Глава XIV. Лучший праздник детства

Дадим шар земной детям...

Дадим, как раскрашенный шарик,

Пусть с ним играют!

Н. Хикмет

Чувство юмора, над развитием которого мы работали, помогало в жизни, «приколы» в определенные моменты разряжали обстановку, присутствовали в разговорах, в ежедневных записках друг другу.

Каждый год к папиному дню рождения мы выпускали газету. Темы и вариации я придумывала сама, но дети принимали в разработке самое непосредственное участие. Первую пробную газету мы сделали, когда сыну было годика два. Приклеили папины фотографии, я написала карандашом слова, а дочка обводила фломастером. Маленький помощник намазывал клеем цветочки, вырезанные из открыток, и его лицо светилось от гордости (если к данному возрасту применимо взрослое определение), что ему доверили ответственное поручение. Вот слова, которыми мы хотели поздравить именинника:

Папа дома — и дом в порядке:

Газ горит, и не гаснет свет.

Папа в доме, конечно, главный.

Пап таких нигде больше нет!

Трудно переоценить значение совместного творчества в воспитании у детей любви, заботы друг о друге и желании доставить близкому человеку приятные минуты. Год от года наши газеты и праздники становились насыщеннее, участие детей при подготовке — весомее. Но моей фантазии становилось тесно в обязательных рамках: необходимая доступность для понимания глухого ребенка практически исключала, сводила к минимуму музыкальные импровизации, словесные каламбуры.

Как-то я придумала частушки. И спохватилась: а не ущемляю ли таким образом своего ребенка, ведь он не в состоянии не только спеть для папы, но и услышать то, что поем мы. А собственно, почему бы и не спеть? Так родилась мысль, которую, поверьте, с огромным трудом удалось воплотить в жизнь.

Была взята все та же «Песенка про папу». Сын выучил наизусть припев. Но проговаривать слова под музыку нельзя монотонно, в музыке существует размер и ритм. Пришлось нам с дочкой объяснять дебютанту, что четвертная нота (черная) идет на счет 1, а половинная (белая) — на счет 1,2. Теперь он уже другими глазами смотрел в ноты и знал, где исполнять быстрее, а где — медленнее. Восьмые, самые шустрые нотки с хвостиком, нравились ему больше всего. Запев я исполняла вместе с племянниками. Сын, зная слова наизусть, следил за моими губами. После запева — пауза. И под аккомпанемент припева солист проговаривал слова своеобразным речитативом. Я не уверена, что папа помнит, какой подарок (в материальном плане) подарили мы ему в тот день рождения. Но песню, исполненную нашим сыном старательно и с любовью, он не забудет никогда:

Папа может, папа может все, что угодно:

Плавать брассом, спорить басом, дрова рубить.

Папа может, папа может быть, кем угодно,

Только мамой, только мамой не может быть!

Папа догадывался, что готовится сюрприз, но, как потом признался, даже представить не мог, что получит в подарок песню.

Поначалу наше с дочкой музицирование за инструментом у глухого малыша, вероятно, ассоциировалось с ребенком, который просто сидит и бьет ладошками по столу. Потом он стал внимательно наблюдать, как бегают пальцы по белым и черным планочкам.

Став постарше, видимо, начал задумываться: на педали жмешь — машина срывается с места, нажимаешь на кнопочки печатной машинки — результат налицо. А зачем мама (или сестра) подолгу бесполезно нажимает на клавиши-? Такими представали передо мной его мысли, которые он еще и сам к тому возрасту не смог бы сформулировать.

Подрастающему, по мере развития, я пыталась объяснять ему, что такое музыка. (Господи, как можно примитивным словарным запасом маленькому глухому ребенку, никогда не слышавшему даже звучания человеческого голоса, объяснить, что такое музыка? Как вообще музыку можно объяснить словами?)

Ребенок думал. Я видела, как он, в свою очередь, пытается понять. И когда я, восхищенная, слушала игру дочери и показывала ему пальцем: во! хорошо играет! — вдруг замечала такой взгляд... и словно большую иглу вонзали в сердце.

