Карельская сказка (Пересказ А. Любарской)

 

Жил‑был в одной деревне мужичок, Никитой звали. Сословия бедного, в погребе у него пусто, в кладовых – чисто, а детей – полон дом: Оленка – в пеленках, Архипка – в зыбке, Петрушка – на подушке, Варюшка – у кадушки, Алешка – у окошка, Сережка – на порожке.

Вот прошло время – не стало у мужика ни хлеба, ни соли. Нечем детей кормить.

Думает мужик: «Пойду‑ка я к брату, может, даст немного муки».

А брат у него богатый был – отсыпал с полпуда муки и говорит:

– На, бери, летом вдвое отработаешь.

Пошел бедняк домой. Вдруг подул ветер и всю муку по полю развеял.

Заплакал мужик:

– Чем я теперь ребят накормлю?..

Приходит он домой и говорит жене:

– Дал мне брат полпуда муки, а ветер все до последней пылинки развеял. Только я этого дела так не оставлю. Пойду разыщу ветер, пусть отдает муку. А не то в суд на него подам.

Собрался и пошел искать ветра в поле.

А в поле тихо‑тихо, ветра и не слыхать, и не видать.

Шел Никита, шел, и привела его тропинка в лес.

Видит – в лесу дом выстроен, в окошке огонь светится. Он и зашел. А там – старая старуха сидит.

– Здравствуй, бабушка!

– Здравствуй, добрый человек! Далече ли идешь?

Мужик и рассказал старушке про свою беду.

– Ладно, помогу тебе, – говорит старушка. – Ветры – сыновья мои, это все их проделки. Ложись спать, а утром они прилетят – я им и прикажу рассчитаться с тобой.

Забрался Никита на полати и заснул.

Утром, чуть свет, распахнулись вдруг двери. Никто не вошел, а в хате шум, смех, гомон.

Старуха положила на стол ложки, достала из печки котел с кашей.

За стол никто не садился, а ложки о котел стучат. Минуты не прошло – каши как не бывало, вся съедена, а кто ел – не видать.

Накормила старуха сыновей и говорит:

– Что ж вы, непутевые, мужичка обидели? Зачем над бедняком смеетесь? Рассчитывайтесь с ним за муку.

Тут один ветер говорит:

– Не ворчи, мамка. Дай ему краюшку хлеба, пусть идет домой. Небось ему этой краюшки до смерти не съесть.

Пошла старуха в клеть, вынесла маленькую краюшку и подает Никите.

– На, – говорит, – режь да ешь.

Обидно стало мужику.

– Что же это? – говорит. – Тут моим ребятишкам на один зуб и то мало.

– Бери, бери, – говорит старуха. – Тебе, милок, этой краюшки вовек не съесть, и с детьми, и с внуками.

Взяла старуха нож и стала краюшку на ломти резать. Целую стопу ломтей нарезала, а краюшка все не убывает, все такая же.

– Ну, спасибо тебе, бабка! – говорит Никита. – Верно люди сказывают – долг платежом красен!

Спрятал он краюшечку за пазуху, распрощался со старухой и отправился в обратный путь.

Как привела его тропинка в лес, так и вывела из лесу. Пришел он домой и говорит жене:

– Ну, баба, нашел я виновников, рассчитались они со мной за убыток.

– А почем рассчитались?

– А вот, гляди.

И вынимает из‑за пазухи краюшку.

– Да много ли тут хлеба? – говорит жена. – Тут на один зуб и то не хватит.

Никита смеется.

– Да тебе этой краюшки до самой смерти не съесть, и с детьми, и с внуками. Знай себе режь да ешь.

Взял он нож и нарезал полный стол ломтей. Ребятишек досыта накормил, сам с женой вволю наелся, а краюшка все такая же – нисколечко меньше не делается.

С той поры пошла у Никиты жизнь на лад. С братом он за все долги рассчитался. Всякое дело у Никиты ладится, всякая работа спорится. Что ни затеет – во всем ему удача.

Богатый брат думает: «Что это Никита ничего у меня не просит? Может, помер?»

