Июнь 1410 г. Восточная Пруссия. Старая мельница

 

Дары раздали скрипачам,

Но что явилось их очам?

Кого послал злодеям Бог?

Вернер Садовник

«Крестьянин Гельмбрехт»

 

…заработала».

 

Дубровно оказался городком уютным и красивым, с небольшой ратушной площадью, готическим собором и тавернами, сквозь широко распахнутые двери которых доносились раскаты смеха. Раничев хотел было зайти, выпить пару кружек пива или бокал вина, да вовремя вспомнил, что денег-то у него, увы, больше не было. Иван остановился на площади, прислонившись спиной к высокому ветвистому тополю, и задумался. Прежде чем искать своих, нужно было позаботиться о себе. Дорогой охотничий костюм «дона Хуана» изорвался и выглядел сейчас не очень-то презентабельно, впрочем, его вполне можно было попытаться продать, не весь, конечно, а только одну куртку. А что? Прекрасный темно-голубой лионский бархат, золотое шитье, пуговицы. Вот только жаль, не успел заштопать прореху на локте, да и левый бок несколько грязен.

Поплевав на ладонь, Иван как мог оттер грязь и огляделся вокруг в поисках возможных покупателей. А их здесь хватало – ратушная площадь одновременно являлась и рыночной. На первых этажах располагавшихся на площади и примыкающих к ней улицах домов имелись торговые лавки с большими зазывно распахнутыми ставнями – скобяные, суконные, посудные, разного рода кузнечного товару. На противоположной стороне площади, справа от ратуши, шумел рынок. Все, как полагается: сколоченные из крепких досок ряды с товаром, толкотня, бегающие в толпе мальчишки, крики торговцев и покупателей.

Немного поколебавшись. Иван снял куртку и, повесив ее на согнутый локоть, направился к торгашам. Долго ходил, присматривался, вслушиваясь в громкие вопли; местные жители азартно торговались на двух языках – немецком и польском, «Матка Бозка» и «Пся крев» звучали едва ли не чаще, чем «Майн Гот».

Неспешно прохаживаясь между рядками, Раничев внимательно присматривался к торговцам. Не позвали бы стражу, завидев подозрительного бродягу, предлагающего купить столь недешевую вещь! Тут нельзя было действовать наобум, еще не хватало неприятностей с местным магистратом – город-то наверняка принадлежал Ордену и оттого явно богател. Это только в диких представлениях далеких от понимания истории людей Тевтонский орден выглядел сущим разбойником с большой дороги, о том только и думающим, как бы кого поработить да ограбить. На самом-то деле все куда как сложнее было, история вообще наука сложная, если уж на то пошло – в ней без знания синергетики, теории турбулентности систем и прочих философских вещей разобраться даже приблизительно невозможно, вот как и с Тевтонским орденом. С одной стороны – разбойник, с другой – умелый финансист, способный легко просчитывать выгоды и оттого покровительствовать городам и торговле, привлекать переселенцев, причем не только из германских земель, а и из той же Польши. И поляки – хоть тот же рыцарь Здислав из Панена – становились верными вассалами Ордена и уже рассматривали как свою родину именно подвластные Тевтонскому государству земли, а отнюдь не Польшу. Почему, спрашивается? Только лишь из-за вассальной присяги?

Какой-то здоровенный мужик случайно наступил Раничеву на ногу и, буркнув что-то похожее на извинение, направился к дальнему рядку, зыркая по сторонам глазами. Да-да, именно так – зыркая, а не просто глядя. Либо намерился что-то украсть, либо сбыть краденое. С грязной котомкой на плече, в руках – посох, при надобности вполне сходивший и за дубину, одет в какую-то подозрительную ветошь с наброшенным на голову – это в жару! – капюшоном, подпоясан веревкой, башмаки рваные, морда красная небритая, челюсть кирпичом, глаза глубоко запавшие, маленькие, злые. Крайне подозрительный тип! По теории Ломброзо – именно так и выглядят истинные преступники. Раничев так и подумал и тут же направился за мужиком, полагая, что тот приведет его если и не к прямому скупщику краденого, то к такому пройдохе, которому вполне можно сбагрить куртку без лишних вопросов. Тип между тем не торопился: постоял у горшечного рядка, поговорил о чем-то с горшечником, потом направился к возам с дровами и сеном, там тоже потрепал языком – о чем, Иван не слышал, да и если б услышал, то не понял, толком не зная ни немецкий, ни польский. Ага! Вот типус снова оглянулся, скользнул безразличным взглядом по Раничеву да спокойно зашагал дальше, видать, Иван не вызвал у него никаких подозрений. Так, не торопясь, они обошли почти весь рынок и остановились у рядов с дичью – утками, гусями, перепелками. Тип снова оглянулся – Иван быстро отвел взгляд – оп! Сброшенная с плеч котомка быстро оказалась под рядком… потом, уже опустевшая, перекочевала обратно к красномордому. Торговец отсчитал деньги. Ага! Раничев про себя усмехнулся – все ясно! Подозрительный тип – браконьер. Бьет, собака, дичину безо всякой лицензии – сиречь, в чужих лесах – да сбывает потихоньку через перекупщика. А тот такой улыбчивый, основательный, даже приятный – как торговцу без этого? И одет прилично – в добротную длинную куртку с зеленым зубчатым башлыком, на голове – такая же зеленая шапка с длинным фазаньим пером. Щеголь, мать ити…

