Айвар. 28 апреля, часом позже.

Этих идиотов ещё уговаривать пришлось, трипперного осьминога им в задницу. Что? Да и плевать, что не влезет, сапогом утрамбовать! После того, как мизерабли с большой дороги дернули к машинам и отступили, водилы решили, что самое лучшее — это начать стрелять в нашу сторону. Идиоты. Эдак и подстрелить могли, случайно. Объясняй потом на том свете, что по ошибке сюда попал. Орать на триста метров пробовали? Не советую... Грешным делом подумал, что Робби и этих придётся валить наглухо. Слава Богу, обошлось. И то совершенно случайно — рация, у одного из них, жирдяев, на сканировании частот стояла. Ну я и вывалил в эфир всё, что помнил с времён службы на тихоокеанском флоте, и не замолкал, пока не образумились.

Водилы оказались из российской транспортной конторы. На двери одной из машин красовалась небольшая, наполовину ободранная наклейка....иево-Посадский р...он, Сергиев Посад, Моско... ш....ссе,...

Первую машину спасти не удалось — сгорела. Машины вообще быстро выгорают. Я в этих делах не специалист, но, по-моему, у них баки полупустые были, раз полыхнуло. Со второй машиной было получше. Кабину в нескольких местах продырявили, но ничего серьёзного, завелась без проблем. Когда разговорились, выяснили, что пробираются они из самого Ростока, где застряли в рейсе. Далеко мужики забрались, ничего не скажешь.

— А какого чёрта вы через Шилале двинули? — спросил я. — Если через Советск ехали, там же прямая дорога на Таураге и потом на Шауляй. И вообще, почему через Мариямполь?

— Так с нами два литовца были, из Шилуте, грех своим не помочь, — объяснил самый старший из водил, бородатый мужик лет сорока пяти. Здоровый такой, кулаки размером с хороший арбуз. Колоритная фигура, на такого глянешь — и сразу Илья Муромец на ум приходит.

Да, «своим»... Наконец-то до людей доходить начинает, что все распри на национальной почве — не более, чем любимая игрушка политиков.

— Мы с ними ещё там, в Ростоке познакомились, — продолжил он, — тоже водилы, в первые дни вместе выживали. Сначала на трёх фурах шли, но их машина в Польше осталась, нарвались на «дорожный патруль». А до этого три недели в Варнемюнде отсиживались, с мужиками из Украины. Выживали понемногу. Трудно, но можно. А местным так вообще трындец полный.

— И как Европа сейчас выглядит? — спросил я.

— Европа, — мужик нахмурился, — хреново выглядит. Нет уже этой Европы. В Польше ещё живых видели, дальше глухо. В самом Ростоке, ближе к порту, ещё живых можно встретить, а так только дохлятина бродит.

— А оружием где разжились?

— В Польше, по случаю, — махнул рукой он.

— Понятно. Ладно, мужики, одну машину вы потеряли, придется теперь на одной. Плохо, конечно, одним бортом в такую даль, но может, по дороге что-нибудь подберёте. Еда есть?

— Не голодаем.

— Ну и лады, тогда бывайте.

К нам подошёл Робби, который вместе с Астой ходил осматривать трупы. Хмуро оглядел водителей.

— Там три трупа. Два моих, один ваш. На вашем был пистолет, видно, не успели забрать. На моих пусто, забирайте, — он протянул одному их мужиков потертый Макаров. — Помощь какая-нибудь нужна?

— Да какая тут помощь, и так уже помогли.

— Ну и ладно тогда мы поехали. Айва, Аста, уходим.

Отморозки, напавшие на дальнобойщиков, наверняка уже убрались с трассы и теперь пылят где-нибудь по деревням и весям. Ищи их теперь. Да и нахрен они нам сдались? А ещё через полчаса мы неожиданно увидели впереди знакомый борт с пулемётом на турели. Нагнали таки наших путешественников. В эфире щёлкнуло, и Сашка усталым голосом выдал новость:

— Прямо как договаривались. Живы, отморозки рекламные? Притормозите, у меня тут раненый.

Твою мать! И эти куда-то влипли. Раненым оказался Линас. Получил пулю в плечо и теперь сидел, откинувшись в кресле, тихо матерясь по поводу деревенских. На обратном пути, когда они проезжали Кельме, по ним кто-то выстрелил. Один выстрел, скорее всего, наугад — и на тебе. Пуля, она, как известно, дура-с. Аста занялась Линасом, которого мы пересадили в нашу машину, а Робби пересел к Сашке.

Роберт. 28 апреля, полдень.

— Сашка, хотел спросить, а чего ты тогда баб так негуманно вальнул? Застрелил бы всех, и делов. А тут устроил, понимаешь, битву пауков в банке, — спросил я, когда ты тронулись дальше.

— Роберт, ты знаешь, я мент, а не легавый. Просто так, ради экономии патронов, не стал бы этих сук зомби скармливать. Но, извини, мне разговора с двумя персонами хватило по уши. Ещё бы с одной пообщался — и вообще нахер, сжёг бы всех заживо.

