Глава 3. Характеристика аналитических жанров (часть I )

 

Аналитический отчет

Аналитическая корреспонденция

Аналитическое интервью

Аналитический опрос

Беседа

Комментарий

Социологическое резюме

Анкета

Мониторинг

Рейтинг

 

Одной из наиболее примечательных черт отечественных СМИ традиционно является нацеленность их не столько на сообщение новостей, сколько на анализ, исследование, истолкование происходящих событий, про­цессов, ситуаций. В силу этого СМИ выра­ботали достаточно эффективную систему аналитических жанров. Система эта не яв­ляется чем-то раз и навсегда данным — она постоянно развивается, адаптируясь к тем задачам, которые встают перед аналитичес­кой журналистикой. Особенно заметные изменения произошли в ней в последние годы: некоторые известные жанры «моди­фицировались», а кроме того, появились новые устойчивые типы аналитических пуб­ликаций. В предлагаемой главе как раз рассматривается «срез» аналитических жанров, присущих современной периодической пе­чати.

 

АНАЛИТИЧЕСКИЙ ОТЧЕТ

 

Как уже говорилось выше, отчет как тип публикаций является одним из наиболее древних жанров журналистики. Прежде всего это касается именно той его разновидности, которая называется информационным отчетом. Существовавший долгое время в фор­ме устных сообщений, докладов императорам, царям или населе­нию о каких-то форумах, заседаниях парламентов, собраниях и других явлениях, с появлением газет такого рода отчет перекоче­вал на их страницы (он, например, представлен в первой россий­ской газете — петровских «Ведомостях»). Первоначально публика­ции, называемые ныне отчетами, носили имя «репортаж» (т.е. со­общение), но со временем репортажами стали именовать публикации, похожие на современные очерки и репортажи.

Жанр отчета активно используется в сегодняшней журналистике. Это утверждение существенно и для той его разновидности, которая называется аналитическим отчетом. Что объединяет и что различает его со «старшим собратом» — информационным отчетом?

Предметом журналистского аналитического отчета, как и от­чета информационного, выражаясь языком современной науки, является результат вербальной деятельности специально собрав­шейся группы людей, а проще говоря — выступления, доклады, речи участников всевозможных собраний, заседаний, съездов, сле­тов, конференций и т.п. Этот же предмет, разумеется, может быть отображен журналистом и в жанре заметки, репортажа, коррес­понденции присущими этим жанрам способами, языком и пр. Но данное обстоятельство отнюдь не мешает вести речь об аналити­ческом отчете как о самостоятельном жанре журналистики.

Так, если публикации информационных жанров главным об­разом констатируют ход собрания, конференции и т. п., сообща­ют, кто выступил, что сказал (или даже показывают, как сказал и как это было воспринято аудиторией), т.е. отображают внешнюю сторону предмета, то аналитический отчет «берет» в предмете другое, а именно отображает внутреннюю связь выступлений, докла­дов, речей. Свой угол отображения предмета в публикациях раз­ных жанров задает цель выступлений. Как известно, цель инфор­мационного отчета — известить аудиторию о ходе собрания, кон­ференции и т.д.

Цель аналитического отчета иная. И заключается она в том, чтобы показать взаимосвязь тех или иных суждений, оценок, вы­водов, предложений, содержащихся в речах выступавших, с ре­альными проблемами, ситуациями, процессами, существующими в данный момент в жизни города, района, страны. И, уже исходя из такого соотнесения, вынести оценку выступлениям участников того или иного форума, определить их значимость для города, рай­она, страны.

Иными словами, выступления участников предстают как бы «мостиком» для переключения внимания аудитории данного СМИ с конкретного съезда, собрания, конференции на то, что проис­ходит в жизни самой аудитории. Такой переход помогает уже са­мим читателям, слушателям, зрителям судить об описываемом съезде или собрании, об отдельных его участниках с позиции тех реальных проблем, ситуаций, процессов, в которые включены сами эти читатели, слушатели, зрители. При этом автор аналитического отчета в отличие от автора информационного отчета может не ста­вить перед собой цель сообщить обо всех выступлениях или высту­пивших, но может сконцентрировать внимание на некоторых из них, наиболее интересных с точки зрения взаимосвязи речей с реальными делами, которую он анализирует.