– Жена, – говорит, – пойду‑ка я проведаю брата.

Собрался и пошел.

Приходит богатый брат к бедному, а у того дом – полная чаша. Богатый глазам своим не верит.

– С чего же ты разжился так? – спрашивает.

Ну, Никита по простоте и рассказал богатому брату о своей удаче.

У того от жадности сердце так и загорелось.

– Братец милый, – говорит он Никите, – дай мне твою краюшку на неделю. У меня как раз рабочие будут работать: два свальщика, два пильщика, да еще два возчика. Одного хлеба сколько напечь надо! Моей бабе никак не управиться. А я их твоей краюшкой накормлю и тебе назад принесу.

У бедного Никиты хитрости никакой.

Пошел он в клеть, нарезал целый угол ломтей – на неделю вперед – и вынес краюшку брату.

– Бери, – говорит, – накорми народ.

Взял богатый краюшку и скорей домой побежал.

– Ну, баба, – говорит жене, – теперь хоть сто работников нанимай, на всех хлеба хватит. Вот тебе краюшечка – режь да ешь.

Целую неделю хозяева от этой краюшечки кормились. И работникам кое‑что перепало. А кончилась неделя, и жалко стало богатому брату с краюшечкой расставаться.

«Как бы, – думает, – ее навек у себя оставить?» И надумал: отрезал от своего каравая краюшку и посылает работника к Никите.

– На, – говорит, – отнеси брату долг.

А ту краюшку, что Никита ему дал, у себя припрятал.

Взял Никита свою краюшку и стал ломти резать. Отрезал один ломоть, отрезал другой – глядит: краюшки как не бывало, один горбок остался.

«Это что же такое? – думает Никита. – Говорили, что ввек не съесть, а я уже съел».

А того и в мыслях не имеет, что богатый брат его обманул.

И опять пошло у Никиты прежнее житье: опять бесхлебица, бессолица, в доме раззорица.

Думал, думал Никита и надумал: «Пойду‑ка я опять к братьям‑ветрам. Не дело это – на обман бедного человека брать».

Надел самый лучший кафтан и пошел по хоженой тропинке. До самой ночи шел. И привела его тропинка к домику в лесу. В окошке так же огонек светится. В доме та же старушка хозяйничает.

Вошел Никита в хату, поклонился.

– Здравствуй, бабушка!

– Здравствуй, добрый человек! Что опять к нам пожаловал?

– Да вот незадача какая, – говорит Никита. – Сказывали твои сыновья, что мне их краюшку ввек не съесть, а я уже всю съел. Пускай теперь за обман рассчитываются.

– Ну, ладно, переночуй, – говорит старушка. – Поутру они вернутся, так рассчитаются с тобой.

Утром прилетели ветры. Увидели мужика, загудели:

– Опять ты, дурачина, пришел?

И давай по всей хате кружить – скатерть со стола сорвали, все с места сдвинули, вверх дном перевернули.

– Да угомонитесь вы, неугомонные, – прикрикнула на сыновей старуха, – никому от вас покоя нет. На месте минуты посидеть не можете! Мужика‑то зачем обманули? Рассчитайтесь с ним, чтобы ему навек достатка хватило.

– А дай ему, мамка, кошелек‑самотряс.

Старуха пошла в клеть и вынесла старый кошелек. Подала его Никите и говорит:

– Иди домой, доброхот, тебе из этого кошелька ввек денег не вытрясти.

Взял Никита кошелек, тряхнул раз, другой, третий – и посыпались оттуда медяки да целковые, четвертные да сотенные, золото да серебро.

Обрадовался Никита. Поблагодарил старуху и пошел домой.

Приходит к жене и говорит:

– Ну, баба, теперь мы лучше прежнего будем жить. Неси‑ка ушат водоносный. Сейчас доверху денег насыплю.

Принесла ему жена ушат, и стал он над ним трясти свой кошелек. Полный ушат натряс, а денег в кошельке не убывает.

Жена всю пустую посудину в доме собрала, подставлять не успевает, а деньги так и сыплются.

