указала пальцем на бок каблука и подошву. — Подобные символы уже имеются на моём оружие, — пожала плечами дознаватель, м и пока что ножи зарекомендовали себя наилучшим образом. Это было экспериментом, увенчавшимся успехом, но остального магос сделать не успел.

— Поня-ятно, — протяжно произнёс Гламор, вглядываясь в символы, а потом в ботфорты, словно представляя, как будет лежать рисунок на металле каблука. — Только я бы нанёс их на всю окружность каблука, и на подошву тоже, — добавил он, прищурившись. — Но это по вашему желанию, а так… Мне потребуется некоторое время на подготовку, и примерно пять-шесть часов на сам ритуал.

Священник честно попробовал объяснить дознавателю, что с некоторыми реагентами в этом улье совсем беда, и за ними придётся летать чуть ли не в Южное полушарие, а кое-что — покупать у контрабандистов, но потом сжалился над Энн, и коротко заключил:

— Э, в общем, я могу это сделать, дознаватель. Только выберите время, чтобы не остаться без ботфортов в бою или на тех пробежках, что любит устраивать инквизитор, когда говорит «сегодня мы отправляемся на разведку».

Дознаватель согласно кивнула.

— Мне нравится твоя идея с нанесением, так и сделай. А вот насчёт того, когда...

Она задумалась. Корректно ли будет уточнить у инквизитора это самое «когда»? До следующей вылазки оставалось несколько дней, может, даже пара недель.

— Я уточню у лорда инквизитора, когда мы бегаем, когда прыгаем, — поджав губы, произнесла дознаватель, — тогда сообщу, в какое время ты сможешь меня разуть, — она улыбнулась. — А пока что... возьми с собой тексты и схемы. Изучишь на досуге. Возможно, они пригодятся не только мне.

— Возможно, — не стал спорить Фейринг, бережно заворачивая схемы и чертежи в свёрток, и сжимая в руках. — Но, как я понял, они применимы только к тупому и ударному оружию, и на лезвиях потеряют большую часть своей силы. А в нашей команде энергомолотами никто не пользуется.

Он улыбнулся, довольный прикосновением к новому знанию и мастерству неведомого механикус, изобразившего эти символы.

— Почему же? Печати прекрасно сроднились с моими ножами, как я уже говорила, но там всего лишь частичное нанесение. А так… Думаю, мы можем в последствие попробовать не только сделать из этого оружие, но и защиту от него, — задумчиво произнесла дознаватель.

— Сообщите, когда мне начинать, — сказал Гламор, подходя к двери, из-за которой послышалось подозрительное шуршание. — Миледи…

Энн решила зайти к Хасселю после того, как уйдёт Гламор. Натаниэль был ранен в бою, и вряд ли побежит в ближайшие дни на новую войну. Возможно, у неё будет время справиться о необходимых компонентах и отдать ботфорты.

Дознаватель вспомнила потрёпанного в схватке инквизитора, невольно улыбнувшись своим мыслям. В таком виде Хассель смотрелся особенно привлекательным, каким вовсе не казался тиранидом.

— Конечно, — сказала Энн, тоже подходя к двери. — Клотильда, — тихо шепнула она Фейрингу, окаменевшему у дверей, — может, это и так всем видно, — начала она нерешительно, — но ты её привлекаешь. Вряд ли ты этого и сам не заметил, Гламор, — вынесла вердикт дознаватель. — Скажи мне по большому секрету, у неё есть шанс добиться твоего внимания?

Энн знала, что свёрток в руках Фейринга подкупает того на некоторую откровенность, и бесстыдно пользовалась этим.

