Начальнику отдела ЧП М. Каммереру

От инспектора Т. Глумова

Рапорт

 

Прошу предоставить мне отпуск на шесть месяцев в связи с необходимостью сопровождать жену в длительную служебную командировку на Пандору.

Т. Глумов.

10.05.99

 

Резолюция: Не разрешаю. Продолжайте выполнять задание.

М. Каммерер. 10 мая 99 г.

 

(Конец документа 13)

***

Отдел ЧП. Рабочая комната «Д». 11 мая 99 года.

Утром 11 мая мрачный Тойво, придя на работу, ознакомился с моей резолюцией. Видимо, за ночь он поуспокоился. Ни протестовать, ни настаивать он не стал, а засел у себя в комнате «Д» и занялся составлением списка инверсантов, которых у него набралось вскоре семеро, но только двое из них были названы по именам, а остальные числились как «больной 3., сервомеханик», «Теодор П., этнолингвист» и тому подобное.

Около полудня в комнате «Д» объявился Сандро Мтбевари, осунувшийся, желтый и встрепанный. Усевшись за свой стол, он без всяких предисловий и своеобычных в таких случаях (после возвращения из длительных походов) шуточек доложил Тойво, что по приказанию Биг-Бага поступает в его распоряжение, но сначала хотел бы закончить отчет по командировке. «За чем же дело стало?» — Настороженно спросил Тойво, несколько пораженный его видом. А за тем дело стало, отвечал Сандро с раздражением, что произошла с ним одна история, про которую непонятно, надо ли ее вставлять в отчет, и если надо, то под каким соусом.

И он сейчас же принялся рассказывать, с трудом подбирая слова, путаясь в подробностях и все время как-то судорожно посмеиваясь над собой.

Сегодня утром он вышел из нуль-кабины курортного местечка розалинда (недалеко от Биаррица), отмахал пяток километров по пустынной каменистой тропе между виноградниками и около 10 часов оказался у цели: под ним была долина Роз. Тропа вела вниз к усадьбе «Добрый ветер», остроконечная крыша которой торчала из нагромождений пышной зелени. Сандро автоматически отметил время — было без минуты 10, как он и рассчитывал. Прежде чем начать спуск к усадьбе, он присел на округлый черный валун и принялся вытряхивать камешки из сандалий. Было уже очень жарко, раскаленный валун обжигал сквозь шорты, и ужасно хотелось пить.

Видимо, именно в этот момент ему стало дурно. В ушах зазвенело, и солнечный день как бы померк. Ему показалось, будто он спускаетя по тропе, шагает, не чуя под собой ног, мимо веселенькой беседки, которую он не заметил сверху, мимо глайдера с откинутым капотом и развороченным (словно из него вынимали целые блоки) двигателем, мимо огромной лохматой собаки, которая лежала в тени и равнодушно следила за ним, вывалив красный язык. Потом он поднялся по ступенькам на веранду, сплошь заплетенную розами. При этом он отчетливо слышал скрип ступеней, но ног под собой по-прежнему как бы не чувствовал. В глубине веранды стоял стол, заваленный какими-то непонятными предметами, а над столом, упершись в края столешницы широко расставленными руками, нависал тот человек, который был ему нужен.

Человек этот поднял на него маленькие, упрятанные под седыми бровями глазки, и на лице его изобразилась легкая досада. Сандро представился и, почти не слыша собственного голоса, принялся излагать свою легенду, но не успел произнести и десятка фраз, как человек ужасно сморщился и произнес что-то вроде: «Ну надо же, как ты некстати», после чего Сандро пришел в себя, вынырнув из полного беспамятства, весь облитый потом и с правой сандалией в руке. Он сидел на валуне, горячий гранит жег его сквозь шорты, и время было по-прежнему без минуты 10. Ну, может быть секунд пятнадцать прошло, не больше.

Он обулся, вытер потное лицо, и тут, видимо его опять схватило. Он опять спускался по тропе, не чуя под собой ног, мир смотрелся словно сквозь нейтральный светофильтр, а в голове вертелась только одна мысль: это надо же, как меня некстати… И снова слева прошла веселенькая беседка (на полу валялась кукла без рук и одной ноги), и глайдер прошел (на борту красовалось изображение бедового чертенка), и второй глайдер оказался там, немного в глубине, и тоже с поднятым капотом, а собака язык убрала и теперь дремала, положив тяжелую голову на лапы. (Странная какая-то собака, да и собака ли?) Скрипучие ступеньки, прохлада веранды. И снова человек взглянул из-под седых бровей, весь сморщился и проговорил притворно-грозным тоном, как говорят с расшалившимся ребенком: «Я тебе что сказал? Некстати! Брысь отсюда!» И Сандро вновь очнулся, но теперь он уже сидел не на валуне, а рядом, на сухой колючей траве, и его подташнивало.