Когда браконьер отошел, Раничев направился было к торговцу, да его опередили двое юношей подростков, купивших копченую утку. Оба темненькие, худые, похожие… ха! Да не просто похожие, а одинаковые, близнецы. Выбрав утку, долго расплачивались мелочью, Раничев уже заколебался ждать, от нечего делать, рассматривая какой-то несуразный наряд обоих парней. Оба были одеты в такие же куртки, как и на торговце дичью, с башлыками, на ногах – узкие коричневые штаны-чулки, башмаки лошадиной кожи. Вроде бы обычная одежда горожан, и Иван никак не мог вдумчиво уяснить, что же в ней несуразного, пока не сообразил – а одежка-то явно с чужого плеча! Ведь в эти времена не было магазинов готового платья, одежду шили, подгоняя под фигуру заказчика, оттого и сидела она, словно влитая, не как на этих… Иван пригляделся – ну да, точно, куртки ясно на три размера больше, и штаны морщинят. А уж башмаки… Один парень, кажется, даже прихрамывает. Странные ребятишки. Иван вдруг отчетливо сообразил, что уже где-то видел обоих юношей, ну точно видел… Темные волосы, темные глаза, тонкие черты лица… Ну конечно, видел, еще бы! На си-ди дисках, на календарях, на школьных тетрадках… Вылитые мальчики-солисты из подростковой группы «Tokio Hotel», только подстриженные! Да, очень похожи. Ну скоро они там расплатятся?

Раничев в нетерпении подошел ближе, сделав вид, что внимательно рассматривает перепелов. Не обращая на него никакого внимания, торговец тщательно пересчитывал мелочь – маленькие медные монетки, среди которых… Иван не поверил глазам! Нет, вот она, монета со свастикой!

Расплатившись, ребята направились к ратуше, весело переговариваясь меж собой – жаль, Иван не понимал, – смеялись. Конечно же, Раничев сразу же позабыл про куртку, вернее, быстренько ее надел, стараясь не потерять подозрительных подростков из виду. А те и не особенно-то спешили, смеясь, осмотрели ратушу – туристы, блин! – зашли в хлебную лавку, затем – в винную, в общем, накупили всяких вкусностей, подозвав мальчишку разносчика, попили воды и, дружно взглянув на солнце, направились к городским воротам.

Иван шел за ними по узким, мощенным булыжником улочкам, застроенным трех– и двух-этажными домами, тоже узкими, по фасаду – вряд ли длиннее трех метров. Чем дальше от центра, тем улочки становились грязнее, мостовая закончилась, под ногами зачавкала жирная, дурно пахнущая грязь, появились зловонные лужи, которые приходилось старательно обходить, впрочем, не это было главное – улочки-то были безлюдные, и парни вполне могли заметить преследование, поэтому Раничев расчетливо держался шагах в тридцати позади, а когда подростки сворачивали за угол, тут же ускорял шаг. Жаль, не знал немецкого. Сейчас бы догнал, потолковал с парнями – откуда у них нацистские пфенниги? – случай удобный, вокруг ни души, и вряд ли бы кто явился на крик о помощи – дураков нету. Подумав так, Иван словно бы сам наскреб на свою шею: позади послышались хлюпающие шаги, а впереди, вынырнув из какого-то вонючего переулка, материализовалась парочка гопников с увесистыми дубинками в руках. Иван быстро оглянулся – сзади, нехорошо улыбаясь, подходили двое с длинными блестящими ножами. Н-да, ситуация. Можно сказать, сам же и нарвался, не следовало шляться в столь изысканно дорогой куртке по таким безлюдным местам. Однако следовало разрядить ситуацию. Не говоря ни слова – а что говорить-то, все и так предельно ясно, – Раничев резко отпрыгнул в сторону и, оттолкнувшись от стены ближайшего дома, что есть силы вломил ногой в грудь неосторожно подошедшему сзади гопнику. Знал, при таком раскладе – четверо на одного – выиграть можно только напав первым. Что и проделал. Не ожидавший этакой прыти гопник, охнув, отлетел в сторону, упав спиной в грязь. Иван приземлился следом, выхватил из вражьей руки кинжал и сразу же напал на второго, не дожидаясь, пока подбегут на помощь дубинщики.

Раз! Два!