— Шанс есть, — он не стал делать вид, что смущён, а спокойно смотрел в глаза дознавателю с нагловатой ухмылкой. — Она хорошая, и добрая. А ещё на меня не действует её аура ментальной пустоты, или как её там. Но я не люблю торопиться в некоторых вопросах…

Дознаватель тяжело вздохнула. На её лице отразилось всё, что она думала про Гламора, парию, инквизитора в частности и Конклав в целом. Энн понимала, что сказать правду Клотильде она не сможет. Узнай та, что сейчас сказал Гламор, Энн разорвёт не культист, а пария. Причём, постоянными разговорами о том, «когда», «почему» и «как же так!»

— Легче не стало, — честно призналась Энн. — А над феноменом не действия на тебя анти-псайкера я ещё подумаю, — она притворно нахмурилась. — Ладно, она тебя заждалась уже, иди…

Дознаватель проводила Гламора и направилась к инквизитору. От одного представления, что ей предстоит наплести Клотильде у Энн в голове меркли все легенды прошлого.

 

После взбалтывания в томографе и просвечивании всеми способами инквизитор отдыхал на узкой и жёсткой койке отдельной комнаты в лазарете. Рану на плече зашили, и врач лично обрадовал Хасселя, что уже завтра тот сможет нормально ею действовать. Ещё он пристально посмотрел на своего пациента, и с сожалением в голосе объявил, что Натаниэль ничем не заражён, и вообще производит впечатление на редкость здорового… человека.

Наткнувшись на тяжёлый взгляд инквизитора, доктор, до этого не имевший сомнительного удовольствия работать с такими пациентами, побледнел, представив допросы в застенках Инквизиции, потом позеленел, вспомнив про отмывание Фейринга, которое проводилось с нарушение процедуры, и наверняка получил бы апоплексический удар, если бы Хассель не отослал его прочь.

Энн постучала бы в дверь, если бы та не распахнулась прямо перед её носом, и из неё не выкатился бы перепуганный врач.

— Милорд? — осторожно спросила дознаватель, пытаясь отыскать в мыслях инквизитора причину такого поведения медикуса.

Натаниэль, увидев дознавателя, обрадовался. Он и сам не ожидал такой реакции, хотя и продумывал потенциальный разговор с леди Райт. Заготовленные фразы отодвинулись на второй план, мысли про медиков, которые слишком много себе позволяют — на третий, и он с радостью поприветствовал её.

— Леди Райт! — сказал он, садясь на кровати. — добро пожаловать в моё временное пристанище. Сожалею, что встречаю вас в этом рубище, — он указал на стандартный белый балахон, надеваемый, кажется, на всех пациентов вне зависимости от диагноза, и превращавшийся по необходимости то в саван, то в смирительную рубашку, то в пижаму. — Мои вещи на очистке и обеззараживании.

— Как вы себя чувствуете? — скрывая беспокойство в голосе, спросила Энн, подходя ближе и замирая в нерешительности. — Возможно, вам стоит позвать Астоса с комплектом фляжек? — серьёзно сказала она. — Мне кажется, амасек вам поможет больше... этой рубашки, — она смотрела на то, во что был одет инквизитор. Впрочем, можно было сказать, что он почти не был одет.

«В первые же выходные отправлюсь в город, — подумала она, — и не вернусь раньше, чем через неделю. Довольная и сытая».

— Благодаря вашей своевременной помощи, миледи, я чувствую себя гораздо лучше, чем мог бы, — достаточно двусмысленно, намекая и на прибытие катера, и на медицинскую поддержку со стороны дознавателя, сказал инквизитор, доставая из-под подушки плоскую фляжку. — Астос уже заходил, и небезрезультатно. Но во мне сейчас столько лекарств, что я опасаюсь заливать в их смесь ещё и амасек.

Натаниэль чувствовал себя немного неуютно в балахоне, жавшем в плечах и топорщившемся не там, где надо.

— Что привело вас ко мне, миледи? — спросил он.

Энн проследила взглядом за фляжкой в руке инквизитора.

— Я хотела уточнить у вас, какие наши дальнейшие планы? И если в ближайшие несколько дней мы не планируем вылазок или схваток, то могу ли я отлучиться на эти дни?