Отбор может производиться, например, на основе тематичес­кого единства ряда выступлений. И в этом случае автор получает возможность рассмотреть какую-то одну сторону актуальной дей­ствительности с позиций разных докладчиков. Он может сосредо­точить внимание на каком-то одном, наиболее значительном вы­ступлении и с его позиций осветить разные проблемы реальной жизни. В любом случае анализ выходит за рамки прозвучавших вы­ступлений самих по себе.

Однако это не может восприниматься автором аналитического отчета как повод для искажения содержания и формы выступле­ний участников. Он может трактовать, интерпретировать, объяс­нять эти выступления, но это должно быть сделано так, чтобы аудитория смогла легко отличить мысли самого автора от мыслей, прозвучавших в выступлениях участников форума, и представить себе объективную картину происходившего.

В зависимости от сложившейся реальной ситуации, реальной проблемы, реального процесса, с которым соотносятся выступления участников форума, журналист может сосредоточить свое вни­мание в аналитическом отчете либо на объяснении причин дан­ной ситуации, проблемы, процесса, либо на оценке их актуаль­ного состояния, либо на прогнозе их развития, либо на плане, программе действий в связи с ними. В соответствии с этим он будет обращать внимание либо на объяснения, либо на предложе­ния, содержащиеся в выступлениях и относящиеся к обсуждае­мым проблемам, ситуациям, процессам, происходящим в реаль­ности. Это в значительной степени и определит вид аналитичес­кого отчета — будет ли это отчет-объяснение, отчет-оценка или отчет-программа.

 

Из публикации «Полицейский "спрут" против мафиозного» (Новые Известия. 18 декабря. 1999)