«Поставь себя на место другого...» Со мной вместе родилась способность принимать все на себя и в себя. Сострадать. Страдать так же, как находящийся рядом человек. Любой человек. А здесь — мой сын. В его взгляде на нас, завороженных музыкой, не было ни зависти, ни обиды, ни злости. Даже не во взгляде, нет, в глубине невидимой — затаенная боль. И она становилась моей болью — только больнее и острее.

Я стала реже садиться за инструмент, слушать игру других, отдавая время сыну. Я отдавала с огромной любовью, не жалея, не считая жертвой. Но как раз эти минуты были самыми дорогими в моей жизни.

К сорокалетнему юбилею я расписала папину биографию — разумеется, с юмором. Именинник сидел на «пьедестале» (на спинке стула) и выполнял то, что от него требовалось: открывал рот, когда давали соску, подставлял щечку, брал в руки выдаваемые атрибуты, в общем, подыгрывал нам. Я читала биографию, дочка создавала музыкальный фон, а сын, по ходу действия, показывал гостям папины фотографии, начиная с грудного возраста и кончая теперешним. Когда мы репетировали с детьми (естественно, по секрету от папы), сколько писем мы перечитали, сколько деталей они узнавали о нашей жизни, о чем только не переговорили. А за столом когда гости предложили дочке сказать тост (ей было 18 лет), она подумала немножко, а потом показала на самую первую нашу газету (все они были развешены по стенам) и сказала: «Вместо тоста я хочу прочитать написанные здесь слова, вернее, последнюю строчку — «Пап таких нигде больше нет!»

Многие фрагменты, описанные мной, мысли по тому или иному поводу, может быть, кому-то покажутся неуместными, необязательными. Но за те годы, что я работаю в детской поликлинике, много родителей с детками прошло перед моими глазами, моим пониманием. Каждый штрих, каждый случай, взятый и приведенный здесь для примера, адресован непосредственно для кого-то и для чего-то.

Я специально излагаю свои мысли упрощенным языком, в доступной форме. В самом начале своей медико-педагогической деятельности я ошибалась. Дам краткий план и общие наметки, подам идеи и думаю: дело сделано. Но все люди разные, приходилось еще и еще возвращаться, повторяться, обговаривать до мелочей. Поэтому столько места я уделила «дню рождения» и «сказкам», поэтому повторяла и повторяю про падежи и склонения. Чтобы поняли, как важна и сложна проблема. Подробно рассказывала о наших записках: привычка их писать здорово помогает в преодолении грамматических высот. Неспроста повторялась, делая упор на эмоции и актерское мастерство в занятиях с глухим ребенком.

И совсем не зря я превозношу творчество. Тот стержень, который помогает человеку выстоять в трудные минуты жизни, закладывается ежедневно. И заложенное с детства умение творчески, нестандартно подходить к жизни сделает и саму жизнь яркой, интересной.

Творческий подход к самым обыденным вещам поможет найти оригинальный выход из, казалось бы, совершенно безвыходного положения. Началась в стране перестройка, остановились заводы, остался человек без работы. Сел, напряг свои натренированные извилины и придумал, нашел себе место в изменившейся обстановке. А другой привык, что за него думает кто-то, а он, как робот, автоматически выполняет «от сих до сих». И так же, как первый, оказался в затруднительном положении без привычных заказов. Но работы не знает, придумывать не умеет, да и крутиться-напрягаться не хочется. За одно дело взялся, за другое — не получилось. И сник. Детям в доме поесть нечего, а он, здоровый, сильный, ходит, плачется, на судьбу жалуется. И как самый легкий выход — в запой.

Нужно с детства научить ребенка интересоваться, увлекаться, придумывать; наполнить его и свою жизнь интересными делами и событиями..

Праздники сына были самыми ответственными днями. Мы старались, чтобы он не только все понял, но и активно участвовал, чтобы день надолго запомнился яркими впечатлениями. Что можно придумать занимательное, зрелищное для глухого малыша?

