А. Моральный аргумент в доказательство существования Бога

Моральный аргумент подобен аргументу Замысла. Когда мы обсуждали этот аргумент, то заметили, что наука действенна, когда предполагается, что существует связь между логическим мышлением и логическим составом Вселенной. Полностью абсурдная вещь не подвергается логической интерпретации. Подобно тому, аргумент морали постулирует связь между моральными чувствами человека и составом Вселенной. Без этой связи успешная моральная жизнь была бы трудной; этический человек живет в этическом мире.

Как же мне это доказать? Можно начать доказательство с того, что человек "обладает моральными чувствами", которые настолько реальны, насколько реален его контакт с предметами материального мира. Почему Вы, Агнос, предполагаете, что книга, которую Вы сейчас держите в руках, подлинна? Потому, что Вы ее видите и действительно ощущаете Вашими пальцами. Дело в том, что я ежедневно чувствую "давление" моральной обязанности. Как я нахожусь, в логично составленном мире, обусловленном предметами, которые существуют за пределами моей личности и которым я в., положении отозваться лишь каким-то пассивным образом, то я также нахожусь и в моральном мире, обусловленном чем-то объективным, существующим за пределами моей личности и кажущимся мне чем-то более важным, чем мои личные мнения и наклонности. Это чувство моральной обязанности настолько реально, насколько реален камень, о который я спотыкаюсь, и оно может "остановить меня в пути" с такой эффективностью, с какой и камень может это сделать. Быть "остановленным чувством обязанности" — это общая особенность морального опыта.

Вы вначале, быть может, не согласитесь с утверждением, что моральное переживание настолько реально, насколько реально чувственное переживание. Вы спрашиваете: что вызывает это давление? Мы вскоре ответим на этот вопрос, но тут же важно отметить, что существует определенное давление на человека исполнять свои обязанности, вести себя нормативно, прилично. Если Вы отрицаете это давление, то мы сказали бы, что Вы являетесь моральным кретином, что у Вас недостает моральных качеств. Это подобно тому, как сказать, что Вы отрицаете физический мир. Мы сказали бы, что вы не владеете способностью постигнуть его. Если Вы пожелали бы, то могли бы стать солипсистом. Другими словами, аргумент в пользу материального и морального миров кругообразен, т. е. он основан на определенной способности постижения: в одном случае дело касается постижения эмпирического предмета, в другом — постижения морального права.

Вы видите еще другое доказательство морального переживания, — именно, в положительных и отрицательных чувствах, которые Вы ощущаете, когда исполняете или нарушаете моральный кодекс. Если Вы делаете кому-то добро, т.,е. поступаете по примеру доброго самарянина (чем-то жертвуете, нуждающемуся помогаете или кого-то прощаете за безжалостную обиду, то Вы после этого ощущаете великую радость, — то, что религиозные люди называют блаженством. С другой стороны, если Вы делаете то, что нарушает моральный кодекс, — например, говорите неправду, обманываете, крадете, кого-то обижаете, — то Вы ощущаете вину, угрызения совести и стыд. Такие положительные и отрицательные чувства, видимо, испытывают почти все люди. Мировая литература свидетельствует об универсальности моральных переживаний. В этом-то суть большей части выдающейся литературы.

Моралисты считают, что законы, относящиеся к области морали, проявляют такую же силу над нами, какую проявляют законы, относящиеся к естественному миру. Если кто-то оказывается столь неразумным, чтобы верить, что закон тяготения зависит от его субъективной интерпретации, и если он думает, что он свободен игнорировать его, то вскоре он убедиться на личном горьком опыте, что он не может идти против структуры физического мира и не заплатить за это дорогой ценой. Так же и в моральной сфере правила не подлежат субъективной интерпретации. Если нарушаешь правила морали, руководящие личными отношениями между свободными людьми, то в конце концов сильно пострадаешь за это.