«Да что это со мной сегодня?» — Подумал он со страхом и досадой и попытался взять себя в руки. Мир был по-прежнему пригашен, и в ушах звенело, но в то же время Сандро полностью себя теперь контролировал. Было почти точно 10 часов, очень хотелось пить, но слабости он больше не ощущал, и надо было доводить до конца то, зачем он сюда прибыл. Он поднялся на ноги и тут увидел, что из нагромождений зелени внизу вышел на тропинку тот самый человек и остановился, глядя в сторону Сандро, и тут же следом вышел из зарослей и встал у ног человека тот самый мохнатый пес и тоже стал смотреть на Сандро, и Сандро мельком отметил про себя, что никакая это не собака, а молодой голован. И Сандро поднял руку, сам не зная зачем — то ли в знак приветствия, то ли чтобы привлечь к себе внимание, но тот человек повернулся к нему спиной, а мир перед глазами Сандро почернел и ушел косо вниз и налево.

Когда он снова пришел в себя, то оказалось, что он сидит на скамейке, вокруг него курортный городок Розалинда, а рядом та самая нуль-кабина, через которую он сюда прибыл. По-прежнему слегка подташнивало, и хотелось пить, но мир был ясен и приветлив, и было 10 часов 42 минуты. Беззаботные нарядные люди, проходившие мимо, стали с беспокойством поглядывать на него и замедлять шаги, и вдруг подкатил кибер-официант и поднес ему высокий запотевший бокал с чем-то фирменным…

Дослушав до конца, Тойво некоторое время молчал, а потом произнес тщательно подбирая слова:

— Это нужно обязательно включить в рапорт.

— Предположим, — сказал Сандро. — Но с каким акцентом?

— Как мне рассказал, так и напиши.

— Я тебе рассказал так, словно мне сделалось дурно от жары, и все я увидел в бреду.

— Значит, ты не уверен, что это был бред?

— Откуда мне знать? Но это же я мог бы рассказать и так, будто я попал под гипноз, как будто это была наведенная галлюцинация…

— Ты думаешь, галлюцинацию навел голован?

— Не знаю. Может быть. Но скорее всего — нет. Он был слишком далеко от меня, метров 70, не меньше… Да и молодой он был слишком для таких штучек… И потом: с какой стати?

Они помолчали. Потом Тойво спросил:

— Что сказал Биг-Баг?

— Э, он мне рта не дал раскрыть, даже не взглянул на меня. «Я занят, ступай в распоряжение Глумова».

— Скажи, — проговорил Тойво, — ты уверен, что так ни разу и не спустился к тому дому?

— Ни в чем я не уверен. Я уверен только, что с этими «Ванвинклями» очень и очень нечисто. Я занимаюсь ими с начала года, а ясности — никакой. Наоборот, с каждым случаем все темнее. Но, конечно, такого, как сегодня, еще не бывало, это уже экстра…

Тойво произнес сквозь зубы:

— Но ты понимаешь, чем это пахнет, если это случилось с тобой на самом деле? — Он спохватился. — Постой! А регистратор? Что у тебя на регистраторе?

Сандро ответил с видом полной покорности судьбе:

— На регистраторе у меня ничего. Он оказался не включен.

— Ну, знаешь!!!

— Знаю. Только я твердо помню, что перезарядил его и включил перед выходом.

Документ 14

Рапорт-доклад N 047/99

КОМКОН-2

Урал — Север

Дата: 4-11 мая 99 года.

Автор: С. М. Мтбевари, инспектор.

Тема: 101 «Рип Ван Винкль».

Содержание: результаты инспекции по «группе 80-х».

 

Получил ваше распоряжение об инспектировании 4 мая утром. Приступил немедленно.

4 мая к 22.40.

Астангов Юрий Николаевич. По контрольному адресу отсутствует. Новый адрес в БВИ не оставлен. Опрос родственников, друзей и деловых знакомых результатов не дал. Общий ответ: ничего сказать не можем, в последние годы не контактируем, поскольку после его возвращения в 95-м году он сделался еще более нелюдимым, нежели прежде, до исчезновения. Проверка по космодромной сети, по околоземному нуль-т, по системе предприятий ПО (повышенной опасности): ничего. Предположение: Ю. Астангов, как и в прошлый раз, «Уединился в дебрях Амазонки для отшлифовки своей новой филосовской системы». (Интересно было бы поговорить с тем, кто знаком с его прежними филосовскими системами. Врачи отрицают, а по-моему — псих.) 6 мая к 23.30.