§ На первом месте — кукольные представления: сказки или выдающиеся моменты из нашей жизни, связанные с недавними событиями. В косяки дверей вбивали два гвоздика и вешали ширмочку на петельках. Кукол с открывающимися ртами и движущимися деталями я брала в детском саду. Иногда, за неимением специальных, представление показывали обычные игрушки. Один человек, кукловод, находился за ширмой, другой, переводчик, рядом с нашим малышом. По ходу действия, для большего интереса и разнообразия, куклы «выходили» из-за ширмы, общались со зрителями, детям разрешалось попробовать самим поводить их. Тут же повторялись новые и закреплялись знакомые слова. Чаще всего и подарки преподносили куклы.

§ К каждому празднику я подбирала всевозможные игры и аттракционы, в которых обычно участвовали все присутствующие. Игроки соревновались на скорость, быстроту реакции, смекалку. Придумать можно все, что угодно, исходя из имеющихся под рукой предметов. Кто больше собьет мячом кеглей, кто найдет в мешочке на ощупь предмет по образцу — те же самые занятия, но преподнесенные в необычной «нарядной одежде». И праздник отмечается, и нужное дело делается.

§ Позже, когда сын научился читать, появилась возможность подбирать более разнообразный по содержанию материал. Например, посреди праздника, словно с потолка, сваливался плоскостной клоун. На обратной стороне красовалось приветствие в стихотворной форме и ключ к загадке, где лежит подарок. Дети бежали к указанному месту. Там лежала коробочка с запиской, предлагающей поискать в другом месте. С возрастающим восторгом все мчались туда.

В общей сложности находили штук пять коробочек, спрятанных в самых неожиданных местах. Каждая новая коробочка, подогревая интерес, вызывала бурю эмоций. Не было ни капельки разочарования, что вместо долгожданного подарка лежит очередная коробочка. Наоборот, мне казалось, что когда, наконец-то, обнаруживали подарок, даже огорчались, что наступал конец увлекательной игры.

Мы вырезали сюрпризный цветик-самоцветик. Каждый выбирал себе лепесток, на обратной стороне которого предлагались шутливые задания. Например, сделать комплимент кошке; глядя на себя в зеркальце, сказать 10 раз: «Ах, какой я красивый!» — и не рассмеяться; пойти к маме на кухню и поклянчить чего-нибудь вкусненького. В других семьях на подобных праздниках дети поют, рассказывают стихи, танцуют. Мне приходилось исходить из возможностей моего сына.

Помню, мы повесили на стене четыре непрозрачных пакетика с прикрепленными на них буквами П, Р, И, 3. Предлагалось отгадать, что лежит в пакетике? Слово начиналось на букву-подсказку. Кто отгадывал, забирал себе на память приз за сообразительность.

Когда сын стал старше — а пожелания взрослых и детей сложнее — мы сделали почтовый ящик. Каждому гостю выдавали бумагу, ручку, и каждый писал свое поздравление, сопровождая смешными рисунками и подписями. Все пожелания мы храним, очень интересно перечитывать их и вспоминать.

К десятилетнему юбилею мы приготовили для именинника особенный подарок. Я придумала, а муж красочно оформил целый альбом – своеобразный экскурс по биографии. Сейчас я опять, может, несколько подробно, остановлюсь на нашем альбоме, потому что уже много раз знакомые, заинтересовавшись, просили его у меня, чтобы нечто похожее сделать и преподнести своему ребенку. Теперь и вы при желании можете воспользоваться нашей идеей, тем более, что глухим детям ближе именно такие поздравления – наглядные, в доступной для возраста форме.

Начинался альбом изображением яркой цветочной поляны, на которой лежал голенький малыш. Фигурку нашего сына, вырезанную из фотографии девятилетней давности, папа удачно «вписал» в цветущую лужайку. Текст для поздравления я взяла готовый:

С тех пор прошло немало лет,

Когда свершилось это чудо –

Явился ты на белый свет

Неведома откуда.

Бывает в жизни только раз

Подобное явленье.

Мы от души хотим тебя

Поздравить с днем рожденья.

На следующей странице красовалась огромная цифра 10. В вырезанный нолик любопытно подсматривал чей-то глаз, чей – все узнавали, перевернув страницу. Там из-за шторки выглядывала девочка с косичками. Текст приглашал в путешествие по альбому:

Позови сестренку, позови братишку!