Сделав несколько выпадов, Иван раскровянил гопнику руку и, дернувшись в сторону, обернулся – те двое, с дубинами, сгруппировались грамотно – один впереди, другой сзади. Не шли рядом в столь узком месте, не мешали друг другу. Опытные… Иван не дожидался, когда подойдут. Сделав обманный выпад, резко развернулся, всадив нож в бок оставшемуся позади лиходею, и, оттолкнув его, со всех ног бросился прочь… Далеко не убежал – навстречу ему шагали еще двое. Один сжимал в руке короткий меч, второй – шестопер. Ситуация на глазах осложнялась. Раничев быстро осмотрелся – узкая улочка, запертые ворота, на вторых этажах домов – наглухо закрытые ставни из прочных досок. Гопники между тем приближались. Нож против пары дубин, меча и шестопера ну никак не катил, даже при всем воинском мастерстве Ивана, к тому же теперь лиходеи, видя судьбы своих сотоварищей, будут держаться куда как осторожней и действовать наверняка.

Иван посмотрел вверх, на маленький голубой кусочек неба, ухмыльнулся… Оп! И, подпрыгнув, уцепился руками за ставни стоявших друг против друга домов, благо расстояние вполне позволяло совершить такой трюк. Раскачался, с силой метнув тело вперед, и, перевернувшись через голову, приземлился далеко за спинами лиходеев! Не дожидаясь, пока те очухаются, снова бросился бежать, завернул в какой-то закоулок, сунул руку за пояс – а нож-то выпал! Жаль… Иван осторожно выглянул – а собственно, за ним никто и не гнался! Те двое – с мечом и шестопером – недвижные, валялись в грязи друг против друга, и меж ними, сжимая в руках кистень, спиной к Ивану стоял высокий человек в накинутом на голову капюшоне и, похоже, смеялся! Маячившие дальше дубинщики смотрели на него с явным страхом, мало-помалу смещаясь в сторону проулка.

Высокий вдруг хохотнул и сделал выпад, словно бы хотел дотянуться до этих парней. Разбойники вмиг нырнули за угол, исчезли, как и не было! Однако…

Мужчина вдруг обернулся – и Раничев узнал его – тот самый неприятный красномордый тип с маленькими глазками и челюстью кирпичом, браконьер!

Увидев Ивана, тип к нему и направился. Остановился, что-то быстро сказал, кивая на поверженных гопников. Раничев хоть и не знал хорошо немецкий, да понял – пора отсюда сваливать, пока не появились стражники или пылающие жаждой мщения сотоварищи лиходеев.

Как-то само собой получилось, что они пошли вместе. Иван и этот неприятный на вид тип. Шагали быстро, миновали небольшую площадь, свернули в какой-то переулок, где их едва не облили помоями, выплеснутыми с верхнего этажа, и наконец вышли на какую-то мощеную улочку, выглядевшую вполне ухоженной и чистой. По ней даже неспешно прогуливались люди: хорошо одетые люди – отороченные мехом и расшитые серебром длинные суконные куртки, узкие разноцветные штаны, береты, модные башмаки – «медвежья лапа» – мужчины, женщины, дети. Разговаривали, смеялись, раскланивались друг с другом, заходили в лавки. Прямо идиллия какая-то! А вернее, городской район, принадлежащий определенному ремесленному объединению – цеху – суконникам, кузнецам, булочникам, оружейникам, ювелирам, да мало ли… Такие райончики обычно патрулировались не только городской стражей, но и милицией – цеховым ополчением, – относящейся к порученному делу куда как тщательней стражников.

На испачканного в грязи Раничева косились, да и шагавший чуть впереди спутник его одежкой своей тоже, надо думать, не вызывал особо положительных эмоций у добропорядочных бюргеров. Впрочем, кое-кто с ним раскланивался, и красномордый верзила тоже кивал в ответ! Ну надо же…

– Зайдем? – неожиданно предложил он, остановившись напротив распахнутой двери, над которой висела позолоченная пивная кружка.

Иван не знал этого немецкого слова, но хорошо понял сказанное и широко улыбнулся:

– Пошли… Только это… Гроши, пфенниги – нихт, нихт!

– Гроссен нихт? – Переспросив, верзила сипло расхохотался и махнул рукой – мол, так и быть, угощаю.

– Отто, – усаживаясь за стол, представился он.

Раничев протянул руку:

– Хуан.

Трактирщик принес пару больших деревянных кружек со взбившимися шапками пены. Ивану показалось – ну никогда в жизни еще не пил вкуснее! Интересно. Почему этот тип – Отто – решил вмешаться в конфликт? Или эти лиходеи немало насолили когда-то и ему самому? А этот браконьер может оказаться полезным. Наверняка он хорошо знает все окрестные леса, в том числе и тот, что у старой орденской мельницы. Поговорить бы… Эх, плохо без языка. Раничев попробовал было сказать пару фраз по-латыни – Отто не понял, покачал головой:

– Поляк?

Ну вот, опять принимают за поляка!

Раничев замахал руками:

– Найн, нихт, нет. Ноу поланд!

– Литвин?

Хм… А что? Чем плохо сейчас назваться литвином – по крайней мере, можно будет говорить по-русски, на государственном языке Великого княжества Литовского. Только бы не приняли за шпиона.