— И чего они натворили? У меня, знаешь, фантазия большая. Неужели не заплатили налоги родному государству?

— Иди нахер, а?

— Уже ушёл.

Сашка помолчал, пожевал фильтр сигареты и нехотя выдавил из себя:

— Этому малышу, сынишке Римаса, так его, вроде, звали, ещё повезло, что он вместе со своим папкой умер. Они там такое устраивали — фашисты с лабораториями в концлагерях просто дети. Знаешь, Роберт, я, когда на земле работал, всякого насмотрелся. И на младенцев новорожденных, на помойку выброшенных, и на женщин, которых убивали собственные сыновья, потому что мамка денег на ночной клуб не дала. Меня этим дерьмом удивить сложно. Но тут... Холодная расчетливость и абсолютное непонимание, что они творили. Понимаешь, реплика одной бабы возмутила, даже кровь вскипела. Мол, сейчас время такое, сейчас можно всё. И вообще, имею право на справедливый суд и адвоката. Типа или давай судью найди в этом беспределе, или не лезь. И всё это с ухмылочкой такой, стерва. А что они там творили — извини, не хочу, чтобы ты мне салон блевотиной загадил. — Сашка ударил рукой по рулю. — Суки.

— Время и правда не простое, Сашка. Мне изредка даже страшновато становится, когда вспомню, скольких я за этот месяц на тот свет отправил. Сегодня вот двоих...

— Забудь, Робби, — Сашка махнул рукой. — Если каждого помнить — скоро с ума сойдёшь. Либералы хреновы, апостолы свободы.

— Причём здесь либерализм?

— А при том, мля. Развал мира начался тогда, когда честь опустили ниже жизни. Вспомни, что любили повторять разные горлопаны. «Избегать насилия до тех пор, пока человек держится в рамках соответствующих норм». Если вас грабят, то отдайте кошелёк и не сопротивляйтесь, так как он вас не убивает и может пострадать. Бандит! Напавший на вас! А если насилуют, то что? Расслабьтесь и подмахивайте, что насильник не устал? Вот и получили эру милосердия, мать их так! Сопротивляться насилию можно и нужно. Любому! Потому что честь превыше жизни.

— Ты это к чему сейчас? Начали про баб, а заканчиваем за упокой.

— Так всё связано. Этой политкорректностью долбаной и терпимостью. Мир до такой меры опаскудился, что непротивление злу и телячьи нежности породили вот такую мразь, как эти бабы.

— Саша, заканчивай. А то ты руль так крутишь, что мы сейчас в канаву влетим.

— Не влетим, у нас ещё дел в этой жизни до хрена.

— Ладно, хер с ними, с бабами. Расскажи, зачем в Шауляй ездили.

— В Шауляй? А вот тут, Робби, начинается самое интересное. У меня там маленький опорный пункт организовался. Так, несколько человек. И нарыли эти люди информации чуток. Я это по просьбе Эдгара затеял, но, как понял, с твоей подачи дело началось. В общем, есть в Литве один интересный центр.

— Тюрьма ЦРУ?

— Тюрьма — дело десятое. Даже двадцатое, — отмахнулся Сашка. — Имеем контору, причём, заметь, это не американцы, которая занималась транзитом дури из Афганистана. Политиков наших купили на корню, поэтому те, как обычно молчали, словно язык в задницу засунули. Этот знаменитый рейс под номером N88ZL был далеко не единственным. Так вот, перед самой эпидемией, сюда начали прибывать люди, с той стороны. Взяли объект под свой полный контроль. Такое ощущение, что из этого центра работали по всей Прибалтике и ближнему зарубежью.

— Вирус распространили?

— Вполне.

— И что предлагаешь?

— А что предложить могу? Эта информация через моих начальников не шла, по своим каналам проверял. Если приду и скажу, мол, знаю, что произошло и откуда нечисть полезла, думаешь, моё руководство захлопает в ладоши и скажет: бери, дорогой, всех бойцов — и вперед, на штурм? Может и скажет, а может, и нет...

— Мысли есть?

— Какие тут мысли? — Сашка пожал плечами. — Брать надо этот объект. Штурмовать и зачищать. Там уже на месте разберемся, правы мы или нет. Если нет, то возьмем пару лишних грехов на душу, а если да — есть шанс достать вакцину. Тебе же легче будет на Украину ехать.

— В Украину, — автоматически поправил я.

— Чего? — не понял Сашка.

— В Украину, а не на Украину. Ты же не ездишь на Вильнюс...

— Один чёрт... Я когда Российские каналы смотрю, один хрен половины слов не понимаю, хоть и русский. Консенсус, прайвасити и пабликрилейшн... Испоганили язык.

— Я уже не верю, что туда доберусь. В Украину эту. Месяц уже собираюсь. То одно, то другое. Теперь ещё тюрьма эта, — хмуро сказал я.

