Within Temptation «Our Solemn Hour»

Но сердце твое сжигает рассвет,

Тебя уже нет, меня уже нет,

Меня с тобой нет.

Но сердце мое, сгорая, молчит:

Что было — прошло, уже не болит,

Совсем не болит...

Света «Прерванная жизнь»

 

Это было чудесно. Встречный ветер бил в лицо и трепал волосы, от него захватывало дух. Отбросив смущение, Доминик смеялась в голос и понукала Азраэля, но чуткое животное, угадав неопытную наездницу, шло ровно и аккуратно, не переходя на галоп. Впрочем, Доминик это ничуть не расстраивало.

Она едва заметила вспышку, сверкнувшую на периферии зрения, и уж точно не успела связать одно с другим, когда Азраэль вдруг сбился с шага, громко заржал и круто взвился на дыбы. Доминик взвизгнула и судорожно схватилась за гриву, теряя здравую мысль не выпускать из рук повод. Азраэль страшно захрапел, еще раз встал на дыбы и резко пустился в галоп. От животного ужаса, объявшего все ее существо, у Доминик пропал голос, и она лишь беспомощно открывала рот, захлебываясь воздухом. Ветер швырял волосы ей в лицо, и она ничего не видела, кроме мелькания мутных пятен вокруг. Конь несся все быстрее, совершенно не реагируя на ее отчаянные попытки удержаться, и она почти выскользнула из седла. Седельная лука больно впилась в живот, так что потемнело в глазах, но неожиданно ясно Доминик осознала: впереди — овражек. Небольшой и неглубокий, но Драко не успел научить ее прыгать...

 

Их встречи как-то незаметно успели стать частыми, а разговоры — интересными, глубокими и невозможно, рвано, на грани шизофрении — разными. Однажды Рон рассказал ей о диком магловском обычае хоронить своих усопших на третий день. Пэнси уже не помнила, к чему это пришлось, но его отец был настоящим кладезем познаний о мире маглов, и Рон кое-что запоминал...

И сейчас, стоя на холодном, беспокойном ветру, в окружении скорбно шуршащей толпы — почти беспросветно черной, — Пэнси представляла, как Доминик лежит в одной из роскошных комнат шато или в палате «Сен-Низье» — сутки, другие, третьи, — такая хрупкая, бледная, маленькая... и безвозвратно, непоправимо мертвая. Пэнси передернуло, и она проглотила вновь подступившие слезы. Со вчерашнего дня, когда они с Блейзом стремительно аппарировали вслед за Драко, прошла, казалось, целая вечность. Все эти люди, начавшие прибывать еще до рассвета... оцепеневшие, словно ударенные Фризом, де Шантали... плачущая Нарцисса. И Драко — бледный как стена, с горящими глазами и лихорадочной жаждой действий.

«Я боюсь смотреть в глаза своему сыну, Пэнс...» — шептал ее Дракон, как в бреду, а она поила его попеременно огневиски и успокоительным, плюнув на несовместимость: Малфоя один черт ничего не брало. Она оставляла его на Блейза и шла утешать Нарциссу, успев только послать матери записку с Горацием. Мастера ритуальных услуг в спальне Бланш колдовали над бездыханным телом со сломанной шеей, безжизненной куклой, что еще несколько часов назад была жизнерадостной молодой матерью. Осиротевший Доминик, порученный армии безутешных домовиков и Нарциссе, заходившей к малышу каждый час, просыпался и тихо плакал, и снова засыпал в слезах, не зная, но непостижимо угадывая: в его мире что-то сломалось навсегда. Этой безумной ночи, казалось, не будет конца, но они пережили ее — Мерлину ведомо как. И теперь стояли здесь — на величественно мрачном семейном кладбище де Шанталей, среди могил и памятников, древних и недавних, на пронизывающем ветру, который принес-таки беду, как и предчувствовала Пэнси.

Она смотрела только на двоих: Доминик и Драко, Драко и Доминик. При жизни эта девочка так часто улыбалась, что Пэнси невольно ждала: улыбнется и сейчас, вот-вот, стоит только немного подождать... Но люди — плачущие и бесстрастные, шепчущие и молчаливые, женщины и мужчины — подходили, прощались, отходили... а Доминик не улыбалась. Совсем как Драко. Он — наглухо застегнутый в черное — поразительно напоминал ей себя самого на шестом курсе Хогвартса. Горе сделало его моложе, и лишь глаза... Пэнси смотрела на молодого мальчика со старыми глазами и чувствовала, как медленно, неотвратимо наваливается тоска. Война давно закончилась... а молодые и красивые умирают все равно. Нечестно, тупо крутилось в голове. Нечестно, неправильно, черт... И неожиданно холодная мысль: кто-то ответит. Кто-то должен ответить — тот, кто виновен, — и кто-то ответит.

