LXXII. Глава, в которой мы возвращаемся к Жюстену

 

Отныне брат Доминик спокоен за жизнь и честь своего отца. С исполненным радостью и надеждой сердцем он торопливо шагает из Ванвра в Ба-Мёдон. Там его уже ждет запряженный, готовый отправиться в траурный путь экипаж с телом Коломбана.

А мы вернемся к Жюстену, которого оставили в тот момент, как он во весь опор поскакал в Версаль с полученными от Сальватора указаниями г-на Жакаля относительно г-жи Демаре.

Некоторым из наших читателей могло показаться, что безвольный учитель не заслуживает того интереса, что он внушает Сальватору, Жану Роберу и вашему покорному слуге. Поспешим заметить, что смирение, которое вы могли поначалу принять за недостаток воли, нам, напротив, представляется одним из прекрасных проявлений силы.

В самом деле, не следует путать физическую активность с силой духа.

Иной считает себя очень активным, ежедневно двигается, ходит, бегает, проделывает по два льё пешком или в экипаже, а успевает гораздо меньше того, кто в тиши кабинета, в кажущемся бездействии лет десять вынашивает мысль, которой суждено перевернуть мир.

Поставьте учителя Жюстена, по виду такого апатичного, перед лицом необходимости, и вы увидите, как он выйдет из привычного состояния, вооруженный до зубов, готовый к сражению и к смерти. В глазах тех, кто видит лишь его внешнюю оболочку, — об этом мы не будем распространяться, так как намерены показать это в нашей книге, — он проигрывает потому, что сгибается под тяжестью семейных обязанностей, сыновнего долга, который порой проявляется великими делами, порой — великим и безвестным самоотречением. Отмените для Жюстена святое и тяжкое бремя, тяготеющее над ним и именуемое «семья», — и вы увидите, как он внесет свою лепту в общественный памятник, антипод Вавилонской башни; мы все рождены принять участие в его возведении. Имя ему — всеобщая гармония… Представьте, что Жюстен один в целом свете, обуреваемый страстями, за которые отвечает лишь перед самим собой, тогда, подобно евангельскому свету, скрытому под спудом, он озарит все вокруг, едва вырвавшись на волю.

Если бы вы видели, как Жюстен, вспомнив юность, ловко вскочил на подведенного Жаном Робером коня, помчался во весь опор, преодолел путь до Версаля, вы могли бы с уверенностью утверждать, что только сильный, только решительный человек может твердой рукой направлять горячего коня, более похожего на хищную птицу, уносящую свою жертву, чем на арабского скакуна, мчащегося с седоком на спине.

Бешеная скачка продолжалась около часа, и мысли Жюстена, под стать его быстроногому коню, стремительно проносились в его голове. Проделав за это время пять льё, ровно в половине девятого он остановился, запыхавшись, у ворот пансиона, спрыгнул с лошади и позвонил.

В пансионе давно не спали. Госпожа Демаре была в своей комнате одна; она еще не закончила туалет.

Жюстен просил ей передать, что желает немедленно с ней переговорить.

Удивившись столь раннему визиту, г-жа Демаре попросила г-на Жюстена подождать, передав, что через четверть часа она будет готова его принять.

Однако Жюстен отвечал, что причина его визита слишком серьезна, а промедление невозможно, и стал умолять хозяйку пансиона безотлагательно принять его.

Придя в смущение от такой настойчивости, она накинула халат и отворила дверь, чтобы спуститься в гостиную; Жюстен стоял перед дверью.

Он взял г-жу Демаре за руку, заставил ее вернуться в комнату и притворил за собой дверь.

Хозяйка пансиона подняла на Жюстена удивленный взгляд и вскрикнула. Его лицо поразило ее смертельной бледностью и выражением мрачной решимости, хотя обычно молодой человек смотрел ласково и приветливо.

— Боже мой! Что случилось? — спросила она.

— Огромное несчастье, сударыня! — отвечал Жюстен.

— С вами или с Миной?

— С нами, сударыня.

— Ах, Господи!.. Вы хотите, чтобы я вызвала Мину сюда или поговорите с ней в приемной?

— Мины здесь нет, сударыня.

— Как нет? Где же она?

— Не знаю.

Госпожа Демаре смотрела на Жюстена Корби как на безумного.

— Ее здесь нет?! Вы не знаете, где она! Что все это значит?

— Это значит, сударыня, что сегодня ночью ее похитили!

— Вчера вечером я сама проводила Мину в ее комнату и оставила ее с мадемуазель Сюзанной де Вальженез.

— А сегодня утром, сударыня, ее уже нет.

— Ах, Боже мой! — подняв глаза к небу, вскричала г-жа Демаре. — Вы уверены в том, что говорите, сударь?

Жюстен вынул из кармана письмо, написанное карандашом, то самое, что ему принес Баболен.

— Сначала прочтите, — предложил Жюстен. Госпожа Демаре пробежала глазами письмо.