Видишь — мы придумали

для мальчишки книжку.

Пусть они странички смотрят по порядку

И увидят юмор, шутки и загадки.

Страница за страницей — с фотографиями, стишками, ребусами. О том, как научился читать, как пошел в школу, как «наводит порядок» в доме и т. д.

На одной страничке приклеили портрет папы. Когда сыну было лет 6, он нарисовал его, вернее, срисовал с портрета Сильвестра Сталлоне (почему-то маленький художник решил, что они похожи). Я припрятала рисунок, про него уже все забыли, а тут он появился во всей своей красе. Подпись под рисунком выглядела не менее оригинальной, чем сам шедевр: «ЭТО папа. Ах, ты какой любименький!»

Последний штрих, как и положено, стал кульминационным:

Радость в доме и веселье,

От подарков полон стол.

Книга эта — твой подарок,

В ней к тебе сюрприз пришел.

В расписанном кармашке лежала маленькая шоколадка.

С той самой минуты, как сыну вручили альбом, его уже не интересовали остальные подарки. Сначала он просмотрел альбом бегло, затем начал изучать досконально. Несмотря на то, что в день рождения стол, как правило, изобилует вкусными деликатесами, шоколадку с последней странички съели с особым удовольствием.

Засыпая, сын положил альбом рядом с собой. На другой день, проснувшись раньше обычного, он, в который раз, начал рассматривать наше произведение. Каково же было его удивление, когда в сюрпризном кармашке он опять обнаружил шоколадку! Целую неделю сын не мог налюбоваться подарком и нарадоваться ему и всякий раз на последней страничке находил шоколадку.

Прилавки современных магазинов пополнились и привлекают внимание интересными вариантами готовых альбомов, отражающих историю развития детей. Но сделанное своими руками всегда теплее. В вашем альбоме вы сможете показать индивидуальные особенности собственной семьи, какие-то моменты особо подчеркнуть. Я даю схему, а вы сумейте раскрасить ее своими красками. Удивите и порадуйте своего ребенка, а заодно удивитесь и порадуйтесь сами.

Глава XV. Старшеклассник

Не многие умы гибнут от износа,

по большей части они ржавеют от неупотребления.

Боуви

Мы перешли в пятый класс; можно сказать, что мы перешли в другой мир, настолько все изменилось. Я ждала этого с внутренним трепетом: как мы сумеем найти контакт со всеми учителями, как будем перебегать из кабинета в кабинет по этажам?

К моим опасениям добавились совершенно непредвиденные обстоятельства. Перед окончанием четвертого класса психологи провели в школе тестирование. Наш сын попал в «сильный» класс, друг — рангом ниже. Это было ударом, тем более, что из прежнего класса в наш, «сильный», попали только 4 одноклассника. Остальных по 4-5 человек разбросали по другим классам параллели.

С пятого класса сын решил в школу ходить сам. Он повзрослел и стал стесняться, что мама сидит рядом. Мне пришлось смириться. (Честно говоря, я устала от школы. Трудно высиживать все уроки, добросовестно усваивать материал, совмещая это с работой -хозяйственными проблемами и домашними занятиями.) Успокаивала себя тем, что за четыре года у мальчика заложена прочная база знаний, теперь пусть пробует карабкаться сам.

Я обошла всех учителей и с каждым обговорила, с каким непривычным учеником им придется общаться, каким образом его можно опрашивать, что мы вообще из себя представляем. Нам повезло, что дочка отличной успеваемостью предопределила отношение учителей к брату, создала своего рода визитную карточку.

Только в пятом классе увеличилась, наконец-то, дистанция между нами и сыном. Я написала «наконец-то», потому что рано или поздно ребенок должен почувствовать самостоятельность и научиться ею пользоваться.

Может быть, кто-то представит себе, что наш ученик, посещающий обычную школу, настолько прекрасно читает с губ, что понимает все объяснения учителей. Я вас разочарую. Обучение происходит в основном по учебникам (с учетом нашей посильной помощи). Конечно, если преподаватель ведет объяснение на доске, положение меняется. По основным предметам с ним занимаются дополнительно. На устных предметах он письменно отвечает на вопросы.

