Юнговские заметки о пациенте Отто Гроссе

Юнг провел длительное собеседование с Фридой Гросс с целью получения детальной истории болезни Отто. В истории болезни, сообщенной "фрау д-р Гросс", Юнг записал, что Фрида и Отто поженились вскоре после состоявшейся в 1902 г. выписки из Бургхельцли. Вскоре после бракосочетания он снова начал употреблять морфий. В 1904 г. Фрида захотела иметь ребенка и поэтому Отто отправился в Аскону, где с успехом отучился от употребления каких-либо наркотиков. После удачного зачатия (о дальнейшей судьбе ребенка в юнговском сообщении не говорится), употребление наркотиков возобновилось. От морфия он перешел к опиуму и кокаину. Он ежедневно нюхал концентрат из анестетиков и кокаина и глотал до пятнадцати граммов чистого опиума. Его сон был крайне нерегулярным. Порой он мог проспать целых шестнадцать часов, а порой он не мог спать вовсе. Он был совершенно не в силах.долго сидеть, ему нужно было часто вставать и расхаживать кругами. Наихудшим для Фриды было его "непрестанное теоретизирование" и постоянное вопрошание. Он настаивал на проведении у нее анализа, но она противилась ему, часто предлагая при этом свои собственные контргипотезы. Находясь в состоянии фрустрации, он утверждал, что это "сопротивление ее комплексов". В наиболее мрачные моменты он пытался совершить самоубийство. Временами она уходила от него на несколько недель, ибо только так могла восстановить свои силы. Фрида слегка пожаловалась на имевшую место в прошлом году связь Гросса с "еврейкой" Региной Ульман. Ульман была писательницей, а Гросс был убежден, что он в состоянии "освободить ее гений посредством анализа". Фрида решительно противилась этой связи, и, наконец, ей удалось ее прервать. К тому времени он потреблял опиум в огромных количествах. Это "лечение" он осуществлял исключительно в состоянии глубочайшего возбуждения. Анализ обычно длился в течении всей ночи и он настаивал на том, что от этого зависит вся его судьба. Он порицал Фриду за отсутствие у нее интереса и тяги к научной работе. Она сказала, что вся его энергия уходила на ночные сеансы в кофейне, где он анализировал всевозможных неудачников (деклассированных элементов). Наконец Отто пообещал ей, что попытается лечиться в соответствующем учреждении. Юнг завершает свое сообщение сочувственным утверждением о том, что решение Гросса отправиться в госпиталь на лечение "стоило его жене героических усилий".
Юнговские заметки о ходе лечения очень хаотичны, но все же в них можно разобраться29. Здесь мы уже видим зарождение у него интереса к тому, как в художествах пациента проявляется информация о бессознательном разуме. К 1916 г. стал применять эту терапевтическую технику ко всем своим пациентам.
18 мая, по истечению первой недели лечения, Юнг сообщил в своей первой заметке, что "пока опиума употребляется не больше 6,0 [граммов] в день. В самую первую ночь пациент устроил ужасную сцену, говоря, что не может переносить ночью никакого света. Затем он сказал, что должен уходить и что его нужно немедленно отпустить. С величайшей подавленностью он сказал, что кто-то его здесь запер__Ежедневный многочасовой анализ". 23 мая Юнг записал, что доза опиума понизилась до трех граммов в день — "без всяких значительных симптомов отвыкания" и "при продолжающемся анализе". Но это еще не все: "благодаря ежедневным напоминаниям он хотя бы по разу в день моет руки и перестал пачкать свою одежду пищей и пеплом от сигарет. Во время, свободное от анализа, он не занимается ничем, кроме рисования младенческих картинок. Он рисует "движение" не то чтобы скверно, а явно как дилетант". Согласно Юнгу, Гросс абсолютно не осознавал низкую художественную ценность своих произведений.