В Хельсинки прошла конференция ЕС и России по борьбе с организованной пре­ступностью. Объединенную Европу представляли коорди­натор Европола (европейско­го ФБР, как иногда называют эту организацию) Юрген Шторбек и министр внутрен­них дел Финляндии Кари Хякямиес, большую российскую делегацию возглавлял ми­нистр внутренних дел Влади­мир Рушайло. В течение двух дней более двухсот европейских и россий­ских экспертов - следователи, работники прокуратуры, нало­говые полицейские и тамо­женники обсуждали возмож­ности совместной борьбы с организованной преступнос­тью, которая, как подчеркива­ли участники конференции, Далеко обогнала власти своих стран в процессе интеграции. Чеченская тема стала на­столько традиционной для всех международных встреч, где собираются представители Запада и России, что министр внутренних дел Финляндии даже распространил специаль­ное заявление «О невключе­нии Чечни в повестку дня кон­ференции». И тем не менее Чечня снова всплыла — на этот раз с подачи российской стороны. Владимир Рушайло высту­пил с декларацией о полити­ке России по отношению к Чечне, а во время переговоров предложил включить в число главных направлений пре­ступной деятельности, выде­ленных европейцами, — кор­рупции, отмывания денег, наркоторговли и переправки нелегальных эмигрантов, — еще одно: торговлю людьми. Инициатива Владимира Рушайло стала логическим про­должением состоявшегося в среду 45-минутного телефон­ного разговора между пре­мьер-министром Финляндии Пааво Липпоненом и Влади­миром Путиным. Российский премьер напомнил своему финскому коллеге, позвонив­шему, чтобы высказать в оче­редной раз возмущение ЕС си­туацией в Чечне, что в этой республике страдают не толь­ко беженцы, но и более 200 заложников, россиян и иност­ранцев, похищенных с целью получения выкупа. Но евро­пейцы посчитали, что залож­ники — специфический кав­казский бизнес, а Чечня нахо­дится слишком далеко от Европы, чтобы стоило вклю­чать борьбу с этим видом пре­ступности в программу совме­стных действий. Реальной причиной, заставившей Европол отказаться от внесения торговли людьми в число важ­ных направлений преступной деятельности, в кулуарах кон­ференции называли нежела­ние западных политиков «раз­мывать» общественное внима­ние в своих странах, рисуя слишком сложную картину происходящего на Кавказе. Многолетняя практика похищений людей в Чечне, так же как и нападение боевиков на Дагестан, давшее старт войне, старательно отводится на вто­рой план, чтобы не ослаблять воздействие главной мысли западной информационной кампании — о «плохой» Мос­кве и страдающем чеченском народе. Совещания экспертов про­ходили за закрытыми дверя­ми, а заключительный доку­мент конференции пестрит общими фразами типа «уси­лить» и «активизировать», но некоторая конкретика все же проглядывает за тщательно приглаженными формулиров­ками. Конференция показала, что европейским полицейским и их российским коллегам надоело ждать, пока политики и чинов­ники подтянутся с соответ­ствующими законами и инст­рукциями, которые позволят эффективно ловить междуна­родных преступников. В тексте рекомендации, составленной по итогам конференции, читаем такую любопытную фразу: «Даже в условиях отсутствия международных инструментов необходимо использовать прак­тические возможности между­народного сотрудничества. Многие проблемы можно пре­одолеть, задействовав формальные и, если надо, нефор­мальные механизмы коопера­ции». Основа будущей коопера­ции — тайный обмен инфор­мацией, к которому призвал шеф Европола Юрген Шторбек, заявив в своем обращении к участникам конференции: буквально следующее: «Осо­бую ценность Европола пред­ставляет собой безопасность — мы можем и должны гаранти­ровать конфиденциальность чувствительной развединформации, что создаст между нами доверие, которое преодо­леет барьеры государственно­го суверенитета». Министр внутренних дел Финляндии в свою очередь так­же постарался напомнить ауди­тории, что профессиональная солидарность «копов» важнее их национальной принадлеж­ности: «здесь собрались не по­литики, а люди дела». Тем, кто уже осудил про себя явное стремление международной по­лицейской братии наплевать на законодательную базу и перейти к полумафиозным методам работы, расскажу эпизод из сво­его разговора с одним из руко­водителей эстонской полиции, состоявшегося несколько лет назад. О сотрудничестве на офи­циальном уровне между Эстонией и Россией тогда не сто­ило и говорить. Кто кому силь­нее навредит, тот и считался большим патриотом. И вот этот эстонский правоохранитель, плотно закрыв дверь ка­бинета и запретив мне упоми­нать в публикации его имя, сообщает, что лично ему со­трудничать с Россией в деле борьбы с преступностью уда­ется все же неплохо. «Что, приняли закон о пра­вовой помощи?» — спраши­ваю. «Нет, не приняли, — тща­тельно выговаривая слова, от­вечает мне этот невозмутимый, шкафообразный прибалт. — Просто я еще не забыл русский язык и нашел старую запис­ную книжку с телефонами ре­бят, с которыми когда-то учил­ся в школе милиции». Поскольку не всем в Евро­пе так крупно повезло, как моему эстонскому собеседни­ку в его милицейской юности, неформальные контакты ре­шено налаживать через россий­ских и европейских офицеров связи в странах ЕС и в России. Они будут встречаться часто и регулярно — на страх всем ма­фиям. Европол уже сейчас име­ет доступ в компьютерные по­лицейские регистры сорока стран. В течение двух лет Ев­ропа предлагает создать собственный компьютерный банк данных, куда будет заносить­ся все, что касается преступ­ного мира: группировки, лиде­ры, сферы деятельности, пос­ледние оперативные данные и пр. Как сказано в заключи­тельном документе конферен­ции, решено обсудить возмож­ность подключения российс­ких милиционеров к этой бесценной копилке. Отмывание денег, неле­гальная эмиграция, угоны ав­томашин и наркотики — это меч, направленный из России в Европу, и все просьбы в этих сферах были обращены глав­ным образом к российской де­легации. В частности, Москва согласилась ускорить приня­тие закона, направленного против отмывания денег. Кро­ме того, участники конферен­ции договорились о совмест­ном давлении на оффшоры, ставшие главными финансо­выми «прачечными» мира. Будут предприняты меры по преодолению еще одной об­щей беды ЕС и России: невоз­можности вернуть владель­цам — частным лицам и стра­нам — реквизированные у преступников ценности. Евро­пейцы не могут получить из России угнанные автомобили уже после того, как факт пре­ступления доказан и авто изъято, а наша страна тщетно старается вернуть средства, похищенные из России. «Но­вые Известия» уже приводи­ли в одной из публикаций пример подобной бюрократи­ческой глупости: из бюджета России было похищено не­сколько миллионов долларов, предназначавшихся для за­купки медицинского оборудо­вания. Совместная шведско-российская полицейская опе­рация привела к поимке преступников, но изъятые у них остатки средств — около миллиона долларов — ушли в шведский бюджет. «Нет зако­нодательной базы для возвра­щения», — смущенно сообщил мне сотрудник шведской про­куратуры, руководивший рас­следованием. Российская сторона обра­тилась к европейцам за помо­щью в борьбе с двойными фактурами. Через Финлян­дию поступает основная часть европейского импорта в Рос­сию, и обычной практикой стал ввоз грузов по фальшивым на­кладным. Финские и прочие западные фирмы выписывают два пакета документов. Пер­вый, где указаны точные коли­чество и цена товара, предназ­начен для финской стороны. Второй, где цифры значитель­но занижены, предъявляется на российской границе. Бюд­жетные потери от невыплачен­ных таможенных сборов со­ставляют миллиарды долла­ров, но финские власти до сих пор не проявляли рвения в борьбе с этим явлением. Фин­ские газеты объясняют это тем, что в данном случае возника­ет конфликт между законом и национальными интересами. Двойные фактуры помогают поддерживать импорт из Фин­ляндии на высоком уровне, а потерянные деньги — россий­ские проблемы. На конференции было ре­шено, что общие интересы все же важнее узконациональных (не пойди финны нам навстре­чу с фактурами, мы Европу бе­женцами завалим и угнанные машины по-прежнему возвра­щать не будем). Совместная операция «Двойная фактура» Европола и российских право­охранительных органов будет проведена в самое ближайшее время и станет «пилотным» проектом в полицейском со­трудничестве ЕС и России. Первые результаты общих уси­лий Европы и России по борь­бе с организованной преступ­ностью будут проанализирова­ны в мае 2000 года.