Фернан Леер. Был принят им по контрольному адресу в 11.05. Изложил ему свою легенду, после чего мы беседовали до 12.50. Ф. Леер заявил, что чувствует себя превосходно, никаких болезненных симптомов не испытывает, никаких последствий своей амнезии 89 — 91 годов не ощущает, а потому не видит необходимости подвергаться ментоскопированию. К сказанному в 91-м году ничего нового прибавить не может, поскольку по-прежнему ничего не помнит. Трансмантийная инженерия его давно не интересует, и на протяжении нескольких последних лет он занимается изобретением и исследованием многомерных игр. Говорил со мной он благожелательно, но рассеянно. Потом вдруг оживился: ему пришло в голову научить меня игре «Снип-снап-снурре». На этом мы расстались. (Выяснил: Ф. Леер действительно стал крупным специалистом в области многомерных игр, его прозвали «затейником для академиков».) Тууль Альберт Оскарович. По контрольному адресу отсутствует. Новый адрес в БВИ: Венусборг (Венера). По этому адресу тоже отсутствует. Данные венерианской регистратуры: А. Тууль никогда на Венере не появлялся. В 97-м году он сообщил матери, будто намерен поработать у следопытов в лагере «Хиус» (планета Кала-И-Муг). С тех пор она довольно регулярно получает от него весточки (последняя в марте с. г.). Весточки эти представляют собой пространные письма, в которых подробно и весьма художественно рассказывается о поисках следов цивилизации «Оборотней». Данные лагеря «Хиус»: А. Тууль никогда там не был, но довольно регулярно вызывает на нуль-связь грунтокопа группы Е. Капустина, который совершенно уверен в том, что его добрый приятель А. Тууль проживает на Земле по контрольному адресу. Последний раз Капустин говорил с Туулем 1 января с. г. Проверка по космодромной сети: с 96-го (год возвращения) неоднократно ходил в глубокий космос, последний раз вернулся с курорта в октябре 98 года. Проверка по околоземному нульт: с 96-го неоднократно посещал Луну, «оранжереи», БОП. Проверка по системам предприятий ПО: с декабря 96 по октябрь 97-го работал в абиссальной лаборатории «Тускарора-16» гастрономом. Предположение: А. Тууль — человек крайне легкомысленный, с низким уровнем чувства социальной ответственности, инцидент 89-го года ничему его не научил, и он по-прежнему не желает придавать никакого значения такому пустяку, как точный личный адрес.

8 мая к 22.10.

Багратион Маврикий Амазаспович. По контрольному адресу отсутствует. В БВИ нового адреса нет. Близких родственников, с которыми поддерживал бы регулярные сношения, не имеет по причине почтенного возраста. Деловые связи оборвались четверть века назад. Оба его старых друга, известных нам по следствию о его исчезновении в 81 году, по контрольным адресам отсутствуют, местоприбывания выяснить пока не удалось. Проверка по космодромной сети, по околоземному нуль-т, по системе предприятий ПО: ничего. Данные геронтологического центра: вот уже много лет его не могут поймать на предмет обследования. Предположение: незарегистрированный несчастный случай. Считал бы правильным отыскать его друзей, чтобы их известить.

Чжан Мартин. По контрольному адресу отсутствует. Новый адрес в БВИ: база «Матрикс» (вторая, ЕН 7113). Командирован на «Матрикс» в январе 93 года институтом биоконфигураций (Лондон) в качестве интерпретатора. В настоящее время (с декабря 98-го) пребывает в длительном отпуске, местоприбывания неизвестно. Проверка по космодромной сети, по околоземному нуль-т и по системам предприятий ПО: с декабря 98-го года — ничего. Отсюда курьез: С. Ван, сосед М. Чжана по контрольному адресу, утверждает, будто видел М. Чжана в марте этого года; М. Чжан на его глазах прибыл в свой сад на глайдере и, не заходя в дом, принялся этот глайдер демонтировать: на приветствие С. Вана ответил небрежно, от разговора уклонился; С. Ван отправился по своим делам, а когда через несколько часов вернулся, ни М. Чжана, ни глайдера уже не было, и больше они не появлялись. История эта представляется интересной, ибо и тайна первого исчезновения М. Чжана связана именно с тем, что регистраторы космодромной сети не отметили ни отбытия, ни прибытия его. Вопрос: не бывают ли организмы, генетический код которых не воспринимается или не отождествляется существующими системами регистрации? Предложение: принимая во внимание, что М. Чжан состоит на учете в Краковском институте регенерации по поводу регенерации обеих ног, и поскольку за все годы после регенерации он ни разу не являлся в Краков на профилактику, надлежит сообщить руководству базы «Матрикс» уведомление института о том, что дальнейшее уклонение от профилактики грозит М. Чжану серьезными осложнениями; уведомление у меня на руках, в институте весьма обеспокоены безответственным поведением М. Чжана.

9 мая к 21.30.