– Ну, на первое время хватит, – говорит Никита.

Купил он лошадь, корову, самостоятельным стал человеком.

А богатому опять неспокойно.

– Что это Никита не приходит, ничего не просит? Пойду‑ка я проведаю, какое у него житье.

И пошел.

– Здравствуй, Никита. Как живешь? – спрашивает.

А Никита ему:

– Здравствуй! Живу – не тужу, нужды не знаю.

– Да как же ты разбогател? – спрашивает богатый.

– Да вот опять ходил к братьям‑ветрам, так они мне кошелек‑самотряс дали. Из него вовек денег не вытрясти.

Богатый так и позеленел от злости. Просит он Никиту:

– Братец дорогой, дай мне твой кошелек на день, мне как раз с работниками рассчитываться надо.

Ну, Никита и дал.

«Пусть, – думает, – работники попользуются».

Спрятал богатый кошелек за пазуху – и домой.

Спустился в подполье и давай трясти кошелек над картофельной ямой. Полную насыпал, а ему все мало. Вторую натряс, а кошелек отдавать жалко.

Вот и придумал он: сшил из старой кожи такой же кошель, вложил в него горсть монет и посылает своего работника:

– Поди снеси брату.

Взял Никита кошелек, а того и не думает, что кошелек‑то обменный.

Прошла неделя, собрался Никита на базар. Достал свой кошелек‑самотряс, тряхнул раз – и высыпались из него монетки, что богатый брат положил. Тряхнул другой раз – ничего не посыпалось. И уж как ни тряс Никита, а ничего больше не натряс.

– Баба, – говорит он жене, – а деньги‑то из кошелька больше не летят. Видно, ветры обманули меня. Одно слово – ветродуи. Пойду опять к ним, пусть обман выправят.

– Что ж, иди, – говорит жена. – Дорога теперь знакомая. Не заблудишься.

Пошел Никита к ветрам.

Приходит, а все ветры как раз в сборе были. В доме вихрь так и крутит, с ног сбивает, словно в открытом поле.

– Здравствуй, Никита, – говорят ему братья‑ветры, – что ж ты к нам опять пришел? Или опять чем недоволен?

– А что же вы меня все обманываете? Говорили – ввек не вытрясти из вашего кошелька денег, а я уже все вытряс, пустой вам принес.

Вытащил он из‑за пазухи кошелек – тот, что богатый брат ему подложил, – и подает ветрам.

Те взглянули только – и сразу обман увидели.

– Мамка, – говорят, – дай ему суму, пусть он ума набирается да к нам не возвращается.

Вынесла ему старуха из кладовой преогромную суму.

– Бери, – говорит, – доброхот. Домой придешь, поставь суму в большой угол и скажи: «А ну, сума, дай мне ума». Она и даст тебе ума – да столько, что на весь век хватит. А ум будет, так и все будет. Да смотри не жадничай – как наберешься ума, скажи: «Вот так сума, надавала ума».

Обрадовался Никита. Взвалил мешок на спину и скорей домой.

Прибежал, свалил суму в передний угол и говорит жене:

– Гляди, сколько добра принес! Раньше‑то все за пазухой приносил, а нынче на спине едва приволок. Больше уже не придется к ветрам ходить, богато жить будем.

– Да что же это у тебя? – спрашивает жена.

– А вот гляди, сейчас я тебе покажу.

И крикнул погромче в угол, где стояла сума:

– А ну‑ка, сума, дай мне ума!

Тут как выскочили из сумы двое молодцов, да как начали его стегать плетками!

Стегают и приговаривают:

– Вот тебе ума! Получай сполна! За краюшку – раз! За кошель – два! Вот тебе, дуралей! Вот тебе, ротозей! Не верь богачу! А то снова проучу!

Чешут молодцы Никиту и так и этак, а он только ежится и корежится. На весь век набрался ума. Невмоготу стало терпеть.

Тут вспомнил он, как учила его старуха, и закричал во весь голос:

– Вот так сума, надавала ума!