 

Мысль влезть в воспоминания Азраэля пришла Малфою сразу, как только он увидел свежую газету — ближе к вечеру, после похорон. Как удар под дых, как выстрел в спину, «Мажик де Пари» с колдографией в половину полосы… Заснеженный Малфой-мэнор, Гермиона, ослепленная вспышкой, прячет сверток в пестром одеяле, совсем как он прятал ее за собой — у таможенного терминала летом девяносто девятого… А ниже другой снимок: вороной жеребец, взвившийся на дыбы, и фигурка с развевающимися по ветру светлыми волосами. Драко с маниакальным вниманием разглядывал снимки и мазохистски перечитывал кричащий заголовок, до тех пор пока Пэнси не отобрала у него проклятую газету, и тогда он отправился на конюшни, не в силах находиться в осиротевшем доме: потрясало, каким пустым он стал без Доминик. Пэнси осталась с Нарциссой и Бланш, а Блейз последовал за Драко, и то, что он увидел, стало для него откровением. В других обстоятельствах, наверное, ни ему, ни Драко не пришло бы в голову потрошить мозги лошади, но Малфоем двигали мощные силы: ненависть и отчаянная жажда мести. Две смерти за два года в его ближайшем кругу, а до того — вернувшаяся почти с того света мать, это было слишком. И еще кое-что придало ему решимости, подозревал Забини: новость о дочери. Словно кто-то поджег запал, и от первого взрыва детонировали давно заложенные мины...

По пути к конюшням Малфой отрывисто объяснил Блейзу, что животное мыслит образами, и по идее ничего невозможного в его затее нет. Азраэль просто покажет ему, что его так напугало в родном — охраняемом! — поместье, и если это была птица, некстати вспорхнувшая из кустов, Драко сам пристрелит жеребца. Для Авады ему не хватит ненависти к любимой лошади... но оставить Азраэля жить после убийства Доминик — пусть и непреднамеренного — он просто не сможет... Молча слушая друга, Блейз чувствовал, как от пугающей Малфоевой логики у него по коже ползают мурашки. Ему было безумно жаль Доминик, он успел прикипеть душой к этой светлой, как солнечный блик, девочке, чье имя полощут теперь таблоиды, но убивать лошадь — а Забини знал о непостижимой связи Драко и Азраэля — не казалось ему верхом благоразумия. Впрочем, трудно было ждать от Малфоя здравых решений сегодня, и Блейз решил просто быть рядом... и быть готовым ко всему.

У входа в конюшни Драко, не замедляя шага, жестом приказал конюшему эльфу следовать за ним, стремительно прошел вперед и остановился перед денником Азраэля. С минуту постояв так — молча глядя на неподвижного коня, — он вошел в денник и прикрыл дверь. Блейз обмер: Азраэль даже не был привязан, а разве известно, как именно он среагирует на вторжение в сознание?.. Но протестующий возглас замерз у него на губах, горло перехватило, а волоски на коже встали дыбом. Забини вспомнил лопнувший бокал в «Устрице» и подумал, что Драко, будучи на взводе, бессознательно подавил его волю — как и волю эльфа, открывающего и закрывающего рот, будто онемевшая лягушка. Блейз мог поклясться: конь виновато понурился, опустив голову к самому полу. Малфой вполголоса сказал Азраэлю несколько слов — Блейз не разобрал, — и тот поднял морду. Забини ужаснулся: рядом с мощным животным Драко выглядел бледной тенью с горящими глазами. Коню хватит одного удара огромными копытами, чтобы вышибить из него дух.

Драко обеими руками ласково погладил шелковистые скулы и прислонился лбом к лошадиной морде. Жеребец затих, прядая ушами, вслушиваясь в неразличимый Блейзу шепот хозяина. Малфой прижался еще сильнее, Азраэль вздрогнул, глухо всхрапнув, и душа у Забини ушла в пятки. Эльф-конюший рядом скорчился на полу, в безмолвном отчаянии колотясь головой об усыпанный опилками пол. Конь мелко дрожал всем телом, но Драко не отпускал его голову — оба словно впали в транс. Блейзу на секунду показалось даже, что фигуры в деннике окутал мерцающий туман, но он моргнул, и видение исчезло. Наконец Малфой выпустил Азраэля и, пошатываясь, отступил. Конь тоже отпрянул к противоположной стене, нетвердо перебирая ногами, как новорожденный жеребенок. Драко вытащил из кармана невесть как оказавшиеся там куски сахара и в раскрытой ладони протянул их Азраэлю. Тот коротко заржал и хлестнул хвостом по бокам. Драко ласково позвал его — раз, другой, — и жеребец, осторожно вытянув шею, собрал мягкими губами сахар и захрустел, кося глазом на хозяина. Его бока нервно ходили, но конь успокаивался. Малфой постоял в деннике еще минуту и вышел в проход — к потрясенному Блейзу.