Энн решила пока не ставить в известность Хасселя о просьбе, которую озвучила Гламору. Если ничего не выйдет, можно было забыть о попытке. А так... Мало ли, как на это посмотрит инквизитор. Впрочем, слухи о некоем вызывающем поведении обнадёживали дознавателя возможностью не получить взыскание за свою проделку. Или, если у него всё выйдет, поделку.

— Безусловно, если вы уже составили план, я ни в коем случае не отказываюсь от работы. Мы с Клотильдой должны выступать только через несколько дней.

Дознаватель очень наделась, что недавние мысли про весьма специфический отдых с её стороны станут достаточным поводом решить, чего именно ищет Райт в городе.

— Возможно, вам тоже стоит уделить себе больше внимания, лорд инквизитор, — она выразительно посмотрела на его рану.

Инквизитор отложил фляжку, и в его глазах зажёгся интерес.

— Насколько я помню, вы с Воттс самостоятельно определяете время и место вашей следующей работы, а также её длительность, тяжесть и последствия, — Хассель подумал, что дознаватель имеет потайной план, о котором не хочет рассказывать, чтобы сразу предъявить результаты… либо, что возможно, собирается сбросить возникшее в результате борьбы с соблазном напряжение. Подходящими для того способами. — Таким образом, у меня нет особых планов на ближайшие дни, касающихся ваших с госпожой Воттс перемещений.

— Однако, миледи, я считаю своим долгом напомнить вам о важности соблюдения осторожности при пребывании в улье и окрестностях, — идея с фляжкой казалась всё привлекательнее для инквизитора. Он испытал укол странного чувства, доселе почти неведомого. «Кажется, это… ревность?» — неподдельно удивился он.

Энн согласно кивнула, радуясь, что Хассель всё понял именно так, как она и хотела.

— Я благодарю вас за заботу обо мне, лорд инквизитор, и обещаю вам быть крайне осторожной. Да, мы с Клотильдой сами решаем, как именно распределять наше время, но я должна была уточнить, не имеется ли у вас на меня планов.

Энн запнулась на последней фразе, взглянув в глаза инквизитора. Тот нервно покручивал в руках фляжку. Дознавателю показалось, что она своим визитом оторвала Хасселя от планов касательно содержимого этой фляжки. Энн стало неуютно стоять перед инквизитором. Она хотела сделать всё правильно, а надо было просто уйти и не мешать.

— Нет, миледи. Вы поступили правильно, — инквизитор почувствовал направление мыслей дознавателя. — Планы на вас у меня… имеются. Но сейчас мне кажется, что ваши планы, — он запнулся, — важнее.

— Я хотел поговорить с вами, миледи Райт, но этот разговор можно отложить и до вашего возвращения, — Натаниэль вздохнул. — Тем более, что он тяжёл, и требует откровенности. С обеих сторон.

Дознаватель напряглась и инстинктивно выставила щиты. Она медленно кивнула в знак согласия, принимая предложение инквизитора.

— Благодарю вас, милорд, — сказала она тихо, — я буду с вами предельно откровенна.

Райт повернулась, чтобы выйти прочь.

— Отдыхайте, лорд Хассель, — добавила она от двери.

— Благодарю вас, миледи, — инквизитор посмотрел на неё долгим взглядом, но не смог или не захотел пробиться сквозь щиты. — Вы также нуждаетесь в отдыхе, не пренебрегайте им. Император сохрани вас во снах…

Дознаватель удивилась такой формулировке, но не подала виду. Инквизитор зачем-то упомянул про сны, а накануне именно после снов она и увидела изморозь на стенах его спальни.

Энн закусила губу, кивнула на прощание и вышла, оставив инквизитора наедине с фляжкой и мыслями.