Самое странное относительно моральных переживаний — это то, что обязанность безусловно чего-то требует от нас, когда мы принимаем моральные решения. Моральный выбор — это наше личное решение, не какое-то индуктивное или дедуктивное заключение. Если я рассуждаю, что 2х=10, то х=5. Это дедукция. Но если я замечаю, что "я должен помочь соседу", то это уже не дедукция. Я не делаю вывод на основании каких-то предпосылок, что мой сосед безусловно требует помощи от меня, а просто "вижу" или "понимаю", что это так. Морального канона я не могу создать; я просто признаю его. Когда поэты пишут оды об обязанности и гимны о любви, то они имеют в виду этот элемент безусловной помощи или поддержки. Когда моральный человек приходит к выводу, что он должен исполнить свою обязанность, то говорит: "Несмотря на последствия, я должен это сделать".

Если моральные переживания реальны и объективны, то мы должны спросить: откуда приходит это давление? Откуда приходит это чувство обязанности? Само чувство обязанности приводит нас к утверждению, что есть законы, нормы, каноны, которых в поведении мы должны придерживаться. Как же существует моральный кодекс? Где он находится? Если не считать моральные переживания иллюзией, то надо определить то, что вызывает их. Может ли моральный кодекс существовать в каком-то материальном предмете? Нет, потому что моральный кодекс — это нормы поведения, принятые мыслящими людьми. Как же камень или дерево могло бы проявить моральное "давление" на меня? К тому же, если моральный кодекс находится в материальных предметах, то не было бы никакого преступления ввиду того, что материальные предметы не решают идти против своей натуры. Казалось бы, гораздо разумнее утверждать, что моральные законы могут существовать только в свободных разумах или людях и только для них. Однако, у нас еще остается та трудность, что имеются разумы трех типов: индивидуума, целой группы и Бога.

1) Моральный кодекс не может существовать в разуме индивидуума, потому что это совсем не объясняло бы наших моральных переживаний. Когда ощущаешь давление обязанности, то это заставляет тебя поступать * правильно даже тогда, когда это идет против твоих личных наклонностей. Мы часто совершаем то, что приносит нам стыд и угрызения совести, но в то же время, мы делали это по личному желанию и решению. Это не соглашается с понятием индивидуального субъективизма, согласно которому моя личная прихоть определяет нормы морали. Если бы индивидуум определял -моральный кодекс, то невозможно было бы объяснить стыд или угрызения совести.

2) Общественный субъективизм тоже не объясняет, где именно находится моральный кодекс. Я знаю, что нормы морали не могут существовать в группе людей, если эта группа, — будь это народ, раса, или племя, — часто грешит, как и индивидуум. Большое количество людей не гарантирует их морального поведения. В истории некоторые из величайших моралистов заплатили своей жизнью, свидетельствуя о моральном идеале, на который группа не обращала внимания или просто отрицала. Если мораль определяет группа людей, то вы не имеете никакого права осуждать расистскую политику нацистов Германии или рабовладение, которое практиковалось в южных штатах Америки до Американской Гражданской войны.

3) Если мораль не существует ни в разуме индивидуума, ни в группе людей, то какой разум остается? Очевидно, только разум Бога. Но прежде чем прийти к такому выводу, мы слышим возражение с одной стороны: почему не остановиться на безличном моральном порядке вещей? Почему нужно требовать дальнейшего объяснения и приходить к выводу, что, существование личного морального Бога фактически объясняет вопрос этики? Разве оккамский ножик позволил бы нам пойти дальше в объяснении?

Солидный вопрос! Это возражение я понимаю, потому что оно приходит к нам от того, кто, по крайней мере, признает, что мораль — объективное явление. Однако, я не могу согласиться с утверждением, что мы можем полностью объяснить мораль без всякой ссылки на Бога; в таком случае мы были бы виноваты в редукционизме. Утверждать, что мы должны искать источник морали за пределами человека и общества и в этом исключить Бога, — это нашей проблемы не разрешает. Мы пока еще не ответили на вопрос: где находится моральный кодекс? Если Вы говорите, что есть "вечная моральная сфера" или "духовный принцип" или "сфера ценностей", то мне непонятно, где находится центр морали. Разве эта сфера умственна или духовна? Если так, то является ли она разумом или духом? В чем она отличается от моего разума или разума Бога? Утверждать, что существует безличный разум или дух — это для меня противоречие терминов.