Старый конюший, обретя дар речи, бросился Малфою под ноги, невнятно причитая. Забини разобрал кусочки покаянных фраз: «...маленькая хозяйка...», «...хозяин Драко рисковал...», «...не уберег, не уберег...». Малфой, скривившись, присел на корточки, крепко встряхнул эльфа и отчетливо, с расстановкой произнес:

 

— Успокойся, Альзан. Маленькая хозяйка сама все решила, слышишь? Я знаю, ты пытался ее остановить. Но маленькая хозяйка сама все решила. — Конюший поднял на него глаза, полные слез, и Малфой жестко повторил: — Все, Альзан, все. Я сказал: ты не виноват. Позаботься об Азраэле, — бросил он, поднимаясь на ноги, и кивнул на коня: тот все еще дрожал, а шкура блестела от пота, словно его крепко загнали нынче вечером.

 

Эльф часто закивал и тенью скользнул в денник. Малфой коснулся руки Блейза, который так и не произнес ни слова:

 

— Пойдем...

 

— Ну и... как? — спросил Блейз, только когда они покинули конюшни, и прокашлялся: голос звучал хрипло.

 

— Паршиво, — помолчав, ответил Драко. — Но Азраэль не виноват.

 

Блейз подумал, что, окажись оно по-другому, Малфой без колебаний пристрелил бы любимую лошадь, но облегчение, звучащее в его голосе, было искренним.

 

— Драко… ты хоть осознал, что сделал это без палочки? — не выдержал Забини, во все глаза таращась на изможденного Малфоя. Тот окинул его бессмысленным взглядом.

 

— Без палочки?.. Ну значит, без… — Чужой, отсутствующий голос — сейчас его это не волновало. — Вспышка... — Драко потер лоб и провел ладонью по осунувшемуся лицу. Выглядел он после диковинного сеанса легилименции не менее загнанным, чем его конь. — Это была вспышка колдокамеры, Блейз, да. Его напугала уже первая, но они сделали еще пару снимков. Понимаешь — чтобы было из чего выбрать... — голос Малфоя прервался от душившей его злости.

 

Забини обнял Драко за плечи, и тот глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.

 

— Стервятники. Убийцы... — Малфой грязно выругался сквозь зубы и вытащил из кармана сигареты. — Будешь?

 

Блейз взял сигарету, они остановились и закурили, вспоминая сегодняшние газеты.

 

— Драклова мать! — вырвалось у Малфоя. — И где был Поттер, когда эти твари подобрались к мэнору?

 

Забини похлопал его по плечу.

 

— Бьюсь об заклад, amico, вокруг мэнора уже выставлены вооруженные посты.

 

Малфой сплюнул под ноги.

 

— Да знаю... Просто обидно, черт.

 

Блейз снова положил руку на плечо Драко. Сочувственным пустословием того было не успокоить, но Блейз знал: важно дать другу ощутить, что он не один сейчас... что он справится. Малфой судорожно вздохнул и в две глубокие затяжки добил сигарету.

 

— Идем...

 

До дома они дошли в молчании, и лишь у парадных дверей Драко в упор взглянул на Блейза и тихо, но с чувством сказал:

 

— Спасибо.

 

Тот молча обнял друга. Драко несколько раз вздрогнул всем телом — беззвучно, напомнив Блейзу беднягу Азраэля, — затих на пару мгновений и мягко высвободился. Забини с тревогой следил, как он снова потер лицо и резко выдохнул, подняв голову к небу. К ночи подморозило, и дыхание вырывалось в колкий воздух облачками пара.

 

— Спасибо, — повторил Малфой. — За вчера, за сегодня... за все.

 

Блейз — в который раз — хлопнул его по плечу. Драко слабо улыбнулся, и они вошли в траурно убранный дом.

 

— Я знаю, кто это, — глухо произнес Драко, ни на кого не глядя, — знаю, кто нас сдал. Кто натравил на нас журналюг.

 

Пэнси с Блейзом переглянулись, и последний осторожно переспросил:

 

— Знаешь? И... кто же это?

 

Малфой наконец поднял глаза.

 

— Одна наша общая знакомая, Блейз. Я бы сказал, больше чем знакомая.

 

Забини слегка отпрянул, прозревая. Пэнси настороженно переводила глаза с одного на другого.

 

— Ты серьезно? Но почему?..

 

— Сейчас поймешь, — и Драко скупо, без видимых эмоций рассказал о встрече с Асторией и о том, чем она закончилась.

 

— Но ты ведь стер ей память! — потрясенно воскликнул Забини, потирая лоб, будто откровения Драко ударили его.

 

Малфой нехорошо оскалился.

 

— О, моя бывшая... наша бывшая всегда тяготела душой ко всякому сброду, какого полно, скажем, на Фарфелу. Мне надо объяснять, что за деньги можно сделать почти все... при наличии смекалки и желания?

 

— И даже снять Обливиэйт... — выдавил Блейз, мрачно взглянув на Драко.

 

— Именно, — подтвердил тот, откидываясь на спинку дивана.