– Литвин, – согласно кивнул Иван. – Знаешь русский?

– Немного. – Отто неожиданно улыбнулся и, подозвав трактирщика, заказал еще пива.

– Ты смелый человек, Хуан. – Браконьер говорил по-русски с ужасающим акцентом, но все же говорил, видать, довелось когда-то пожить в литовских городах – Менске, Витебске, Могилеве или даже в Киеве, Чернигове, Брянске.

– Сражаться с бандой хромого Ганса не каждому под силу, – негромко продолжал Отто. – Хорошо ты потрепал этих ублюдков.

Раничев прищурился:

– Вижу, и ты их не очень-то любишь.

– Ненавижу! – тут же отозвался браконьер. – Они когда-то сдали меня олдермену ордена… Едва вырвался.

Иван понятливо кивнул, не переспрашивая – за что сдали, наверное, что-нибудь интеллектуальное, типа охоты в чужих лесах или рыбной ловли в орденских озерах и реках.

– Ты очень выручил меня, Отто, – тихо сказал он. – Поверь, не забуду.

– Ерунда. – Отто отмахнулся. – Ублюдки хромого Ганса давно здесь всем надоели.

– Что же городской совет? Ратманы? Никак не могут переловить?

– Совет? Ратманы? – Браконьер хохотнул и, оглянувшись, понизил голос. – Хромой Ганс имеет высоких покровителей в ордене! Кто-то из высших братьев явно ему помогает, иначе давно бы повесили и его самого, и всех его людишек.

– Поня-а-атно… Послушай-ка, Отто, а здесь, в городе, не выступали ли миннезингеры?

– Миннезингеры поют в богатых замках.

– Я имею в виду – просто музыканты. Жонглеры, мимы…

– Да пели третьего дня на площади Медников. Много народу собрали, но и, правду сказать, пели неплохо.

– А сколько, сколько их было?! – насторожился Иван.

Браконьер ухмыльнулся:

– Что, хочешь сходить, послушать?

– Да не отказался бы. Ты сам-то их видел?

– Нет. – Отто покачал головой. – Здесь, в таверне, рассказывали. А хочешь песен, так прогуляйся, тут недалеко. Только я с тобой не пойду, дела.

– Понятно, – кивнул Иван. – Вот что, Отто. Я бы хотел тоже тебя угостить… а заодно и переговорить об одном выгодном деле. Встретимся?

– Да хоть завтра, если не буду занят. На южной окраине найдешь Цветочную улицу, спросишь Отто Жестянщика – там покажут дом. Ну а пока прощай.

– Цветочная улица, Жестянщик Отто, – выходя на улицу, негромко повторил Раничев.

 

Площадь Медников искать долго не пришлось, она и в самом деле располагалась неподалеку от таверны, почти сразу же за углом. Еще издалека Иван услыхал музыку – лютня, свирель, брунчалки. Веселый голос затянул что-то на немецком. Раничев улыбнулся и, прибавив шагу, свернул… Захолонуло сердце – свои!

Подпрыгивая и изгибаясь, выстукивала брунчалкой ритм Ульяна в той же самой мужской просторной накидке – кабане – и голубой шапочке с фазаньим пером. Рядом с ней, выводя мелодию, играл на свирели Глеб; собирая деньги, с шапкой в руках, шнырял в немногочисленной еще толпе Осип Рваное Ухо, а приказчик Савва, трогая струны лютни, пел, вернее, читал веселым речитативом, безуспешно стараясь сохранить самое серьезное выражение лица. Ну оттого только смешнее было:

 

О городке он слышал много

И за добычей в путь-дорогу

Пуститься через сорок дней

Решил. Сначала двух пажей

Послал он в город – побираться

И меж людьми прослыть стараться

Слепыми и хромыми там…

 

Собравшийся народ активно смеялся и щедро бросал в шапку деньги, которые рыжий Осип принимал с такими уморительными ужимками, что немедленно хотелось дать еще.

Раничев не стал протискиваться сквозь толпу, просто стоял, скрестив на груди руки, и слушал. Лишь когда Рваное Ухо подкрался прямо к нему, изогнувшись в поклоне, развел руками:

– Нету у меня денег, Осип. Кончились!

– Что? – Парень переспросил было по-немецки и, вдруг подняв глаза, растянул губы в улыбке: – Боярин!

– Вы как здесь?

– Да вот, работаем. Дней пять уже, как после похорон ушли из замка. Позвать наших?

– Нет, пусть еще поиграют – все деньги. Где поселились?

– На постоялом дворе, у старого Зеппа. Старик берет недорого, да и харчи наваристые. – Осип шмыгнул носом. – А вообще это Ульянка придумала, в городке этом играть. Сказала – ежели объявится боярин, обязательно нас отыщет.

– Ишь ты. – Раничев покачал головой. – Сообразила. А что ж вы из замка ушли?