А может быть, кто-то нарисовал образ выдающегося примерного ученика, прилежно сидящего на уроках, старательно выполняющего домашние задания? И опять я вас разочарую. Занимаясь до пятого класса серьезно (куда денешься, недремлющее око рядом), в старших классах он постепенно стал скатываться по наклонной вниз. Понятно, полной вины его в данном случае нет. Обычным детям учителя из урока в урок объясняют, повторяют, и то некоторые учатся неважно. Нашему не хватало желания, усидчивости, работоспособности. Когда мы на него слишком уж наседали, он отговорку придумывал: «Если бы я слышал, я бы хорошо учился». Не люблю, когда люди, не приложив максимум усилий, какими-то причинами прикрываются...

Диктанты учительница для него персонально писала заранее, пропуская орфограммы и знаки препинания. Кстати сказать, в первом классе у нашей первой учительницы сын брал диктант с губ. Но, во-первых, текст был простым, во-вторых, привыкнуть к одной учительнице легче, да и дикция не у всех одинаково хорошая. Даже в своей семье сын часто говорит, что «у мамы понимает лучше, чем у папы».

Изложения ему давали прочитать 3 раза. Всем детям читали столько же раз, потом все писали то, что запомнили. Память у нашего мальчика была хорошая, изложения получались неплохие.

Когда в учебную программу вошли сочинения, сын не был готов к ним так, как мне бы того хотелось. К тому же научить глухого ребенка делать то, чего нет перед глазами, трудно. Я пошла своим методом. Сама писала сочинение на заданную тему, а он обдумывал, вникал, перерабатывал. Учительницу я предупредила о своем методе, предложила не ставить оценки. Я отдавала себе отчет, что в таком возрасте человек должен самостоятельно думать над темой, делать собственные выводы, а не переделывать чужие мысли. Но человек, про которого я веду рассказ,— исключение из привычных правил, он не был достаточно подготовлен к этому. Я хотела, чтобы, имея перед глазами приличный образец, он когда-нибудь все же научился сам писать прилично. Пока еще рано говорить о результате моего метода. Школьную программу по литературе, на мой взгляд, сын знает слабо. Но я не тороплю события. Хорошо знаю своего ребенка и прекрасно понимаю, что его сознание еще не доросло до таких произведений, как «Гроза» Островского, а тем более «Война и мир» Толстого.

Мне никогда не были особенно важны оценки сына в школе. Жизнь сама поставит свои оценки, оценит, кто чего стоит. Мне было важно, чтобы в школе сын научился думать, получил знания, чтобы работал.

Русский язык — самый благополучный предмет. Грамотность у сына хорошая и читает он, конечно, очень много. Орфографических ошибок практически не делает. Он своеобразно мыслит и так же своеобразно излагает свои мысли. Предложения получаются нестандартные, непривычные для нашего слуха. У него большой словарный запас, и применяет он часто такие слова и выражения, которыми мы в повседневной речи или вовсе не пользуемся, или пользуемся крайне редко. Если подходить с юмором, то его собственные сочинения выглядят оригинально. Но школа — не цирковое училище.

Однажды в сочинении промелькнула фраза: «В лесу я столкнулся лицом к морде с волком» Я подчеркнула неверное выражение и объяснила, что принято говорить: лицом к лицу. «У волка не лицо, а морда!» — и наотрез отказался исправлять (10 лет).

В записках ему нравилось юморить, изыскивать замысловатые, витиеватые обороты. Например, он мог начать так: «Я считаю не лишним поставить Вас в известность, что...» (11 лет).

В третьем классе, во время изучения суффиксов, он задумался: «Слово «Бог» —мужского рода. А женский как будет? Богуся?» «Нет,— отвечала я,— богиня». «А я буду называть тебя Богусей».

Тогда же он прочитал «Детскую Библию». Я не успела обсудить с ним прочитанное, как он уже применил полученные знания в жизни. К дочке пришел одноклассник, и они разговаривали в подъезде. Блюститель нравственности выглянул и заботливо предупредил сестру: «Смотри, не прелюбодействуй».