И только крикнул – молодцов как не бывало, а сума стоит в углу крепко‑накрепко завязанная.

– Вот это так сумочка у меня! – говорит Никита, а сам зашибленные места потирает. – С такой сумой не пропадешь!

А потом спрашивает жену:

– Ну что, баба, как теперь станем жить?

– Известно как, – отвечает ему жена, – твоим умом!

И зажили они – лучше не надо.

А богатому брату не терпится поглядеть, что Никита делает.

«Дай, – думает, – проведаю его. Может, он опять какой подарок от ветров принес. Надо у него, дурака, выманить».

Собрался и пошел.

– Здравствуй, Никита!

– Здравствуй, братец!

– Ну, каково поживаешь?

– А лучше прежнего. Хоть торгуй!

– С чего же это ты так разжился? – спрашивает богатый.

– А с большого ума, – говорит Никита.

Смеется богатый брат:

– Откуда же ты столько ума набрался?

– А мне ветры такую суму дали – из нее сколько хочешь ума, столько и бери. А с умом никогда не пропадешь.

У богатого от зависти сердце сжалось.

«У меня, – думает, – денег довольно, и хлеба хватает, а вот ума не грех бы еще набраться».

Вот и говорит он Никите:

– Братец дорогой, дай‑ка мне эту суму на денек. А то я своих работников каждый день уму‑разуму учу, а никак научить не могу. Пусть хоть из сумы ума наберутся.

– Что ж, мне не жаль, – говорит Никита, – возьми, пожалуйста. Вон в углу стоит.

– А как из нее ума‑то взять?

– Скажи только: «А ну‑ка, сума, дай мне ума». Она и даст.

А про то, как закрыть суму, – не сказал. Сообразил своим умом – что к чему.

Взвалил богатый брат суму на спину и понес домой. Приходит и говорит жене:

– Ну, баба, я опять от брата обнову принес.

Поставил суму в передний угол и говорит:

– А ну‑ка, сума, дай мне ума!

Тут выскочили из сумы двое и начали мужика плетками стегать. В воздухе свист так и стоит. Мужик в голос ревет:

– Ой‑ой‑ой! Это что ж такое?

А те двое говорят:

– Это мы тебя уму‑разуму учим. Не бери чужого! Не бери! Не бери!

И знай себе хлещут! Мужик едва жив.

– Баба, – говорит жене, – беги скорей к брату, а то из меня душа вон.

Прибежала жена к Никите, молит‑просит:

– Никита, скорее собирайся да к нам беги. Из твоей сумы какие‑то двое выскочили, чуть до смерти мужика не забили.

А Никита не спешит.

– Ладно, – говорит, – поспеем.

Прибрался он, помылся с мылом, во все новое оделся – будто в праздник – и пошел. Идет степенно, не торопится. Недаром ума набрался.

Приходит к брату в дом, а тот едва дышит.

– Ой, братушка, бери все – и краюху, и кошель, только уйми ты этих молодцов. Баба, – кричит жене, – неси скорее брату его добро!

Вынесла невестка Никите и кошель, и краюху. Спрятал он все за пазуху и говорит:

– Ну что, брат, набрался теперь ума?

– Ой, набрался! – плачет богатый. – Места живого нет! Ой, помоги от беды избавиться!

– Видно, мало набрался, коли своим умом додуматься не можешь. Скажи только: «Вот так сума, надавала мне ума!» – молодцы и спрячутся.

А мужик языком шевелить уж не может. Одними губами шепчет:

– Вот так сума, надавала мне ума.

И только сказал – нет никого. А сума как была завязанная, так и стоит в углу.

Мужик косится на суму, боится шаг ступить. Ну, потом осмелел – недаром ума набрался! – и бочком, бочком в другой конец хаты отошел.

– Унеси ты поскорее свою суму, – просит.

Взвалил Никита суму на спину и пошел домой. Богатый и рад. Покрепче закрыл за ним дверь. К брату ходить закаялся.

А Никита живет и горя не знает.

Хлеб да деньги у него не переводятся. Ума – не занимать стать. Чего уж лучше?