– Да плохо там стало, нерадостно, – негромко пояснил отрок. – После похорон молодого хозяина и пажа загрустили все. Да этих еще боятся, пруссов.

– Кого? – изумился Иван.

– Пруссов. Так ты не знаешь, господине? Это ж они, язычники, убили и несчастного Александра, и пажа Генриха!

Вот уж чего Раничев никак не ожидал, так это такого известия! Действительно, новость.

– И кто ж такое сказал, ну о пруссах?

– Орденский брат Альбрехт, он и расследовал эти случаи, с благословения члена Совета брата Гуго фон Райхенбаха.

– И что, брат Альбрехт так и сказал, что Александра и Генриха убили пруссы?

– Ну да. – Осип пожал плечами. – Даже целый доклад написал, потом после похорон зачитывал.

– А про меня… Про меня ничего не говорил?

– Как же не говорил… Говорил, что ты уехал с братом Гуго фон Райхенбахом в Мариенбург по каким-то делам. Мы тебя ждали, ждали… Пока совсем уж тошно не стало в замке, ну а уж потом перебрались сюда. Ничего городок, веселый.

Раничев хмыкнул:

– Да и песни, я смотрю, вы веселые выучили.

– Савва на торгу списки купил. Случайно.

Ребята играли до самого вечера и, лишь когда стало смеркаться, положили инструменты наземь и, взявшись за руки, низко поклонились публике несколько раз, срывая заслуженные аплодисменты.

– Молодцы, молодцы, – подойдя наконец ближе, похвалил Иван. – Вижу, без меня времени зря не теряли.

Музыканты выкатили глаза:

– Боярин! Иване Петрович!

Обрадовались, запрыгали вокруг, заулыбались. Раничев тоже не скрывал радости – все ж таки свои! Рыжий причуда Осип Рваное Ухо, забавный, ловкий, пройдошистый; писец Глеб Мелентьев, черноволосый, сутулый, подарок Авраамия-дьяка; торговый приказчик Савва, светленький, кареглазый, с чуть смущенной улыбкой и приятным голосом, Ульяна… Ульяна… Похожая на мальчишку темноволосая дева с нерусскими миндалевидными глазами. Кажется, она больше всех обрадовалась возвращению Раничева, впрочем, и остальные явно были рады. И все же… И все же кто-то из них – предатель!

Впрочем, даже эта грустная мысль не омрачила приподнятого настроения Ивана. Черт побери! Он опять свободен, среди своих и может действовать. Кстати, и кой-какой человечек из местных на примете имеется – браконьер Отто Жестянщик.

Быстро темнело, в домах побогаче зажигали свечи, в тех, что победней, чадили плошки-светильники, а в совсем уж бедных лачугах уже ложились спать, чтобы завтра подняться вновь с первыми лучами солнца. По темно-голубому, быстро переходящему в фиолетовый цвет небу плыли золотисто-оранжевые дирижабли облаков, подсвеченные закатным солнцем. Было тепло и тихо, достопочтенные бюргеры не торопились расходиться по домам, подолгу простаивая у дверей, прощались с друзьями.

– До завтра, герр Ибсен, приятных вам снов!

– И тебе того же, Йоганн.

– Карл, дружище, не забудь завтра зайти за мною пораньше!

– Зайду. Только хорошенько привяжи своего пса.

Иван неспешно шагал рядом с веселящимися ребятами, время от времени поглядывая в небо, на черные тени печных труб, высоких крыш, флюгеров. Какое-то впечатление сказочности, нереальности всего вокруг, нахлынуло вдруг на него, и вдруг показалось, что из-за угла выйдет навстречу трубочист в высоком цилиндре, а потом кто-то закричит пронзительно-громко, как в старом советском фильме «Город мастеров» – «Дорогу герцогу де Маликорну»!

Трубочист действительно появился, только без цилиндра, грязный и весь измазанный сажей – Раничев счел это хорошим знаком.

 

Постоялый двор герра Зеппа Калиновски, «старины Зеппа», как его здесь все называли, располагался на западной окраине города, почти у самых ворот. Хорошо слышно было, как на городских стенах перекликалась стража, а на заднем дворе, у коновязи, иногда ржали кони.

Ребята снимали две комнатухи на втором этаже, одну из которых Ульяна уступила боярину. Раничев хотел было отказаться, но, махнув рукой, не раздеваясь, повалился спать – слишком уж устал за день. Сразу же провалившись в сон, Иван проснулся через какое-то время, уже раздетый и накрытый тонким лоскутным одеялом. Проснулся оттого, что кто-то гладил его по груди… Кто-то?

– Ульяна, – скосив глаза, прошептал Раничев. – Ты как здесь?

– Ну это ведь мои покои…

Было темно, и Иван протянул руку, ощутив голое плечо девушки. Осторожно погладил…

– Ульяна…

– Тсс!