Если взглянуть на данную публикацию с точки зрения перечислен­ных выше особенностей аналитического отчета, то мы можем заметить, что ряд их как раз и присутствует в данном тексте. В частности, автора отчета интересует главным образом не то, где происходит конферен­ция, кто в ней участвует, какие вопросы на ней обсуждаются (хотя, разумеется, обо всем этом он пишет), а то, как именно обсуждаются различные вопросы, как темы обсуждения связаны друг с другом, что управляет теми решениями, которые выносят участники конференции, почему они поступают именно так, а не иначе. Пытаясь ответить на эти вопросы, автор отчета как раз и осуществляет анализ содержания дан­ной конференции. При этом он обнаруживает и свою собственную пози­цию, что становится заметным прежде всего по суждениям, подобным, например, такому: «Совещания экспертов проходили за закрытыми две­рями, а заключительный документ конференции пестрит общими фра­зами типа «усилить» и «активизировать», но некоторая конкретика все же проглядывает за тщательно приглаженными формулировками». Хотя оценка, в частности, совещанию экспертов автором вынесена предельно сдержанно, тем не менее становится ясно, что, по мнению автора, эксперты, несмотря на желание сгладить остроту сложившейся ситуации, все же под давлением реальных обстоятельств вынуждены при­нимать конкретные решения. «Присутствие» автора в тексте отчета становится еще более явным, когда, рассуждая о значимости международной солидарности блюстите­лей закона в борьбе с преступностью, он привлекает имеющийся у него «прошлый опыт», обращаясь к ассоциативному методу осмысления деятельности конференции: «Тем, кто уже осудил про себя явное стремле­ние международной полицейской братии наплевать на законодательную базу и перейти к полумафиозным методам работы, расскажу эпизод из своего разговора с одним из руководителей эстонской полиции, состояв­шегося несколько лет назад». (И далее последующие три абзаца.— А. Т.) Данный факт, так сказать, извлеченный журналистом из своих «за­писных блокнотов», служит ему в качестве аргумента в пользу утвержде­ния о том, что настоящие полицейские всегда могут найти общий язык в борьбе с преступностью, независимо от имеющейся международной юридической базы. В тексте отчета можно найти и другие примеры по­добного рода.

 

Включение в текст развернутых рассуждений автора, как в дан­ном случае, так и во многих других подобных публикациях (наряду с развернутыми рассуждениями иных, «фигурирующих» в отчетах лиц), как раз и делает их аналитическими.

в начало

 

АНАЛИТИЧЕСКАЯ КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ

 

Журналисты российской прессы понятие «корреспонденция» употребляли уже в XVIII в. Однако надо иметь в виду, что доста­точно долго корреспонденциями называли любые публикации на страницах газет, журналов (заметки, письма читателей, отчеты и т.д.). Лишь в конце XIX в. это понятие стало связываться с опре­деленным жанром. Сущность этого жанра становится понятной в результате выявления особенностей публикаций, «подводимых» под него^17[1]. Предметом аналитической корреспонденции могут быть ка­кие-либо события, явления, феномены. В этом отношении она близ­ка таким, например, жанрам, как репортаж, отчет, информаци­онная корреспонденция.