Наш папа очень рано уезжал на работу, и я с вечера всегда оставляла на столе записку: пожелания счастливого пути и т. п. Сын сделал приписку: «Я прочитаю над Вами молитву...» — и переписал из Библий «Отче наш».

Из всей книги он самостоятельно (глухой 10-летний мальчишка!) выделил наиболее важные по значимости страницы: заповеди (одну из них тут же использовал относительно сестры) и главной молитвой благословил папу в дорогу.

Мы решили, что сыну не стоит изучать иностранный язык. Тогда я подумала: зачем глухому человеку иностранный язык, лишь бы на русском изъяснялся грамотно. Потом я пожалела об этом, но было поздно. А сын страстно хотел изучать английский. Самостоятельно работал со словарями, переводил то, что проштамповано на футболках, напечатано в инструкциях современных бытовых приборов.

Я не хочу подробно описывать годы обучения моего сына в старших классах. По всем предметам — разные формы работы и опроса и, естественно, разное отношение к самим предметам. У каждого учителя свои методы общения.

Я низко кланяюсь всем учителям за их терпение, доброту и внимание.

Продолжать обучение после девятого класса — пожелание моего сына. Я была против. Во-первых, надоело столько лет подробно вникать во все мелочи школьной жизни и осуществлять контроль. Во-вторых, если учиться хорошо не желаешь, лучше совсем не учиться. А где там хорошо? Сегодня не выучил, завтра не сдал. Тем более, если часто не спрашивают, то имея на плечах неглупую голову, можно прикинуться дурачком: не понимаю.

Заканчивая разговор о школе, вот о чем я хотела написать. Часто говорят о детской жестокости. Нас Бог миловал. Были, конечно, негативные нюансы, случались бурные всплески, но я относила это на счет того, что мой ребенок сложный. Запомнилось другое. Опишу два случая, которые показали, что есть на свете добрые люди, что судьба часто протягивала мне руку помощи.

Первый случай произошел в пятом классе. Я уже писала, что сын и его друг оказались в разных классах. Сын вначале бодрился, но, так и не найдя в новом окружении товарища, стал терять интерес к школе.

Классным руководителем у сына была добрая, всю жизнь проработавшая в школе женщина. Мы часто с ней разговаривали, она знала о наших проблемах. По своей собственной инициативе преподаватель подняла вопрос о том, чтобы перевести нашего друга в ее, то есть в «сильный», класс. Как сияли глаза у моего сына, когда он пришел из школы и рассказал эту новость.

Второй случай произошел в восьмом классе. Предстояло сдавать экзамены цо любому предмету на выбор. Сын выбрал физику. Подготовился хорошо: я проверяла, он шпарил все наизусть.

Физику сдавала группа ребят — человек 15, из всей параллели. Учительница по физике — талантливый педагог и очень тонкий психолог. Занимаясь с сыном индивидуально, она знала, на что он горазд, и предложила ему не писать ответ, а говорить, как все, у доски, потом задала вопрос. Ассистент, сидевшая рядом, уди вилась: «Он же не поймет, он глухой!» Сын понял, ответил и написал на доске формулу.

Все это восторженно рассказал мне друг сына, когда они, радостные и возбужденные, примчались к нам после экзамена. «Представляете, ребята из других классов, оказывается, даже не знали, что он разговаривает. Думали, что он глухонемой. Они от удивления рты раскрыли».

Мой сын получил «отлично», друг— «хорошо», но он так искренне радовался за своего товарища, как будто сам получил высшую награду.

Я благодарила судьбу, что она дала сыну умную учительницу и подарила преданного друга. Как-то в разговоре я применила пословицу: «Друг познается в беде!» Мне возразили: «А я считаю, что друг познается в счастье». И я не могу с этим не согласиться. Когда у тебя горе — тебя жалеют, но внутренне (так уж устроены люди) торжествуют, что с ними подобного не случилось. Жалеющих всегда больше, чем радующихся за тебя, когда ты смог подняться над бедой и одержать победу. Искренне, без зависти порадоваться за ближнего может не каждый, это тоже талант.