Девушка тут же накрыла его губы своими. Ощутив жаркий вкус поцелуя, Раничев с наслаждением сцепил руки на спине Ульяны, чувствуя как к его груди все крепче и крепче прижимаются быстро твердеющие соски… Вот девушка тихонько застонала, дернулась…

В окно, сквозь щель меж ставнями, неожиданно заглянула луна, пустив по кровати узенький серебряный лучик. Иван засмеялся, словно бы стало щекотно, погладил девчонку по спине и осторожно высвободил затекшую руку – Ульяна уже спала.

Раничев посмотрел в потолок, потом – на луну через неплотно закрытые ставни. Задумался. Было – над чем…

В первую очередь, конечно, над чудесным спасением, затем – над странными следами, над ролью во всем этом орденского рыцаря Гуго фон Райхенбаха. Интересно как получается, оказывается, оба убийства следствие ничтоже сумняшеся повесило на каких-то пруссов! Что, не всех их еще крестили-поработили-ассимилировали? Выходит, не всех. Итак, официально убийцы – пруссы, неизвестно, откуда взявшиеся и непостижимым образом непонятно куда исчезнувшие. Пруссы! Тогда какого же черта было написано в письме, переданном при посредстве орденского брата Магнуса?! Значит, письмо поддельное… Пани Елена? Какой ей во всем этом смысл? Значит… Значит – Гуго фон Райхенбах! Стоп… С этого момента поподробнее. Допустим – он… Где появился сей рыцарь? В какой момент? А в момент охоты, у гати… У той же гати был убит несчастный мальчишка-паж, и там же – там же! – Раничев заметил следы танковых гусениц! Он бы и пошел по этим следам, проследил бы, куда они ведут, если б не брат Гуго! Настырный тевтонец просто вынудил Ивана сопровождать его, а затем, огорошив неожиданным обвинением, постоянно держал при себе или под присмотром кнехтов. И таким образом – отвлек! А затем привез в Мариенбург, заточил – ну пусть поместил под честное слово, не важно – в келье, а дальше… А дальше решил инсценировать побег! Ну да, кто еще, кроме высокопоставленных братьев, знает о том, какие ловушки располагаются в башне Данскер? Этак пойдет человек, ничего не подозревая, пописать или еще зачем – и на тебе, сгинет бесследно! Называется, сходил в сортир, вернее – в ватерклозет, так уж будет ближе к истине. Фон Райхенбах это, несомненно, знал. Он же – или по его приказу – открыл створки пола, поднял перекрывающую канал решетку… Интересно, что было бы, если б Раничев послушно отправился на датский корабль, рекомендованный в записке? Тут два варианта – либо и в самом деле уплыл бы с глаз долой в Ла-Рошель, либо… Либо – был бы использован для какой-то интриги. Какой? О, тут можно предполагать все, что угодно, от тривиальных обвинений Раничева в шпионаже до постановки на капитуле вопроса о правомочности великого магистра – как это так получилось, что у него узники сбегают? А может быть, еще хитрее, с дальним, так сказать, прицелом. Предположим, тевтонцы вовсе и не сомневались, что дон Хуан Рамирес именно тот, за кого он себя выдает – знатный кастильский гранд, пусть даже из обедневшего рода. И по возвращении на родину, а также и по дороге он, конечно же, в самых восторженных словах опишет рыцарей Тевтонского ордена и их неприступнейшую столицу – Мариенбург! Почему бы нет? Все может быть, еще неизвестно, в какую игру играет фон Райхенбах, с которым лучше бы больше никогда не встречаться.

И вот еще что… Как бы распознать предателя? Даже не так, пока бы просто вычислить, чего он хочет добиться? Понятно – вначале опорочить Ивана, а затем по-быстрому ликвидировать. Ясно и перед кем опорочить – перед рязанским князем. Зачем – тоже в принципе понятно – чтоб оттяпать спорные земли, а если повезет, то и все. Видно, откуда ноги растут у всей этой затеи – от игумена Феофана, от Феоктиста-тиуна.

Ладно, пока можно считать, что предатель не очень опасен – вот на обратном пути… Если он будет, этот обратный путь… Да будет, обязательно будет! Завтра же договориться с Отто – и в путь, в леса, на старую мельницу. Все должно получиться, просто обязано, дай-то, Господи. Вроде бы все передумал… Да нет, не все. Парни эти, близнецы из «Токио-Отеля». Похожи, черт побери. Откуда у них пфенниг? Откуда угодно. Оттуда же, откуда и у рыцаря Здислава – на сдачу дали, разменяли дукат или серебряный талер, всякое может быть, и в общем-то, ну их, этих ребят, к дьяволу, вот еще не хватало заморачиваться. И без них скоро все ясно будет, если и не завтра, то в самые ближайшие дни.

Успокоенный этой мыслью, Раничев наконец заснул, крепко обнимая прижавшуюся к нему Ульяну. А утром спрятал на притолочине два перстня – так, на всякий случай. Показал Ульяне:

– Присматривай.