Окигбо Сиприан. Принял меня по контрольному адресу в 10.15. Встретил любезно, приветливо, хотя имел вид человека, занятого посторонними мыслями. Усадил меня в гостиной, сунул в руки стакан кокосового молока, выслушал мою легенду и сказал: «Бог мой, это же не смешно!». После чего удалился куда-то в глубину дома с озабоченным видом. Я прождал его час, затем осмотрел дом. Никого не обнаружил. В кабинете, в обеих спальнях и в мансарде все окна были настежь, но следов под ними ни оказалось. В мастерской (?) окна были, напротив, плотно закрыты и зашторены металлическими жалюзи, и было нестерпимо холодно (возможно, ниже минус пяти, вода в аквариуме покрылась корочкой льда). При этом никаких следов рефрижерирующего устройства. Халат, в котором С. Окигбо меня принимал, валялся на полу в кабинете. Я прождал хозяина еще два часа, затем опросил соседей. Ничего существенного: С. Окигбо — человек замкнутый, гостей не принимает, почти все время сидит дома, сад запустил, а впрочем, приветлив, очень любит детишек, особенно младенцев-ползунков, умеет с ними обращаться. Предположение: может быть, мне только показалось, что С. Окигбо меня принимал? (См. мой N 048/99).

11 мая к 10.45.

При попытке установить, находится ли по контрольному адресу Фар-Але Эмиль, испытал приступ дурноты с бредовыми видениями. Будучи не в состоянии определить, касается это только лично меня или представляет также интерес для дела, выделяю отчет о происшедшем в отдельный рапорт-доклад N 048/99.

Сандро Мтбевари.

 

(Конец документа 14)

***

Я так никогда и не узнал, какое впечатление произвели на Тойво Глумова результаты инспекции Сандро Мтбевари. Думаю, он был потрясен! И не столько результаты сами по себе потрясли его, сколько мысль о том, что он до такой степени позволял себе недооценивать поистине невероятную мощь противника.

Я не видел Тойво ни 11-го, ни 12-го, ни 13-го. Наверное, это были трудные для него дни, когда он приспосабливался к своей новой роли — роли Алеши Поповича, перед которым вместо объявленного Идолища Поганого возник вдруг сам злобный бог Локи. Но все эти дни я помнил о нем и думал о нем, потому что для меня утро 11-го мая началось двумя документами.

Документ 15

Начальнику отдела ЧП

Президент

 

Дорогой Биг-Баг!

Ничего не поделаешь, меня укладывают на операцию. Однако же нет худа без добра. Мои обязанности присоединяет к своим (кажется, с завтрашнего дня) г. Комов. Я передал ему все ваши материалы. Не скрою, он отнесся к ним скептически. Но он знает меня и знает вас. Теперь он подготовлен, так что у вас есть все шансы убедить его, особенно если вам удалось добыть новые материалы, которые вы добыть намеревались. И тогда вы будете иметь дело не только с президентом сектора КК-2, но и с влиятельным членом Мирового совета. Желаю вам удачи, а вы пожелайте удачи мне.

Атос 11.05.99

 

(Конец документа 15)

Документ 16

Мак!

1. Глумов Тойво Александрович сегодня взят на контроль. (Зарегистрирован 8.05)

2. Сегодня же взяты на контроль:

Каскази Артек, 18, учащийся. Тегеран. 7. 05.

Мауки Чарльз, 63, маритехник. Одесса. 8. 25.

Лаборант

11 мая 99 года.

 

(Конец документа 16)

***

Это, наверное, странно, но я почти не помню своих переживаний по поводу поразительного сообщения лаборанта. Помню лишь ощущение — словно неожиданный и даже подлый охлест по лицу, ни с того ни с сего, ни за что ни про что, из-за угла, когда не ждешь, когда ждешь совсем другого. Детская, до слез обида, вот все, что я помню, вот что только и осталось от того, наверное, часа, который провел я, отвалив челюсть и невидяще глядя перед собой.

Наверняка мелькали у меня тогда бестолковые мысли об измене, о предательстве. Наверняка испытывал я бешенство, досаду и жестокое разочарование оттого, что разработан вот был определенный план действий, в котором для каждого отведено свое место, а теперь в этом плане дыра, и зарастить ее невозможно. И горечь, конечно, была, отчаянная горечь потери, потери друга, единомышленника, сына.

А вернее всего, это было временное умопомрачение, хаос не чувств даже, а обломков чувств.

Потом я понемногу пришел в себя и вновь принялся рассуждать — холодно и методично, как мне и надлежало рассуждать в моем положении.

Ветер богов поднимает бурю, но он же раздувает паруса.

Рассуждая холодно и методично, я в это пасмурное утро нашел-таки в своем плане новое место для нового Тойво Глумова. И это новое место показалось мне тогда не менее, а несравненно более важным, чем старое. План мой обрел дальнюю перспективу, теперь предстояло не обороняться, а наступать.

В то же утро я связался с Комовым, и он назначил мне аудиенцию на завтра, на 12-е мая.