Глава XVI. «Давай поговорим, мама!»

Единственная и настоящая роскошь —

это роскошь человеческого общения.

Сент Экзюпери

Мы часто и подолгу разговаривали с сыном. А так как наши разговоры исключали возможность одновременного выполнения какой-нибудь работы, то многие дела так и оставались недоделанными, многие задумки — неосуществленными.

В четыре года я объяснила ему, откуда берутся дети. Вынуждена была это сделать. С дочкой, как и с нами самими в детстве, на эту тему не говорили. А мой сын недвусмысленно дал понять, что с ним игра в молчанку не пройдет, что ни один щекотливый вопрос он не оставит без ответа, и в наших отношениях не будет ни одного неосвещенного уголочка.

О многих своих качествах — достоинствах или недостатках - я узнавала от него. Его вопросы и мои собственны з ответы приводили меня к выводу, который я прежде не могла сделать сама. Или он где-то таился в подсознании, а тут проявлялся четко.

Нас с мужем он называл на Вы. Чего-то в детстве не понял, так и оставалось долгие годы. Став постарше, объяснял: «На ты я обращаюсь к друзьям. А по сравнению с Вами я так мал и ничтожен...» — и смеялся.

Когда я решила написать книгу, мне пришлось долго его уговаривать. Мой повзрослевший сын не хотел становиться «персонажем». Я убеждала. Приводила в пример те случаи, когда его сестричка плакала в детстве, а я, вместо того, чтобы жалеть ее, подкладывала таблички «плачет» и «слезы», объясняя ему значения этих слов. Так и здесь, говорила я, наша боль, наши слезы и ошибки, может быть, помогут кому-то что-то понять.

В конце концов он согласился, но с условием — без имен. И чтобы я не подписывалась своей фамилией. «Придумай себе псевдоним». Первое условие я выполнила, хоть мне и было это очень трудно. По второму пункту придется ослушаться: цель написания книги накладывает определенные обязательства. «Где же логика? — спросили бы вы.— Обещала помочь, а сама спряталась за вымышленным именем». Тем более, пока писалась рукопись, сын все-таки постепенно привыкал к мысли о такой необходимости. Весь текст он сам потом набирал мне на компьютере.

Сколько тем всколыхнула совместная работа! Я подробно рассказывала о его детстве, о наших бесконечных занятиях, капризах и поездках. Видела, сколько мыслей разбудила в нем. Я ничего не преувеличивала и не принижала, стараясь быть предельно честной и откровенной. Как правильно все понял этот умненький человечек! Сколько любви, нежности поднялось в нем! Как возрос наш авторитет в его глазах — за все, что мы делали для него все эти годы!

Я не подогревала рост авторитета, нет. Я просто рассказывала, как было. Честно, без утайки. Как от бессилия унять его разбушевавшуюся стихию, связывала его. Как в отчаянье и обиде складывала его вещи в сумку, обещая «завтра же отправить в интернат».

Он все правильно понял. Он не обиделся. Он смотрел на меня глазами, полными слез, «слушал» этими глазами, гладил мою руку и говорил: «Спасибо, мамочка!»

Говоря о своем авторитете, я не имею в виду, что все мои слова он воспринимает беспрекословно. Вовсе нет. Во многих вопросах для него гораздо авторитетнее мнение друга. А над мнением друга возвышается авторитет сестры.

Общение глухого ребенка — самый больной вопрос для всех мам, самый трудный психологический барьер, который нужно преодолеть.

Постоянный, очень близкий (ближе не придумаешь) контакт с мамой часто порождает у глухих детей страх общения в большом пространстве, почти болезненную зависимость от взрослого, являющегося его ушами, а, бывает, и головой. Вырабатываются только им понятные жестовые обозначения-подсказки, только губы близкого человека «говорят» для него. Переход на общение с посторонними людьми становится мучительным процессом. К сожалению, я встречаю такое сплошь и рядом.