Однако аналитическая корреспонденция отличается от назван­ных жанров степенью «присутствия» в тексте других жанрообразующих факторов. Например, цель репортажа — дать наглядное, «жи­вое» отображение «предметного» события (поэтому репортер ис­пользует главным образом при сборе материала метод личного наблюдения; нет наблюдения — нет репортажа). Цель отчета — точ­но отобразить «информационное событие» (выступления, доклады, отчеты), изложив все происходившее в точной последовательности (или даже проанализировав происходящее), используя при этом фрагменты выступлений или сообщений. Цель информационной корреспонденции — сообщить нечто о «предметном» событии, используя при этом (в отличие от репортажа) не столько «живое» наблюдение, сколько «свернутый» пересказ происходившего.

Цели аналитической корреспонденции иные. Она также содер­жит в себе сообщение о событии, явлении. Это сообщение может включать в себя как «живое» наблюдение, фрагменты каких-то выступлений, так и «свернутый» пересказ происходившего. Одна­ко само сообщение не является самоцелью. Оно лишь дает пред­ставление о событии, предваряющее его истолкование. Именно это истолкование отличает в первую очередь аналитическую коррес­понденцию от репортажа, отчета, информационной корреспон­денции.

Истолкование представляет собой выяснение причин события, явления, определение его значимости, ценности, прогнозирова­ние его развития и т.д. В силу этого автор аналитической коррес­понденции неизбежно использует теоретические методы позна­ния — анализ, синтез, индукцию, дедукцию и др. Двусоставность современной аналитической корреспонденции (сообщение о яв­лении плюс его истолкование) сближает ее с другим жанром — комментарием. Но между аналитической корреспонденцией и ком­ментарием есть существенное различие.

Оно заключается в том, что «первоисточником» сообщения для аудитории о каком-то явлении, событии (которое затем истолко­вывается) в корреспонденции всегда является автор публикации. Именно он «корреспондирует» с места события, он же интерпре­тирует происшедшее, опираясь при этом на мнения участников и свидетелей события, на свои собственные непосредственные на­блюдения. Комментарий же всегда публикуется по следам уже из­вестного данной аудитории (например, из оперативного инфор­мационного сообщения) события. При комментировании истол­кование события основывается в большей мере на других известных фактах или относительно общих мнениях, предположениях, оцен­ках, которые чаще всего высказывает авторитетное для аудитории лицо, специалист-эксперт.

Аналитическая корреспонденция отличается также и от ста­тьи.

Цель статьи — обосновать суждение (суждения) по поводу ка­кого-то общезначимого явления, процесса, ситуации, имеющих место в жизни общества, в каких-то сферах деятельности. Причем такие события, процессы, ситуации, как правило, имеют боль­шие последствия для общества, отдельных социальных групп. По­этому предметом статьи являются не отдельные факты (события), а те закономерные причинно-следственные отношения, которые порождают такие (обычно однородные) факты, события. В ходе доказательного рассуждения автор как раз и устанавливает связи между отдельными фактами, возникшими на «поверхности» жиз­ни, событиями, явлениями и теми закономерностями, теми при­чинами, которые их порождают и остаются скрытыми от прямого наблюдения.

При этом приводимые факты, обсуждаемые события, явле­ния служат аргументами в пользу общего суждения об их причи­нах, о закономерностях, их породивших. В аналитической же кор­респонденции речь идет о каком-то одном событии. Оно всесто­ронне обсуждается, выявляются его качества, ему выносится оценка, прогнозируется его развитие, указываются его причины.

Таким образом, центральным предметом аналитической кор­респонденции является один значительный факт, все остальные детали, примеры, суждения служат «вспомогательным» материа­лом для его всестороннего освещения. Названные обстоятельства четко разграничивают жанр аналитической корреспонденции и жанр статьи. Присущие аналитической корреспонденции харак­терные признаки отличают ее и от других жанров.

 

Из публикации «Поцелуй молнии» (Комсомольская правда. 8 сентября. 1999)