— А ты что хотел? — удивился Сашка. — Р-р-аз, в машину сел и поехал? Через недельку после старта? С ума-то не сходи. В Вильнюсе, по слухам, народ до сих пор стреляет. Таких городов на твоем пути будет до задницы. Так что доехал бы до первого столба. Сам говорил, что они там с вояками закрепились. Значит, живы, и зомби не страшны. Зомби что — нежить. Сейчас период такой, что живой человек страшнее морфа. Это через полгода-год, встретив человека, будешь радоваться.

— Ну да, ты мне для успокоения ещё библию процитируй, мол: обнищает мир любовью, единодушием, целомудрием. Люди станут как хищные птицы, набрасывающиеся на падаль, и будут пожирать тела мертвых. И станут люди лукавее бесов...

— Именно так, Роберт, именно так. Лукавее бесов...

Роберт. 28 апреля, вечер.

До Рамучяй добрались без приключений. Линас, с дыркой в плече, остался у отца, где его раной занялся Док, а Сашка связался со своей базой и вызвал конвой. Правильно — нечего сейчас в одиночку ездить, лучше пусть встретят. Мы попрощались со всеми участниками «пробега» и отправились домой. Как это ни грустно, но дел в Клайпеде у нас больше нет...

Если отбросить хмурые лица соседей, то нашему возвращению были рады. Даже Юрка, всем на удивление, что-то приветливо буркнул. Дожили — пятьсот километров в оба конца, а встречают, словно мы из кругосветки вернулись. Про результаты поездки на базе уже знали — связывался с ними по рации, когда ехал в машине Линаса, поэтому с вопросами никто не наседал. Только Вида не утерпела и пустила слезу. Приобняв девушку за плечи, наша хозяйка увела её в дом. Это правильно — выплакаться им обеим необходимо. Хранивший скорбное выражение Альгис дождался, пока женщины уйдут в дом, и ткнул меня кулаком в бок.

— Хрюшек нам привезли. Целых три штуки! — он помахал перед моим лицом пальцами. — Три! Мы для них уже загон смастерили. И ещё куча мешков, часть с продуктами, часть с разными полезными мелочами.

— Радоваться надо, — устало бросил я. — Даром, что ли, штурмовали.

Вспомнил брошенные в канаву трупы Римаса и его маленького ребёнка и почувствовал, как лицо исказила злобная гримаса.

— Ты чего, Робби? — спросил Альгис. — На тебе лица нет. Из-за Асты переживаешь?

— Устал просто. А ещё грязный и небритый, противно.

— Баньку уже затопил, пойдете попаритесь. Как вообще, хреново, да?

— Если имеешь ввиду территорию между Каунасом и Клайпедой, — ответил Айвар, расстёгивая жилет, — то да, дела хреновые.

— Скоро будет ещё хуже, — Альгис посмотрел на нас. — Ну, чего уставились, как солдат на вошь? Да, половина подвала мешками забита. Консервы разные, крупы. Зерна немного, соли три мешка. Тушёнка есть. Мужики, мы с этим протянем до зимы, и то не жируя. А дальше что?

— А огород? — спросил Айвар. — Ведь Валерка копается там, делает что-то.

— Как городским людям, которые полагают, что булки растут на деревьях, объясню: огород — это так, для подкормки. Свежая зелень на стол, витамины и прочая закуска. Николай с рыбным хозяйством возится. Коптит, вялит, но на одной рыбе тоже не проживёшь и всю группу с огорода не накормишь. У нас сейчас сколько людей? Восемнадцать человек. Как ни крути, это немало. А Роберт ещё семью привезет.

— Ты прав, Альгис, прав, как всегда, — я опустился на скамейку. — Что предлагаешь?

— В общем, пора браться за мародёрку. Мы уже с этим опоздали, но придётся собирать то, что осталось. Искать то, на что люди не обратили внимания — семена разные и прочее. И пахать, пахать, пока вы на Украину не уехали. А то вернётесь, а мы здесь друг друга доедаем. Кстати, такое уже было, пока вы в Клайпеду катались.

— Как так было? — мы удивлённо вытаращились на него.

— А так, — вздохнул Альгис. — У одной соседки нервишки не выдержали. Она пошла в баню и вскрыла себе вены. Час сидела, смерти ждала, дура. Потом, когда слабеть стала, испугалась, хотела дойти до дома, но уже не вышло. Упала и умерла. А муж, раздолбай такой, думал, она стиркой занялась. Когда вышел искать, то на зомби нарвался. Она его укусила, он в крик. Соседи выскочили и, недолго думая, упокоили обоих. Два ребёнка сиротами остались, кто-то из соседей забрал. И вот ещё, — Альгис нахмурился, — на этой стороне озера видели морфов.

— Морфов?

— Да, ребятки, морфов. Полагаю, что эти твари через лес проходят, по старой дороге. Вдоль реки, в лесу, есть несколько хуторов, а у нас за последние два дня из посёлка пропало три человека. Одного из них вчера вечером нашли, на пляже. Точнее — то, что от него осталось. Вот такие у нас дела, — подвёл он итог. — Ладно, идите мыться, после поговорим.