Она узнала почерк Мины, вскрикнула и, почувствовав, что вот-вот упадет, протянула руку в поисках опоры.

Жюстен бросился ей на помощь, подхватил ее и усадил в кресло.

— О, если это правда, — сказала она, — я на коленях должна просить у вас прощения за страдание, которое вы испытываете!

— Да, правда, — произнес Жюстен. — Однако мы не сдадимся, сударыня, пока этому страданию можно будет помочь. Но даже когда не останется надежды на людей, я буду уповать на Бога!

— Что же нужно делать, сударь? — спросила хозяйка пансиона.

— Ждать. А пока проследить за тем, чтобы никто не входил в комнату Мины и не выходил в сад.

— А кто должен приехать, сударь?

— Через час здесь будет представитель властей.

— Что?! — вскричала г-жа Демаре: ее волнение сменилось испугом. — Полиция? Здесь?!

— Разумеется, — подтвердил Жюстен.

— Если это произойдет, мой пансион пропал! — упавшим голосом проговорила г-жа Демаре.

Это замечание больно ранило Жюстена.

— А что я, по-вашему, должен делать, сударыня? — холодно проговорил он.

— Сударь! Если есть средство избежать скандала, умоляю вас помочь!

— Не знаю, что вы называете скандалом, — насупив брови, заметил Жюстен.

— Не знаете, что называется скандалом? — всплеснув руками, переспросила хозяйка пансиона.

— По-моему, сударыня, скандал — это когда женщина, которой моя мать доверила свою дочь, а я — свою невесту, смеет приказывать мне молчать, когда я прошу вернуть доверенную ей девушку!

Замечание было до такой степени справедливо, что г-жа Демаре растерялась.

— Ах, сударь! — заговорил она прерывающимся от слез голосом. — Все матери заберут у меня своих дочерей!

Жюстен возмутился эгоизмом этой женщины: перед лицом постигшего его горя она, не смущаясь, говорила лишь об ущербе, который ее заведению могло нанести похищение Мины.

— А я, сударыня, — заявил он, — если бы был вашим судьей, приказал бы повесить на фронтоне вашего пансиона какую-нибудь позорную вывеску, чтобы она отпугивала всех матерей!

— Ах, сударь, вашему горю ведь не поможет то, что вы принесете мне убытки.

— Мне нет; однако, сударыня, это поможет другим уберечься от такого несчастья, что постигло меня.

— Во имя любви, которую я питала к Мине, не губите меня, сударь!

— Во имя доверия, которое я вам оказывал, ничего у меня не просите, сударыня!

На лице Жюстена была написана отчаянная решимость. Госпожа Демаре поняла, что ей нечего ждать от него.

Похоже, она на что-то решилась и смиренно проговорила:

— Все будет исполнено, как вы пожелаете, сударь: я молча снесу свое горе.

Жюстен кивнул, как бы говоря: «По моему мнению, это лучшее, что вы можете сделать». Наступило тягостное молчание.

— Сударь! — заговорила наконец хозяйка пансиона. — Позвольте и мне задать вам несколько вопросов.

— Прошу вас, сударыня.

— Почему исчезла Мина, как вы полагаете?

— Этого я еще не знаю, но надеюсь, что полиции удастся это установить.

— Вы уверены, что она не уехала по доброй воле?

У Жюстена стало горько на душе, когда он услышал, как оскорбляют подозрением его непорочную Мину.

— Она полгода находилась у вас перед глазами, — заметил Жюстен. — Как же вы после этого можете задавать мне подобный вопрос?

— Я хотела лишь спросить, уверены ли вы в ее любви.

— Вы прочли ее письмо: кого она зовет на помощь?

— Так ее, значит, увезли силой?

— Вне всякого сомнения.

— Но это невозможно, сударь: стены высоки, окна надежно заперты, и к тому же Мина могла бы закричать!

— Сударыня, существуют лестницы для самых высоких стен, отмычки — для самых крепких запоров, а кляп — на любой рот.

— Вы были в комнате Мины?

— Нет, сударыня.

— Да это нужно было сделать прежде всего! Идемте сейчас, если не возражаете.

— Напротив, сударыня, умоляю вас не входить в ее комнату!

— Но это единственный способ убедиться в том, что ее там нет.

— А письмо?

— А что, если вам подбросили это письмо, не знаю, правда, с каким тайным умыслом, а Мина вовсе не похищена и находится у себя?..

У Жюстена помутилось в глазах.

Не в силах объяснить себе случившееся, он с радостью ухватился за эту мысль, как ни была она нелепа. Вот почему, вопреки указаниям Сальватора, он решился сойти вниз вместе с г-жой Демаре и направился к комнате Мины.

Пока Жюстен, схватившись за грудь, пытался унять сердцебиение, г-жа Демаре постучала в дверь сначала тихонько, потом громче; все было напрасно — никто не отвечал.

Она подергала за ручку — опять ничего: комната была заперта изнутри.