Если Вы мне утверждаете, что та реальность, которая заставляет меня исполнять мою обязанность, безлична, то я только могу ответить, что это совсем не объясняет ту обязанность, которую я лично ощущаю. Как же безличная реальность может заставить меня ощущать ответственность быть добрым, помогать другим, говорить правду и любить других? Мне непонятно, как какая-то вещь может оказать на меня, — личность, человека, — моральное или духовное влияние. Как раз по этой причине пантеизм отвратителен многим морально чувствительным людям. По словам Эмиля Бруннера: "Бог, Который нейтрален, ничего не требует от нас".

Агнос, это значит, что единственным логическим источником морального закона является личность, сверхъестественный Разум, Бог. Мы увидели, что источником морали должен быть разум, и мы также увидели, что источником морали должен быть разум, который является большим индивидуума или группы, людей. Если Бог определяет моральный кодекс, то мои моральные чувства становятся вполне понятным явлением; а если не так, то мои моральные чувства остаются совсем непонятным явлением. Надежная теория должна выяснить обсуждаемый вопрос, не затуманить его.

Конечно, есть возражения против аргумента Морали, и мы можем выяснить его, отвечая на некоторые из них.

1. Большинство из тех, кто отрицает наше рассуждение, говорят так: "Мораль является относительным понятием, зависящим от места и времени, поэтому вряд ли мы можем считать, что есть один общий моральный кодекс для всех людей".

Во-первых, я не утверждаю, что все моральные кодексы в мире соглашаются между собой, хотя я убежден; что между ними имеется больше согласия, чем нам кажется. Я утверждаю, что все люди имеют основное понятие нормального поведения. У них с момента рождения заложен принцип, что есть те вещи, которые нужно делать. В самом основном выражении этот принцип гласит так: "Делай то, что считаешь правильным; избегай того, что запрещается". Даже это самое элементарное понятие морали показывает, что человек не является только животным, что он превосходит инстинктивное поведение. Найдется ли другое животное, обладающее способностью решать и вести себя по какому-то объективному кодексу поведения? Г. К. Честертон прекрасно выделяет эту сторону обсуждаемого вопроса: "Мы говорим о диких животных, однако, единственным диким животным является человек. Человек вырвался из-под контроля. Все остальные животные приручены грубым приличием своего племени или типа. Все другие животные домашние; только человек остается неукрощенным независимо от того, является ли он развратником или монахом... Как раз там же, где кончается биология, начинается религия". [G. К. Chesterton, Orthodoxy, p. 144.]

Во-вторых, я отрицаю, что мораль имеет относительное значение. На первый взгляд, этические кодексы, казалось бы, сильно отличаются друг от друга, но когда ближе знакомишься с ними, то замечаешь больше согласия, чем видят и признают социологи и антропологи. К. С. Льюис пишет: "Если бы кто-то позаботился о том, чтобы сопоставить моральные учения, скажем, древних египтян, вавилонян, индусов, китайцев, греков и римлян, то его бы сильно поразило большое сходство нашего учения с их учениями... Люди расходились по вопросу о том, к кому человек должен относиться бескорыстно, — либо к собственной семье, либо к соотечественникам, либо ко всем людям, — но они постоянно утверждали, что нельзя себя ставить на первое место. Эгоизма никто не уважает". [C.S. Lewis, Mere Christianity, rev. ed. (New York: Macmillan and Co., 1952), стр. 5. Чтобы познакомиться с недлинным сравнительным списком моральных кодексов, показывающих широкое согласие между основными этическими канонами, смотрите "Приложение" в произведении С. S. Lewis, Abolition of Man (New York: Macmillan and Co., 1947).] Историк Уил Дурант с этим соглашается:

"Тот, кто мало знает историю, выделяет различия между моральными кодексами и приходит к выводу, что они неважны, потому что относятся к различным временам и местам, и они в некоторых случаях противоречат друг другу. Тот, кто лучше знает историю, подчеркивает универсальность моральных кодексов и приходит к выводу, что они необходимы. Моральные кодексы отличаются друг от друга потому, что они реагируют на исторические и окружающие их условия". [Will Durant, The Lessons of History (New York: Simon and Schuster, 1968), стр. 37.]