12-го мая рано утром он принял меня в кабинете президента. Я представил ему все собранные к зтому моменту материалы. Беседа продолжалась пять часов. План мой был утвержден с незначительными поправками. (Не берусь утверждать, что мне удалось тогда полностью развеять скептицизм Комова, но заинтересовать его мне удалось вне всякого сомнения.) 12-го же мая, вернувшись к себе, я по обычаю хонтийских проникателей посидел несколько минут, приставив к вискам кончики указательных пальцев и размышляя о возвышенном, а затем вызвав к себе Гришу Серосовина и дал задание. В 18.05 он сообщил мне, что задание выполнено. Оставалось только ждать.

13-го утром Даня Логовенко позвонил.

Документ 17

Рабочая фонограмма

Дата: 13 мая 99 года.

Собеседники: М. Каммерер, начальник отдела ЧП; Д. Логовенко, заместитель директора харьковского филиала ИМИ

Тема: х х х

Содержание: х х х

 

Логовенко: Здравствуй, Максим, это я.

Каммерер: Приветствую тебя. Что скажешь?

Логовенко: Скажу, что это было проделано ловко.

Каммерер: Рад, что тебе понравилось.

Логовенко: Не могу сказать, что это мне так уж понравилось, но не могу не отдать должное старому другу.

Пауза.

Логовенко: Я понял все это так, что ты хочешь со мной встретиться и поговорить в открытую.

Каммерер: Да. Но не я. И может быть не с тобой.

Логовенко: Говорить придется со мной. Но если не ты, то кто?

Каммерер: Комов.

Логовенко: Ого! Значит ты все-таки решился…

Каммерер: Комов сейчас мое прямое начальство.

Логовенко: Ах, вот как… Хорошо. Где и когда?

Каммерер: Комов хочет, чтобы в разговоре участвовал Горбовский.

Логовенко: Леонид Андреевич? Но он же при смерти…

Каммерер: Вот именно. Пусть он все это услышит. От тебя.

Пауза.

Логовенко: Да. Видимо, время поговорить действительно настало.

Каммерер: Завтра в 15.00 у Горбовского. Ты знаешь его дом? Под Краславой, на Даугаве.

Логовенко: Да, я знаю. До завтра. У тебя все?

Каммерер: Все. До завтра.

(Разговор продолжался с 9.02 до 9.04)

 

(Конец документа 17)

***

Замечательно, что группа «Людены» при всей своей напористой скурпулезности никогда не приставала ко мне по поводу Даниила Александровича Логовенко. А ведь мы с даней знакомы были с незапямятных времен, с благословенных шестидесятых, когда я, молодой тогда и дьявольски энергичный комконовец, проходил спецкурс психологии при Киевском университете, где Даня, молодой тогда и дьявольски энергичный метапсихолог, вел мои практические занятия, а по вечерам мы оба с поистине дьявольской энергией ухаживали за очаровательными и дьявольски капризными киевляночками. Он явно выделял меня среди прочих курсантов, мы подружились и в первые годы встречались, можно сказать, регулярно. Потом занятия наши нас разлучили, мы стали встречаться все реже, а с начала восьмидесятых не встречались совсем (до чаепития у меня накануне событий). Он оказался очень несчастлив в семейной жизни, и теперь мне ясно, почему. Он вообще оказался несчастлив, чего я никак не могу сказать о себе.

Вообще, всякий, кто серьезно занимается эпохой Большого Откровения, склонен полагать, будто прекрасно знает, кто такой Даниил Логовенко. Какое заблуждение! Что знает о Ньютоне человек, прочитавший даже самое полное собрание его сочинений? Да, Логовенко сыграл чрезвычайно важную роль в Большом Откровении. «Импульс Логовенко». «Т-программа Логовенко». «Декларация Логовенко». «Комитет Логовенко»…

А какова судьба жены Логовенко, вы знаете?

А каким образом попал он на курсы высшей и аномальной этологии в городе Сплите?

А почему в шестьдесят шестом году среди стада курсантов он особо выделил М. Каммерера, энергичного, подающего надежды комконовца?

А что думал по поводу большого откровения Д. Логовенко — не вещал по поводу, не декларировал, не проповедовал, а думал и переживал в глубине своей нечеловеческой души?

Таких вопросов много. На некоторые из них, полагаю, я мог бы ответить точно. По поводу других способен лишь строить предположения. А на остальные ответов нет и не будет никогда.

Документ 18

Рапорт-доклад N 020/99

КОМКОН-2

Урал — Север

Дата: 13 мая 99 года.

Автор: Т. Глумов, инспектор.

Тема: 009 «Визит старой дамы».

Содержание: сравнение списков лиц с инверсией «Синдрома пингвина» со списком «Тема».