Госпожа Демаре предложила послать за слесарем. Но гробовая тишина в комнате Мины снова ввергла Жюстена в угрюмое отчаяние; он вспомнил о наставлениях Сальватора и наотрез отказался вызывать слесаря.

— Давайте хотя бы заглянем в окно из сада, — предложила хозяйка пансиона.

— Прошу прощения, сударыня, но выходить в сад временно запрещено.

— Даже мне?

— И вам тоже, сударыня.

— Но в конце концов, сударь, здесь я хозяйка!

— Ошибаетесь, сударыня: куда входит правосудие, там царит его величество Закон. Именем закона запрещаю вам выходить в сад!

Он на всякий случай запер калитку на два оборота, вынул ключ и положил его в карман.

Госпожа Демаре испытывала большое искушение позвать на помощь, крикнуть, даже послать в случае необходимости за полицейским комиссаром, чтобы выставить Жюстена вон. Но она поняла, что молодой человек, всегда тихий и почтительный, не стал бы так себя вести, если бы за ним кто-то не стоял.

А Жюстен с невозмутимым видом прислонился к садовой калитке.

— И долго вы собираетесь караулить эту калитку, сударь? — спросила хозяйка пансиона.

— Пока не придут те, кого я жду.

— Когда же они явятся?

— В любом случае позже, чем я желал бы, сударыня.

— Откуда они прибудут?

— Из Парижа.

— Значит, вы позволите ненадолго вас оставить?

— Пожалуйста, сударыня.

Жюстен поклонился, словно разрешая г-же Демаре уйти.

Она поднялась к себе, торопливо переоделась, потом отворила окно и сквозь решетчатый ставень стала напряженно смотреть на парижскую дорогу.

Спустя примерно полчаса показалась карета. Она стремительно приближалась и вскоре остановилась у ворот.

Из кареты вышли двое: это были г-н Жакаль и Сальватор.

Господин Жакаль собирался позвонить, как вдруг дверь пансиона распахнулась сама или, точнее, ее распахнул Жюстен: заслышав шум подъезжающего экипажа и поняв, кто приехал, он, теряя терпение, бросился им навстречу.

Заметив, как молодой человек взволнован и бледен, Сальватор взял Жюстена за руку, сердечно пожал ее и проговорил:

— Ну-ну, мужайтесь, дорогой господин Корби! Поверьте мне, в жизни еще не такое случается!

И Сальватор подумал о горе Кармелиты, когда она придет в себя и узнает, что Коломбан мертв.

 

LXXIII. ОСМОТР ДОМА

 

Сальватор представил Жюстена как жениха Мины. Господин Жакаль почтительно поклонился и спросил, не входил ли кто-нибудь в комнату девушки, не выходил ли в сад.

— Никто, сударь, — отвечал Жюстен.

— Вы уверены?

— Вот ключ от садовой калитки.

— А от комнаты мадемуазель Мины?

— Дверь заперта изнутри.

— А! — воскликнул г-н Жакаль.

Поднеся к носу большую понюшку табаку, он прибавил:

— Посмотрим, посмотрим.

Жюстен пошел вперед. Они вошли в приемную, соединявшую двор с садом; из приемной в комнату Мины вел коридор.

Оглядевшись, г-н Жакаль спросил:

— А где хозяйка заведения?

В эту минуту появилась г-жа Демаре.

— Вот и я, господа, — сказала она.

— Это те, кого я ждал из Парижа, сударыня, — пояснил Жюстен.

— Вы что-нибудь знали об исчезновении мадемуазель Мины до того, как сюда явился этот господин? — спросил полицейский, указывая на Жюстена.

— Нет, сударь. Я и сейчас не совсем уверена в ее исчезновении, — с волнением и заметной дрожью в голосе отвечала г-жа Демаре. — Мы ведь не входили в комнату Мины.

— Войдем в свое время, будьте покойны, — пообещал г-н Жакаль.

Спустив очки на кончик носа, он по привычке уставился на г-жу Демаре поверх стекол, которые, как мы уже говорили, служили ему не столько для остроты зрения, сколько для того чтобы скрывать глаза. Затем он снова поправил очки и покачал головой.

Стоявшие рядом Сальватор и Жюстен с нетерпением ожидали продолжения допроса.

— Не угодно ли господам перейти в гостиную? — предложила г-жа Демаре. — Там будет удобнее, чем в приемной.

— Спасибо, — поблагодарил г-н Жакаль, снова оглядевшись и убедившись в том, что он, как опытный генерал, выбрал для своих войск отличную диспозицию. — А теперь, сударыня, — продолжал он, — я бы хотел, чтобы вы осознали свою ответственность как хозяйки пансиона, откуда пропала одна из воспитанниц, и хорошенько поразмыслили, прежде чем будете отвечать на мои вопросы.

— Ах, сударь, я как нельзя более огорчена случившимся, — вытирая слезы, проговорила г-жа Демаре. — Что же до вашего совета хорошенько подумать, перед тем как вам отвечать, то это ни к чему, ведь я буду говорить только правду.