«Иди домой, иди!» - весь вечер уговаривала Далю мама. Та только отмахивалась: неког­да. Работы на огороде невпро­ворот, лето нынче в Литве сто­ит жаркое, только успевай по­ливать. И как на небе вдруг громыхнуло! И далеко-далеко впереди одиноко сверкнула молния. Это был последний «кадр» из жизни молодой ли­товской женщины Дали Ралене. Из ее первой жизни. Что было дальше, ей потом рассказали соседи. Словом, никто толком так ничего и не понял: на землю не пролилось ни капли дождя. Все слыша­ли, как замычала корова (просто вприсядку сплясала — рассказывали мужики), и ви­дели, как с огорода Довидайтисов взметнулся к небу пыльный столб. А потом мама Дали До­ната поворачивается и видит: лежит ее дочка на земле белая-белая, а одежда на ней вся по­рвана и кроссовки на ногах — будто собаки драли... Но чудо вовсе не в том. Чудо будет потом, когда До­ната закричит над полумерт­вым дочкиным телом. Во-пер­вых, с соседних грядок момен­тально прибежит медсестра Рома Гидрайтене и быстро начнет делать массаж сердца. Во-вторых, соседи сообразят тут же позвонить в городскую больницу — и через три мину­ты (!) на поле влетят сразу две машины «скорой помощи». Потому что (это уже в-треть­их) хорошо знал дорогу шофер — у него у самого огородик там же. В общем, фельдшер Альдона Лякавичене прикрикну­ла на Далину маму, которая, мешая, простодушно пыталась прикрыть дочкину наготу, и без промедления начала делать искусственное дыхание... Сама же Даля не была в тот момент ни на том свете, ни на этом. Наконец она в первый раз вздохнула. «В машину!» - ско­мандовала Альдона. И тут Далино сердце, будто засомневав­шись, стоит ли ему возвращать­ся в этот мир, остановилось еще раз... Даля рассказывала потом, как было ей хорошо-хорошо, как не бывает, а где-то вдалеке ласково и нежно светился незнакомый добрый свет... «Может, выживет, а может, и нет», — неопределенно сказали Далиным родителям в реа­нимации. Молнии в Литве этим летом охотились за многими. Вот так же точно убило двух женщин примерно того же воз­раста, что и Даля. Но чтобы пос­ле такого мощнейшего удара человека удавалось вернуть к жизни, медики не помнят. Ро­дители Станиславас и Доната Довидайтисы, в ту ночь так и не заснули... Отец приходил в себя от радости — ему-то про­кричали с улицы, что дочку убило, а она хоть и не шевелит­ся, но вроде бы жива. Мать, на­оборот, плакала от ужаса и без конца вспоминала утренний сон, вдруг оказавшийся проро­чеством: приснились ей умер­шие родители. И с ними Даля в разорванной одежде — точь-в-точь, как она несколько часов спустя лежала на поле. А утром Даля неожиданно для всех открыла глаза. «На­верное, умирать мне еще было не время, — философски объяснила она потом свое вос­кресение. — Что со мной, где я?» — спросила она медсестер, напряженно вслушиваясь в их слова, — уши у нее как будто бы были заложены ватой. «Не может быть! Это просто сол­нечный удар!» — категоричес­ки отрезала после их расска­за. Потом посмотрела на безоб­разное красное пятно на шее, от которого тянулась, опутывая тело и выныривая где-то под коленкой, длинная кровавая веревочка, на опаленные воло­сы, на перепуганную дочку и постаревших родителей — и только тогда по-настоящему испугалась. Божья кара? Или отмети­на? Вообще говоря, гром и молния в литовских поверьях означают больше, чем просто стихию. Помните сказку про русалку Юрате и рыбака Каститиса? Будто бы полюбили они друг друга, а самый глав­ный литовский языческий бог Перкунас разгневался, напус­тил на них молнии и разрушил янтарный замок — вот почему Балтийское море кусочки ян­таря на берег и выбрасывает. Шутки шутками, но в литовс­ких поверьях до сих пор счита­ют, что если в твой дом удари­ла молния, значит ты круто нагрешил — просто так небо тебя наказывать не будет. Молний боялись, а маленьких детей в деревнях заставляли креститься, как только с неба неслись первые громовые рас­каты. Мне рассказывали исто­рию одной реально существо­вавшей в Литве женщины по прозвищу Московчиха, кото­рая в несчастном 1924 году на­писала донос на своего двою­родного брата Савелия Мали­новского — на имущество позарилась. Того сослали в Сибирь, а алчную сестрицу всю жизнь потом преследова­ли молнии. Сначала во время грозы сгорел дом - она пере­селилась в хлев. Через полго­да молния ударила и туда. Пе­реехала в баню — еще через некоторое время небо испепе­лило баню. И умерла она страшно: прокляв все на свете и распродав имущество, поеха­ла к дочке в Ленинград. Тело вернули на родину с полдоро­ги. Поэтому Даля Ралене те­перь страшно мается: ну что она сделала в своей жизни не так? Не цеппелины же с кот­летами, рядом с которыми проходит ее профессиональ­ная жизнь в школьной столо­вой! А может наоборот, Бог таким странным образом хо­чет намекнуть, что есть у нее в жизни какая-то важная мис­сия, кроме борщей и щей, если вопреки всем законам приро­ды небо оставило ее жить? Врачи-материалисты счита­ют, что небо тут ни при чем, а спасло Далю Ралене стечение обстоятельств. Во-первых, то, что перед самым выходом из дома она упрямо искала на чер­даке резиновые кроссовки — хотелось ей пойти на поле именно в них, и все тут. А во-вторых, то, что рядом оказалось железное ведро — молния, вып­рыгнув из Далиного тела, на­шла объект поинтереснее да там и затихла. Ну а Далина мама Доната, женщина набожная, верит своим святым и молит­ся теперь сразу трем женщи­нам — деве Марии, медсестре Роме и фельдшеру Альдоне. Просто небу понравилась эта семья. Тридцатишестилетняя Даля — человек молчаливый и застенчивый, теперь вроде как местная знаменитость. Во всяком случае, найти ее в ак­куратном городке Кяльме, где тихие улочки криво разбега­ются в стороны от роскошно­го католического собора, не представляет труда: дом ее родителей знают все. То жур­налисты разыскивают эту ули­цу, то паломники: почему-то считается, что после возвраще­ния к жизни Даля должна стать провидицей, ведьмой, или, на худой конец, — экст­расенсом. Сама Даля такого внимания к себе стесняется. Поскольку никаких чудодей­ственных сил в себе не ощу­щает, наоборот, спит все время, как маленький ребенок, и пла­чет по пустякам и без. Един­ственное — чувствует себя при этом на десять лет моложе, чем раньше. Наверное потому, что раньше ей казалось, что жизнь наполовину прошла, а теперь — что стрелки опять в самом на­чале циферблата. До того зло­получного вечера думалось: все мечты сбылись (они, кста­ти сказать, были нехитрыми: окончить школу, выучиться на повара и выйти замуж), а те­перь: ну нет, мы еще поживем, если так!.. В общем, вторая жизнь Дале Ралене нравится куда больше, чем первая. И дней рождения теперь у нее будет два: один — 6 июня, вме­сте с Пушкиным, второй — 19, вместе с молнией, которая столь необычным образом ра­зукрасила ее тело и биогра­фию. Через несколько дней пос­ле того, как ее выписали из больницы, небо над городом вновь затрепетало под удара­ми грома, Даля сжалась вся, а потом успокоилась: это не к ней. На поле в первый раз тоже немножко боялась идти — на том месте, где она упала, мама вбила колышек и крес­тится на него сейчас, как на церковь. А вот разорванную одежду и кроссовки они сразу выбросили — закопали от гре­ха подальше. Между прочим, семейная легенда хранит воспоминания Далиной бабушки, как та, бу­дучи ребенком, смотрела на грозу у открытого окна, и ша­ровая молния, влетев в ком­нату, обожгла ей живот, надол­го оставив на теле след в виде вишневой загогулинки. «Так, может, молниям просто нра­вятся женщины вашего рода? И они теперь будут бегать за вами всю жизнь?» — обрадо­валась я сенсации. Даля вздрогнула. — Может, все-таки больше не будут? — тоскливо прошеп­тала она. И опасливо покоси­лась на красный шрамик на шее. Кстати, как объяснили нам в Санкт-Петербургской Глав­ной Геофизической обсервато­рии им. Воейкова, на сегодняш­ний день наука не знает при­чину привязанности молнии к человеку. Что касается конк­ретного дома, сарая или сада, в которые Зевс с завидным по­стоянством посылает небес­ный огонь, — с этим как раз все ясно: молнии выбирают места повышенной проводимости почвы. Так что, судя по всему, на огород Дали Ралене они теперь будут прилетать регулярно. Но почему некото­рых людей молнии не оставля­ют в покое даже после смер­ти, разрубая надгробия и сжи­гая кресты, преследуя бабушку и внучку или поочередно уби­вая всех мужей болгарки Мар­ты Майкия, — наука пока объяснить не в силах. Един­ственный способ уберечься от этого огненного поцелуя - при­сесть во время грозы на кор­точки. Молния любит выби­рать самую высокую точку и ставить на место того, кто не склоняет перед ней головы.