Лазарет

 

Открыв глаза, Натаниэль попробовал понять, где он находится. В голове странно звенело, зрение подводило — комната в светлых тонах расплывалась перед глазами, никак не приходя в фокус, а тело…

Инквизитор вдохнул поглубже, собираясь сделать усилие и проверить непослушной рукой комплектность своих органов. Его всегда преследовал страх остаться без ног или рук, несмотря на все успехи имперской аугметики. И каждый раз, пробуждаясь в медотсеке после очередной боевой вылазки, Хассель первым делом, придя в сознание, инспектировал свой организм.

«Потеря конечности выведет меня из строя на несколько недель. Полноценно владеть аугметикой я буду только после полугода непрестанных тренировок, — объяснял себе и другим инквизитор. В основном другим. — Я не могу позволить терять так много времени, в которое мог бы послужить Императору. После завершения расследования — сколько угодно, но в процессе — нет. Потому я прилагаю максимум усилий, чтобы остаться в более-менее целостном состоянии».

Обычно после этих слов инквизитор криво улыбался, и эта гримаса из-за несовершенства нейроаугметики превращалась в оскал, достойный космодесантника из Ордена Волков. Но по завершении последней операции на лицевых нервах, проведённой главианскими механикус, Хассель получил обратно способность улыбаться и выражать прочие эмоции. Но десятилетия жизни без мимики сказывались все равно.

Вынырнув из воспоминаний, инквизитор попробовал понять, что случилось после вдоха. Короткая вспышка боли, писк настенного пульта — и он снова погрузился в короткий медикаментозный бред. «Кажется, глубоко дышать мне не светит, — мрачно подумал Натаниэль, приподнимая простыню. На это его сил хватило, хотя подскочившее давление и меркнущий в глазах свет подсказывали — ещё пара таких подходов, и можно снова погрузиться в беспамятство. — Внешних повреждений нет, спереди, по крайней мере. Значит, не проникающее и пневмоторакс. Ребра не сломаны, но дышать сложно».

Он прислушался к странным хрипам, которые сопровождали его все время, и, похолодев, понял, что это звук его собственного дыхания. А судя по тому, как болит и царапает горло — после освобождения от интубационной трубки…

«Бог-Император, что же со мной? — Натаниэль медленно поднял руку, и коснулся горячего лба, покрытого липкой испариной. — Я почти ничего не помню. Последние по времени воспоминания — высадка в заброшенной деревне, где Астос и Фейринг обнаружили неактивное капище Лорда Разложения, пустые улицы, на которых не осталось ни травинки, а деревья стояли, словно обглоданные скелеты. И зеленоватое сияние над бывшим хлевом, в котором, согласно разведданным, и находилось святилище. Если я подхватил Чуму…»

Хассель вздрогнул. Симптомы этой болезни, созданной Великим Нечистым, каждый раз менялись, от мира к миру, но метку Нургла не узнать было невозможно. Инквизитор быстро продумал, каким именно способом следует уничтожить его, и, возможно, всю команду, чтобы предотвратить распространение заболевания, и, что было гораздо страшнее — переход под контроль Повелителя Мух такой силы, как Инквизитор Империума… Пока что способа лучше очистительного огня на ум не приходило.

 

Энн поймала парию в коридоре, ведущего в лазарет. Клотильда кусала губу и что-то постоянно жевала, когда не была увлечена кровопусканием. Воттс ходила кругами рядом с палатой Гламора, но войти не пыталась. Энн вопросительно посмотрела на неё, и та, быстро проглотив кусок вяленого мяса, едва ли не расплакалась.

— Гламор там, — всхлипнула она, — один!

Дознаватель сдвинула брови. Ей было не понятно, почему Воттс порадовало бы, если бы вместе с Фейрингом там лежала вся команда.

— А ты бы туда хотела? — растерянно спросила Энн. Клотильда часто закивала.

— Кровь Императора! Зачем? — В глазах Райт читалось искреннее непонимание и ужас.