Господин Жакаль едва заметно кивнул и продолжал:

— В котором часу воспитанницы ложатся спать? — Зимой — в восемь, сударь.

— А помощницы воспитательниц?

— В девять.

— Есть ли среди них такие, что ложатся позднее других?

— Только одна.

— В котором же часу она укладывается?

— От половины двенадцатого до полуночи.

— Где она ночует?

— Во втором этаже.

— Над комнатой мадемуазель Мины?

— Нет, она живет в комнате, которая выходит окнами на дортуар и на улицу, а окно бедняжки Миночки выходив в сад.

— А где находится ваша спальня, сударыня?

— На втором этаже рядом с гостиной; она выходит на улицу.

— И ни одно из ваших окон не выходит в сад?

— Только туалетная комната.

— В котором часу вы вчера заснули?

— Около одиннадцати.

— Так! — проговорил г-н Жакаль. — Давайте сначала осмотрим дом. Идемте со мной, господин Сальватор. А вы, господин Жюстен, побудьте здесь с госпожой Демаре.

Все повиновались г-ну Жакалю, будто генералу на поле боя.

Сальватор последовал за полицейским. Жюстен остался с г-жой Демаре; она рухнула на стул и разрыдалась.

— Эта женщина к делу не причастна, — сказал г-н Жакаль, спускаясь с крыльца, и пошел через двор к воротам.

— Почему вы так думаете? — спросил Сальватор.

— Доказательством тому ее слезы, — пояснил г-н Жакаль. — Виновные дрожат, но не плачут.

Господин Жакаль осмотрел дом снаружи.

Пансион был расположен на углу улицы и переулка, пустынного, но мощенного булыжником.

Господин Жакаль нырнул в переулок, будто ищейка в погоне за дичью.

Слева шагов на пятьдесят тянулась каменная стена, ограждавшая сад пансиона; над ней виднелись ветви деревьев.

Господин Жакаль шел вдоль стены, пристально вглядываясь в ее основание.

Сальватор не отставал.

Полицейский огляделся и покачал головой.

— Сомнительный переулок, особенно ночью! Такие переулки словно нарочно созданы для похищений и краж!

Пройдя двадцать пять шагов, г-н Жакаль наклонился и подобрал кусок штукатурки, отвалившийся сверху, потом еще один, потом еще.

Он осмотрел их и тщательно завернул в платок.

Затем он поднял с земли обломок черепицы и перебросил его через стену.

— Перелезали здесь? — спросил Сальватор.

— Скоро узнаем, — сказал г-н Жакаль. — Идемте назад! Сальватор и г-н Жакаль застали Жюстена и г-жу Демаре на том же месте, где они их оставили.

— Ну что, сударь? — спросил Жюстен.

— Кое-что есть, — отвечал г-н Жакаль.

— Ради Бога, сударь! Вы что-нибудь нашли? Видели какие-то следы?

— Вы, сударь, музыкант и, стало быть, знаете пословицу: «Когда играет скрипка, остальные подпевают». Я скрипка. Следуйте за мной и не вылезайте вперед!.. Господин Жюстен, пожалуйте ключ от сада.

Молодой человек передал ключ г-ну Жакалю и, выйдя в коридор, сказал:

— Вот дверь в комнату Мины.

— Хорошо, хорошо, всему свое время: комнатой займемся позже.

Господин Жакаль отпер садовую калитку, постоял, обводя взглядом весь сад и готовясь к более тщательному обследованию.

— Здесь надо быть особенно осмотрительными и идти гуськом, — предупредил он. — Следуйте за мной, если пожелаете, но в таком порядке: впереди — я, за мной — господин Сальватор, потом — господин Жюстен, а госпожа Демаре — последней… Вот так! Не отставайте ни на шаг!

Было очевидно, что г-н Жакаль направляется к тому месту в стене, которое он уже осмотрел снаружи. Однако вместо того, чтобы пройти кратчайшим путем, он двинулся по аллее, проходившей вдоль стены, и проделал тот же путь, что со стороны улицы.

Прежде чем отправиться, он взглянул поверх очков на окно Мины: ставни были закрыты.

— Хм! — обронил он и пошел вперед.

Посыпанная желтым песком дорожка не представляла собой ничего необычного. Но, отсчитав двадцать пять шагов, г-н Жакаль остановился, улыбнулся, поднял осколок черепицы, который недавно перебросил через стену, чтобы заметить место, и показал Сальватору свежий след на клумбе.

— Вот так! — сказал он.

Присутствовавшие посмотрели туда, куда указывал г-н Жакаль.

— Вы полагаете, несчастную девочку похитили отсюда? — спросил Сальватор.

— Несомненно, — отозвался полицейский.

— Боже мой! Боже! — прошептала г-жа Демаре. — Похищение в моем пансионе!

— Сударь! Небом заклинаю, хоть какое-нибудь доказательство… — взмолился Жюстен.