 

Великан Дреглин Хогни

 

 

Шотландская сказка (Перевод М. Калягиной‑Кондратьевой)

 

Жил‑был один человек, и было у него три сына, а кормить их денег не хватало. И вот когда старший сын вырос и увидел, что дома прокормиться нечем, он пошел к отцу и сказал:

– Отец, дай мне коня, чтоб на нем верхом ездить, дай собаку, чтоб с ней на охоту ходить, а еще дай сокола, чтоб его на дичь напускать, и я пойду по белу свету свое счастье искать.

Отец дал ему все, что он просил, и старший сын тронулся в путь. И вот он все ехал и ехал по горам и долам, а вечером подъехал к темному дремучему лесу и забрался в самую глухомань – думал, где‑нибудь тропинку найдет. Но никакой тропинки в лесу не было. Юноша порыскал в чаще и наконец понял, что заблудился.

Делать нечего, пришлось ему привязать коня к дереву, а себе приготовить постель из листьев. Но тут он заметил, что вдали светится огонек. Юноша сел на коня, поехал на этот огонек и немного погодя выбрался из леса на поляну. На поляне стоял великолепный замок. Во всех его окнах горел свет, но входная дверь была заперта.

Юноша подошел к двери и постучался. Никто не ответил. Тогда он приложил к губам свой охотничий рог и громко затрубил в надежде, что в замке его услышат.

И тут дверь вдруг открылась сама собой. Юноша прямо диву дался. Но еще больше он удивился, когда вошел в замок и стал ходить по комнатам. Во всех комнатах ярко горел огонь в каминах, а в большом зале был накрыт стол, и на нем стояли блюда с сытными яствами. Но во всем обширном замке как будто не было ни одного человека.

Юноша очень продрог, промок и притомился. И вот он поставил своего коня в стойло на огромной конюшне, а собаку и сокола с собой взял и вернулся в замок. Сел за стол в большом зале и поужинал досыта. Потом примостился у огня, чтобы обсушиться.

Время было позднее, и юноша уже хотел было подняться наверх и вздремнуть в одной из спален, как вдруг часы на стене пробили полночь. Тотчас открылась дверь, и в зал вошел огромный страшный великан Дреглин Хогни. Он был косматый, с длинной бородой, глаза его под кустистыми бровями горели мрачным огнем. В руке он держал какую‑то диковинную дубинку.

Великан как будто ничуть не удивился незваному гостю. Он прошел через весь зал и тоже сел у камина напротив юноши. Оперся подбородком на руки и уставился на гостя.

– А что, конь твой лягается? – спросил он наконец грубым, резким голосом.

– Еще как лягается‑то! – ответил юноша.

И правда, отец ведь смог дать ему только необъезженного жеребца.

– Я умею объезжать коней, – сказал великан, – и я помогу тебе объездить твоего. Возьми вот это и брось на своего коня.

Тут он выдернул у себя из головы длинный жесткий волос и подал его юноше.

И так грозно он говорил, что юноша не посмел ослушаться – пошел на конюшню и бросил волос на своего коня. Потом он вернулся в зал и снова сел у камина. Как только он уселся, великан опять спросил:

– А что, пес твой кусается?

– Еще как кусается‑то! – ответил юноша.

И правда, собака у него была такая злая, что никто, кроме хозяина, не смел ее погладить.

– Я умею приручать самых диких собак на свете, – сказал великан. – Возьми вот это и брось на своего пса.

Он выдернул другой волос у себя из головы и подал его юноше, а тот сейчас же бросил волос на свою собаку.

Потом великан задал юноше третий вопрос:

– А что, сокол твой клюется?

Юноша рассмеялся.

– Еще как клюется‑то! – ответил он. – Мне приходится завязывать ему глаза, пока он не летает, а не то он заклюет всех, кто ему под клюв попадется.

– Больше не будет клеваться, – мрачно проговорил великан. – Брось‑ка на своего сокола вот это.

И он в третий раз выдернул у себя из головы волос и подал его юноше, а тот бросил волос на сокола, как раньше бросал на коня и собаку.