 

— Проклятье! — выругалась Пэнси, порывисто вскочила и принялась мерить шагами комнату. Драко безучастно следил за ее метаниями. — И что мы можем сделать? Ты же не собираешься сидеть сложа руки, зная, кто... кто убил твою жену?

 

Малфой вздрогнул и покачал головой. Блейз бросил на Пэнси предостерегающий взгляд, но та лишь с вызовом тряхнула волосами и посмотрела на Драко.

 

— Нет. Не собираюсь. Эта сучка достойна Авады, а не Обливиэйта, и должна быть наказана.

 

— Драко! — Пэнси опустилась на пол у его ног, испуганно заглядывая в глаза. Малфоя накрыло ощущение дежавю: они уже так сидели — в лионской квартире, — а в это время Астория, возможно, сливала пройдохе-газетчику, жадному до сенсаций, все, что сумела разнюхать, додумать и вообразить своим мелким, но мстительным умишком.

 

— Успокойся, Пэнс, — чужим голосом мягко сказал он, погладив подругу по волосам. — Я сказал: «достойна Авады», а не «пойду убью эту тварь». — Пэнси смотрела недоверчиво, очевидно, представляя именно такой вариант. — Это первое, а для второго мне нужен... Поттер, — задумчиво сказал Драко.

 

Пэнси слегка покраснела, а Блейз вздрогнул.

 

— Что? — с подозрением спросил Малфой, вглядываясь в лица обоих. Пэнси поднялась и, сев на диван рядом с ним, принялась внимательно изучать свой безупречный маникюр.

 

— Ничего, — сказал Забини, с недоумением глядя на Пэнси. Он-то имел «счастье» пообщаться с Поттером — и весьма близко пообщаться — совсем недавно, а она чего смущается? Непохоже на Паркинсон. — Ничего, просто... просто как раз виделся с Поттером... под Новый год.

 

Блейз прокашлялся и замолчал. Драко слегка изменился в лице.

 

— Виделся где? В мэноре?..

 

— И в мэноре... тоже, — признался Забини. — Понимаешь, вышло так неожиданно. Все время, что я там был, Поттер торчал при Грейнджер, как сторожевой пес. Будто этой зверюги недостаточно, — добавил он чуть тише. Малфой невольно улыбнулся, вспомнив Оскара. Тот, должно быть, здорово вымахал без него. — Кстати, Поттера этот пес не любит, — заметил Блейз.

 

— Ну да, у него есть на то причины, — криво усмехнулся Драко, вспоминая встречу в мэноре, вцепившегося в аврорскую ногу щенка и обиженный визг, когда Поттер отшвырнул его к стене. — А что же Уизлетта? Держу пари, была не против. Святые узы дружбы, — пафосно протянул Малфой, ощущая укол зависти, тут же сменившийся стыдом: ему ничуть не меньше повезло с друзьями. Видимо, все же не зависть, скорее... ревность. Конечно, никаких оснований для нее не было: Драко хорошо изучил Гермиону и считал, что неплохо знает Поттера. Ревновать ее к нему было по меньшей мере глупо. Малфой бесился оттого, что у Поттера была возможность видеть Гермиону, слышать ее, быть рядом — в любой момент. У Драко такой возможности не было, и он чувствовал: запас терпения, чтобы дальше мириться с этим фактом, исчерпан.

 

— Очевидно, — кивнул Забини. — Так вот, когда я собрался домой, он тоже со всеми распрощался, и мы вышли вместе. И как-то так получилось... в общем, аппарировали в кабак.

 

Брови Малфоя взлетели вверх.

 

— Да, — подтвердил Блейз и продолжил: — В «Дырявый котел», вот так неоригинально. Если вкратце, то... Amico, знаешь, он достаточно лояльно настроен по отношению к тебе, — Забини взглянул на Малфоя: тот скептически качнул головой, но в глазах загорелся жадный интерес. — Он сказал что-то вроде... в общем, что готов помочь, только ты ведь... ты тогда еще... — Блейз смешался, не зная как произнести вслух «ты ведь был еще женат», но Малфой его понял. По осунувшемуся лицу пробежала судорога, и он жестом остановил друга.

 

— Что ж, — сказал он после минутной паузы, справившись с эмоциями, — а теперь я уже... И самое время напомнить Поттеру о его благих намерениях.

 

— Я, наверное, могу, — медленно проговорила Пэнси, нерешительно обращаясь к Малфою.

 

— Что можешь? — не понял тот, повернувшись к ней.

 

— Могу устроить тебе встречу с Поттером, — так же медленно, словно сомневаясь, ответила Пэнси. — И сейчас мне пора идти, а вечером... я пришлю тебе сову. Хорошо?

 

— Ну... да, конечно, — протянул ошарашенный Драко. — Я буду ждать. Только я не понимаю, как ты...