Запись продолжается: "Он настаивает на том, что у него огромный талант к рисованию. Пишет на стенах: ассоциации и другие заметки. Постоянно ложится в постель в одежде и обуви и, не взирая на теплую погоду, носит толстые кальсоны и 5-6 маек. Непрерывно нюхает кокаин и анестезин [анестетик]. В его комнате всегда царит величайший беспорядок. Все спички, сигареты и т.п. бросает на пол. Повсюду оставляет для всеобщего обозрения свои личные письма". Хотя в начале века были несколько иные представления на счет лечения наркомании, тот факт, что Гроссу все это время разрешалось продолжать нюхать кокаин и анестетики, не может не вызвать ряда сложных вопросов по поводу юнговской оценки данного случая.
28 мая Юнг сообщил, что "принятие опиума полностью прекращено". В письмах, написанных Юнгом Фрейду в период лечения, постоянно подчеркивается, что Гросс "добровольно" согласился на уменьшение и последующее прекращение потребления опиума в ходе лечения. Однако клинические заметки рассказывают иную историю. Гросс, судя по всему, хотел, чтобы опиум попадал к нему со стороны, даже если бы для этого требовались угрозы и шантаж по отношению к ассистенту врача. Юнг просто написал: "Ни малейшего понимания того, что это невозможно при психоаналитических взаимоотношениях".
Отчет о прогрессе, достигнутом к этому дню, Юнг завершает добавлением ряда деталей, которые никогда не всплыли в его сообщениях, адресованных Фрейду: "В последние дни постоянно привлекал к себе внимание другой ужасный всплеск: рычал как животное, если на его вызов не приходили немедленно, катался по полу. Худшие симптомы отвыкания часто исчезали во время общения и без возобновления прежних доз опиума. Опиум заменен кодеином — 4,0 [грамма] в день. Однажды — в ярости — сломал стул".
С 28 мая по 12 июня Юнг постепенно уменьшал дозу кодеина, параллельно вызывая типичные симптомы отвыкания. Гросс усиленно протестовал против дальнейшего снижения дозировки, но безуспешно. К 12 июня он был свободен от каких-либо наркотиков и чувствовал себя намного лучше. Хотя в письмах к Фрейду, написанных Юнгом в эти недели, давалась роскошная и оптимистическая картина, в которой его анализ с Гроссом представал как интеллектуально стимулирующее взаимодействие между двумя коллегами, в кратких клинических отчетах об анализе содержалось более реалистическое впечатление о неимоверно больном человеке, отвыкающем от сильнодействующих наркотиков. Психоанализ фигурировал в этих заметках как нечто такое, что было "прописано" Отто Гроссу — словно он сам (психоанализ) был сильнодействующим терапевтическим наркотиком.
Отношения между этими двумя людьми становились все более интенсивными. В эти теплые летние дни Отто Гросс стал все больше заинтриговывать Юнга, который порой проводил с ним круглосуточные сеансы. "Я пожертвовал ему дни и ночи", — сказал он впоследствии Фрейду30. С ним действительно что-то случилось.
"После интенсивного анализа комплексов [Komplex-analyse] пациент признал, что ему становится все хуже", — отметил Юнг 2 июня. Неделю спустя Юнг триумфально сообщил о своем первом терапевтическом успехе: "Под постоянным анализом [его] состояние заметно улучшилось. Младенческая раздражительность [Aufregnn-деп], а также детские жалобы и позывы в настоящий момент прекратились". Но эти первые дни без наркотиков были по-прежнему трудными. 12 июня Юнг написал: "Здоров, но не отвык. Дружелюбен, но очень неустойчив, легко довести до крика, говорит и смеется жалобным голосом. Легко разозлить. Абсолютно убежден, что уже излечен. Строит самые оптимистические планы на будущее: четырехкомнатные апартаменты с прислугой, арендуемые в Мюнхене по соседству с клиникой Крапелина, с табличкой: 'Д-р Гросс, австрий-ский дипломированный врач, психотерапевт'. Младенческая эйфория при обсуждении финансовых затруднений". Юнг явственно осознавал, что Гросс совершенно игнорирует реальность и близок к мании величия. Далее у Юнга написано: "Изрисовал наружную сторону двери в свою комнату странными рисунками. Иногда расхаживает по кругу, а так обычно проводит целый день сидя или лежа на кровати в любой позе, какую только можно вообразить, например: голова под подушкой или ноги на ней. Совершенно непродуктивен".