И тут не успел он и глазом моргнуть, как страшный великан вскочил и с такой силой ударил его по голове своей диковинной дубинкой, что бедняга враз повалился на пол. И тотчас же собака и сокол замертво упали рядом с хозяином, а конь в конюшне оцепенел. Он недвижно стоял в стойле, словно каменный.

Значит, вот как умел укрощать великан неприрученных животных.

Прошло сколько‑то времени, и второй из трех братьев пошел к отцу и стал его просить, как просил старший брат:

– Отец, дай мне коня, сокола и собаку и отпусти по белу свету побродить, счастье свое поискать.

Отец выслушал его и дал ему все, что он просил, как раньше дал старшему сыну.

И вот юноша пустился в путь, вечером подъехал к темному дремучему лесу и заблудился, как и старший брат. Вскоре он тоже заметил вдали огонек, подъехал к замку, вошел в него, поужинал и сел у огня. Словом, сделал все, как старший брат. Потом вошел великан и задал ему те же три вопроса, что задавал его старшему брату, а юноша ответил на них так же, как отвечал тот. И ему тоже великан дал три своих волоса с приказом бросить один волос на коня, другой на собаку, третий на сокола. А потом убил его, как убил его старшего брата.

Шло время; младший брат ждал‑ждал старших братьев, да так и не дождался. И вот он попросил у отца коня, собаку и сокола и сказал, что хочет поехать на поиски братьев. А бедный старик, хоть и боялся остаться один на старости лет, дал ему все то, что он попросил.

Младший брат пустился в путь и вечером подъехал к темному дремучему лесу, а потом и к замку. Но он был малый смекалистый, и ему не по нраву пришлось все, что он увидел. Не понравился ему и пустой замок, и накрытый стол, а пуще всего – сам хозяин, великан Дреглин Хогни. И юноша решил держать ухо востро.

И вот когда великан спросил, лягается ли его конь, юноша только коротко ответил: «Да». А когда великан дал ему свой волос и приказал бросить его на коня, юноша пошел на конюшню, но волоса на коня не бросил, а зажал его в кулаке и вернулся в замок.

Тут он улучил время, когда великан на него не смотрел, и бросил волос в огонь. Волос зашипел, как змея, и сгорел.

– Что это шипит? – подозрительно спросил великан.

– Да это вода капает из сырого полена, – спокойно ответил юноша.

Великан ему поверил. Потом он дал ему еще два волоса и приказал бросить их на собаку и сокола, а юноша бросил их в огонь. Оба волоса зашипели, но великан на это не обратил внимания. Он думал, что гость уже в его власти. Встал и ринулся на него с дубинкой. Но юноша был начеку и, едва великан поднялся, громко свистнул.

И тут верный его конь выбежал из конюшни, а собака проснулась и вскочила с места, а сокол – он сидел на плече у хозяина – взмахнул крыльями и резко крикнул. И все трое кинулись на великана. Тогда он испытал на себе, как лягается конь, и как кусается пес, и как клюется сокол. Они лягали, кусали и клевали его, пока ему конец не пришел.

Юноша увидел, что великан уже мертвый, взял у него из рук дубинку и пошел осматривать замок. И вот он спустился в темное, мрачное подземелье и нашел там своих братьев. Они лежали рядом, холодные и словно каменные. Младший брат дотронулся до них великановой дубинкой, и они сразу ожили и вскочили на ноги, целые и невредимые.

Потом юноша пошел в другое подземелье и увидел двух коней, двух соколов и двух собак. Они, как и их хозяева, лежали словно мертвые. Юноша дотронулся до них волшебной дубинкой, и они тоже ожили.

Тогда он позвал братьев, и все трое обыскали другие подземелья и нашли в них горы золота и серебра – столько, что им на весь век хватить могло. Потом они зарыли в землю великана и поселились в его замке. Двое братьев поехали домой и вернулись со стариком отцом. И вот зажили они в замке счастливо, да и по сей день так живут.

 

Волк, улитка и осы