 

— Не надо ничего понимать, — перебила его Пэнси, — пока не надо. Я все вам объясню... позже, — она мельком взглянула на обалдевшего Забини и твердо закончила: — Сейчас это не самое важное. Все, мне пора. Держись, Дракон. Скоро увидимся, — Пэнси быстро поцеловала Малфоя в щеку, махнула на прощание Блейзу и скрылась за дверями.

 

Драко и Блейз переглянулись и не сговариваясь пожали плечами.

 

***

 

Драко аккуратно притворил за собой тяжелую дверь и в замешательстве застыл на месте. Бланш сидела у окна, уронив голову на скрещенные руки, выбившиеся из прически волосы скрывали лицо. Он не знал, какими словами можно вымолить прощение у женщины, только что потерявшей единственную дочь. Теперь Малфой знал, что такое иметь ребенка, и страшился даже намека на мысль: каково это — его потерять.

Собравшись с духом, он неслышно подошел к неподвижной фигуре и опустился на колени рядом, осторожно коснувшись безвольно свесившейся с подоконника руки. Бланш вздрогнула и подняла голову:

 

— Драко...

 

Малфой кивнул, собираясь с мыслями. Сухие воспаленные глаза тещи, казалось, оставляют на его лице ожоги. Глядя в пол, Драко заговорил, с трудом подбирая слова:

 

— Бланш, не знаю... не знаю, сможете ли вы когда-нибудь простить меня... — он замолчал, ощутив на своей щеке прикосновение холодной ладони.

 

— Встань, мой мальчик, — тихо попросила Бланш, кивнув на кованую банкетку. — Присядь туда, прошу тебя.

 

Малфой выполнил ее просьбу и заговорил снова — уже не отводя глаз. Как ни крути, разговор этот откладывать было нельзя.

 

— Бланш, я понимаю: Доминик — единственное, что осталось у вас от дочери, но...

 

— Не дочери, — снова прервала его Бланш, поднимая глаза, полные невыразимой тоски. Драко решил, что ослышался, но она повторила: — Доминик нам не родная дочь.

 

Слова стоили ей мучительных усилий, но прозвучали отчетливо, оглушив Малфоя до звона в ушах. Он с ужасом предположил, что теща сошла с ума — прямо сейчас, на его глазах, — но та не выглядела сумасшедшей.

 

— Коллопортус! — Бланш взмахнула палочкой в сторону двери и бессильно опустила руку, закрыв глаза. «Муффлиато!» — беззвучно добавил Драко, повинуясь внезапному порыву.

 

— Родным стенам перестали доверять, — с горечью прошептала Бланш, качая головой. Драко сглотнул и промолчал.

 

— Доминик — магла, — продолжила Бланш чуть громче. — Была... маглой. Я не могла иметь детей... а Филибер очень меня любил. В отличие от его родителей. — Она тяжело вздохнула, вспоминая что-то, неведомое Малфою. — Мы решили это вместе. Никто не должен был догадаться — и никто не догадался. — Бланш помолчала, рассматривая свои руки. Драко в оцепенении ждал. — Мы специально выбрали магловский приют — чтобы сложнее было обнаружить следы, если бы кто-то решил покопаться в истории... Не думала, что этот день когда-нибудь настанет.

 

Драко вздрогнул: новый приступ вины окатил его ледяной волной, но Бланш не заметила. Она с головой окунулась в свое прошлое.

 

— Девочка была сиротой. Ее несчастная мать умерла сразу, как только произвела ее на свет... Она успела лишь дать дочери имя — Доминик, — отдав ее в руки божьи*, — Бланш слабо улыбнулась. — Она была очаровательна, моя девочка, просто маленький ангел. Так смотрела — будто нас только и ждала: чтобы мы пришли и забрали ее, бедную крошку, такую одинокую, Мерлин... Едва увидела свет — и сразу осиротела. Я не могла ее не взять, — Бланш как-то беспомощно пожала плечами. — А ее глаза? Ты знаешь их цвет… что это, если не судьба? Мы взяли ее, а она взяла наши с Филибером сердца и больше не выпускала из рук... — она потерянно покачала головой и глубоко вздохнула. — Твоя жена была маглой, Драко, и твой сын — маглорожденный.

 

Малфой даже удивился, насколько слабо его взволновали эти факты — а вот их смысл... Маглорожденный сын. Сердце кольнуло острой жалостью, смешанной с застарелым страхом. На Драко пахнуло войной. Пришлось сделать усилие, чтобы напомнить себе: война позади, маглорожденным больше не угрожают гонения и истребление... А если такая угроза вновь возникнет — Малфой сделает все, чтобы она не коснулась его ребенка. Его не беспокоило, что сказал бы о подобной установке отец: Люциус Малфой так же пожертвовал бы собственной шкурой ради спасения своего сына. При этом ему было плевать на всех полукровок в мире; но когда речь шла о его крови — пусть и разбавленной магловской, — выбор не стоял... как и для Драко теперь.