Оказаться в одной палате с Гламором, который находился не в духе — а он всегда приходил в такое расположение духа, если был в лазарете — то ещё испытание. К тому же, карантин после посещения и разрушения капища с чумными культистами не придавал привлекательности сему сомнительному занятию.

— А ты чего тут? — мигом успокоившись, задала неудобный вопрос пария. Райт натянула на лицо непроницаемое выражение. Ей очень хотелось иметь такое качество — заедать любые стрессы, как пария. А не сидеть всю ночь, литрами выпивая рекаф и не тереть красные от недосыпа глаза на опухшем лице.

— Хотела зайти к лорду Хасселю, справиться о его самочувствие. Заодно и рассказать ему, что происходило в его отсутствие. Точнее, доложить о том, что ничего как раз не происходило. Ты со мной или будешь тут... есть?

Клотильда стыдливо спрятала остатки мяса в карман, отводя взгляд.

— Я тут... поем, — сказала она. — Мало ли, что там, у лорда инквизитора. Может, мне вовсе аппетит отобьёт.

Энн пожала плечами, мысленно радуясь тому, что легко отделалась, и шагнула к двери.

 

Натаниэль поднял взгляд на скрипнувшую гермодверь, не оставляя при этом попыток, поднявшись, рассмотреть свою спину. Но, отвлёкшись, он утратил концентрацию, и поехавший по скользкой от пота простыне локоть привёл к тому, что инквизитор рухнул на спину, едва не застонав.

«Какого Хоруса? — со злобой подумал он. — Если я заражён, то ко мне никого не должны пускать. Если в карантине — тем более. Но бокс-то обычный, только с усиленной защитой».

Он потянулся своим псайкерским даром ко входу, чтобы ощутить ауру открывающего дверь, и похолодел. Вместо дара, который очень… облегчал жизнь, зияла пустота. Инквизитор, по телу которого пробежала дрожь, заставившая все волоски на коже подняться, похолодел.

«Мало того, что я с трудом соображаю, ни Хоруса не помню… Я ещё и не псайкер?!»

Пот заливал глаза, хрип в лёгких выводил из себя, а кашель, сотрясавший инквизитора при глубоких вдохах, вызывал приступы бешенства.

 

Райт замерла у двери, рассматривая кровать, на которой лежал инквизитор. Обёрнутый простыней, сейчас сползшей до живота, он казался бледным и каким-то странным. Подойдя поближе, осторожно, и пытаясь не делать лишних движений, Энн заметила, как Хассель на неё смотрит. В глазах инквизитора плескался ужас и искорки безумия.

«Император! Да у него же бред от лихорадки!» — подумала дознаватель, стараясь ничем не выдать своих эмоций.

— Лорд Хассель, это я, дознаватель Райт. Вы меня узнаёте? — с сомнением заглянула в лицо инквизитору Энн. Голый торс Хасселя напрягся, словно Натаниэль раздумывал, как быстрее и эффективнее всего убить женщину. Энн сжала пальцы, пряча руки за спиной.

— Милорд?

Инквизитор кашлял, старательно пытаясь выдавить из себя хоть что-то. Энн посмотрела по сторонам, ища взглядом кнопку вызова медикусов. Но Хассель так посмотрел на Райт, что она прекратила поиски. Как и любые попытки разобраться, в чем дело. По всем данным, заражения чумой инквизитору не грозило. Он сильно простыл, упав в подземный ледник, оказавшийся под зданием, где они с Гламором обнаружили культистов. Хасселю пришлось провести в леднике немало времени, и никакие попытки согреть его по дороге обратно успехом так и не увенчались. Фейринг уже собирался раздеться и греть лорда инквизитора теплом своего тела, когда Астос резонно заметил, что для такого интима требуется точно знать, что не заражён чумой сам. Гламор обиделся, но довод принял. Медикусам никак не удавалось объяснить, что Фейринг не способен болеть ничем, кроме обычных человеческих заболеваний. А от остального варпового беспредела его защищает свет Императора.