— Взгляните сами, дорогой друг, — проговорил г-н Жакаль, — и у вас будут доказательства.

Пока Жюстен разглядывал отпечатки ног, г-н Жакаль, взявший наконец верный след, вынул из кармана табакерку и поднес к носу щепотку табаку, рассматривая дорожку из-под очков, а г-жу Демаре — поверх стекол.

— Скажите же, сударь, что вы видите? — теряя терпение, вскричал Жюстен.

— Вот эти два углубления в земле, соединенные прямой линией.

— Это след от лестницы, узнаете? — пояснил Жюстену Сальватор.

— Браво! Вы совершенно правы.

— А это поперечная линия? — не унимался Жюстен.

— Ну-ну, продолжайте, — поддержал г-н Жакаль Сальватора.

— Это отпечаток нижней перекладины: она вошла на целый дюйм, потому что земля была сырая, — объяснил Сальватор.

— Теперь, — продолжал г-н Жакаль, — надобно узнать, сколько человек должны встать на лестницу, чтобы жерди вошли в землю на полфута, а нижняя перекладина — на дюйм.

— Давайте рассмотрим следы! — предложил Сальватор.

— О, по следам трудно что-либо определить! Кстати, два человека могут идти след в след: мы знаем преступников, которые именно так и делают, чтобы запутать следствие.

— Как же вы узнаете?

— Нет ничего проще!

Он повернулся к хозяйке пансиона, которая понимала не больше, чем если бы они говорили по-арабски или на санскрите.

— Сударыня! — обратился к ней г-н Жакаль. — В доме есть приставная лестница?

— Да, у садовника.

— Где она?

— Под сараем, вероятно.

— А где находится сарай?

— Вот там… видите: небольшой домик, крытый соломой.

— Не двигайтесь! Я схожу сам.

Господин Жакаль с легкостью сделал скачок чуть не в полтора метра, перепрыгнув то место, где было особенно много следов, на которые он, придерживаясь своей методы, не хотел до времени обращать внимание.

Через минуту г-н Жакаль вернулся с лестницей и, сказав: «Сначала кое-что проверим», установил ее так, чтобы жерди вошли в обнаруженные на клумбе ямки.

— Отлично! — удовлетворенно произнес он. — Вот и вещественное доказательство; несомненно, пользовались этой лестницей: все точнейшим образом совпало.

— А разве не все лестницы почти одних размеров? — спросил Сальватор.

— Эта лестница шире обычной. У садовника есть помощник, ученик или сын, не так ли, госпожа Демаре?

— Да, мальчик двенадцати лет, сударь.

— Вот! Садовнику помогает мальчик, которому он, вероятно, передает секреты своего дела. И он купил лестницу пошире, чтобы ребенок мог подниматься вместе с ним.

— Сударь! — воскликнул Жюстен. — Давайте вернемся к Мине!

— Вернемся, сударь, вернемся, но не напрямик, а в обход.

— Этот маневр отнимает у нас слишком много времени, — заметил Жюстен.

— Дорогой мой господин Жюстен! В делах такого рода время не имеет значения, — возразил полицейский. — Одно из двух: либо тот, кто похитил вашу невесту, увозит ее за пределы Франции, а тогда он уже слишком далеко и мы его не догоним; либо он рассчитывает спрятать ее в окрестностях Парижа, и в таком случае мы за три дня его найдем.

— Да услышит вас Господь, господин Жакаль!.. Однако вы сказали, что можете определить, сколько человек участвовало в похищении.

— Я это как раз и выясняю, сударь.

Господин Жакаль приставил лестницу к стене примерно в метре от первых следов. Потом он поднялся на пять-шесть перекладин вверх, останавливаясь на каждой из них и проверяя, насколько стойки лестницы уходят в землю.

Стойки опустились не более чем на три дюйма.

С высоты лестницы г-ну Жакалю был виден весь сад; у входа в дом он заметил человека в куртке.

— Эй, дружище! Кто вы такой?

— Я садовник госпожи Демаре, сударь, — отвечал тот.

— Сударыня! — обратился г-н Жакаль к хозяйке пансиона. — Взгляните, тот ли это человек, за кого он себя выдает, и приведите его сюда тем же путем, каким пришли мы.

Госпожа Демаре повиновалась.

— Говорю вам, господин Жюстен, а вам повторяю, господин Сальватор: эта женщина не причастна к похищению девушки.

Госпожа Демаре вернулась в сопровождении садовника; тот был очень удивлен, что незнакомец, неведомо как очутившийся в его саду, вскарабкался на его лестницу.

— Друг мой, вы работали вчера в саду? — спросил у него г-н Жакаль.

— Нет, сударь. Вчера был последний день масленицы, а в таком хорошем доме, как пансион госпожи Демаре, по праздникам не работают.

— Ладно! А третьего дня?

— Это был предпоследний день масленицы, тоже праздник: я не работал.

— А перед этим?