В основе этой публикации лежит описание достаточно необычного события — спасения человека, пораженного ударом молнии. Именно этому событию посвящена основная часть публикации. Описывая его, журналист использует информацию, полученную от самой пострадав­шей, ее родителей, ее спасителей, других людей. Описанием самого со­бытия дело не ограничивается. Автор осуществляет причинно-следствен­ный анализ случившегося, ищет ответ на вопросы, которые мучают Далю Ралене, ее родителей, их знакомых: почему молния угодила именно в эту женщину? Почему она все-таки оказалась живой? На пути этого поиска журналист обращается к воспоминаниям се­мьи Довидайтисов о том, что в их роду уже были пострадавшие от уда­ров молнии. Возможно, причина происходящего — на небесах? — спра­шивает себя журналист вместе с жителями провинциального литовского городка. Может, боги рассердились за что-то на Ралене? Или же хотят намекнуть, что она занимается в этом мире не тем делом, каким надо? В конце публикации приведен комментарий специалистов, который до­полняет попытки мистического объяснения события отчасти известны­ми, реальными физическими законами. Причинно-следственный анализ в публикации сопровождается оце­ночными и прогностическими суждениями, рекомендациями, как вес­ти себя при встрече с молнией. Все это — методы истолкования предме­та отображения, присущие именно аналитической журналистике. Особенностью данной публикации является то, что она написана живым эмоциональным языком и, кроме всего прочего, дает наглядное представление о событии.