 

По вашему распоряжению мною был по всем доступным источникам составлен список случаев инверсии «Синдрома пингвина». Всего я обнаружил 12 случаев, идентифицировать удалось 10. Сравнение списка идентифицированных инверсантов со списком «Т» обнаружило пересечение по следующим лицам:

1. Кривоклыков Иван Георгиевич, 65 лет, психиатр, база «Лембой» (ЕН 2105).

2. Паккала Альф-Христиан, 31 год, оператор-строитель, аляскинская СО, Анкоридж.

3. Йо Ника, 48 лет, пряха-дизайнер, комбинат «Иравади», Пхьяпоун.

4. Тууль Альберт Оскарович, 59 лет, гастроном, местонахождение неизвестно (см. N 047\99 С. Мтбевари).

Процент пересечений списков представляется мне поразительно высоким. Факт, что Тууль А. О. проходит фактически по трем спискам, еще более поразителен.

Считаю необходимым привлечь ваше внимание к полному списку лиц с инверсией «Синдрома пингвина». Список прилагается.

Т. Глумов

 

(Конец документа 18)

***

«Дом Леонида» (Краслава, Латвия). 14 мая 99 года. 15.00.

Даугава у Краславы была неширокая, быстрая, чистая. Желтела сухим песком полоска пляжа, от которой круто уходил к соснам песчаный склон. На сером в белую шашку овале посадочной площадки, нависшей над водой, калились под солнцем поставленные кое-как разноцветные флаеры. Всего три штуки — старомодные тяжелые аппараты, какими пользуются сейчас разве что старики, родившиеся в прошлом веке.

Тойво потянулся откинуть дверцу глайдера, но я сказал ему:

— Не надо. Подожди.

Я смотрел вверх, туда где среди сосен кремово просвечивали стены домика, откуда шла по обрыву зигзагом ветхого вида сработанная под серое от времени дерево лестница. По лестнице медленно спускался кто-то в белом — грузный, почти кубический, видимо, очень старый человек, цепляясь правой рукой за перила, ступенька за ступенькой, каждый раз приставляя ногу, и солнечный блик трясся на его большом гладком черепе. Я узнал его. Это был Август-Иоганн Бадер, десантник и следопыт. Руина героической эпохи.

— Подождем, пока он спустится, — сказал я. — Мне не хочется с ним встречаться.

Я отвернулся и стал смотреть в другую сторону, через реку, на тот берег, и Тойво тоже отвернулся из деликатности, и так мы сидели, пока не стал слышен тяжелый скрип ступенек и не донеслось до нас свистящее натужное дыхание и еще какие-то неуместные звуки, похожие на прерывистое всхлипывание, и вот старик прошел мимо глайдера, прошаркал подошвами по пластику, возник в поле моего зрения, и я невольно взглянул ему в лицо.

Вблизи лицо это показалось мне совершенно незнакомым.

Оно было искажено горем. Мягкие щеки обвисли и тряслись, рот был безвольно распущен, из запухших глаз текли слезы.

Сгорбившись, Бадер приблизился к древнему желто-зеленому флаеру, самому древнему из трех, с какими-то дурацкими шишками на корме, с уродливыми щелями визиров старинного автопилота, с помятыми бортами, с потускневшими никелированными ручками, приблизился, откинул дверцу и, то ли кряхтя, то ли всхлипывая, полез в кабину.

Долгое время ничего не происходило. Флаер стоял с распахнутой дверцей, а старик внутри то ли собирался с духом перед взлетом, то ли плакал там, уронивши лысую голову на облупленный овальный штурвал. Потом наконец коричневая рука, вылезшая из белой манжеты, протянулась, и захлопнула дверцу. Древняя машина с неожиданной легкостью и совершенно беззвучно снялась с площадки и ушла над рекой между обрывистыми берегами.

— Это Бадер, — сказал я. — Прощался. Пошли.

Мы вылезли из глайдера и начали подниматься по лестнице.

Я сказал, не оборачиваясь к Тойво:

— Не надо эмоций. Ты идешь на доклад. Будет очень важный деловой разговор. Не расслабляйся.

— Деловой разговор — это прекрасно, — отозвался Тойво мне в спину. — Но у меня такое впечатление, что сейчас не время для деловых разговоров.

— Ты ошибаешься. Именно сейчас и время. А что касается Бадера… Не думай сейчас об этом. Думай о деле.

— Хорошо, — сказал Тойво покорно.

Домик Горбовского, «Дом Леонида», был совершенно стандартным, архитектуры начала века: излюбленное жилье космопроходцев, глубоководников, трансмантийщиков, истосковавшихся по буколике, без мастерской, без скотного двора, без кухни… Но зато с энергопристройкой для обслуживания персональной нуль-установки, полагающейся Горбовскому как члену Всемирного Совета. А вокруг были сосны, заросли вереска, пахло нагретой хвоей, и пчелы сонно гудели в неподвижном воздухе.