— Перед этим было воскресенье, выпавшее на масленицу: это еще больший праздник.

— Таким образом, вы три дня не работали, верно?

— Сударь! — с серьезным видом отвечал садовник. — Я не хочу, чтоб меня признали виновным на Страшном суде!

— Ну что же, это все, что я хотел узнать. Итак, ваша лестница три дня лежит в сарае без дела?

— Нет, потому что вы на ней стоите, — заметил садовник.

— Малый неглуп, — проговорил г-н Жакаль, — но я готов поручиться, что он не занимается похищением девиц.

Садовник, оторопев, смотрел на полицейского широко раскрытыми глазами.

— А теперь, друг мой, — обратился к нему г-н Жакаль, — доставьте мне, пожалуйста, удовольствие: поднимитесь ко мне!

Садовник взглянул на г-жу Демаре, словно спрашивая, должен ли он подчиняться приказаниям постороннего.

— Делайте то, что вам приказывает этот господин, — сказала г-жа Демаре.

Садовник поднялся на несколько перекладин.

— Ну как? — спросил г-н Жакаль у Сальватора.

— Ушла в землю, но не до перекладины, — отвечал тот.

— Спускайтесь, дружище, — разрешил г-н Жакаль садовнику.

Тот подчинился.

— Готово! — доложил он.

— Заметьте, как мало этот человек говорит, — восхитился г-н Жакаль, — но как все, что он говорит, верно!

Садовник рассмеялся: похвала ему пришлась по душе.

— А теперь, друг мой, — продолжал г-н Жакаль, — возьмите госпожу Демаре на руки.

— О!.. — только и произнес садовник.

— Что вы такое говорите, сударь?! — изумилась хозяйка пансиона.

— Возьмите госпожу Демаре на руки, — повторил г-н Жакаль.

— Никогда не посмею! — произнес садовник.

— А я… запрещаю вам это, Пьер! — вскричала хозяйка. Господин Жакаль спрыгнул вниз.

— Поднимитесь туда же, где стоял я! — приказал он садовнику.

Садовник проворно вскарабкался вверх и встал на то же место, где только что стоял г-н Жакаль.

Полицейский подошел к г-же Демаре, одной рукой обнял ее за плечи, другой подхватил под ноги и, прежде чем она успела догадаться о его намерениях, оторвал ее от земли.

— Сударь! Сударь! Что вы делаете? — запричитала г-жа Демаре.

— Представьте, сударыня, что я в вас влюблен и похищаю свою возлюбленную.

— Надо же такое предположить! — хмыкнул садовник, взгромоздившийся на лестницу.

— Сударь!.. Сударь!.. — растерянно повторяла г-жа Демаре.

— Успокойтесь, сударыня: это всего-навсего предположение, как справедливо заметил наш друг Пьер, — сказал г-н Жакаль.

Он поднялся на несколько перекладин с г-жой Демаре на руках.

— Ушли в землю! — доложил Сальватор, следя за стойками лестницы.

— До перекладины? — уточнил г-н Жакаль.

— Не совсем.

— Поставьте ногу на вторую перекладину, — сказал г-н Жакаль.

Сальватор исполнил, что было приказано.

— Вот теперь перекладина в таком же положении, как в тот раз, — сказал он.

— Хорошо, — отозвался полицейский. — Спускаемся. Он спустился первым, поставил г-жу Демаре на землю, приказал Пьеру стоять в аллее и не двигаться, а сам вытащил лестницу из земли, где она оставила точно такой же след, какой был по соседству.

— Дорогой господин Жюстен! — сказал он. — Госпожа Демаре будет, я полагаю, немного потяжелее, чем мадемуазель Мина; я же несколько легче человека, укравшего вашу невесту. Таким образом, все уравновешивается.

— И вы хотите сказать…

— … что мадемуазель Мину похитили три человека — двое из них несли ее по лестнице, а третий поддерживал эту лестницу, поставив ногу на нижнюю перекладину.

— О! — воскликнул Жюстен.

— Теперь, сударь мой, попытаемся узнать, кто эти трое.

— А, понимаю, — пробормотал садовник, — похитили одну из наших воспитанниц!

Господин Жакаль стал разглядывать Пьера поверх очков, а когда вдоволь насмотрелся, обратился к г-же Демаре с такими словами:

— Берегите этого малого — он кладезь премудрости! Потом, взглянув на садовника, прибавил:

— Можете отнести лестницу в сарай, друг мой! Она нам больше не понадобится.

 

LXXIV. СЛЕДЫ

 

Садовник направился к сараю, а г-н Жакаль снова поднял очки на лоб, набил нос табаком и стал изучать следы.

Он вынул из кармана изящный ножичек, нечто среднее между перочинным и садовым, вытащил одно из многочисленных лезвий, срезал небольшую ветку и стал измерять ею шаги.