— Р-р-р… Кха! Р-р, кхе… Энн… — наконец, произнёс имя Хассель, проклиная свой кашель, чуму и все остальные испытания, ссыпавшиеся ему на голову. — Что вы тут делаете? Заражение…

И снова зашёлся в кашле. «А она была там? — билась в голове инквизитора одинокая мысль. — Не помню. Помню только холод, Император его забери!»

— Заражение чумой… — быстро, пока не пришёл следующий приступ, проговорил он Энн, вытягивая к ней руку, — сжечь. Сжечь все.

Энн оставалась спокойной. Лихорадочный бред инквизитора наводил на неприятные мысли о том, что температура у Натаниэля оставалась высокой.

— Милорд, вы не заражены чумой, у вас сильнейшая простуда, осложнённая долговременным истощением организма.

Энн испугалась порыва инквизитора, предлагающего жечь все вокруг. Блеск глаз Натаниэля и лихорадочный румянец, выступивший на бледных щеках, казался яркими пятнами на лице Хасселя. Простыня сползла с его тела и упала на пол. Райт подошла, подняла скомканную тряпицу и осторожно прикрыла Хасселя, усевшись после этого рядом с ним на стул.

— Что вы тут делаете, Энн? — Хассель, придя в себя после очередного приступа кашля, выворачивающего лёгкие наизнанку, снова сфокусировал взгляд на дознавателе, которая сидела рядом с его койкой, подперев подбородок рукой. — Что-то случилось?

Потом перед его мысленным взором снова пошла череда выталкиваемых из глубин подсознания образов заражения чумой, поступи чумных десантников… Но Натаниэль, сделав над собой усилие, помотал головой, и сосредоточился. Суть произнесённых дознавателем ранее слов, наконец, добралась до его сознания.

«Слава Императору! Я не заражён Хаосом! Так, высокая температура, кашель… Воспаление лёгких? — Хассель потянулся к столику, на котором стоял небьющийся стакан с какой-то бурой жидкостью. — Это мелочи. Лечится за пару часов… Истощение? Хммм…»

— Миледи, как остальные участники высадки? — тихо, чтобы не раскашляться, спросил он у Райт, ощущая, как облегчение от сообщённых ею известий словно бы растекается по телу. Даже лихорадка, терзавшая его, вроде бы отступила. — И сколько я уже здесь… нахожусь?

Райт успела снова поймать соскользнувшую было в сторону простынь и, как ни в чём не бывало, подоткнула её под инквизитора.

— Вы здесь уже третьи сутки. Астос в порядке, Гламор... — она замолчала, прислушиваясь, — он... зол, но жив.

Натаниэль улыбнулся, вспоминая, как реагирует Фейринг на попытки медикусов затолкать его в защищённый бокс и выкачать из тела всевозможные биологические жидкости.

— Представляю, каково ему три дня обходиться без… — Хассель сделал многозначительное лицо, — удобств, скажем так.

«Примерно так же, как и мне. Особенно без привычного комфорта и того ощущения, которое я испытываю рядом с тобой, Эннифер, — подумал он, поправляя край простыни, и отводя взгляд в сторону. — Если бы не потеря псайкерского дара… я бы мог сказать тебе это напрямую. Но увы».

— Но я очень рад, — сказал он вслух, — что вы в порядке, миледи.

Энн знала, что в таком состоянии дар псайкера весьма неустойчив, но Натаниэль, кажется, не совсем рассчитывал периоды отключения своих возможностей. Энн поняла мысль инквизитора, но списала эти размышления на состояние Хасселя.

«Сейчас он в таком виде, что любой рядом с ним подарит ему спокойствие и комфорт», — подумала она.