Мы поднялись на веранду и через распахнутые двери вступили в дом. В гостинной, где окна были плотно зашторены и светил только торшер возле дивана, сидел какой-то человек, задравши ногу на ногу, и рассматривал на свет торшера не то карту, не то ментосхему. Это был Комов.

— Здравствуйте, — сказал я, а Тойво поклонился молча.

— Здравствуйте, здравствуйте, — сказал Комов как бы нетерпеливо. — Проходите, садитесь. Он спит. Заснул. Этот треклятый Бадер его совершенно ухайдокал… Вы — Глумов?

— Да, — сказал Тойво.

Комов пристально, с любопытством глядел на него. Я кашлянул, и Комов тут же спохватился.

— Ваша матушка случайно не Майя Тойвовна Глумова? — Спросил он.

— Да, — сказал Тойво.

— Я имел честь работать с нею, — сказал Комов.

— Да? — Сказал Тойво.

— Да. Она вам не рассказывала? Операция «Ковчег»…

— Да, я знаю эту историю, — сказал Тойво.

— Чем сейчас Майя Тойвовна занимается?

— Ксенотехнологией.

— Где? У кого.

— В Сорбоне. Кажется у Салиньи.

Комов покивал. Он все смотрел на Тойво. Глаза у него блестели. Надо понимать, вид взрослого сына Майи Глумовой пробудил в нем некие животрепещущие воспоминания. Я снова кашлянул, и Комов сейчас же повернулся ко мне.

— Нам придется подождать. Мне не хочется его будить. Он улыбается во сне. Видит что-то хорошее… Черт бы побрал Бадера с его соплями!

— Что говорят врачи? — Спросил я.

— Все то же… Нежелание жить. От этого нет лекарств… Вернее есть, но он не хочет их принимать. Ему стало неинтересно жить, вот в чем дело. Нам этого не понять… Все-таки ему за полтораста… А скажите, пожалуйста, Глумов, чем занимается ваш отец?

— Я его почти не вижу, — сказал Тойво. — Кажется, он гибридизатор сейчас. Кажется на Яйле.

— А вы сами… — Начал было Комов, но замолчал, потому что из глубины дома донесся слабый хрипловатый голос:

— Геннадий! Кто там у вас? Пусть заходят…

— Пошли, сказал Комов вскакивая.

Окна в спальне были распахнуты настежь. Горбовский лежал на спине, укрытый до подмышек клечатым пледом, и казался он невообразимо длинным, тощим и до слез жалким. Щеки у него ввалились, знаменитый туфлеобразный нос закостенел, запавшие глаза были печальны и тусклы. Они словно не хотели больше смотреть, но смотреть было надо, вот они и смотрели.

— А-а, Максик… — Проговорил Горбовский, увидев меня. — Ты все такой же… Красавец… Рад тебя видеть, рад…

Это была неправда. Не был он рад видеть Максика. И ничему он не был рад. Наверное ему казалось, что он приветливо улыбается, на самом же деле лицо его изображало гримасу тоскливой любезности. Чувствовалось в нем бесконечное и снисходительное терпение. Словно бы думал сейчас Леонид Андреевич: Вот и еще кто-то пришел… Ну что ж, это не может быть очень надолго… И они уйдут, как уходили все до них, а мне оставят мой покой…

— А это кто? — С явным усилием превозмогая апатию, полюбопытствовал Горбовский.

— Это Тойво Глумов, — сказал Комов. — Комконовец, инспектор. Я говорил вам…

— Да-да-да… — Вяло сказал Горбовский. — Помню. Говорили. «Визит старой дамы»… Садитесь, Тойво, садитесь, мой мальчик… Я слушаю вас…

Тойво сел и вопросительно посмотрел на меня.

— Изложи свою точку зрения, — сказал я, — и обоснуй.

Тойво начал:

— Я сейчас сформулирую некую теорему. Формулировка эта принадлежит не мне. Доктор Бромберг сформулировал ее пять лет назад.

Так вот, теорема. В начале восьмидесятых годов некая свехцивилизация, которую мы для краткости назовем странниками, начала активную прогрессорскую деятельность на нашей планете. Одной из целей этой деятельности является отбор. Путем разнообразных приемов странники отбирают из массы человечества тех индивидов, которые по известным странникам признакам пригодны для… Например, пригодны для контакта. Или для дальнейшего видового совершенствования. Или даже для превращения в странников. Наверняка, у странников есть и другие цели, о которых мы не догадываемся, но то, что они занимаются у нас отбором, отсортировкой, — это мне теперь совершенно очевидно, и я это попытаюсь сейчас доказать. Тойво замолчал. Комов пристально глядел на него. Горбовский словно бы спал, но пальцы его, скрещенные на груди, то и дело приходили в движение, вычерчивая в воздухе замысловатые узоры.