С ребенком, как правило, приходит на занятия мама. Она смотрит и запоминает то, чему учу и что советую я, записывает задания. Она одна занимается с ребенком дома по табличкам, знает его словарный запас и пользуется им. Остальные члены семьи ограничиваются тем, что показывают общепринятыми жестами, или, проще говоря, тычут пальцем на какой-нибудь предмет, так и сосуществуют на первобытном уровне.

Необходим ежедневный опыт общения с коллективом людей-единомышленников. Увы, если бы каждый захотел понять и доходчиво донести слова и фразы до маленького человечка, отгороженного от окружающего мира стеной тишины. Огромная любовь, терпение и ум позволяют разрушить (не разрушить — пройти через) эту стену. Все три аспекта важны. Если, извините, не хватает ума, то его отсутствие помешает понять не совсем внятную речь, обдумать и придумать, как прийти к взаимопониманию. (Ого, сколько однокоренных слов нагружаю я на страничку. И все от необходимых, как воздух, «думать» и «понимать».)

Не спорю, любовь — великая сила. Но повзрослевшему глухому ребенку мало, что ему просто с любовью заглядывают в глаза, гладят, по головке, дают денежку, когда общение, как и в трехлетнем возрасте, сводится до минимума дежурных слов. Если это умный глухой ребенок, такое поведение близких его ранит.

Замечательное определение счастью дал мальчик в своем сочинении в одном известном кинофильме: «Счастье — когда тебя понимают».

Когда поймешь, когда проникнешь в их своеобразный, не похожий на наш мир — это очень обогащает. Глухой человек воспринимает окружающее под немыслимым для нас ракурсом и за этим интересно наблюдать. Он гораздо дольше остается в наивном, чистом и непосредственном детстве. Общаться со взрослым, но оставшимся в детстве (какое счастье!) человеком, сложнее. Мы, слышащие, подумав о чем-то или о ком-то, обычно не выдаем свою мысль в голом, первозданном виде, в каком зародилась она в голове; мы ее причешем, пригладим. Какую-то припрячем до поры, другую навсегда оставим при себе. У глухого человека (у нашего сына, в частности) все иначе. Не потому, что мы не научили его думать или дурно воспитали. Нет — просто иное восприятие мира. Иногда такое выдаст (больше подошло бы — выплюнет)! Выскажет мысль в настолько непотребно-неприличном (по нашим меркам) виде, что мы застываем на месте. Потом, бывает, и ссоримся, и убеждаем, и наставляем. А сама задумаюсь: «Мысль, как мысль, если ее упаковать. И не слишком-то она от моей собственной отличается».

Как часто в жизни мы лишаемся душевного комфорта из-за того, что постоянно, осознанно или нет, оглядываемся: «А как посмотрят на это окружающие?» И, приноравливаясь к чужому мнению и уровню развития, теряем собственную индивидуальность, уходим все дальше от своего естества. Втискиваем себя в неудобные для нашего размера рамки общепринятых норм и условностей. Страдаем, болеем, но терпим.

Наш ребенок из года в год учил нас правильно реагировать на чье-то непонимание, любопытные взгляды, некорректные вопросы, неумные и нетактичные реплики.

Однако, оговорюсь сразу: ни в коей мере не поймите мои слова, как девиз «наплевать на всех!», противопоставляя себя окружающим.

Своих детей хотелось бы воспитать так, чтобы отношение к людям, любовь к ним была бы дающая, а не берущая. Нельзя воспринимать свой дом, свою семью, как нечто изолированное. Все люди на планете, словно жильцы коммуналки, находятся в тесной взаимосвязи: добро порождает добро, зло порождает зло. Пусть поймут наши дети: главное их предназначение в жизни, чтобы меньше зла было в мире.

Если в обыденной жизни кто-то считает допустимым разрешить конфликт тем, что хлопнуть дверью и уйти от семьи, то с планеты не уйдешь. Разве что — уйдя из жизни (хотя даже данный вопрос спорный: закончатся ли на этом старые проблемы).

Решая сиюминутную задачу, нужно заглядывать в будущее: а как там отразится мой сегодняшний шаг? Спасая себя сегодня, необходимо думать о спасении своих детей и внуков.

Иначе страшно жить.