 

Жестянщик Отто проживал в небольшой хижине в конце Цветочной улицы, ближе к крепостной башне, поросшей со стороны города густой зеленой травой и цветами – в основном клевером, одуванчиками и ромашками, но попадались и колокольчики, и васильки, и анютины глазки. Собственно, поэтому-то и улицу прозвали Цветочной, тихая такая, спокойная была улочка, почти что сельская, с бегающими стайками игравших детей и лениво брехавшими за заборами псами.

– А, Хуан! – Верзила подошел к забору и, распахнув калитку, гостеприимно предложил зайти. – Садись вон, на лавку у хижины, там и поговорим.

Иван уселся, блаженно подставив лицо первому утреннему солнышку. Ребят он решил с собою не брать – незачем, ведь у него и так был немецкоговорящий проводник, да еще какой! Так что пусть господа «миннезингеры» отдыхают, вернее, не отдыхают, а зарабатывают деньги концертами на городских площадях, коль это у них так неплохо выходит.

Какой-то обнаглевший аспидно-черный котяра запрыгнул Раничеву на коленки, улегся, потерся башкой.

– Брысь, Монах, брысь, – выходя во двор, прогнал его жестянщик, а Иван про себя отметил: Монах – странное имечко для кота.

– Так что у тебя за разговор? – Отто сузил свои и без того маленькие глазки.

Раничев не стал ходить вокруг да около.

– Мне нужно осмотреть местность между Зеевальде и Фоуленом. Есть возможность ее выкупить, так вот думаю, нужно ли?

– Фоулен? Зеевальде? – почесал за ухом жестянщик. – Ага, знаю. Это в той стороне, где и Танненберг, и Грюнвальд.

– Да, тут не так далеко.

– Но места там глухие… есть одно широкое поле, остальное – леса да болота. Очень часто – непроходимые.

– Так ты сможешь показать?

– А когда тебе надо?

– Чем скорее, тем лучше.

Отто ухмыльнулся:

– Ну даже не знаю…

– Тем более меня совершенно не интересует, чем будет заниматься в пути мой проводник.

– Что-что?

– Ловить рыбу, бить дичь, – как ни в чем не бывало продолжал Иван. – Я ему не собираюсь мешать, наоборот – с удовольствием помогу, если надо. У этих проклятых тевтонцев и так всего много!

– Как ты сказал? – перебил жестянщик и вдруг засмеялся. – Проклятые тевтонцы? Так их! Знаешь, я и сам их не очень люблю.

– Да я заметил, – кивнул на кота Раничев. – Ну так когда пойдем? Не сомневайся, я хорошо заплачу.

– Говоришь, поможешь, ежели что? – задумчиво промолвил браконьер.

Раничев приложил руку к сердцу.

– Можешь полностью на меня положиться.

– Ну хорошо, – наконец-то согласился Отто. – Только одно условие – выступаем прямо сейчас.

Иван даже не собирался скрывать радость.

 

Они шли пешком; выйдя из города на рассвете, после полудня уже были в виду Грюнвальда – небольшой, в пять-шесть домов, деревушки, располагавшейся меж лесными массивами. Туда-то, в лес, путники и свернули с дорожки – а куда ж еще идти браконьерам? В котомке за спиной у Отто громыхали жестянки, припой, небольшая наковаленка с молотом – странствующий жестянщик был желанным гостем во многих сельских домах. Из пары-тройки хорошо выделанных железяк, болтавшихся в заплечном мешке, при случае быстро собирался небольшой арбалет, стрелы для которого Отто благоразумно с собой не таскал, а хранил на местности в укромных местах – в дупле старого дуба, меж корнями сосны, под мостиком.

– Вот этот вот лес, до Людвигсдорфа, самый опасный, – негромко поучал браконьер. – Мы сейчас тут немного запромышляем – повезет, так подстрелим тетерева или уток. Правда, все это придется хорошенько спрятать. Говоришь, тебя интересует старая мельница?

– Да-да, именно те земли.

– Что ж, – согласился Отто. – Тогда оттуда и начнем. У меня там припрятана сеть. – Он подмигнул. – Половим рыбки в тевтонской водичке!

Иван улыбнулся:

– Половим!

Людвигсдорф – три дома с амбарами, ригами и хлевами – обошли с юга и болотами вышли к Фоулену, куда тоже не стали заходить – зачем светиться? – а направились по берегу озера Любень, в которое впадала речка Маржанк. И где-то там, на речке, располагалась мельница. Места вокруг были топкие, но узкие – от реки берег почти сразу поднимался отвесной кручей.

– Это еще что, – вытаскивая ногу из грязи, обернулся жестянщик. – А на той стороне – вообще одна осока, да вон, сам видишь.

Выйдя к реке, пошли густыми кустами, Раничев едва успевал отводить рукой ветки и так увлекся этим делом, что чуть было не пропустил весьма интересный объект – сложенные аккуратной кучей недавно срубленные колья.

– Видать, дорогу через болотце мостить собрались, – пояснил Отто. – Не знаю только, зачем? Мельница-то заброшенная.