— Продолжайте, мой мальчик, — проговорил Горбовский. Тойво стал продолжать. Он рассказал о «Синдроме пингвина»: с помощью некоего «решета», воздвигнутого ими в секторе 41/02, странники, по-видимому, отбраковывали людей, страдающей скрытой космофобией, и выделяли скрытых космофилов. Он рассказал о событиях в Малой Пеше: там с помощью явно внеземной биотехники странники поставили эксперимент по отбраковыванию ксенофобов и выделению ксенофилов. Он рассказал о борьбе за «поправку». Видимо, фукамизация либо мешала работе странников по отбору, либо грозила погасить в грядущих поколениях людей необходимые странникам качества, и они каким-то образом организовали и успешно провели компанию по отмене обязательности этой процедуры. За годы и годы число «отсортированных» (будем называть их так) все возрастало, это не могло остаться незамеченным, мы не могли не заметить этих «отсортированных» и мы их заметили. Исчезновения восьмидесятых годов… Внезапные превращения обычных людей в гениев… Только что обнаруженные Сандро Мтбевари люди с фантастическими способностями… И, наконец, так называемый институт Чудаков в Харькове, несомненный центр активности странников по выявлению кандидатов в «отсортированные»…

— Они даже не очень скрываются, — говорил Тойво. — По-видимому, они чувствуют себя сейчас настолько сильными, что уже не боятся быть обнаруженными. Возможно, они считают, будто мы уже не в состоянии что-либо изменить. Не знаю… Собственно, я кончил. Я хочу только добавить, что в поле нашего зрения, конечно же, попала только ничтожная доля всего спектра их активности. Это надо иметь в виду. И я считаю себя обязанным в заключение помянуть добрым словом доктора Бромберга, который еще пять лет назад, не имея, по сути, никакой позитивной информации, сделал подобный вывод, учтя и возникновение массовых фобий, и внезапное появление у людей талантов, и даже иррегулярности в поведении животных, например китов.

Тойво повернулся ко мне.

— Я кончил, — сказал он.

Я кивнул. Все молчали.

— Странники, странники, — почти пропел Горбовский. Он лежал теперь, натянув на себя плед до самого носа. — Надо же, сколько я себя помню, с самого детства, столько идут разговоры об этих странниках… Вы их очень за что-то не любите, Тойво, мой мальчик. За что?

— Я не люблю прогрессоров, — отозвался Тойво сдержанно и сейчас же добавил: — Леонид Андреевич, я ведь сам был прогрессором…

— Никто не любит прогрессоров, — пробормотал Горбовский. — Даже сами прогрессоры… — Он глубоко вздохнул и снова закрыл глаза. — Честно говоря, я не вижу здесь никакой проблемы. Это все остроумные интерпретации, не более того. Передайте ваши материалы, скажем, педагогам, и у них будут свои, не менее остроумные интерпретации. У глубоководников — свои… У них свои мифы, свои странники… Вы не обижайтесь, Тойво, но уже само упоминание Бромберга меня насторожило…

— А между прочим, все работы Бромберга по монокосму исчезли… — Негромко сказал Комов.

— Да не было у него никаких работ, конечно! — Горбовский слабо хихикнул. — Вы не знали Бромберга. Это был ядовитый старик с фантастической фантазией. Максик послал ему свой встревоженный запрос. Бромберг, который до того сроду на эти темы не думал, уселся в удобное кресло, уставился на свой указательный палец и мигом высосал из него гипотезу монокосма. Это заняло у него один вечер. А на завтра он об этом забыл… У него же не только великая фантазия, он же знаток запрещенной науки, у него же в башке хранилось невообразимое число невообразимых аналогий…

Едва Горбовский замолк, Комов сказал:

— Правильно ли я вас понял, Глумов, что вы утверждаете, будто на Земле сейчас присутствуют странники? Как существа, я имею в виду. Как особи…

— Нет, — проговорил Тойво. — Этого я не утверждаю.

— Правильно ли я вас понял, Глумов, что вы утверждаете, будто на Земле живут и действуют сознательные пособники странников? «Отсортированные», как вы их называете…

— Да.

— Вы можете назвать их имена?

— Да. С известной долей вероятности.

— Назовите.

— Альберт Оскарович Тууль. Это почти наверняка. Сиприан Окигбо. Мартин Чжан. Эмиль Фар-Але. Тоже почти наверняка. Могу назвать еще с десяток имен, но это уже менее достоверно.

— Вы общались с кем-нибудь из них?

— Думаю, что да. В институте Чудаков. Думаю, их там много. Но кто именно — назвать точно пока не могу.

— То есть вы хотите сказать, что отличительные их признаки вам неизвестны?

— Конечно. На вид они ничем не отличаются от нас с вами. Но вычислить их можно. По край