— Со мной все отлично, в резиденции ничего не случалось за время вашего отсутствия, вы можете быть спокойны, — произнесла она. — Пейте оставленные вам лекарства, — кивнула она на стакан с бурой жидкостью в руках Натаниэля, — это помогает, не правда ли? — Энн улыбнулась, старательно пытаясь не разглядывать тело инквизитора.

Хассель заметил её взгляд, но был поглощён борьбой с лекарством, обладавшим отвратительным сладковато-горьким вкусом и гнилостным запахом. Совладав с позывами извергнуть выпитое наружу, он с трудом отдышался, ощущая, как становится легче, и воздух уже не так царапает горло.

— Покой нам снится, — инквизитор поставил стакан на столик, не опрокинув ёмкость. — Но по вам я вижу, что вы чем-то обеспокоены, миледи.

Он ничего особенного не видел, а с отключившимися пси-способностями — и не чувствовал, и решил испытать удачу. В конце концов, период относительного просветления надо использовать с максимальной силой.

— Меня беспокоит ваше здоровье, — сказала Энн, сдвинув стакан подальше от края, — здоровье Гламора на попечении парии, а пилот уже начал приставать ко всем с предложениями вернуться и сбросить пару бомб на город, заражённый чумой, — дознаватель покачала головой.

«Беспокоит меня что-то, — подумала она, — обычно, инквизитор, жаждущий поджечь всех вокруг, не вызывает беспокойства, но вот именно сегодня...»

Энн старалась оставить иронию и откровенный сарказм при себе, понимая, что сейчас Хассель вряд ли сможет понять её мысли чётко. Румянец со щёк потихоньку сходил, и Натаниэль начал часто моргать, борясь с сонливостью, наваливающейся по мере того, как падала температура тела.

— Но я почти в порядке, миледи, — кивнул Хассель, — Тут не о чем беспокоиться. Если я пролежал три дня в лихорадке, то кризис уже миновал.

«Я очень на то надеюсь, — вспомнил он свои сны, и помрачнел, — что дальше будут обычные кошмары, с варпом и демонами. Но Энн… Она пришла ко мне, как только её пропустили медикусы. Очень мило с её стороны, и очень… многообещающе».

— Надеюсь, вы не сидели все это время подле меня, миледи? — стараясь, чтобы его голос звучал как можно более нормально, произнёс инквизитор.

 

Райт отмахнулась, предпочитая не посвящать инквизитора в то, что так бы она и сделала, если бы не рациональное зерно внутри, подсказавшее Энн две вещи. Первое — если она будет дежурить у Хасселя под дверью, Клотильда разнесёт слухи об этом во все уголки Империума. Второе — её вахты не принесут никому добра, а работу должен был кто-то делать. Да и признаться в том, что работа прекрасно отвлекает от гнетущих мыслей и переживаний, она не могла.

— Лорд инквизитор, у меня не было времени сидеть рядом, — сказала она серьёзно, — но если в другой раз вас снова принесут на руках, я обещаю так и сделать, — закончила она с улыбкой. — Я иногда заходила, — позволила она себе толику правды, — и не только я. Клотильда до сих пор стоит под дверью к Гламору, но и вас она будет рада видеть в добром здравии.

Райт тоже хотела бы верить самой себе также сильно, сколько убеждённости добавила в свой голос, когда успокаивала инквизитора и убеждала его, что он ничем не заражён. С другой стороны, на него же подействовала эта коричневая бурда в стакане? Значит, он просто сильно простужен, двустороннее воспаление лёгких — весьма мерзкая и прилипчивая штука, а медикусы до сих пор предпочитают сразу менять лёгкие, а не мучиться с лечением.

Хассель мало кому мог бы признаться, что ему стало очень приятно и радостно слышать такие слова в свой адрес. Пусть и сдобренные иронией, которую Райт щедро добавляла во все, что говорила, они послужили инквизитору маяком. «Надеждой и светом Императора», как мог бы сказать Гламор. Но Натаниэль предпочитал простые слова, особенно наед<