Довольно странно звучит заявление: "все выражения морали друг от друга отличаются". Если два выражения морали сильно отличаются друг от друга, то зачем тогда называть их моралью? Это подобно заявлению: "все стулья — уникальны". Если индуктивные единицы, составляющие обобщение, действительно уникальны, то как же можно говорить "о всех стульях" и о "всех выражениях морали"? Когда релятивист пользуется словом "мораль", то мы считаем, что он действительно знает, что есть для всех моральных кодексов какой-то общий элемент.

Агнос, мне кажется, что люди в сущности не думают о последствиях морального релятивизма. Если заявление: "нельзя убивать" не более, чем только мое субъективное чувство касательно убийства в данный момент, то из этого следует, что 1) было бы невозможно любому из нас ошибиться в этических оценках; 2) в отдельных случаях одна этическая оценка не имела бы одного и того же значения, потому что наши чувства меняются; 3) между людьми не было бы согласия по этическим оценкам.

Такие последствия лишили бы большую часть человеческой жизни настоящего значения. Читайте любую газету, слушайте любую радиопередачу или смотрите любую телепередачу, слушайте любую беседу и замечайте, как час-, то Вы слышите выражения моральной оценки; Обращайте внимание на такие слова как: "нужно", "ненужно", "должен", "не должен", "надо", "нельзя", "ответствен", "заслуживает порицания", "достойный осуждения", "обязательно". Всякий раз, когда люди беседуют между собой, то без слов предполагают и признают роль обязанности. Мораль может быть онтологически уникальной; быть может, Вам не нравится то, что мораль не является эмпирическим явлением и что нельзя заниматься ей, пользуясь научным методом. Однако, отрицать ее реальность трудно.

Все же, самая большая слабость этического субъективизма в том, что он противоречив. Снова это становится подобным тому, как проколоть сердце булавкой: рана небольшая, но смерть неизбежна. Даже нельзя говорить о морали без, предположения ее реальности. Поэтому всякий, кто хвалится моральным релятивизмом, противоречит самому себе. Допустим, что кто-то отрицает моральное переживание и спрашивает меня: "Как ты можешь знать, что есть законы морали, объединяющие всех людей?". На это я бы ответил: "Какое право ты имеешь поставить мне этот вопрос? Не подразумевается ли в твоем вопросе, что мы должны иметь какие-то доводы, подтверждающие утверждаемое нами? Откуда ты получил право оценки, позволяющее тебе поставить мне такой вопрос? Ты, казалось бы, говоришь мне: ты должен иметь доказательства, подтверждающие наши обязанности. Но это то же самое, как сказать: "Ты должен считаться с той возможностью, что нет никакого противоречивого морального требования– Если никаких таких обязанностей нет, то мне не надо ни с чем считаться, если я этого не желаю". Когда кто-то утверждает, что без доказательств нам не надо верить в реальность морали, то он, не сказав этого словами, предполагает, что "сама необходимость предложить доказательства" является моральным требованием. [Я недавно получил рекламу от фирмы из Нью-Йорка, специализирующейся по аудиовизуальной технике. В объявлении рекламируют программу со слайдами, относящуюся к гуманитарным наукам, под заглавием "Аудиофильмы, обсуждающие актуальные вопросы и ценности". На конверте написаны такие слова: "Ценностей мы не можем преподавать, однако мы должны их обсуждать". Если не дано нам ценности преподавать, то меня интересует то, какое значение в заявлении несет слово "должны"?]

Выходит, что мораль или, по крайней мере, один моральный принцип, — необходимость говорить правду, — уже заложен в нас при нашем рождении. Когда кто-то утверждает, что всякая мораль имеет относительное значение, то он считает, что я должен принять это предложение, потому что оно верно. То же самое происходит, когда мы устанавливаем закон противоречия для того, чтобы отрицать его, а, ведь, это доказывает, что этот закон фактически не нуждается в доказательстве. Аристотель обнаружил, что его оппоненты отказывались увидеть эту непоследовательность. После одного случая, расстроившего этого выдающегося философа, он пришел к выводу, что только люди благородного характера могут понять логические основные принципы философии. Как всегда, скептику наиболее честно было бы просто молчать. Закон противоречия и необходимость говорить истину, казалось бы, присущи всякому виду рассуждения и коммуникации.