Затем Юнг делает примечательное открытие относительно того, что в настоящий момент вызывает у него интерес: "Вернул мне толстую книгу по мифологии, заявив, что прочитал ее". Гросс должно быть позаимствовал эту книгу у Юнга, и учитывая, что доктор и пациент были коллегами, нам следует предположить, что Юнг увидел определенную уместность мифологии для понимания бессознательного разума. Раньше считалось, что интерес к подобным сопоставлениям появился у Юнга годом позже, но этот факт свидетельствует об ином.
Однако, несмотря на уверения Гросса в том, что он излечен, юн-говские заметки показывают, что Гросс по-прежнему испытывал некоторое ослабление умственных способностей и отсутствие психологического видения. "Он все время пишет, но вовсе не письма. Несмотря на многократные требования, он не в состоянии изложить результаты своего анализа в письменной форме. Лишь раз он смог сформулировать пару предложений, имеющих психологический смысл". Юнг снова комментирует грязь и беспорядок в гроссовской комнате и его растрепанный вид.
14 июня своего мужа проведала Фрида Гросс. "Впервые он вел себя спокойно и любезно". Однако вскоре он снова стал возбужденным и ребячливым. Были предприняты усилия для предотвращения более серьезного всплеска. Фрида вновь пришла к нему на следующий день, но Гросс учинил "ужасную сцену" из-за того, что его жена отказалась немедленно забрать его из госпиталя. Юнг записал, что Гросс "считал себя абсолютно излеченным и говорил, что у него разовьется невроз тревоги, если его сейчас же не выпишут. Он вел себя словно маленький ребенок. Под конец он сказал своей жене, что ненавидит ее и что с этого момента они живут отдельно". Вскоре он утихомирился.
На следующий день его настроение качнулось к противоположному полюсу: "Сегодня, — написал Юнг, — он единодушен со своей женой. Он абсолютно уверен, что может изменить ее сознание с помощью анализа". Гросс утверждал, что его жена считала себя безупречной и реагировала на его попытки проанализировать ее, задавая ему ряд, как ему казалось, "незначительных" вопросов. Юнг с радостью сообщил, что настроение Гросса улучшилось и он почувствовал, "что завершил бесценный анализ, вновь отвоевал свою жену, и в настоящий момент все складывается к лучшему". В юнговских заметках, однако, выражается скептицизм по поводу этого внезапного выздоровления.
Утро семнадцатого июня началось с обычного сеанса анализа. Юнг сообщает, что Гросс "выразил желание отправиться после выписки в длительное путешествие со своей подругой. От предложения вновь провести полгода в качестве судового врача он отказался. Он утверждает, что поскольку у него так много дел и его голова полна таким количеством идей, эта поездка невозможна. Сейчас он должен вернуться к работе, ибо он переполнен продуктивной энергией и находится в творческом состоянии духа. [А оно у него] все время очень неустойчивое, говорит он очень эмоционально, вибрирующим голосом". Больше этим двум людям общаться не довелось.
Поскольку Отто Гросс выглядел и чувствовал себя лучше, ему разрешили самостоятельно прогуляться по прилегающей к госпиталю территории. "В четыре часа дня он перелез через стену на участке А-2 и сбежал", ~ записал Юнг. "Он мог свободно попасть на этот участок. При нем не было никаких денег".
Через два дня Юнг получил от него письмо. Гросс находился в Цюрихе и просил Юнга прислать какие-то деньги. Юнг послал Фриде телеграмму, в которой проинформировал ее о побеге, но больше никаких шагов он не предпринимал. Она сообщила ему, что он обратился с просьбой дать ему деньги к своей подруге и в настоящее время, вероятнее всего, движется в сторону Мюнхена или Гей-дельберга. Мы можем лишь высказывать догадки на счет того, что думала Фрида: возможно она считала, что Гросс отправился в Мюнхен, чтобы навестить своих богемных друзей, или в Гейдельберг, чтобы воссоединиться с Эльзой Яффе.