 

Возникает вопрос: а нельзя ли в связи с этим отнести текст к разряду репортажа? Вероятно, подобное можно было бы сделать, если бы автор лично наблюдал все происходившее и ограничился бы при этом только описанием события, не углубляясь в причин­но-следственный анализ. Хотя следует сказать, что в практической журналистике не всегда обращают внимание на такие «тонкости» и живо написанные корреспонденции нередко публикуются под рубрикой «репортаж» (часто это происходит и в силу того, что настоящих репортажей изданиям обычно не хватает).

в начало

 

АНАЛИТИЧЕСКОЕ ИНТЕРВЬЮ

 

Жанр интервью является результатом «закрепленности» в жур­налистском тексте формы получения автором этого текста опре­деленных сведений о действительности с помощью метода интер­вью. Как известно, сам по себе метод интервью относится не к теоретическим, а к эмпирическим методам^18[2] (о чем говорилось выше). Очевидно, по этой причине и жанр интервью часто отно­сят к информационным жанрам, базирующимся именно на ин­формации, полученной в результате применения эмпирических методов исследования.

При этом как бы остается в тени тот факт, что интервью, как и другие эмпирические методы, применяется для получения исход­ных сведений, необходимых для подготовки не только информаци­онных выступлений, но и аналитических. Информация, полученная методом интервью, может быть трансформирована и представлена, например, на газетной полосе в виде корреспонденции, отчета, реп­лики, статьи. Это значит, что использование данного метода при сборе информации еще не порождает автоматически жанр интервью. Лишь, как было сказано выше, в случае яркой проявленности в тексте «хода» применения этого метода он может определять форму такой публикации как диалогическую, вопросно-ответную.

По этому доминирующему признаку текст может быть назван жанром интервью. Однако то, к какой группе жанров можно при­числить конкретное интервью — информационным или аналити­ческим, зависит уже от содержания текста, изложенного в форме интервью. Если информационное интервью несет в себе лишь сооб­щение о факте, отвечая на вопросы: кто? Что? Где? Когда?, то аналитическое интервью, кроме того, содержит и анализ факта, отве­чая при этом на вопросы: почему? Каким образом? Что это значит? и т.д. Роль автора аналитического интервью заключается прежде все­го в том, что своими вопросами он задает прежде всего направление анализа, который обычно осуществляет само интервьюируемое лицо.

С этой целью вопросы формулируются таким образом, что они требуют освещения узловых моментов какого-либо события, явле­ния, процесса, ситуации.

Если журналист берет интервью у мэра по поводу внезапного нашествия крыс на город, он может «запрограммировать» анали­тический характер своего выступления, поставив вопросы таким образом:

— Как вы думаете, что значит это событие для нашего города?

— Во сколько миллионов рублей оно обойдется налогопла­тельщикам?

— Что явилось причиной этого события? Какие факты, циф­ры, документы подтверждают ваше мнение по этому поводу?

— Кто понесет за это ответственность и какую?

— Как будет развиваться это событие дальше? Какие основа­ния имеет ваш прогноз? Какие срочные меры предпринимают и еще будут предпринимать власти? И что должны делать простые горожане?

Подобные вопросы побудят собеседника излагать свои знания, предст<