— Вот следы, которые ведут от стены к окну, а эти — от окна к стене, туда и обратно, — сказал он. — Похоже, похитители были хорошо осведомлены о распорядке в пансионе и не считали нужным соблюдать меры предосторожности. Однако…

Господин Жакаль, казалось, был чем-то озадачен.

— Странно… — проговорил он. — Все следы одного размера. Может быть, когда похитители проникли в сад, один из них проделал все сам, а двое других его ждали?

— Размер ноги один, но следы принадлежат разным людям, — возразил Сальватор.

— А! А откуда это видно?

— Гвозди на подошве набиты по-разному.

— Верно, клянусь честью! — вскричал г-н Жакаль. — На одном из двух левых ботинков гвозди расположены в виде треугольника. Итак, один из похитителей — масон.

На щеках Сальватора выступил легкий румянец. Господин Жакаль не заметил или не хотел этого замечать.

— Кроме того, — продолжал Сальватор, — один из двоих хромает на правую ногу; вы сами можете убедиться: один ботинок больше стоптан, чем другой.

— И это верно, — одобрил этот довод г-н Жакаль. — Вы что, были сыщиком?

— Нет, — возразил Сальватор. — Правильнее было бы сказать, что раньше я был охотником.

— Смотрите! — сказал г-н Жакаль.

— Что такое? — спросил Сальватор.

— Вот следы третьего… Следы совсем особенные, не имеющие ничего общего с плоскими подошвами, отпечатки которых мы только что разглядывали. Это следы светского человека, аристократа, богатого сеньора или аббата.

— Богатого сеньора, господин Жакаль!

— Почему вы думаете, что это именно сеньор? Я бы предпочел, чтобы в этом деле был замешан аббат! — признался вольтерьянец Жакаль.

— Как мне ни прискорбно вас огорчить, но от этой мысли вам придется отказаться.

— Почему же?

— Потому что прошли времена аббата де Гонди, когда священники скакали верхом. А господин, оставивший эти следы, — всадник: видите отпечатки шпор на земле?

— Вы правы! — вскричал г-н Жакаль. — Ей-Богу, дорогой мой господин Сальватор, вы не уступаете профессиональному сыщику!

— Я действительно провожу много времени в наблюдениях, — признался Сальватор.

— Теперь помогите мне проследить за этими следами до самого окна.

— О, это отнюдь не сложно.

Отпечатки ботинок и сапог привели Сальватора и г-на Жакаля прямо к окну.

Жюстен шел за ними, перехватывая их взгляды, и с жадностью ловил каждое слово.

Несчастный молодой человек был похож на скупца, лишившегося своего сокровища, с которого он десять лет не сводил глаз, и вот, почти потеряв надежду его отыскать, он видит, что более смышленые друзья напали на след похитителей.

Госпожа Демаре была совершенно сражена; ее неподвижный взгляд ничего не выражал, она безвольно уронила руки.

Под окном следы были более четкие, чем на дорожке и клумбе.

— Кто-то из вас мне сказал, что то ли вы, госпожа Демаре, то ли вы, господин Жюстен, пытались отворить дверь мадемуазель Мины, верно? — спросил полицейский.

Оба в один голос ответили:

— Мы, сударь.

— И дверь оказалась заперта на задвижку?

— Мина имела обыкновение запираться по вечерам, — пояснила г-жа Демаре.

— Значит, к ней проникли через окно? — сказал г-н Жакаль.

— Хм! — недоверчиво откликнулся Сальватор. — Мне кажется, ставень заперт.

— Ну, ставень нетрудно снова прикрыть, — сказал г-н Жакаль.

Он попытался его отворить.

— Так! — промолвил он. — Его не только прикрыли, но и заперли изнутри на крючок.

— Пожалуй, с улицы это было не так просто сделать, а? — спросил Сальватор.

— Вы уверены, что дверь заперта на задвижку? — спросил Жюстена полицейский.

— О, сударь, я дергал ее изо всех сил.

— Может, ее заперли только на ключ?

— Дверь плотно прилегала к косяку не только посредине, но и выше.

— Та-та-та-та-та! — озадаченно пропел г-н Жакаль. — Если ставень заперт на крючок, а дверь — на задвижку, стало быть, здесь побывали очень ловкие мошенники.

Он снова подергал ставень.

— Я знаю только двух людей, способных выйти сквозь закрытые двери и окна, но один из них — в брестской тюрьме, а другой — на тулонской каторге. Иначе я сказал бы: «Это работа Робишона или Жибасье».

— А разве можно выйти через закрытую дверь? — спросил Сальватор.

— Ах, сударь мой, выйти можно даже из такого места, где двери нет вовсе, как доказал одному из моих предшественников покойный господин Латюд. К счастью, это доступно не всем.

Понюхав табаку, он предложил:

— Давайте вернемся в дом, сударыня.

И сам пошел вперед, не задумываясь о том, что вежливость требовала пропустить сначала остальных. Дойдя до комнаты Мины, он остановился и обратился к хозяйке пансиона:

— Должно быть, у вас есть запасные ключи от всех комнат, сударыня?