– Так, может, ее собираются восстановить?

– Восстановить? – Браконьер оглянулся и окинул Ивана тяжелым взглядом. – Не думаю.

– А что так?

– Да так… – Видно было, что жестянщик не очень-то охотно поддерживает эту тему. – Про эту мельницу болтают всякое…

– Что же?

– Говорю – всякое. – Отто нахмурился. – И ведьмы туда на метлах летают, и рычит по ночам кто-то страшный.

– Рычит?

– Рычит! Я сам слыхал. – Жестянщик пробормотал про себя что-то похожее на молитву. – И скажу тебе, Хуан, лучше бы никому и никогда не слышать того жуткого рыка! Ну хватит об этом… Пойдем-ка ловить рыбку.

Нырнув в кусты, Отто вытащил из захоронки сеть, довольно большую, и с помощью Раничева поставил ее у впадения реки в озеро. После чего с ухмылкой взвел самострел:

– Ну вот, теперь можно и уточек пострелять! Пойдешь со мной?

– Нет. – Иван помотал головой. – Лучше прогуляюсь, посмотрю земли. Где, ты говоришь, мельница-то?

– Во-он, вдоль реки, тропка… Только сам я с тобой не пойду, Хуан. Да и тебе не советую.

– Да я быстро. Только взгляну.

– Смотри-и-и…

Подмигнув проводнику, Раничев спустился к реке.

Тропинка, то сужаясь, то расширяясь, а то на некоторое время и пропадая вовсе, вела вдоль реки, едва не спускаясь в воду. Иван пару раз чуть не сорвался – уж больно крут был бережок, хорошо, успел уцепиться за подвернувшуюся под руку иву. Перевел дух, огляделся… и увидел мельницу. Полуразрушенная плотина уже давно не держала воду, почти полностью обнажив могучее верхнебойное колесо, когда-то способное явить невиданную в этом обществе силу. Перед мельницей был устроен амбар – хранилище для зерна или муки, к амбару вела достаточно широкая для того, чтобы могли проехать возы, дорога, ныне заросшая густой травой, лопухами и чертополохом. Впрочем… Иван подтянулся и прыжком взобрался на насыпь… четко разглядев на дороге следы гусениц!

Следы вели в амбар. Раничев настороженно осмотрелся: похоже, амбар никак не охранялся, скорее всего, кто-то просто положился на слухи о творившейся на мельнице чертовщине, весьма действенные в это время. А может, просто уже было нечего охранять.

Еще раз оглянувшись, Раничев подошел к амбару, запертому на огромный замок, судя по общей надежности и изысканным кованым узорам – работы знаменитых нюрнбергских мастеров. Такой замок не откроешь отмычкой, а перекусить стальную дужку – занятие малопродуктивное. Так-то оно так… Только вот петли, в которые был продет замок, оказались вполне обычные и даже ржавые.

Вытащив из-за пояса нож, тот самый, разбойничий, подобранный в грязи, Иван тихонько поддел петли, выскрябывая старое дерево. Сложенный из крепких бревен амбар был надежен, очень надежен. Щели, конечно, имелись, но довольно узкие, к тому же внутри было темно – мало что можно увидеть. Но Иван все же почувствовал, ощутил слабый запах бензина. Ага! Значит, все ж таки что-то есть?

Один из гвоздей заскрипел, поддался, за ним другой – и вот уже снята вся петелька. Вытерев выступивший от волнения пот, Раничев распахнул тяжелую створку и присвистнул. Не то чтобы разочарованно, но все-таки. И стоило такое дерьмо прятать?

В полутьме амбара стоял… нет, даже не танк, скорее танкетка, хотя официально эта груда металлолома когда-то гордо именовалась танком. Легким танком. Легчайшим. Этот выкрашенный в серый цвет «Панцер-1», кажется, весил около пяти тонн, а высотой вместе с башней, пожалуй что, уступал человеку среднего роста, да и прочие размеры «танка» не впечатляли – два на четыре. Короче «Жигулей», правда чуть пошире. Вооружение чисто пулеметное, вон они, торчат из смещенной к правому борту машины башенки, два почти восьмимиллиметровых ствола МГ-13, броня… Раничев точно не помнил про броню, но очень тонкая, чуть больше сантиметра – не особенно-то и толще здешних доспехов. Интересно, арбалетная стрела ее со скольки метров пробьет? Не выдержав, Иван на всякий случай чуть прикрыл дверь амбара и полез в люк. Вот командирское место, в башне – пулеметы, рукоять поворота – башенка вращалась вручную. А вот, ниже, слева – место водителя. Скрипучее креслице, сцепление, тормоз, фрикционы. Приборная панель – тахометр, спидометр… Раничев еле-еле подавил в себе вдруг возникшее желание завестись и проехаться. Гораздо разумнее было бы спрятаться где-нибудь неподалеку да понаблюдать, когда явятся хозяева машины. Танкисты, мать их за ногу! Не очень-то изменишь ход истории подобной маши<