Юнговская последняя заметка (от 19 июня 1908 г.) заканчивается просто: "Aufenthalt unbekannt" — "Местонахождение неизвестно"31.
Но только не для Эрнста Джонса. В мае-июне 1908 г. Джонс находился в Мюнхене и проходил там практику у Крапелина — презиравшего психоанализ и выгнавшего безответственного Гросса. 27 июня он сообщил Фрейду следующее:
Я не знаю, насколько вы осведомлены о деле Гросса. Он на прошлой неделе сбежал из Бургхельцли, перебравшись через стену и на этой неделе вернулся сюда. Я видел его вчера. Он выглядит намного хуже, почти как параноик (отключен от внешнего мира) и уже начал снова принимать кокаин. Он хочет возбудить судебный процесс с целью доказать ценность психоанализа, привлечь к ответственности Крапелина и продемонстрировать свое пренебрежение перед миром! Он крайне euphorisch und aufregregt [возбужден]. Это дурное занятие. Я надеюсь, что его жена намерена прибыть в Грац на следующей неделе32.

"В Гроссе я обнаружил множество аспектов моей подлинной натуры"

Из клинических заметок Юнга явствует, что его опыт лечения Гросса далеко не всегда был для него приятным. Ведь лечил он человека, который ему не нравился; а не нравился он ему в первую очередь тем, что, отвыкая от употребления сильнодействующих наркотиков, он вел себя крайне нестабильно, а временами и враждебно. Даже его личная гигиена была ужасающей. Но это еще не все неприятности: анализ закончился провалом, так как Отто Гросс сбежал. Юнг намеревался сохранить его душу для Фрейда и для будущего психоанализа. Но его ожидало фиаско. Его окончательный диагноз — dementia praecox — был явным клеймом, базировавшимся в большей степени не на клинической проницательности, а на личной неприязни.
Как бы то ни было, но именно Юнг, а не Гросс очень сильно изменился под действием анализа, в ходе которого его установка по отношению к последнему претерпела примечательную трансформацию. Анализ не был однонаправленным. На самом деле, как мы знаем из писем Юнга к Фрейду в мае-июне 1908 г., оба этих человека анализировали друг друга на протяжении многих часов, пока не проваливались в сон в полном изнеможении.
Юнг намеревался расширить применимость психоаналитического метода путем ускорения лечения. Ему хотелось впечатлить Фрейда своими огромными исцеляющими потенциями. Под конец рвение, с которым Юнг пытался разрушить все сопротивления Гросса, лишь усугубило у его пациента чувство тревоги — о чем Юнга пытался предупредить и сам Гросс. В лучшем случае, юнговское лечение прошло для Гросса безрезультатно, а в худшем — Юнг мог поставить своего пациента на грань деструкции.
Однако Юнг больше уже никогда таким не был. "Где бы я ни появлялся, он [Гросс — Ред.] анализировал меня", — сказал Юнг Фрейду 25 мая, т.е. в самом начале лечения34. "В этом плане речь шла о пользе уже для моего собственного психического здоровья". Оптимизм Юнга в эту первую неделю лечения выглядит преувеличенным. "[Гросс] - прекрасный малый, в сопоставлении с которым можно попутно понять и свои собственные комплексы". Затем Юнг неожиданно сообщает Фрейду, что он "вчера закончил анализ" и что осталось устранить лишь "небольшие и малозначительные навязчивые идеи". Клинические записи ничего подобного не отражают, а наоборот — описывают Гросса как все более вырождающегося индивида, балансирующего около точки, с которой уже нет возврата.
Юнг признавал, что его опыт лечения Гросса был "одним из суровейших за всю мою жизнь", но одновременно он признавал и то, что что-то в нем самом очень сильно изменилось. "Невзирая ни на что, он мой друг, — сказал Юнг в письме к Фрейду, датированном 19 июня, — ибо в своей основе он очень добрый и прекрасный человек с необычным умом... ибо в Гроссе я обнаружил множество аспектов моей подлинной натуры, причем в таком количестве, что порой он выглядит как мой брат-близнец (если не считать dementia praecox)"35.