— Да. Но это бесполезно, если дверь заперта на задвижку.

— Неважно, дорогая госпожа Демаре, вы все-таки принесите ключ!

Хозяйка исчезла и спустя несколько минут вернулась с ключом.

— Пожалуйста! — сказала она, протягивая ключ сыщику. Господин Жакаль вставил его в замочную скважину и попробовал повернуть.

— Изнутри вставлен другой ключ, — сообщил он, — но замок не заперт на два оборота.

Потом, словно разговаривая сам с собой, прибавил:

— Вот и доказательство, что дверь была заперта снаружи.

— Однако если дверь закрыта и на задвижку, — заметил Сальватор, — как, в таком случае, похитители, будучи снаружи, ее задвинули?

— Сейчас вы это увидите, молодой человек. — Это изобретение Жибасье, — изобретение, которому его автор обязан пятью годами галер вместо десяти: его уличили в повторной краже, но взлома не было. Пошлите за слесарем.

Пришел слесарь с ломом, приподнял дверь. Дверь поддалась. Все хотели было войти в комнату.

Господин Жакаль раскинул руки в стороны и никого не пустил.

— Тише! Тише! — сказал он. — Все зависит от первого осмотра. Наше расследование висит на ниточке, — прибавил он с улыбкой, как будто в его последних словах было что-то смешное.

Он вошел в комнату один, осмотрел замок и задвижку.

Кажется, первоначальный осмотр его не удовлетворил.

Он совсем снял очки: очевидно, они только мешали его проницательному взору — остротой зрения г-н Жакаль мог соперничать с рысью. На его губах сейчас же заиграла торжествующая улыбка; большим и указательным пальцами он схватил одному ему заметный предмет, потянул на себя и с победоносным видом поднял вверх.

— А! — радостно воскликнул он. — Я же вам говорил, что наше расследование держится на ниточке. Итак, вот эта ниточка!

Присутствующие увидели обрывок шелковой нитки длиной около пятнадцати сантиметров; она была натянута между засовом и дверной коробкой.

— Дверь была заперта этой ниткой? — спросил Сальватор.

— Да, — отвечал г-н Жакаль, — только нитка была длиной сантиметров в пятьдесят; то, что мы видим, лишь обрывок, о нем забыли.

Слесарь в изумлении следил за г-ном Жакалем.

— Вот это да! — сказал он. — Я-то думал, что знаю все способы, как открыть и закрыть дверь, а, похоже, я в этом деле еще ребенок.

— Я счастлив, что вы узнали нечто новое, друг мой, — отозвался г-н Жакаль. — Сейчас вы увидите, как это делается. Нитку складывают пополам, а петлю накидывают на ручку задвижки. Лучше брать шелковую нить, она прочнее. Нитка должна быть достаточно длинной, чтобы оба ее конца выходили наружу, когда дверь закроется. Вы закрываете дверь, дергаете за нитку, нитка подтягивает засов, и дело сделано! Правда, бывает, что нитка рвется, цепляется, остается на засове… Тогда приходит господин Жакаль и говорит: «Если этот чертов Жибасье не был бы сейчас на каторге, я бы поспорил, что это его рук дело».

— Господин Жакаль! — обратился к полицейскому Жюстен, которого не трогали эти объяснения, сколь бы ни были они ценны с точки зрения успехов науки. — Нельзя ли нам войти?

— Пожалуйста, дорогой господин Жюстен, — пригласил полицейский.

Все вошли в комнату.

— А-а, следы ведут от двери к кровати, от кровати — к окну! — воскликнул г-н Жакаль.

Взглянув на кровать и стоявший рядом столик, он прибавил:

— Ну вот! Девушка легла; она читала письма.

— О! Мои письма! — вскричал Жюстен. — Дорогая Мина!

— Потом она задула свечу, — продолжал г-н Жакаль. — До этой минуты все было спокойно.

— Откуда вы знаете, что она сама задула свечу? — спросил Сальватор.

— Взгляните: фитиль еще немного согнут. Судя по тому, в какую сторону он согнулся, на него подули со стороны кровати. Однако вернемся к следам, прошу вас. Господин Сальватор! Посмотрите-ка на них глазом охотника!

Сальватор наклонился.

— О! — произнес он, — кое-что новенькое: следы женщины!

— Что я говорил, дорогой господин Сальватор? «Ищите женщину!» Разве я был не прав? Итак, вот следы женщины… Да, и могу поклясться, это женщина решительная: она не порхает, едва касаясь земли; видите, как хорошо отпечатались и каблучок и носок.

— Прибавьте к тому, — сказал Сальватор, — что она кокетлива: она прошла аллеей сада, чтобы не испачкать туфельки; видите, рядом с отпечатками ее башмачков желтый песок, а грязи нет.

— Господин Сальватор, господин Сальватор! — воскликнул полицейский. — Как жаль, что вы избрали именно тот род деятельности, которым занимаетесь! Я готов взять вас в помощники, к