Когда кто-то отказывается увидеть свое противоречие, Агнос, то он совершает самую худшую ошибку, — ошибку упрямства. Упрямого человека не убедишь в достоверности данного предложения даже тогда, когда доказательства весьма убедительны. Его ошибка не умственного, а морального характера.

2) Некоторые заявляют так: "Так как мы начинаем верить в наши ценности в результате того, что сами тому научились и что нам эти ценности внушали, то они имеют всего лишь относительное значение".

Скрытое предположение заключается в том, что никто не может и не должен преподавать нам то, что оказывается истинным, абсолютным или что нас обязывает, потому что все заложено в человеке от рождения. Значит, оно априорно заложено в нашем разуме еще перед познанием нами жизненного опыта. Мы верим, что у человека находится заранее заложенная способность моральной оценки, хотя, несмотря на это признание, данное возражение нас не убеждает. Тот факт, что нам что-то преподается и мы этот материал усваиваем, вряд ли служит доказательством, говорящим против нашего утверждения. Например, в мир мы не входим, зная научный метод, но это ничуть не изменяет факта его состоятельности. Если бы мы обратили серьезное внимание на это возражение, то надо было бы сравнить новорожденного малыша с образованным взрослым, т. е. все, что приобрел взрослый образованием, нужно было бы объявить ничего не стоящим!

3) Эволюционист выдвигает подобное возражение. Он старается опровергнуть аргумент Морали утверждением, что мораль в своей совокупности ничто иное, как постепенное развитие понятий, имеющих свое начало в животных инстинктах. Люди постепенно вырабатывают свои этические системы тем, что просто живут в общественных группах.

Это возражение совершает "генетическую ошибку", которая оказывается одним видом ошибки редукционизма. Совершаешь генетическую ошибку тогда, когда предполагаешь, что всякая растущая и развивающаяся вещь ни в коем случае не достигнет уровня выше своего первоначального состояния. Например, взрослый человек произошел из одной оплодотворенной яйцеклетки, но было бы нелепо обратиться к человеку в пятидесятилетнем возрасте со словами: "Ты всего лишь — ходящая оплодотворенная яйцеклетка!".

Когда эволюционист утверждает, что мораль ничто иное, как развитие, начатое с животных инстинктов, то он предполагает, что таким рассуждением он уничтожает ее объективную, обязывающую нас силу. Но тем же самым утверждением он уничтожает всякое логическое рассуждение. Ведь, эволюционист также утверждает, что интеллект у человека вышел из мозга приматов. Однако, он предполагает, что интеллект заслуживает нашего доверия. Если это так, то что именно оформило это возражение? Что оформило теорию эволюции? Если разум, развившийся из более низких форм, заслуживает доверия, то почему не моральная природа?

К тому же, это возражение не обращает внимания на большую разницу между человеческой моралью и животными инстинктами, — на разницу, которая особенно важна для моего утверждения, защищающего понятие, что ^; человек превосходит животный и материальный мир. Ни один эволюционист пока еще не выдвинул удовлетворительного объяснения того, как общественный инстинкт развился в общественную сознательность. Животные инстинкты — это биологически унаследованные образцы поведения, и они автоматически исполняются без всякой сознательной цели. Человеческая мораль оказывается чем-то совершенно другим. В истории человечества Вы можете вернуться к любому периоду, и Вы найдете, что люди в то же время вели себя по очень сложным кодексам поведения.

Дело в том, что эти правила поведения не являются инстинктивными, т. е. они биологическим путем не наследуются. Стоит изъять человека из общественной среды, и он сам этих правил не разовьет. Образцы человеческого поведения в своем большинстве передаются социальными учреждениями. Когда спрашиваешь о начале этих учреждений, то указывают на какого-то давнего предка. Кодексы поведения передаются не наследственным путем, а через образование. [Смотрите отличное представление этой темы Бенджеменом Фаррингтоном в произведении Benjamin Farrington, What Darwin Really Said (New York: Schocken Books, 1966), стр. 75.] Их преподают, пользуясь человеческим языком. Поэтому, они принадлежат разуму, не инстинктам. Научить собаку этическим принципам невозможно, как и невозможно преподавать принципы высшей математики лошади или заставить ласку полюбить классическую музыку. Мораль относится только к человеку.