 

— А знаете, Бланш, — медленно заговорил он, решительно отбросив мысль о том, что, возможно, сказанное прозвучит цинично, — это ведь многое упрощает.

 

Бланш взглянула на него — обреченно, без удивления.

 

— Мой обман всему виной. Я знала, что буду наказана рано или поздно, — с горькой усмешкой она добавила: — Не думала, что наказание придет в виде... тебя.

 

— Бланш... — Драко потер виски, — Доминик ваш внук и всегда им останется. Разумеется, он будет это знать, и вы будете с ним видеться. — Он помолчал, собираясь с мыслями, Бланш молча ждала. — Но я забираю его домой. Мерлин свидетель: я сделаю все, чтобы вернуться в Британию, и мой сын отправляется со мной.

Бланш медленно кивнула, не произнеся ни слова, — слов было сказано более чем достаточно. Пришло время действий.

 

Разговор с Филибером вышел менее эмоциональным и более деловым. За привычно уже запечатанными Коллопортусом дверями они обсудили детали исков, без промедления подаваемых семьей де Шанталь и Малфоем к «Мажик де Пари», первой давшей скандальный материал с колдографиями мэнора, Гермионы — в компании с мелкой Уизли-Поттер — и Доминик. Драко с горечью думал, что снимки его несчастной жены, должно быть, идут сейчас недешево: еще бы — сделанные за несколько минут до смерти... Проклятые стервятники! Отец в свое время крепко держал журналюг в узде, и те ели у него с руки. Драко не имел сначала денег, потом — желания для этого. Он давно не жаждал славы и публичности, а хотел всего лишь покоя, покоя и любви. С мечтами стать вторым Люциусом Драко расстался. Жена-магла — погибшая жена-магла, безжалостно поправился он, — маглорожденная любовница, дети-полукровки. Люциус, наверное, переворачивается в гробу. Хотя, как знать... Снейп как-то сказал ему с портрета, что там все видится иначе. В любом случае это была его, Драко Малфоя, реальность, и он больше не собирался от нее бежать. Пора взять жизнь в руки и обуздать, как ополоумевшую лошадь.

______________________________

 

* Доминик — от dominicus (лат.) — «принадлежащий господину», в данном случае — Богу, Господу.

Глава 15. За тобой...

 

It’s your day believe it, it’s your date with destiny

It’s to late to leave it, after all it’s your it’s your party

Call it luck, call it fate…

Kosheen «Catch»

 

Очередная встреча весьма кстати была назначена в Лионе, и Пэнси похвалила свою верную интуицию. Сейчас, на взметнувшейся волне интереса к Малфоям в частности и британским событиям девяносто седьмого в целом, совсем не хотелось светиться в Париже, рискуя попасть на перо — а то и под объектив — ушлым писакам. Пэнси всегда недолюбливала репортеров, хотя и прекрасно сознавала, что именно благодаря их бесстрашной наглости и беспринципности в прессе появляются самые горячие новости, которые так интересно читать и обсуждать... Но после гибели Доминик, после бесцеремонного вторжения в Малфой-мэнор Пэнси возненавидела журналистов всеми фибрами души.

Было что-то старомодно-романтичное в том, как они уславливались о следующей встрече... об этом всегда заговаривал Рон, и Пэнси это нравилось. Всякий раз, как наступало время расставаться, у нее внутри что-то замирало. Но Рон спрашивал ее о графике дежурств на следующей неделе, и это замершее что-то облегченно вздыхало и урчало довольной кошкой.

Хилые совы из почтовых отделений Лиона и даже Парижа через Ла-Манш не летали, а маячить в камине Норы, рискуя нарваться на Молли или Артура Уизли Пэнси не улыбалось. Она воспринимала Рона совершенно отдельно от его семьи и старалась не задумываться о чем-то дальше их еженедельных встреч.

Когда Пэнси, распрощавшись с Драко и Блейзом, добралась наконец до дома, времени оставалось лишь на то, чтобы вкратце описать матери похороны и печальную обстановку в шато. Расстроенная Александра попыталась убедить дочь остаться дома и отдохнуть, но та решительно отмела ее увещевания, согласившись лишь выпить чашку кофе перед уходом. Александра смотрела на дочь — такую красивую, такую взрослую, — и сердце щемило от противоречивых чувств: гордости и тревоги. К кому она так стремится, кто зажигает ее глаза... кто завладел ее душой? Александра лишь молилась про себя, чтобы таинственный незнакомец не использовал невольную власть над сердцем дочери ей во вред. Малышка Пэнси выросла, но в ее глазах Александра видела ту смешную курносую девчонку, какой она была и навсегда останется — ее маленькая дочка.

 

Как ни спешила Пэнси, Рон уже слонялся у входа в кафе, когда она появилась.

 

— А почему здесь, не вошел? — поинтересовалась она, жадно вглядываясь в хмурое веснушчатое лицо. Недели ей с лихвой хватало, чтобы соскучиться до мурашек.

