Предстояло прикрывать проход танкистов через разбитые и перепаханные

Артиллерией вражеские укрепления, расчищать и охранять воздух над

Наступающими танкистами. Стеречь воздух? Все равно. В таком

Напряженном сражении и это не могло быть пустым вылетом. Где-то там, в

Небе, рано или поздно встретится враг. Вот она, проба сил, вот где

Мересьев докажет, что он не хуже любого другого летчика, что он

добился своего!

Алексей волновался. Но это не был страх смерти. Это не было даже

Ощущением опасности, свойственным и самым храбрым, хладнокровным

людям. Его заботило другое: проверили ли оружейники пулеметы и пушки;

Не отказал бы мегафон в новом, не опробованном в бою шлеме; не отстал

Бы Петров, не зарвался бы он, если доведется ввязаться в драку; где

Палка - не потерялся ли подарок Василия Васильевича; и даже: не стянул

Бы кто-нибудь из землянки книжку - роман, дочитанный вчера до самого

Интересного места и впопыхах забытый на столе. Он вспомнил, что не

Попрощался с Петровым, и уже из кабины помахал ему рукой. Но тот не

Видел. Лицо ведомого в кожаной рамке шлема пылало красными пятнами. Он

Нетерпеливо следил за поднятой рукой командира. Вот рука опустилась.

Закрылись кабины.

Тройка машин фыркнула на старте, тронулась, побежала, за ней

Потянулась другая, и уже приходила в движение третья. Вот первые

Самолеты скользнули в небо. Вслед за ними разбегается звено Мересьева.

Уже внизу покачивается из стороны в сторону плоская земля. Не теряя из

Виду первой тройки, Алексей пристраивает к ней свое звено, а сзади,

Впритык к ним, идет третье.

Вот и передовая. Рябая, изъязвленная снарядами земля, напоминающая

Сверху пыльную дорогу, на которую упали первые щедрые потоки ливня.

Изрыты, вскопаны ходы траншей, маленькие прыщики блиндажей и дзотов

Топорщатся бревнами и кирпичом. Желтые искры вспыхивают и гаснут по

Всей истерзанной долине. Это и есть огонь великого сражения. Каким

игрушечным, маленьким и странным кажется все это сверху! Не верится,

Что там, внизу, все горит, ревет, сотрясается и смерть гуляет по

Изувеченной земле, в дыму и копоти, собирая обильную жатву.

Они пролетели над передовой, дали полукруг над вражеским тылом,

Опять перемахнули линию боя. Никто не стреляет по ним. Земля слишком

Занята своими тяжелыми земными делами, чтобы обращать внимание на

Девять маленьких самолетов, змейкой летающих над ней. А где же

танкисты? Ага! Вот они. Мересьев увидел, как из яркой зелени

Лиственного леса один за другим стали выползать на поле танки, похожие

Сверху на неповоротливых сереньких жучков. Через мгновение их высыпало

Уже много, но новые и новые лезли из пенистой зелени, тянулись по

Дорогам, пробирались лощинами. Вот первые уже взбежали на горку,

Достигли вспаханной снарядами земли. Красные искорки стали слетать с

Их хоботков. Даже ребенка, даже нервную женщину не испугала бы эта

Гигантская танковая атака, этот стремительный набег сотен машин на

Остатки немецких укреплений, если бы они наблюдали ее с воздуха, как

Наблюдал ее Мересьев. В это время сквозь шум и звон, наполнявший

Наушники шлема, он услышал хриплый и вялый даже сейчас голос капитана

Чеслова:

- Внимание! Я - "Леопард-три", я - "Леопард-три". Справа

"лаптежники", "лаптежники"!

Где-то впереди увидел Алексей короткую черточку командирского

Самолета. Черточка покачалась. Это означало: делай, что я.

Мересьев передал эту же команду назад своему звену. Он оглянулся:

ведомый висел с ним рядом, почти не отрываясь. Молодец!

- Держись, старик! - крикнул ему Мересьев.

- Держусь, - отозвалось ему из хаоса, треска и шума.

- Я - "Леопард-три", я - "Леопард-три". За мной! - прозвенело в

Ларингофоне.

Враг был близко. Чуть ниже их в любимом немцами строю - двойным

Гусем - шли одномоторные пикировщики Ю-87. Они имели неубирающиеся

Шасси. Шасси эти в полете висели под брюхом. Колеса были защищены

Продолговатыми обтекателями. Было похоже, что из брюха машины торчат

Ноги, обутые в лапти. Поэтому летная молва на всех фронтах и окрестила

их "лаптежниками". Знаменитые пикировщики, стяжавшие себе разбойничью

Славу в боях над Польшей, Францией, Голландией, Данией, Бельгией и

Югославией, немецкая новинка, о которой в начале войны пресса всего

Мира рассказывала столько страшных историй, - быстро устарели над