 

— Чего ты тут одна будешь маячить, — буркнул он в ответ, поглядывая по сторонам. — Там мест полно. Пойдем, — и приобняв за талию, Рон повлек ее к дверям, на ходу зарывшись носом в ее макушку и сердито чмокнув. «Это ж только Уизли может чмокнуть сердито», — подумалось Пэнси, и она невольно улыбнулась.

 

Сделав заказ — макиато* для нее, двойной эспрессо для него, макаруны** для обоих, — Пэнси и Рон заговорили одновременно.

 

— Ваши газетчики — просто звери!

 

— Рон, послушай, я хочу тебя кое о чем попросить.

 

Поглядев друг на друга, оба замолчали и снова заговорили в унисон.

 

— Они не наши! Я не француженка!

 

— И о чем же?

 

Несмотря на невеселые темы для разговора, оба засмеялись. Респектабельный, неторопливый официант принес заказ. Пэнси вспомнила шустрого гарсона, который обслуживал их в парижском кафе в день открытия семинара... целую вечность тому назад. Когда у Драко еще не родился сын, а его жена была жива, и никто не знал о его дочери. И да, была некая логика в том, что сейчас она обращается за помощью именно к Уизли: ведь если бы не он, Пэнси вообще не оказалась бы в тот вечер в «Устрице»... не встретила бы Малфоя.

Рон закурил, и Пэнси, пользуясь паузой, наконец заговорила первой — сразу о деле, без реверансов.

 

— Забини был в мэноре под Новый год, ты наверняка знаешь, — она покосилась на Рона, но тот лишь невозмутимо кивнул. — Перед отъездом домой у них с Поттером состоялся разговор, и тот вроде как выразил намерение помочь... — Пэнси снова взглянула на Рона. Тот вопросительно приподнял брови. — Могу лишь догадываться, но что-то мне подсказывает: голос Поттера имеет достаточный вес в Министерстве, чтобы к нему прислушались. Если он того захочет, — добавила она и раскрыла портсигар. Щеки слегка горели. Уизли молча ждал. Она вздохнула и продолжила: — А раз предлагал, значит — хочет. Тогда Драко был женат, сейчас — свободен. — Малфоя рядом не было, и ей ни к чему было щадить чьи-то чувства, кроме собственных, а с ними она неплохо справлялась. Но после слов о новом статусе Драко горло слегка сдавило, и на мгновение Пэнси ощутила пропасть между собой и рыжим. Какое дело ему до малфоевской беды?.. Зачем вообще она это затеяла? — И он твердо решил вернуться домой.

 

Пэнси перевела дух и вытащила сигарету. Рон протянул руку и щелкнул зажигалкой — та самая, ее рождественский подарок. Она благодарно кивнула и откинулась на спинку стула. Пропасть или нет — она обещала, она сделает все возможное. В пасмурных глазах Уизли Пэнси не могла читать как в раскрытой книге и невольно сравнила его с Драко. Если смотреть вообще, отстраненно — у этих двоих немало общего: серые глаза, чистая кровь, одна школа. Даже женщину в разное время выбрали одну. А точнее, даже и не одну, цинично спохватилась она, неторопливо затягиваясь, наблюдая за выражением лица Рона и тщательно следя за собственными пальцами. Школьные годы: Уизли и Грейнджер, Драко и Пэнси. Две тысячи первый: Грейнджер и Малфой... Пэнси и Рон.

Молчание затянулось, и она внутренне собралась, подбирая аргументы, но Уизли погасил сигарету и произнес:

 

— Хорошо.

 

Пэнси вздрогнула.

 

— То есть?..

 

— То есть — да, я поговорю с Гарри, — терпеливо пояснил Рон, беря ее за руку. — Малфой мне больше не враг. Я сказал бы — никто, но это не так. Он твой друг, а ты... ты мне дорога, — просто закончил он, без улыбки рассматривая ее лицо.

 

Он так умеет смотреть, подумалось растерянной Пэнси, будто гладит — прямо по сердцу.

 

— Ну... Спасибо, Рон, — поблагодарила она, только теперь осознавая, каким тяжелым был камень, свалившийся с ее души. И с этого момента словно пала какая-то преграда, мешающая свободно говорить; лопнула болезненная струна, что тревожно звенела всякий раз, когда речь заходила о Малфое. Пэнси рассказала Рону о подозрениях Драко; об исках, которые собираются предъявить к «Мажик де Пари» он и де Шантали; о планах разыскать и наказать вероломную Гринграсс... Она больше не боялась задеть его, причинить боль нежеланным воспоминанием, некстати упомянутым именем. Лишь гадала: вспомнил ли и он истеричный выкрик

 

«Да он же здесь! Поттер здесь! Хватайте его!..»***

 

издерганной перепуганной девчонки в слизеринском галстуке — в Большом зале Хогвартса накануне финальной битвы… Ее тронуло, что рыжий не предлагал помощи — это было бы странно. Да, он встречал ее у дверей кафе сегодня ночью, беспокоился, да. И Пэнси была уверена: знай он лионский адрес — встретил бы у подъезда... она была одна — поэтому. А в предполагаемые рейды на Фарфелу она отправится с Драко и Блейзом. Кажется, Рон наконец допустил, что они для нее — примерно то же, что для него Поттер и Грейнджер. И вот этим дорожила уже она сама.

 

 

Она не хотела такого — Мерлин свидетель, она не желала смерти малфоевской жене. Она всего лишь хотела, чтобы было по-честному... по справедливости. Малфой обошелся с ней мерзко и подло — так что преступного в ее ярости, что странного в желании отомстить? Она, Астория Гринграсс, никого не убивала, и ее совесть чиста... Но панический страх — не есть признак чистой совести, не так ли? Он не давал ей спать по ночам со дня выхода злополучной статьи — страх мести Малфоя. Все пошло не так, все... а начиналось неплохо. Нанятый ею частный сыщик прекрасно справился с задачей, выследив ее бывшего муженька, — сыщик, нанятый на его же деньги. Астория находила это весьма остроумным. А Блейз-то, Блейз! Кто бы мог подумать, что драклы понесут его в Британию... Но пьянка с Поттером вообще ни в какие ворота не лезла! Впрочем, эта необъяснимая встреча пришлась как нельзя кстати: пронырливый малый, отрабатывая аванс, ловко снял с поттеровской мантии волосы, которые потребовал Ремер... она лишь догадывалась, зачем. Скандал вышел громкий, как ей и хотелось. Только вот эйфории она не ощутила: внезапная смерть блаженной Малфоевой женушки сломала вымечтанный, выстроенный план Астории, превратив увлекательную игру в преступный замысел. И то, что Малфой ее найдет, вопрос лишь времени. Будь он проклят! Ведь не любил эту свою несчастную француженку, но как же — посягнули на его собственность...

А может, это приступ паранойи? Настроение ее менялось несколько раз на дню: от панического страха к лихорадочной бесшабашности и обратно... но ночами так и не спалось.

 

 

На поиски колдомедика-нелегала, вернувшего Астории память, у Малфоя, Забини и аврора Паркинсон ушло два дня. В первый они бродили по Фарфелу с праздным видом, заходя в роскошные заведения и подозрительные лавчонки, присматриваясь и прислушиваясь. Неброская одежда, отвлекающие чары, скрывающие лица и аврорскую мантию Пэнси, — они ничем не выделялись из толпы. Когда стемнело, и Пэнси оповестила Драко, что еще десяток ярдов, и ей откажут ноги, все трое зашли перекусить в «Устрицу». Ужин прошел в молчании: Блейз и Пэнси слишком устали и проголодались, чтобы разговаривать, а Малфой, казалось, мысленно уже возвращался в примеченные места, куда они собирались нагрянуть завтра. Вместо еды он заказал себе черный кофе, но и к нему почти не притронулся, лишь с отсутствующим видом курил и смотрел в дальнее окно — куда несколько дней назад ворвалась с дурной вестью Нарциссина сова. Пэнси с Блейзом переглядывались, но молчали: убеждать Малфоя поесть — или вообще в чем-либо убеждать, пока он вот такой — было бесполезно и чревато вспышкой раздражения. А на то, чтобы чинить разбитые бокалы и выслушивать резкости, а потом извинения, у Пэнси не осталось душевных сил.

 

На следующий день цель была обнаружена — в неприметной аптекарской лавчонке с облупившейся вывеской и мутными окнами. Пока Забини

 

—...Я не возражаю, но все-таки интересно: почему я?

— У тебя самая лощеная морда, Забини, а у Пэнс свои задачи...

 

выносил мозг древнему стручку за стойкой, придирчиво выбирая «бодрящие — ну вы меня понимаете» зелья, а Пэнси с безмятежным видом озирала косметическую витрину в противоположном углу, Драко обогнул прилавок и тенью скользнул в неприметную дверь. Стручок-аптекарь не заметил вторжения, но забеспокоился: подозрительные глазки забегали по лавке и остановились на Пэнси, почти проглядевшей дыру в стеклянном шкафчике.

 

— Простите, мадемуазель, не могу ли я чем-то вам по...

 

Забини не успел капризно возмутиться и вернуть себе внимание продавца: раздался глухой стук, сменившийся сдавленным стоном и невнятным угрожающим бормотанием — за обшарпанной дверцей, где скрылся Малфой, — и в считанные мгновения все в лавке резко изменилось.

 

— Коллопортус! — Пэнси надежно запечатала входные двери.

 

— Петрификус Тоталус! — Блейз обездвижил аптекаря, и тот грохнулся на пол возле кассы.

 

Дверь за прилавком распахнулась, и разд